скачать книгу бесплатно
Однако и Трампе-Рампе не получил совета, потому что в это время снаружи послышались взволнованные голоса и опять кто-то забарабанил в дверь избушки. Это явились посланцы троллей, которым поручили посоветоваться со старой троллихой. Когда гости вошли, Трампе-Рампе и след простыл. Угель-Гугель спрятала его в сарае на заднем дворе: пусть посидит там, покуда путь освободится.
Посланцы изложили свою просьбу.
Это явились посланцы троллей, которым поручили посоветоваться со старой троллихой.
– Тебе ведь известно, – сказали они, – что нашего доброго старого короля больше нет. Нам нужен новый, чтобы правил большими и маленькими троллями, гномами и эльфами. Почётное место в Семимильной горе ждёт нового короля. Но мы никак не можем решить, кого выбрать. И вот просим тебя дать нам совет: кому быть королём троллей и хозяином Семимильной горы?
Угель-Гугель, колдунья из Дремучего леса, самая умная на свете, не торопилась с ответом. Она уселась в тёмном углу, раскрыла свою учёную книгу, надела на нос очки и принялась бубнить странные слова. Никто не смел её отвлекать, час за часом текли в почтительной тишине, нарушаемой лишь монотонным бормотанием колдуньи.
Наконец она встала. Все с нетерпением ждали, что же она скажет? Посланцы в избушке, Бул на чердаке, Друл в подвале, Клампе-Лампе в печи и Трампе-Рампе в сарае – все навострили уши, чтобы не пропустить ни словечка.
– Вот что скажет вам Угель-Гугель, – начала троллиха. – Это я прочла в мудрой книге. Я знаю то, что знаю, но это – моя тайна. Помыслы многих устремлены к трону в Семимильной горе, и многим бы хотелось править в королевстве троллей. Один наверху и один внизу, один внутри и один снаружи. Есть и ещё и большие и маленькие, тролли и гномы. Но то, что я знаю, – это пока моя тайна. Скажу лишь, что королём и хозяином Семимильной горы, правителем всех троллей, гномов и эльфов станет тот, кто способен одолеть любую беду. Кто он, откроется через семь дней. Тогда трон в Семимильной горе займёт тот, кому предопределено судьбой править всеми троллями.
Этим пророчеством пришлось довольствоваться посланникам. Все – большие и маленькие тролли, гномы и эльфы – ломали головы: кто же он – тот, кто способен одолеть любую беду.
Четырём старым троллям не больно-то удобно было сидеть в своих укрытиях. Клампе-Лампе в печи так скрючился, что у него ноги затекли, но он не смел даже пальцем шевельнуть. А тут, как на грех, ещё мука попала ему в нос, когда он вдохнул поглубже, чтобы не задохнуться. Пришлось ему зажать нос пальцами, чтобы не чихнуть.
Булу на чердаке тоже приходилось несладко: половицы скрипели от малейшего движения – того и гляди пол не выдержит его тяжести и он провалится вниз. А в тёмном подвале было полным-полно всяких горшков и бочек, так что Друл не смел и шелохнуться – не ровен час упадёт это всё, и грохот его выдаст. Единственным, кто охранил беспечное настроение после ухода посланников, был Трампе-Лампе. Он знать не знал о других троллях и радостно вернулся в дом – выведать ещё что-нибудь у старухи.
Однако Клампе-Лампе не мог больше сдерживать чих. Предложи ему в тот момент все сокровища Семимильной горы и королевский трон в придачу, всё равно бы не выдержал. Ему надо было чихнуть, и он чихнул – да так, будто у него не нос, а огромная труба! Одновременно он дёрнул обеими ногами, и хоть те онемели, всё же вышибли заслонку и высунулись наполовину из печи.
Ну и переполох тут начался! Тролли и без того перетрусили, а услышав страшный чих Клампе-Лампе, больше похожий на рёв, совсем потеряли головы от страха. Бул подпрыгнул на месте, старый пол не выдержал, и бедняга рухнул прямо на Клампе-Лампе. Друл тоже подпрыгнул от неожиданности. Горшки и бочки с грохотом повалились на землю. Друлу же показалась, что это начала рушиться избушка, поэтому он вышиб дверь погреба и выскочил как ошпаренный. На миг все четверо застыли, сверля друг дружку недобрыми взглядами. А потом, не проронив ни слова, поспешили прочь – каждый в свою сторону.
Вернувшись домой, тролли сели и задумались: что же произошло? Ясно, что они стоят друг другу поперёк дороги. Как же тут быть?! Королём троллей и хозяином Семимильной горы станет лишь тот, кто способен одолеть любую беду, – так сказала Угель-Гугель, мудрая колдунья. Однако сперва надо разделаться с соперниками – вот главная задача.
Друлсери-Друл из Горбатой горы расхаживал в своей пещере, как медведь в клетке, и всё ломал и ломал голову. Наконец взобрался он на валун на вершине горы, чтобы оглядеть окрестности, и тут-то приметил Була, который шёл домой и тянул сеть, полную рыбы. Друл так разозлился, что совсем рехнулся: схватил валун да и швырнул со всей силы в гору Буннер, чтобы одним ударом прикончить соперника.
– Ох уж я поквитаюсь с тобой, тролль с горы Буннер! – прошипел он сквозь зубы.
Бросок был совсем неплох, но в Була камень не попал, а упал у самого озера, да с таким грохотом, что эхо разнеслось на семнадцать миль над землёй и под землёй. Скалистый берег озера обрушился, и вода хлынула в расселину. Казалось, она только и ждала, когда её выпустят, и тут же устремилась вперёд с шумом и грохотом, сметая всё на своём пути и грозя затопить долину. Жилища тысяч троллей и гномов вот-вот должны были оказаться под водой.
Тролли, как увидали, что произошло, перепугались не на шутку. Бул рвал на себе волосы и топал ногами от ярости – так жаль ему было озера, что служило ему и корытом и запрудой для рыб! Однако, как помочь беде, он не знал. Да и все прочие тролли от страха ничего придумать не могли.
И вот в самую последнюю минуту, когда вода уже подступала к долине, появился Вилле-Пастух. Приехал с пастбища у лесного озера на волшебных волах Була и в миг смекнул, что стряслось, а в следующий уже знал, что делать. Вилле отослал всех троллей по домам за лопатами и ломами и велел им рыть отвод для воды. Тысяча рук взялась за дело. Вскоре протока была готова – вода устремилась к морю, не причинив никому вреда.
– До такого бы никто из нас не додумался! – качали головами тролли. – Молодчина, наш Вилле, не смотри, что маленький.
А Булсери-Бул меж тем сообразил, кто сыграл с ним злую шутку. Он осмотрел валун и узнал его, так как видел камень на вершине горы Друла.
– Ну, ты за это поплатишься, старикашка! – заорал он вне себя от ярости и оглянулся в поисках подходящего камня, побольше, чем у Друла. Он со всей силы швырнул его и проследил со злобной радостью, как тот угодил точнёхонько в Горбатую гору, отколов почти половину.
Сам Друл не пострадал лишь чудом, но остался сидеть посреди своего разорённого жилища, не в силах выбраться наружу. Он ужасно замёрз, ведь холодные горные ветры пустились играть в прятки среди тысяч щелей и дыр, образовавшихся после обвала. Друлсери-Друла так продуло, что у него разболелись зубы, и он взвыл от боли, как одиннадцать сотен волков. Все тролли – и те, что жили по соседству, и из дальних краёв, – бросились ему на выручку. Однако не смогли вытянуть из него ни словечка: страдалец лишь кричал и стонал, скакал и дрыгал ногами. Сколько тролли ни просили его утихомириться – всё напрасно, так что ночь напролёт никто на пятнадцать миль вокруг не мог сомкнуть глаз.
А под утро пришёл на Горбатую гору Вилле-Пастух, чтобы отогнать коз Друла на пастбище. Увидал он, какая беда приключилась со старым троллем, взял ножницы и быстренько состриг шерсть со всего стада. Перво-наперво обмотал он тёплой мягкой шерстью голову Друла – боль сразу утихла, и тролль успокоился. Затем пастух законопатил шерстью все щели и дыры в каменных стенах, так что ветры не могли больше разгуливать в горных пещерах, как им вздумается, и им пришлось играть в свои игры снаружи. А уладив всё, Вилле заиграл весёлую мелодию на своей дудочке и повёл стадо на пастбище. Козы почувствовали облегчение – им не надо было больше таскать тяжёлые шубы – и на радостях скакали до небес.
– Друл бы до такого никогда не додумался! – сказали тролли. – Да и мы тоже. А вот Вилле-Пастух знает, как справиться с любой бедой.
Не успели тролли успокоиться, как приключилась новая напасть! Раздался страшный вопль, и в тот же миг тролли увидали, как на юге поднялось огромное облако дыма. На этот раз отличился Трампе-Рампе. Он как обычно бродил по окрестностям и увидал Клампе-Лампе, который тащил бревно для своего очага, где горел тысячелетний огонь. Тут Трампе-Рампе припомнил злоключения в избе старой троллихи и взъярился не на шутку. Теперь-то он проучит соперника! Ему было известно, что Клампе-Лампе мог жить припеваючи, пока в очаге у него горел огонь. Так вот он его возьмёт и потушит! Сказано – сделано. Набрал Трампе-Рампе в лёгкие побольше воздуха и дунул что есть силы. Да просчитался: огонь разгорелся ещё пуще. Тогда он дунул ещё раз во всю мочь, так что искры из костра разлетелись во все стороны и подожгли лес. Пламя бежало от дерева к дереву. Вот-вот доберётся до тролличьих владений и выжжет всё вокруг! Тролли метались в испуге, а Клампе-Лампе совсем потерял разум от ярости и страха.
И снова на выручку пришёл маленький Вилле-Пастух. Он пас своё стадо неподалёку, заметил дым, поспешил на подмогу. Увидев, в чём дело, он вихрем помчался назад, впряг лучших коней в огромный плуг и пропахал борозду вокруг горящего леса – такую широкую, что огонь не мог через неё перекинуться. И пожар вскоре потух сам по себе. Угроза для остального леса миновала.
Все тролли – большие и маленькие, – гномы и эльфы пришли пожать пастуху руку.
– Молодец! – хвалили они его наперебой. – До такого никто бы не додумался!
А Вилле-Пастух похлопал своих взмыленных коней, весело протрубил в берестяной рожок и отправился к своему стаду.
А Вилле-Пастух похлопал своих взмыленных коней, весело протрубил в берестяной рожок и отправился к своему стаду.
Клампе-Лампе прознал, что пожар – дело рук Трампе-Рампе. Кто-то видел, как тот улепётывал из леса. И задумал он отомстить. Ему известно было, что Трампе-Рампе проще всего повстречать на Высокой горе. Он отправился туда и столкнулся с обидчиком нос к носу. Тролли мигом схватились и давай мутузить друг друга. Ну и шум тут поднялся! Земля ходуном ходила, а Высокая гора сотрясалась от вершины до основания. Тролли повыскакивали из своих пещер, решив, что началось землетрясение. Слава богу, нет! Однако устоит ли Высокая гора, было неизвестно. Два тролля сцепились, словно дикие волки, и шипели, как бешеные драконы. Они катались по земле так, что в стороны летели огромные камни и вековые деревья. Никто не мог взять в толк, что на них нашло, почему они кличут на себя напасти, одна хуже другой. Незавидные это были времена. И как на грех не было короля, который бы положил конец этим распрям.
Многие пытались разнять дерущихся, но тщетно. А уж старик-тролль со старухой-троллихой, что жили в пещере в Высокой горе, такого страху натерпелись! Они были привычны к шуму и грохоту – горные ветры частенько вступали в противоборство над их домом, – но подобного ещё не видывали. Старик молил, чтобы драчуны пощадили его гору, но те так распалились, что ничего не слышали и не видели. Они дрались день и другой – без передышки. Ни один не мог взять верх, и ни один не желал сдаваться. Неизвестно, сколько бы продолжалась эта драка, но тут появился наш приятель, Вилле-Пастух. Он-то нашёл способ их утихомирить!
Вилле поспешил к Белобородому деду со Снежной горы и нашептал ему что-то на ухо. Старик кивнул, и Вилле вернулся назад с большим мешком под мышкой. Это был самый большой волшебный мешок Белобородого деда, который он открывал лишь раз в сто лет. Там хранились миллионы миллионов снежинок. Вернувшись на Высокую гору, Вилле развязал мешок. Снежинки радостно пустились в бешеный пляс. Они летели прямо в глаза Клампе-Лампе и Трампе-Рампе, которые продолжали колошматить друг друга. Сотни сотен и тысячи тысяч снежинок… Вскоре глаза драчунам залепило снегом. Они совсем ослепли, и пришлось им прекратить драку. В раже тролли не заметили, сколько народу собралось вокруг. А когда выбрались из снежного облака и огляделись, то поджали хвосты. Поняли Клампе-Лампе и Трампе-Рампе, что сами себя осрамили и им нечего больше рассчитывать на уважение троллей. Не сказав ни слова, пустились они наутёк, так что только пятки засверкали.
А старик и старуха с Высокой горы подошли к Вилле-Пастуху и пожали ему руку, благодаря за помощь.
– У тебя, малыш Вилле, – сказали они, – больше ума, чем у любого тролля, хоть весь наш край обыщи с севера на юг и с востока на запад. Ты спас нас от стольких напастей, так что ты, конечно, лучше всех можешь одолеть любую беду.
– Ты можешь одолеть любую беду… – пронеслось в толпе.
А ведь именно это сказала посланцам Угель-Гугель, самая мудрая в подлунном мире! «Скажу лишь, что королём и хозяином Семимильной горы, правителем всех троллей, гномов и эльфов станет тот, кто способен одолеть любую беду», – вот её слова.
Тролли всё точно подсчитали – в самом деле, прошло ровно семь дней с тех пор, как они побывали в избушке Угель-Гугель!
И снова поднялся шум и гомон на Высокой горе. Однако теперь от радости. Маленького Вилле-Пастуха подхватили на руки, и длинная вереница поющих и приплясывающих троллей устремилась к Семимильной горе. Там Вилле торжественно усадили на трон, и тысячи троллей принялись выкрикивать имя нового короля так, что оно разносилось над горами и долинами, над лесами и озёрами.
Так Вилле-Пастух стал повелителем троллей. Он жил долго и счастливо, и все говорили о нём с гордостью: «Наш король может одолеть любую беду».
Длинная вереница поющих и приплясывающих троллей устремилась к Семимильной горе.
Эту сказку я услышал вечером Иванова дня, когда солнце сверкало, как золотая корона, на остром гребне Высокой горы. Водопад Булсери-Була и поныне срывается со склона и омывает валун, который в ярости швырнул когда-то Друлсери-Друл. А река, русло которой вырыли тролли, по-прежнему течёт к морю. И сегодня можно увидеть вмятину на склоне Горбатой горы и огромный камень, который пробил её. И по сей день ни кустика не растёт на пожарище – там, где Клампе-Лампе спалил лес, а на вершине Высокой горы лежит снег, что высыпался из мешка Белобородого деда, и снег этот никогда не тает.
Анна Валенберг
Добром за добро
По просёлочной дороге ехал верхом молодой крестьянин Петер Ларс. Он направлялся в город купить себе новый костюм, чтобы вечером выглядеть молодцом: ведь сегодня он отправится свататься.
У него было отличное настроение: он был уверен, что не получит отказа – какой бы гордой и богатой ни была Лиза, она всё же удостоила его, самого бедного из своих ухажёров, парой тёплых взглядов. И недаром же её сват пригласил их с отцом прийти в дом её родителей ровно в шесть часов и изложить своё намерение.
Путь Петера Ларса лежал полями, а потом через большой Дремучий лес. Наконец он выехал на луг и тут заметил, что кто-то шевелится в канаве. Подъехав поближе, он увидел, что там копошится какая-то странная женщина.
Она подняла голову и уставилась на всадника. Ни разу в жизни не видел Петер Ларс такой уродины! Чёрные, как горошины перца, глаза были почти скрыты под свисающими на лицо космами. Нос как морковка, а губы – словно две подгорелые лепёшки.
– Не окажешь ли ты мне услугу? – обратилась она к путнику. – А я тебе заплачу за труды.
– Чего тебе надо? – спросил Петер Ларс.
Оказалось, вот чего. Бродила она по лесу и повредила ногу. Хотела было отправиться в соседний лес за целебным средством, но сама и ступить не может: упала, да так вот и осталась лежать в канаве. А в соседнем лесу, как раз там, где тропинка поднимается на пригорок, растут прямо у дороги семь сосен, и, если собрать по кусочку смолы с каждой и приложить к больному месту – всё разом пройдёт. Вот бы кто помог ей и принёс эту самую смолу! А за хлопоты она, конечно, отблагодарит как полагается. Но уже пяти путникам дала она по золотому, чтобы те оказали ей услугу, да только они денежки в городе прокутили, а домой вернулись в объезд, так что она их больше не видела, хоть и лежит в этой канаве с раннего утра.
– Не окажешь ли ты мне услугу? – обратилась она к путнику. – А я тебе заплачу за труды.
Женщина показала Петеру Ларсу блестящую золотую монетку – он получит её, если принесёт смолу.
Петер Ларс отпрянул:
– Откуда у тебя, такой уродины, столько золотых монет? – удивился он.
– Ах, как мне больно! – запричитала женщина и потёрла больную ногу. – Как ужасно больно! А по лесу бродит в тревоге моя мать и кличет меня. Вот, слышишь?
– Нет, ничего я не слышу, – отвечал Петер Ларс.
Тогда женщина ухватилась за поводья, поднялась и приложила ладонь к его уху. И он услыхал, как кто-то поёт в лесу:
Доченька-красавица!
Доченька-красавица!
Где ты, моё золотце?
Тут Петер Ларс рассмеялся: уж больно эти красивые слова не подходили для уродицы, стоявшей перед ним.
– Тоже мне золотце! – усмехнулся он.
Женщина разжала руки и плюхнулась обратно в канаву. Но головы не опустила, и чёрные горошинки её глаз по-прежнему пылали.
– Ты смеёшься, как и те другие, – прошипела она. – Как я тебя ненавижу! И всё же ты получишь деньги – столько, сколько пожелаешь, только принеси мне кусочки той смолы.
И она позвенела перед юношей целой пригоршней золотых монет.
Петер Ларс не сводил с неё глаз. А потом вдруг ударил её по руке так, что монеты упали в канаву.
– Нет уж, спасибо! – воскликнул он. – Теперь-то я вижу, что ты колдунья, а с нечистой силой я дел иметь не желаю!
Он щёлкнул кнутом и поскакал дальше. Купил себе в городе отличный пиджак и отправился в обратный путь. Но, подъехав к пригорку, о котором говорила женщина, не удержался и осмотрелся вокруг, ища те самые сосны. Они и впрямь стояли в ряд вдоль дороги и тихонько шумели. И в тот же миг он услыхал вдали знакомую песню:
Доченька-красавица!
Доченька-красавица!
Где ты, моё золотце?
Петер Ларс посмотрел на стволы сосен, ища взглядом ту самую смолу. Но не так-то легко оказалось её найти: дело-то было осенью, смеркалось рано, так что разглядеть её было трудно.
«Ну нет, мне надо спешить, – подумал юноша, – а то, не ровён час, опоздаю к Лизе, а это мне дорого обойдётся: ведь она такая гордая и обидчивая!» И он поехал дальше. Но, проскакав немного, конь вдруг остановился и навострил уши, словно прислушиваясь. И снова послышалась песня:
Доченька-красавица!
Доченька-красавица!
Где ты, моё золотце?
«Ладно, я только быстренько соскребу смолу, а потом поскачу своей дорогой», – решил Петер Ларс и повернул назад. Но через минуту пожалел об этом.
«С ума я сошёл! – подумал он. – С чего мне заботиться о какой-то колдунье? Какое мне до неё дело?»
И он снова повернул коня к дому. Но вскоре тот вновь остановился, заслышав знакомую песню.
Доченька-красавица!
Доченька-красавица!
Где ты, моё золотце?
– Ну нет, это невыносимо! – сказал сам себе Петер Ларс. – Придётся всё же собрать проклятую смолу, а иначе не будет мне покоя, и песенка так и будет меня преследовать.
Он галопом поскакал назад к соснам, обыскал стволы и ветки и в конце концов нашёл маленькие комочки смолы на каждом из семи деревьев. Тем временем совсем стемнело, так что он припустил во весь опор по просёлочной дороге. Вот и то самое место, где ему повстречалась колдунья. А вот и она – так и сидит в канаве.
– Держи, гадкая ведьма! – крикнул он и швырнул кусочки смолы женщине на колени. – Да больше не попадайся мне на глаза! Как бы не потерять мне из-за тебя ту, кто дороже всех моему сердцу.
И с этими словами Петер Ларс поскакал прочь, не слушая её благодарностей. Он был зол и раздосадован, так как чувствовал, что опаздывает. Что скажет отец Лизы? Он и так не больно-то рад такому бедному жениху. А сама Лиза? Непросто будет снова расположить её к себе.
Вдруг Петер Ларс услышал стук копыт, и из-за поворота выехал ему навстречу всадник. Это оказался его собственный брат. Он был очень взволнован, а лошадь его – вся в пене.
– Ты не успеешь! Не успеешь! – крикнул он встречному, а потом развернулся, и они поскакали рядом. Брат рассказал, как он сам, их старый отец и сват стояли у ворот родителей Лизы и ждали Петера Ларса. Но тут объявился Юнас, богач-мельник, который заправлял половиной деревни. Он тоже решил посвататься к красавице Лизе. Услыхав, что Петера Ларса ждут к шести часам, он не повернул обратно. «А вдруг Петеру откажут, – заявил он, – тогда-то придет мой черёд». И вот он сидит там и ждёт. А все остальные пошли встречать Петера Ларса, чтобы поторопить его. Да, видно, теперь уже всё напрасно: осталось лишь четверть часа, а проскакать надо не меньше мили.
– Прощай! – крикнул Петер Ларс, пришпорил коня и поскакал быстрее ветра.
Он понимал, что опоздает, но всё равно мчался вперёд. В довершение всех бед стало совсем темно, и юноша едва различал дорогу в густом лесу. Ветки изорвали в клочья его новый пиджак и расцарапали в кровь лоб, но ему было некогда уворачиваться от них. Он думал лишь о красавице Лизе: что, если она, чтобы проучить его за опоздание, ответит согласием мельнику? И зачем только он связался с этой колдуньей!
Меж тем конь его совсем выбился из сил. Он начал спотыкаться, да так сильно, что Петер Ларс испугался, как бы он совсем не упал. Конь брёл всё медленнее и медленнее, и уже никакие понукания не помогали.
Вдруг Петер Ларс почувствовал, что поводья натянулись у него в руках. Конь вскинул голову и опять легко заскакал по земле, словно у него откуда-то свежие силы появились. Они неслись теперь с такой скоростью, что плащ Петера Ларса развевался на ветру у него за спиной.
Всадник поспешно оглянулся. Ему показалось, что кто-то сидит за ним на спине у коня. Но разглядеть он никого не смог, лишь какой-то серый узелок болтался сзади на лошадином крупе.
Так скакали они всё дальше и дальше. И вот диво – Петер Ларс заметил, что поводья натягивались словно сами по себе. Конь мчался, не разбирая дороги, напрямик сквозь кусты, с лёгкостью перепрыгивая через огромные кривые корни. Он перескакивал через пригорки и обрывы, и всякий раз, когда Петер Ларс оглядывался, ему чудилось, будто кто-то сидит у него за спиной.
Они выехали на равнину. Конь летел как птица, почти не касаясь копытами земли, а плащ юноши развевался у него за спиной, словно парус. На первом перекрёстке Петер Ларс повстречал свата, тот бежал ему навстречу, чтобы поторопить его.
– Ты не успеешь, Петер Ларс! – крикнул он. – У тебя осталось всего пять минут!
– Посмотрим! – ответил юноша и пронёсся мимо.
Вскоре он повстречал старика-отца, но тот лишь печально покачал головой:
Ему показалось, что кто
то сидит за ним на спине у коня.
– Ты не успеешь, Петер Ларс, – сказал он, – осталась одна минута!
– Посмотрим! – крикнул в ответ Петер Ларс и пролетел мимо с такой скоростью, что старик не успел разглядеть, куда он поскакал.
А на дворе богатого крестьянина уже столпились люди: все они ждали Петера Ларса. Красавица Лиза замерла у окна и прислушивалась, не раздастся ли стук копыт, меж тем как её отец и мельник довольно потирали руки.
