скачать книгу бесплатно
Зубы Алевтины стучали по краю стакана, и она не сразу смогла сделать глоток. У нее ушло несколько минут на то, чтобы выпить половину жидкости, и все это время я терпеливо ждала. Злость моя постепенно испарилась. Возможно, у Алевтины случилось что-то серьезное, иначе она вряд ли допустила бы ошибку при операции.
– Мой Кости-и-ик! – давясь водой, проговорила анестезистка. – Кости-и-ик… по… поги-и-иб!
– Что-о?! Но он же… Он же в армии был?!
– Вот именно, чтоб бы-ыл! – завывала Алевтина. – Во вторник получила извещение из военкомата, а на следующий день они гроб доставили-и-и…
– Но как же это произошло?!
– Сказали – несчастный случай во время учений…
Алевтина больше не могла говорить, и мне пришлось сесть рядом и обнять ее, как беспомощного ребенка. Я прекрасно понимала, что она должна чувствовать. Что, если бы мой Дэн… Нет, об этом даже думать нельзя! Конечно, у Алевтины еще две дочки, но Костик всегда был ее любимым сыночком, ее надеждой и опорой. Я знала паренька – он иногда встречал мать после работы. После школы поступил в медицинское училище, успешно отучился год, призвался в армию… И вот теперь он мертв!
Плечи Алевтины все еще вздрагивали, но слезы уже иссякли.
– Спасибо вам, Агния Кирилловна, – пробормотала она, утирая подолом халата распухшие глаза.
– За что?
– За то, что выплакаться дали… Дома-то нельзя – все на меня смотрят, как будто я могу что-то изменить… А я еле ноги передвигаю! И простите меня, если можете: больше такое не повторится!
– Может, вам взять отпуск?
– Нет, Агния Кирилловна, я не могу! – затрясла она головой. – Мне сейчас дома быть нельзя – я лучше тут…
– Когда похороны?
– Завтра… Я взяла день за свой счет.
– Как же я-то ничего не знала?!
– А я не распространяюсь – зачем? Помочь мне все равно никто не сможет, а разговоры за спиной…
– Конечно, конечно, я все понимаю, – закивала я. – Во сколько похороны?
* * *
– Представляешь, они ничего не объясняют! – возмущенно жаловалась я Олегу, за обе щеки уплетая вегетарианские котлеты. Стыдно сказать, но я была голодна, как волк. Казалось бы, после рассказа Алевтины о гибели сына аппетит должно напрочь отбить, а я вот лопаю – видимо, все дело в беременности.
– Ты давай с болтовней завязывай, – посоветовал Олег, подкладывая на мою тарелку еще пару теплых, пышных котлеток. – А то подавишься!
Надо что-то делать с этим постоянным чувством голода, а то Олег, не ровен час, догадается о моем интересном положении! Этого никак нельзя допустить, ведь я еще не решила, оставлять ли ребенка.
– С военными всегда так, – произнес он через несколько минут. – Никогда не говорят правды. У них так принято.
– У Алевтины ребенок погиб! – воскликнула я, прожевав. – Они могли бы, по крайней мере, вызвать ее и дать разъяснения. Вместо этого они выслали ей письмо о том, что берут на себя все расходы по похоронам – и все, представляешь?!
– Очень даже представляю! – кивнул Шилов. – Наверняка напортачили, а признаваться ни за что не станут. Забирают парней у родителей, а потом возвращают ногами вперед!
Шилову не понаслышке знакомо чувство потери ребенка: несколько лет назад его маленькая дочка от первого брака утонула в аквапарке из-за недосмотра матери. Если ребенок от Олега, а я сделаю аборт, не будет ли это преступлением?
– В каких войсках он служил? – спросил Олег.
– В пограничных.
– На финской границе?
– Не-а, на китайской. И что же там такого могло произойти, что все как воды в рот набрали? Может, случилось что-то, о чем они рассказать не могут? Скажем, вооруженный конфликт с противоположной стороной? Но разве об этом не сообщили бы в СМИ?
– Если это военная тайна, то нет. Брось, Агния, ты все равно не сможешь ничего выяснить! – махнул рукой Шилов. – Да и оно тебе надо?
– Шилов, я работаю с Алевтиной уже несколько лет, она мне не чужая!
– Вот в том-то и беда, – поморщился он. – До всего тебе есть дело, Агния! Ну, я понимаю, когда ситуация касается друзей и родственников – тьфу-тьфу-тьфу, конечно, – но ты же не можешь переживать за каждого!
Шилов не одобряет мою работу в ОМР. Мы с самого начала договорились, что он не станет мне мешать – в конце концов, я независимая женщина, имеющая право выбирать, чем заниматься, но Олег не мог притворяться, что ему нравится моя вторая работа.
– Мне пойти с тобой? – спросил он, когда я не ответила на его реплику. Я видела, как ему не хочется этого делать, и произнесла:
– Не нужно. Ты уже не работаешь в больнице, да и Алевтина будет в таком состоянии, что и не заметит твоего появления!
Олег выглядел расстроенным. Вероятно, ему показалось, что я намеренно провожу черту между ним и всем, что касается меня и его прежнего места работы. Может, хоть и неосознанно, я именно это и делаю?
* * *
Наверное, трудно найти человека, который любил бы кладбища, но я прямо-таки кожей ощущаю холод, идущий от надгробий, выстроившихся по обе стороны от проходов. Здесь хоронили папу. Было это почти двенадцать лет назад, и я не ожидала, что с тех пор полегло такое дикое количество народу! Кресты и плиты растут как грибы после дождя – воистину, нужно побывать на кладбище, чтобы осознать масштабы и скорость, с которой вымирает население нашего города!
На похороны Костика Макарова собралось много людей – в основном родственники, конечно, но были здесь и коллеги с работы мужа Алевтины, друзья ее дочерей, и только я – из нашей больницы. Я не заметила ни одного человека в военной форме – значит, представитель от военкомата не счел нужным явиться. Алевтина рыдала, прижавшись к мужу, который, видно, до сих пор не осознал смерть единственного сына.
– Ужасно вот так терять детей, – раздался тихий голос за моей спиной. – В мирное-то время!
Обернувшись, я увидела немолодую худую женщину с темными с проседью волосами в черном костюме. Она выглядела не слишком ухоженной, но лицо ее было решительным и жестким.
– Вы – родственница Алевтины? – поинтересовалась я.
– Нет, я – ее коллега. А вы?
Женщина полезла в сумочку и, достав оттуда карточку, протянула ее мне.
– «Инга Рафаиловна Шацкая, председатель Комитета солдатских матерей Санкт-Петербурга», – прочла я вполголоса. – Вас прислало какое-то военное начальство?
На самом деле я понятия не имела о том, чем занимается Комитет солдатских матерей. По телевизору я порой слышала, что «на заседании чего-то там присутствовали представители Комитета солдатских матерей» или «Комитет солдатских матерей выражает протест по поводу чего-то там» – и все.
– Я не имею к военному начальству ни малейшего отношения, – как мне показалось, с легким оттенком презрения ответила Шацкая. – Напротив, я нахожусь здесь вопреки всякому военному начальству.
– То есть?
– Насколько близки вы с матерью погибшего мальчика? – вместо ответа задала она вопрос. – Понимаете, мне бы, конечно, с ней поговорить надо, но она сейчас в таком состоянии…
– Вы правы, – кивнула я. – Лучше со мной. А с Алевтиной мы хорошо знакомы – она моя анестезистка в больнице, и Костика я знала лично.
– Вы – врач? – уточнила Шацкая, и в ее тоне я уловила неподдельный интерес.
Я подтвердила.
– Что ж, это даже к лучшему! Что скажете, если после похорон мы присядем в каком-нибудь уютном месте и поболтаем?
Я была заинтригована, поэтому сразу согласилась. После похорон муж Алевтины пригласил всех присутствующих к ним домой, но я отказалась, мотивировав это тем, что опаздываю на работу. В действительности операций у меня в тот день не было, но Алевтина об этом не знала.
– Вы на машине? – спросила Инга.
– Нет, приехала с Алевтиной на автобусе прямо из морга.
– Тогда – прошу в мою колесницу!
У Инги оказалась серебристая «Ниссан Микра», выглядевшая снаружи гораздо меньше, чем была внутри.
– Итак, – сказала я, когда мы уселись в симпатичном уличном кафе, у которого она притормозила, – о чем вы хотели поговорить?
– Что вам известно об обстоятельствах смерти Костика Макарова?
– Да ничего, собственно, – ответила я. – Алевтина в шоке от того, как с ней обошлись: прислали какую-то отписку, что якобы парень погиб во время учений из-за неосторожного обращения с оружием – и все. Даже на похороны никого не прислали!
– Выглядит подозрительно, не находите?
– Как и все, что связано с вооруженными силами, – согласилась я. Мне показалось, что Инга сейчас выдаст очередную теорию заговора – вроде убийства Кеннеди и таинственных кругов на злаковых полях. Однако мой интерес она уже порядком разожгла.
– Наша организация как раз занимается такими случаями, – сказала Инга. – Вы в курсе, что Константин Макаров служил вместе с Федором Бероевым?
– Н-нет, честно говоря, – покачала я головой. – Но Алевтина наверняка его знает.
– Наверняка, – кивнула Инга. – Ведь они были друзьями. И погибли, между прочим, в один день.
– Что-о-о?!
– Я вам больше скажу, – явно довольная моим замешательством, продолжала она. – Обстоятельства гибели ребят – тайна, покрытая мраком. Следствие проводила военная прокуратура и, кто бы сомневался, вынесла свой вердикт: несчастный случай на стрельбах! Но мамаша Бероева оказалась не лыком шита. Она работает в прокуратуре и всех на ноги подняла – выяснила-таки, что в последнее время на той заставе, где ребята служили, подозрительно часто гибнут или пропадают призывники. Собрать все факты воедино не так-то просто, ведь все они из разных городов и сел, а сама Бероева, хоть и кремень-баба, но все же мать, потерявшая сына… Короче, она ко мне обратилась, через общих друзей, передала данные, которые удалось собрать, и попросила заняться этим делом. Вот я и начала с Макарова, потому что они с Бероевым вместе служили. Думала, может, мать его сможет что-то пояснить?
– Мне думается, что обеим матерям прислали одинаковы послания, – вздохнула я. – И Алевтина – не тот человек, который сумеет противостоять огромной военной машине. Посторонним вход за этот забор из колючей проволоки заказан!
– То-то и оно, – закивала Инга, найдя во мне единомышленника.
– Вы сказали, что есть и другие жертвы? – внезапно вспомнила я ее же собственные слова. – Кроме Костика и того, второго мальчика?
– Точно – как минимум трое.
– Трое?!
– Это только за последние пару лет, – уточнила она.
– И все на одной заставе?
– Да.
– Значит, вместе с нашими двумя уже пятеро выходит?
– И, заметьте, мы еще, возможно, не обо всех знаем!
– А те трое ребят как погибли?
– Пока ничего толком выяснить не удалось, ведь Анна, мать Бероева, совсем недолго занималась этим – в перерывах между подготовкой к похоронам!
– А у вас есть имена и адреса других матерей?
Инга внимательно посмотрела на меня.
– Знаете, Агния, – сказала она задумчиво, – на самом деле это я собиралась задавать вам вопросы, а вы как-то незаметно перехватили инициативу!
– Простите, профессиональная привычка сказывается.
– Как это – профессиональная? Вы же говорили, что работаете в больнице? – подозрительно нахмурилась женщина.
Пришлось рассказать председателю Комитета солдатских матерей о том, чем я занимаюсь, помимо врачебной деятельности.
– Отдел медицинских расследований, значит? – переспросила она, когда я закончила. – Интересно! И что, успешно работаете?
– Как посмотреть, – скромно ответила я. – Во всяком случае, за несколько лет нам удалось привлечь к ответственности достаточно врачей и околомедицинских работников, точно так же, как и оправдать невиновных медиков.
– Удивительно, что из всей толпы людей на кладбище я подошла именно к вам! – заметила Шацкая. – Может, это судьба? Как насчет того, чтобы вместе потрудиться?
– Честно говоря, просто не представляю, чем вам может помочь ОМР? Если бы речь шла о медицинской проблеме – тогда мы непременно взялись бы за нее, но армия…
– Неужели у вас нет в этой среде никаких полезных знакомств? – не поверила Инга.
Я сразу же подумала об Андрее. Отставной полковник медицинской службы, он, конечно же, имел кучу друзей среди военнослужащих, но ведь под вопросом один-единственный военный округ, более того – одна-единственная застава! Кроме того, я знала, что Андрей в отъезде: две недели назад он по телефону сообщил мне о том, что уезжает с лекциями в Калифорнийский медицинский колледж и оставляет Отдел на меня. Правда, он также добавил, что по всем вопросам его можно беспокоить в любое время дня и ночи по скайпу или по телефону, но как, черт подери, он смог бы помочь, находясь на другом конце земного шара? И тут я вспомнила о Никите. Конечно, он ведь служил с Андреем и как-никак вхож в круг военных!
– Я могла бы попытаться, – проговорила я наконец, видя, что Инга не сводит с меня внимательного взгляда. – Давайте продолжим наводить справки, вы по своим каналам, я – по своим. Через пару-тройку дней созвонимся, идет? Может, у нас появятся какие-нибудь новые сведения.
– У вас есть дети? – вместо ответа поинтересовалась Шацкая.
– Сын. Ему двадцать. Но в армии Дэн не служил, потому что поступил в институт, – тут же добавила я, предвосхищая ее следующий вопрос.
– Вам повезло, – глухо произнесла Инга. – Лучше рожать девочек!
* * *
Войдя в квартиру Никиты, я увидела, что со времени моего последнего визита здесь практически ничего не изменилось – все та же безликая, но удобная и функциональная мебель из «ИКЕИ». Правда, на стенах появились новые фотографии – в основном его бывших однополчан из Осетии на фоне разрушенных зданий. Встречались и снимки с нынешнего места работы – в окружении коллег или пациентов. Никита работает трансплантологом в Алмазовском центре. Андрею он как сын, хотя кровные узы их не связывают. Никита – пасынок бывшей жены Лицкявичуса. Когда они развелись, она вышла замуж за друга Андрея, у которого рос маленький сын Никита. Так уж вышло, что, несмотря на полный разрыв с женой и отказ общаться с ней, Андрей не держал зла на друга и души не чаял в Никите. Для парня же Андрей всегда служил примером, и впоследствии, вопреки его воле, пошел по стопам Лицкявичуса – поступил в Военмед и колесил по «горячим точкам», пока не получил тяжелейшее ранение в ногу. Случилось это в Южной Осетии. Раненый Никита и еще один его приятель оказались в разрушенном здании больницы, потеряв надежду на то, что их найдут. Именно Андрей организовал спасательную операцию, а потом, когда хирург сказал, что в полевых условиях спасти ногу почти невозможно и лучше ампутировать ее, чтобы спасти жизнь парню, Андрей удержал его руку. Только благодаря этому Никита теперь может ходить. Иногда он опирается на трость, но я подозреваю, что делает он это исключительно в корыстных целях: вид симпатичного молодого мужчины с мальчишеской улыбкой, у которого имеется небольшой физический недостаток, безотказно действует на женщин всех возрастов и профессий.
– Кофе будешь? – спросил Никита, когда я закончила разглядывать снимки на стенах и уселась на диван.
