скачать книгу бесплатно
– Ты что, сожрала его?
– А ты как думал! – Старуха мерзко захихикала.
– Убью! – прорычал Добровол и бросился на ведьму, однако споткнулся об камень и растянулся на траве.
Немного полежав неподвижно, Добровол снова зашевелился, нашарил в траве отвалившуюся челюсть, кое-как приладил ее на место и сел на траве.
– Что ж мне теперь делать? – горестно проговорил он. – Как справиться с сей бедой?
– Разожги большой костер и прыгни в него, – посоветовала Мамелфа. Это будет красивая смерть. Но гляди, ты должен сгореть целиком, до самого последнего кусочка. Если останется рука – она продолжит жить, даже если остальное тело превратится в пепел.
– Не того я хотел, когда испрашивал для себя вечную жизнь, ведьма, – со вздохом проговорил князь. – Значит, мне никогда уже не стать прежним?
– Никогда, – отрезала старуха. – Если только…
Лесная ведьма интригующе замолчала, и князь резко и нетерпеливо подался вперед.
– Если только – что?
Мамелфа прищурила слезящиеся старушечьи глазки и сказала:
– Есть один способ. Но труден тот способ чрезмерно.
– Говори! – потребовал князь.
– Ты должен найти того, кто сотворил с тобой такое, и съесть его сердце.
– Съесть?
Ведьма кивнула.
– Да, съесть! Сожрать! Слопать!.. Но главное – сердце это должно быть еще живым!
– И тогда я стану прежним? И перестану рассыпаться на куски?
Ведьма мерзко улыбнулась своими запавшими, тонкими губами.
– Да, князь, ты станешь прежним. В твоей груди снова забьется живое сердце. Но бессмертие ты потеряешь. Нелегкий выбор, верно?
Князь сжал кулаки и произнес плаксивым голосом:
– Я не справлюсь с Первоходом. Один выстрел из громового посоха – и я рассыплюсь в пыль. Помоги мне, ведьма! Ты ведь можешь, я знаю!
– Могу, – кивнула Мамелфа. – Но это тебе не понравится. Я могу сделать тебя сильным и ловким, как лесная рысь. Но ты потеряешь себя и не найдешь до тех пор, пока не съешь сердце Первохода.
На уродливом, склеенном из неровно подогнанных кусков плоти лице Добровола появилось недоумение.
– Я тебя не понимаю, ведьма, – прохрипел он. И тут же поправился, испугавшись, что Мамелфа откажет в помощи: – Но я готов сделать все, что ты скажешь! Все, слышишь! Только сделай меня таким же сильным, как Первоход.
Некоторое время ведьма молчала, потом заговорила негромким, таинственным голосом:
– Ты слыхал про чудны€е вещи?
– Конечно!
Ведьма выпростала из-под складок своего ветхого балахона руку и протянула Доброволу гриб, похожий на бледную поганку, только такой пузатый, будто его надули.
– Это чудно€й гриб, – сказала она. – Называется молокун. Съешь его – и начнешь жизнь с чистой берестинки.
– Как это? – не понял Добровол.
– А так. Не будешь помнить ничего, кроме одного – найти и убить Первохода и съесть его сердце.
– Это что же… я стану беспамятным, как младенец?
Мамелфа кивнула.
– Да. Но сила у тебя будет не младенческая.
Добровол подозрительно прищурился.
– Сгубить меня вздумала, старая?
– Не хочешь – не бери, – обиженно шмыгнув носом, сказала ведьма и убрала было гриб, но Добровол быстро схватил ее пальцами за тощее, морщинистое запястье.
– Мне уже все равно, ведьма, – с горечью выговорил он. – Сгубишь, туда и дорога. Давай своего «молокуна».
Мамелфа разжала пальцы, и белый гриб выкатился прямо князю в ладонь. Несколько мгновений Добровол разглядывал его, а затем сунул в рот и стал жевать.
Еще с полминуты князь сидел на траве, усиленно работая челюстями, а потом глаза его закатились под веки, и он тяжело, будто куль с мукой, повалился на землю.
Мамелфа сидела на своем пне и напряженно смотрела куда-то мимо Добровола. И вдруг тень Добровола на траве дрогнула, хотя сам он продолжал лежать. Затем тень вытянула руки, приподняла их над травой, ухватилась пальцами за торчащий из земли корешок и крепко его сжала.
Мамелфа стряхнула оцепенение, выпрямилась и облегченно вздохнула.
– Ну, пошло дело! – проговорила она и, довольно захихикав, потерла тощие ладони. – Более я тут не надобна. Прощай, Добровол-князь!
Она широко развела руки в стороны, а потом резко хлопнула в ладоши. От того места, где сидела Мамелфа, взлетело вверх густое, темное облако, а когда облако рассеялось, на пеньке никого уже не было.
8
Деревенская девка Смирена, отправляясь по грибы, никогда не заходила в чащобу. Но на этот раз грибов было так мало, а желание принести домой хоть что-нибудь было так велико, что Смирена, сама того не ведая, прошла через «свой» лесок, миновала две версты по глушняку и сама не заметила, как вышла к большой дороге, ведущей к Хлынь-граду. В корзинке ее было не более десятка молоденьких опят.
Поняв, что зашла слишком далеко, Смирена не стала тревожиться и мысленно поблагодарила лешего за то, что не завел ее в те места, откуда нет выхода. Перед тем как повернуть назад, она решила немного передохнуть. Опустила корзинку с грибами, а сама села на пенек и вытянула гудящие от усталости ноги, одетые в новые лапоточки.
Сперва она думала о грибах, о том, как их нынче мало, и как стыдно возвращаться с полупустой корзинкой домой. С грибов мысли Смирены сами собой перескочили на молодого парня Деженя, который вот уже две недели повсюду преследовал ее, не давал ей проходу и даже норовил увязаться за нею в лес. Некрасивый был парень, но настойчивый. Смирена вдруг подумала, что ежели он и дальше будет таким настойчивым, то рано или поздно добьется своего. Устыдившись подобных мыслей, Смирена покраснела.
«Он ведь и сейчас может за мной следить, – подумала она. – С этакого станется».
Смирена оглянулась по сторонам, но, ясное дело, никакого Деженя поблизости не увидела.
Отдохнув, Смирена поднялась, чтобы идти домой, да вдруг замерла. Ей показалось, что где-то поблизости шелохнулась ветка. Смирена была не робкого десятка, а потому крепче сжала в руке корзинку и окликнула:
– Эй! Кто там? Эй, кто там ходит? Покажись!
Несколько мгновений ничего не происходило, а потом из-за дерева вышагнула светлая фигура. Смирена прищурила близорукие глаза, надеясь разглядеть фигуру получше, но сгустившиеся сумерки не позволили ей этого сделать.
– Дежень, это ты?
– Да… – донесся тихий ответ.
Смирена облегченно вздохнула.
– Ну, слава Белобогу. А я уж подумала – не душегуб ли какой. Зачем ты за мной увязался, Дежень?
Ответа не последовало. Смирена нахмурилась (ох и настойчивый же парень этот Дежень, ну как на такого не гневаться?).
– Чего увязался? – строго повторила Смирена. – В провожатые набиваешься? А ну – отвечай!
– Да…
Смирена усмехнулась.
– А с чего ты решил, что я возьму тебя в провожатые? Нешто не знаешь, что за мной ухаживает Братша Кривов сын?
Дежень молчал, переминаясь с ноги на ногу. «Надо бы с ним помягше, – подумала Смирена. – А то еще убежит. С него станется».
– Ладно, не бойся, – смилостивилась она. – Хошь провожать, провожай. Но только чтобы не лапал! А то Братше пожалуюсь!
Дежень и на этот раз не шелохнулся.
«Да что же это за мужик такой! – возмутилась Смирена. – Не мужик, а снежный молчун!»
– Ну! – подбодрила нерешительного парня Смирена. – Чего стоишь? Подойди сюды!
Парень еще немного постоял, явно собираясь с духом, а потом тронулся к Смирене.
Чем ближе он подходил, тем тревожнее делалось лицо Смирены. Проклятая близорукость! На какой-то миг ей показалось, что парень голый, однако она тут же прогнала от себя эту мысль как вздорную.
Сердце ее, однако, забилось чаще. Смирена подняла правую руку к лицу, прижала палец к кончику верхнего века и слегка натянула кожу. Этот прием, известный всем близоруким людям, всегда срабатывал. Сработал он и сейчас. Расплывчатая фигура обрела четкость, а Смирена схватилась свободной рукой за сердце и попятилась.
Она хотела побежать, закричать, завопить, но ледяной страх сковал ее тело, а в горле от накатившего ужаса сперло дыхание. Белая фигура все приближалась, и теперь уже Смирена отчетливо видела, что у фигуры той, белой, безволосой, нет ничего, что могло бы отнести ее к мужскому или женскому роду, только гладкая и словно бы влажноватая кожа. А лицо… лица у него будто и не было. Лишь две темные впадины вместо глаз и такая же темная впадина на том месте, где полагалось быть рту.
Рот стал расширяться, растягиваться, и вот он уже достиг размеров большого дупла, а потом это черное дупло стало надвигаться на Смирену. И все, что она смогла, это закрыть глаза и прошептать:
– Ой, Ладо, матушка, избавь от злого чудища!
А в следующий миг что-то холодное обволокло ее голову, и Смирена, не успев даже крикнуть, потеряла сознание от дикой боли.
…Прошло не меньше десяти минут, прежде чем глаза девушки снова открылись. Она рывком села на траве и оглядела свое тело. Тело было абсолютно голое и безволосое. Чуть обвисшие бугорки грудей, слегка выпирающий живот, полоска между пухлыми бедрами, длинные голени. Все в точности словно у настоящей женщины. Не хватало только крошечной впадинки пупка.
Несколько секунд Смирена размышляла, не следует ли исправить ситуацию с помощью острой ветки? Потом решила, что не следует. Живот ее никто не увидит, главное – не забыть одеться. Но где же одежда?
Смирена вновь огляделась. Рядом с собой она увидела ворох одежды, но ворох этот был испачкан кровью, и из него торчало что-то страшное. Что-то такое, что прежде было руками, ногами и головой, а теперь больше напоминало обгорелые головешки.
Смирена вздохнула и, брезгливо поморщившись, протянула руку за платьем.
Одевшись, она прочистила горло кашлем, выплюнув комок липкой слизи, и опробовала голос:
Я не папина,
Я не мамина,
Я на улице росла,
Меня курица снесла…
Голос у нее был певучий и красивый, совсем как прежде:
Красная девица
По бору ходила,
Болесть говорила,
Травы собирала.
Корни вырывала,
Месяц скрала,
Солнце съела.
Чур ее, колдунью,
Чур ее, ведунью!
Оборвав песню, Смирена запрокинула голову и рассмеялась. На душе у нее было светло и радостно, ведь она опять была живой, и впереди у нее так много дел.
Радостно вдыхая запах леса, Смирена не заметила, что из-за кустов за ней наблюдает и скалит в усмешке зубы отвратительная тощая старуха.
Глава вторая
ДЕТИ ПАДШИХ БОГОВ
1
Село Крутоярово, Радимичское княжество.
Двумя месяцами раньше
Все село сбежалось посмотреть на богатыря, который спешился со своего огромного, толстоногого коня и встал перед кружалом. А посмотреть было на что.
Богатырь был столь высок ростом, что не вошел бы ни в одну дверь Крутоярова, не пригнув низко свою косматую голову. В плечах он был шире коромысла, а руки у него были такие, что в каждой ладони легко бы уместилось по взрослой курице.
Меч богатыря был раза в полтора больше самого большого меча, который довелось выковать местному кузнецу. Сам он был одет в шерстяной подклад и кольчугу тонкой работы, а на голове богатыря красовалась роскошная шапка, украшенная яхонтами. Сапоги у него были хромовые, а на плечах серебрился красный с искоркой плащ, застегнутый серебряной фибулой.
Богатырю явно нравилось всеобщее внимание, и он не спешил заходить в кружало, а просто стоял посередь двора, подставив солнышку свое широкое, обветренное, бородатое лицо.
А народ только головами покачивал.
