скачать книгу бесплатно
– Мам, ты только не… – Идиотское начало! Как можно сказать «не волнуйся», а потом брякнуть, что отец мертв? – Мам, все очень плохо…
– Детка, что-то с отцом?
Голос матери звучал напряженно, но спокойно. У Риты появилось странное ощущение, что та каким-то образом догадалась.
– Папа умер, – выговорила она, поняв, что провести подходящую «артподготовку» все равно не сумеет.
– Он… разбился?
Естественно было предположить, что Григорий Сергеевич попал в аварию. Пришлось сказать, как обстоит дело.
– Я сейчас приеду…
– Не надо, мам, пожалуйста! – взмолилась она. – Сеня уже вызвал полицию, и… В общем, тебе не нужно здесь находиться, поверь! Ты все равно ничем не сумеешь помочь… Ма?
Некоторое время на другом конце трубки раздавалось лишь шумное дыхание. Затем Рита услышала:
– Хорошо… если ты так хочешь.
Рита дала «отбой». Она по-прежнему почти ничего не чувствовала, одну только пустоту внутри и… что-то еще. Рита ни за что не призналась бы в этом даже самой себе, но одновременно с ужасом потери она ощущала облегчение. Она набрала номер Игоря, но трубку снова не сняли. Тогда Рита позвонила Мите. Он долго не отвечал, потом раздался его нетвердый голос. Рита в нескольких словах сообщила о случившемся. Он, казалось, мгновенно протрезвел и сказал, что уже едет.
Но полиция появилась раньше. Сразу за ними – следователи, целых два. Рита предположила, что, узнав о том, что придется иметь дело с известной личностью, их начальство решило сразу обеспечить «подкрепление». Надо сообщить, что она в некотором роде является их коллегой: в этом случае они проявят больше рвения и уважения, чего не дождаться обычным гражданам, не имеющим отношения к юриспруденции. Рита также знала, что сделают они это отнюдь не из-за цеховой солидарности (этот народ ненавидит адвокатов, как бык – красное полотнище тореадора), а из страха быть обвиненными в чем-нибудь кем-то, знающим закон. Два следователя и эксперт тщательно облазили кабинет и пришли к выводу, который напрашивался сам собой: Григорий Сергеевич умер в результате падения, ударившись об угол тяжелого стола. Он выпил приличное количество спиртного и, скорее всего, оступился.
– Ваш отец часто выпивал? – спросил следователь по фамилии Иванченко. Он был старшим из двух и, соответственно, взял на себя роль ведущего.
– Обычно в компании, – тихо ответила Рита. – Редко – в одиночку, как сегодня.
Она вовремя прикусила язык, едва не начав объяснять, почему именно в этот день дело обстояло иначе. Рита могла бы сказать, что отец, скорее всего, напился из-за ссоры с Игорем и неясной перспективы в отношении «Камелота», ведь Григорий Сергеевич сам лишил себя ведущего танцовщика. Но она не стала этого делать: незачем вовлекать людей, не имеющих отношения к несчастному случаю.
В этот момент в коридоре раздались быстрые шаги, после чего последовала короткая перебранка за дверью, и в кабинет влетел Митя. Он выглядел взъерошенным, однако почти трезвым.
– Кто вы? – резко поднимаясь со стула, спросил Иванченко.
– Танцовщик нашей труппы… вернее, труппы отца, – быстро пояснила Рита. – Это я его вызвала.
– Значит, это правда?
На лице Мити недоверие сменялось пониманием: тело Григория Синявского, все еще лежащее на полу, не оставляло места воображению. Рита только кивнула.
– Я могу что-нибудь сделать? – сглотнув комок в горле, спросил Митя, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в частности.
– Можете, – кивнул Иванченко. – Вы можете отвезти Маргариту Григорьевну домой: она вряд ли сейчас сможет сама сесть за руль.
Ее удивила неожиданная забота со стороны следователя. Интересно, неужели она действительно выглядит так плохо, что он сделал подобное предположение? Однако возражать Рита не стала, дабы не возбуждать ненужных вопросов.
Идя к машине в сопровождении Мити, она пыталась вспомнить, о чем они с отцом говорили в последний раз, но не смогла – как обычно, о делах, скорее всего. С тех пор как ей стукнуло двенадцать и она бросила хореографическое училище, отец перестал интересоваться ее судьбой. Исключением стал роман с Игорем, до которого, как выяснилось, ему было дело! Беседа со следователями совершенно вымотала Риту, кроме того, она с ужасом ждала момента, когда придется разговаривать с матерью. Слава богу, самое страшное она ей уже сообщила, но Риту беспокоило то, как странно спокойно мать отнеслась к известию о гибели мужа – неужели у отца не осталось никого, кто скорбел бы о его безвременной кончине? Неужто даже Наталья Ильинична, прожившая с ним столько лет, воспринимает гибель Григория Сергеевича как освобождение? Рите стало страшно. Она плохая дочь. Другая на ее месте билась бы в истерике, проклиная несчастное стечение обстоятельств!
Сидя в Митиной машине и глядя в окно, за которым проплывал ярко освещенный центр города, Рита поймала себя на том, что думает вовсе не о смерти отца и даже не о предстоящей беседе с мамой, а о том, что теперь делать с театром. А главное – с «Камелотом», ведь деньги вложены, люди задействованы, а билеты распроданы: как только стало известно, что в шоу примет участие Игорь Байрамов, народ словно с ума сошел, и продажи резко возросли. Не может же она, Рита, взять дело в свои руки – да она понятия не имеет, как управлять таким сложным организмом, как театр!
Уже в подъезде Рита вдруг остановилась и, не чувствуя в себе сил сразу подняться наверх, присела на подоконник. Митя, не задавая вопросов, прислонился рядом к стене и вытащил пачку «Парламента».
– Дай сигаретку, – попросила Рита. Она не курила со студенческих времен, когда они с сокурсницами, спрятавшись в туалете, дымили одной сигаретой на всех, давясь и кашляя. С тех пор она ни разу не чувствовала потребности покурить, но сейчас это казалось необходимым.
Рука Мити легла ей на плечо, и Рита вздрогнула от неожиданности, совершенно забыв о том, что он находится рядом.
– Эй, я тут, – сказал он. – Я буду оставаться с тобой столько, сколько нужно. Тебе не придется проходить через это в одиночку!
Его милое лицо было так близко, и Рита сама не заметила, как оказалась в Митиных объятиях. Они были крепкими, словно он боялся ослабить хватку, чтобы она не выскользнула из его рук. Его мягкие губы прошлись по ее шее, горячее дыхание обожгло ухо. Ей стало тепло и безопасно, как давно уже не было, и Рита ощутила, как тяжесть в горле и груди, появившаяся с той минуты, как она увидела тело отца, постепенно отпускает.
Проснулась она оттого, что в глаза светило яркое зимнее солнце. Накануне Рите казалось, что заснуть она не сможет, но вот, гляди ж ты, заснула-таки и проспала до половины второго дня! Господи, надо же на работу позвонить… Хорошо, что сегодня нет никаких судов – значит, можно без потерь пропустить день.
Рита прошла на кухню, пригладив волосы пятерней. Там было накурено и пахло крепким кофе. Мать сидела за столом. В руке она держала сигарету в изящном мундштуке. В отличие от Риты, Наталья Ильинична привела себя в порядок: ее волосы были уложены в аккуратный пучок на затылке, и она надела брючный костюм, а не вчерашнее домашнее платье. Под ее серыми глазами залегли темные круги, и Рита поняла, что мать не ложилась вовсе.
– Твой брат приехал, и они с Митей отправились в морг, – сказала она, глубоко затягиваясь и выпуская дым из ноздрей. – Звонила куча народу с соболезнованиями. Как они только узнали? Кофе будешь?
Рита присела напротив, внимательно глядя на Наталью Ильиничну и пытаясь увидеть на ее лице следы реакции на смерть мужа. Скорбит ли она о нем, ведь столько лет прожито вместе? Но гладкое, несмотря на возраст, лицо матери оставалось спокойным, Рита даже сказала бы, безмятежным.
– Ты ужасно выглядишь, – заметила Наталья Ильинична. – Прими душ и приведи себя в порядок, заяц, а то люди придут, неудобно… Я позвонила Игорю – решила, он должен знать.
– Игорь с папой вчера поссорились. Митя сказал, дошло до драки.
– Это давно должно было случиться, – кивнула мать, делая затяжку. – Он не мог так долго держать все в себе. Твой отец думал, что сумеет загладить то, что натворил, даже пригласил Игоря в свой проект… Честно говоря, я не думала, что у него хватит на это духу! Только нельзя заставить человека простить себя, надо по меньшей мере попросить у него прощение, но твой отец не из тех, кто признает собственные ошибки. Он полагал, что Игорь просто обязан оценить то, что он для него сделал, а тот так не считал.
– Мама, скажи наконец, за что Игорь должен был простить папу? Байрамов, судя по всему, имел на него зуб, но ни он, ни вы ничего мне не рассказывали! Клянусь чем угодно, я не встану с этого стула, пока ты мне все не объяснишь!
– Сначала – в ванную, – ровным голосом произнесла Наталья Ильинична. – А потом я все тебе расскажу – теперь, когда отца нет, мое обещание потеряло силу.
Рита послушно, как зомби, отправилась в ванную комнату. Она стояла под холодным душем, ловя ртом струи воды и пытаясь вернуть своему телу чувствительность – казалось, ее руки и ноги превратились в бревна. Растеревшись докрасна большим махровым полотенцем, Рита закуталась в него и вновь вернулась на кухню. В ее отсутствие мать открыла форточку, чтобы запах дыма выветрился, но при появлении дочери она захлопнула ее и уселась на свое место за столом. Ее красивые длинные пальцы нервно постукивали по его глянцевой поверхности.
– Я обещала твоему отцу, что ты ничего не узнаешь. Не думаю, что он боялся, что ты не сможешь держать язык за зубами, просто… видимо, для него это было важно.
– Что было важно, мам?
– Твой отец трижды виноват перед Игорем. Во-первых, он вынудил вас расстаться. Думаю, для Игоря это было еще тяжелее, чем для тебя, ведь это ты взяла на себя инициативу, а он ни о чем не догадывался!
– Скажи мне то, чего я не знаю!
– Восемь лет назад Игоря ждало большое будущее. Из Парижа приехал представитель Гранд-опера. Он хотел предложить ему ангажемент – ты представляешь, что это значило бы для молодого танцовщика?
– Почему я об этом не знаю? – растерянно спросила Рита. – Папа никогда…
– Твой отец не хотел его отпускать, – перебила Наталья Ильинична. – Он отлично понимал, что после вашего с Игорем расставания его больше ничто здесь не держит! Это предложение было отнюдь не первым, однако Игорь все время отказывался уезжать – думаю, только из-за тебя.
Рита впервые обо всем этом слышала. Значит, Игорь мог стать звездой мирового балета, но держал это в секрете, боясь разрушить их отношения?
– Но как папа мог остановить его? – спросила она. – Ведь мы расстались, и…
– В отличие от твоего папы, заяц, у Игоря есть совесть. Он помнил, как много твой отец для него сделал, и не желал расставаться с ним на плохой ноте. Игорь надеялся убедить Григория, но твой отец всегда был упертым, как носорог, кроме того, как раз в то время у него начались проблемы в Мариинке, и он, как обычно, склонен был винить во всем кого угодно, только не себя самого! Конечно, Григорий не собирался вредить Игорю намеренно, хотя и пытался скрыть от него визит французского антрепренера, но произошло то, что произошло.
– О чем ты?
– Во время аварии, в результате которой Игорю пришлось уйти со сцены, за рулем находился не он, а твой отец.
Рите показалось, что она ослышалась.
– Я не в курсе, что именно произошло на той вечеринке, после премьеры «Роксаны», но твой отец страшно напился, – между тем говорила Наталья Ильинична. – Он собирался сесть за руль, но даже машину свою с трудом на стоянке отыскал. Игорь испугался, что он поедет-таки, и попытался его остановить, но ты знаешь своего отца! Он влез на водительское сиденье, а Игорь запрыгнул в машину буквально на ходу, видимо, в надежде его урезонить и заставить отдать ему ключи. Но все вышло не так. Твой отец гнал машину на предельной скорости, они выехали на шоссе, а дорога была скользкой от дождя. Григорий не справился с управлением, не вписался в поворот, задел грузовик и въехал в дерево. Машина загорелась. Видимо, отец протрезвел достаточно, чтобы понять, что наделал. Он успел вытащить Игоря из салона до взрыва. Игорь сильно пострадал: пять ребер оказались сломаны, было пробито легкое, и ему едва не ампутировали ступню. Твой отец все рассказал мне в больнице. Он был в ужасе, все твердил, что его посадят в тюрьму и что он – убийца.
Мать ненадолго замолчала, зажигая новую сигарету.
– Больше всего он боялся, что ты обо всем узнаешь, – продолжила она. – Мы думали, что Игорь не выживет, врачи сказали, что его состояние крайне тяжелое. Поэтому, когда приехали люди из полиции, твой отец заявил, что за рулем сидел именно Игорь. Он считал, что тому уже все равно, а репутация и жизнь Григория зависели от того, кто вел машину. Она сгорела дотла, и только твой отец и Игорь знали правду.
– Разве расследование аварии не проводилось?
– Проводилось. Твой отец просто позвонил кому надо – чего-чего, а связей он имел предостаточно. Он все это делал, думая, что Игорь не выживет. Но он выжил, а ситуация уже вышла из-под контроля. Газеты писали о том, что Байрамов вел машину, а Синявский сидел на пассажирском сиденье. После аварии он, рискуя жизнью, спас танцовщика из готового взорваться автомобиля. Твой отец выглядел героем. Григорий не ставил себе такой цели, но понимал: признайся он, что машиной управлял он, его будут судить.
Когда стало ясно, что Игорь поправится, мы поняли, что может произойти катастрофа. И тогда к нему пошла я. Чувствуя себя последней сволочью, я умоляла его не говорить, что за рулем находился твой отец. В крови Игоря нашли допустимый уровень алкоголя, и ему ничего не грозило с точки зрения закона, ведь никто, кроме него самого, не пострадал. Кроме того, отец позаботился о том, чтобы выплатить компенсацию водителю грузовика, и тот отказался от претензий. На кону была не только свобода, но и репутация Синявского, а последнее, как ты знаешь, он ценил даже выше первого! Признаюсь, это была отвратительная сцена: Игорь лежал после очередной операции и еще не совсем отошел от наркоза, а тут я – с плачем и просьбами. Он меня пожалел. Не твоего отца – меня. Я потом еще приходила, но Игорь не захотел меня видеть. Оно и понятно! А после он пропал на восемь лет. Григорий оплатил курс реабилитации – это самое меньшее, что он мог сделать.
– Тех денег оказалось недостаточно, – медленно проговорила Рита, вспоминая недавний разговор с Байрамовым.
– Что? – не поняла мать.
– Папиных денег не хватило, и Игорь оказался брошенным на произвол судьбы в Израиле. Если бы не состоятельные поклонники из местных, он так и не встал бы на ноги.
Наталья Ильинична потянулась к пачке сигарет, вытащила одну и снова прикурила, на этот раз не заботясь о том, чтобы открыть окно.
– Знаешь, – сказала она через несколько минут, – я догадывалась. Твой отец ничего не говорил, и у меня создалось впечатление, что Игорь отказывается принимать от него помощь… Однако могло быть и иначе.
– Но почему, почему папа не сделал все, чтобы помочь Игорю?! – в отчаянии воскликнула Рита. – Ведь выходит, это его вина, и…
– Вину очень тяжело признать, заяц, – вздохнула Наталья Ильинична. – Особенно таким гордым, деспотичным и самоуверенным людям, как твой отец. Чтобы признать вину, надо обладать недюжинным мужеством, не бояться унизиться и почувствовать себя во власти другого человека. К сожалению, Григорий не относился к категории людей, способных на самоуничижение. Он сделал для Игоря, что считал нужным, и всерьез полагал, что тот должен быть ему благодарен по гроб жизни!
Все, о чем говорила мать, Рите было неизвестно. И тем не менее она не удивлялась. Наверное, это – самое страшное, думала она. Когда тебе нечем оправдать того, кого ты должна любить.
– Твой отец боялся встречи с Игорем, – продолжала между тем Наталья Ильинична. – Знаешь, как говорят: тяжелее всего простить тех, перед кем мы виноваты. У Игоря до аварии было все – карьера, известность, молодость, красота, он купался в славе и всеобщем восхищении, и впереди маячил контракт с Гранд-опера. Твой отец отнял у него будущее. Игорь получил слишком серьезные травмы и больше не мог танцевать, как раньше. Контракт уплыл – кому нужен инвалид? Гранд-опера – всемирно известная балетная труппа, и они признают только классический балет – тот, кто не в состоянии исполнять сложные элементы, там не котируется… Честно говоря, я удивилась, узнав, что Григорий пригласил Игоря в «Камелот». Я полагала, твой отец решил забыть о том, что произошло. Григорий был гордым человеком, а тут гордиться нечем. Более того, он чувствовал себя подлецом, но не мог в этом признаться даже самому себе. Трагедия заключалась в том, что он любил Игоря. На самом деле, если он кого-то и любил в своей жизни, так только его. Игорь всегда был тем, чем Григорий Синявский так и не смог стать – гениальным танцовщиком. И твой отец чувствовал свою причастность к процессу формирования таланта, эдаким Пигмалионом себя ощущал. И по характеру Байрамов в чем-то похож на него – такой же взрывной, темпераментный и непримиримый. Только он мог противостоять твоему отцу, только он мог сказать ему «нет» и не быть уничтоженным. Но Григорий потерял право считаться творцом в тот день, когда предал свое творение.
Мать замолчала, нервно теребя в руках мундштук. Ее лицо горело то ли от злости, то ли от стыда. Через минуту она вновь заговорила:
– Вот почему я недоумевала, когда он пригласил Игоря.
– А ты не спрашивала…
– Разумеется, спрашивала! Григорий сказал, что таково условие инвесторов, но мне как-то сомнительно, что французы вообще были в курсе, что Игорь жив. Тогда я решила, что твой отец наконец пусть и с опозданием, но все же решился попробовать загладить вину. Во всяком случае, мне хотелось в это верить. Понимаешь, заяц, я надеялась, что в твоем отце еще осталось что-то человеческое, что-то, за что я когда-то его полюбила… Хотя сейчас мне кажется, что и в то время я нарисовала себе образ и влюбилась в него, а на самом деле Григорий Синявский всегда оставался тем, кем мы его знали. Но мы больше не станем об этом говорить: о мертвых либо хорошо, либо никак, верно?
Наталья Ильинична резко поднялась со стула и подошла к плите.
– Давай-ка я блинчики испеку, а?
Глава 5
Миша вернулся из морга озадаченный и сказал, что ему без всяких объяснений отказались выдать тело. Рита узнала об этом только к вечеру, так как провела день в бесконечных переговорах с инвесторами и журналистами, требующими интервью. Один из них, вот наглость, заявился лично и с порога задал вопрос:
– Маргарита Григорьевна, что вы думаете по поводу убийства вашего отца?
Рита чуть со стула не свалилась. Однако ей пришлось быстренько взять себя в руки, устроить выволочку Сене, который пропустил назойливого, лживого писаку в ее кабинет… вернее, в кабинет Григория Сергеевича, конечно же, и заставить охранника выставить парня вон с «волчьим» билетом. Это надо же – убийство! Для журналистской братии главное – раздуть сенсацию из любой мало-мальски заслуживающей внимания новости, и ради этого они готовы врать и приукрашивать события. Потом, в крайнем случае, можно извиниться или написать опровержение (мелким, почти нечитаемым шрифтом), но СЕНСАЦИЯ-то уже пошла в народ! Слово, как известно, не воробей.
К восьми часам Рита ощущала себя так, словно поучаствовала в переброске российских войск с берега Балтийского моря в Уральские горы и обратно. Самым тяжелым испытанием, разумеется, стал разговор с Леоном Серве, который был в панике. Ей пришлось, собрав волю в кулак, заверить француза, что, несмотря на смерть Синявского, для шоу ничего не изменится. Это оказалось тем сложнее, что сама Рита вовсе не испытывала по этому поводу никакой уверенности. Вопрос с Байрамовым оставался открытым, и она, хотя названивала ему с перерывами с десяти утра, так и не смогла с ним поговорить – никто не брал трубку. В конечном итоге Рита решила, что это подождет – все равно ни сегодня, ни завтра репетиций не предвидится. И кто, скажите на милость, будет их проводить?! Она понятия не имела, но Леону Серве об этом знать необязательно.
И вот, вернувшись домой, еле волоча ноги и надеясь провести вечер в лежачем положении, Рита узнает о проблемах в морге!
– Как это – тело не выдают? – не поняла она. – На каком основании?
– Понятия не имею! – раздраженно развел руками брат. Рита никогда не видела его в таком подавленном состоянии. Вообще, у нее создалось впечатление, что только она одна сохраняет присутствие духа, а остальные члены семьи напоминают лодку, у которой ветром внезапно сорвало парус. Не то чтобы они тяжело переживали потерю (Рита была далека от мысли, что Миша и Катя, срочно прилетевшая из Манчестера, сильно страдают), но они не представляли, что теперь будет. Несмотря на то что старшие дети, как принято говорить, давно вылетели из гнезда, они привыкли к тому, что жизнь в родительском доме вращается вокруг отца и им же управляется. Оба, чего уж греха таить, с удовольствием пользовались деньгами, ежемесячно выдаваемыми им «на непредвиденные расходы», хотя сами неплохо зарабатывали. Наталья Ильинична предпочитала называть эти финансовые вливания «детскими деньгами», которые и правда в основном шли на внуков. Кроме того, Миша и Катя, не принадлежавшие к сфере искусства, внезапно оказались в поле зрения СМИ и других людей, желающих либо узнать подробности о смерти знаменитости, являвшейся их отцом, либо выразить сочувствие. И то и другое вынести было нелегко, тем более что брат и сестра не слишком интересовались миром, в котором жил и работал старший Синявский. Рита их не осуждала: она и сама предпочла бы держаться подальше от богемы, если бы Григорий Сергеевич постоянно не задействовал ее в своих делах. И теперь именно Рита, как ни парадоксально, оказалась в роли главной опоры семьи. Наталья Ильинична вела себя более чем достойно, но дочери казалось, что несправедливо взваливать на нее еще и эти проблемы.
– Я займусь этим, – подавив вздох, сказала Рита и, вместо того чтобы отправиться отмокать в ванную, взяла телефонную трубку. В такой ситуации мог помочь только дядя Егор. Это имя стало первым, пришедшим на ум, поэтому она набрала его номер. Егор Стефанович Квасницкий являлся одним из ближайших приятелей отца. Друзей у Григория Сергеевича не было, но были люди, с которыми он общался достаточно близко, чтобы создалась своеобразная иллюзия дружбы. Рита не знала, как и где они познакомились, но, сколько себя помнила, этот человек всегда находился рядом. Он помог отцу вновь подняться, когда наступили тяжелые времена. Странно, но ей порой казалось, что мама недолюбливает этого человека. Рита искренне не понимала почему, ведь дядя Егор был абсолютно безотказен. И в этот раз он пообещал использовать все свое влияние, чтобы Синявские смогли получить тело.
Едва она повесила трубку, как телефон снова зазвонил.
– С кем я говорю? – поинтересовался резкий голос, не потрудившийся ни представиться, ни поздороваться.
– С Маргаритой Синявской. А кого…
– Это следователь Иванченко, – не дослушав, оборвал говорящий. – Нужно, чтобы вы завтра подъехали ко мне. Шестая линия Васильевского острова, дом семь. Когда вам удобно? Лучше в первой половине дня.
– Зачем? – спросила удивленная Рита.
– Вот завтра и поговорим. Так сможете приехать?
– В десять часов подойдет?
– Отлично!
Он тут же повесил трубку, не попрощавшись – видимо, это у него стиль такой. Рита настолько растерялась, что даже забыла поинтересоваться у следователя насчет тела отца. Ну ладно, завтра так и так придется ехать, значит, там она и задаст свои вопросы.
Рита наконец добралась до ванны. Она налила туда жасминового масла и с наслаждением погрузила измученное тело в воду. Закрыв глаза, она попыталась освободить мозг от тяжелых мыслей и хотя бы полчаса просто отдохнуть. Ей почти удалось, однако тихий стук, даже скорее поскребывание в дверь, заставил ее снова поднять веки и спросить:
– Ну что еще?
Вопрос звучал не очень-то вежливо, но у Риты не было сил на политесы. Дверь приоткрылась, и внутрь проскользнула высокая, немного угловатая фигура – старшая сестра.
– Можно я с тобой посижу?
Рита пожала плечами. Катерина прилетела еще днем – просто удивительно, как ей удалось так быстро договориться обо всем на работе, уладить семейные дела и купить билет! Они давно не общались, кроме как по телефону, да и то обычно перекидывались всего парой фраз, после чего Рита передавала трубку матери. Наталья Ильинична всегда находила тему для беседы с Катериной, тогда как Рита с каждым проходившим годом все больше осознавала, что отдаляется от нее. Катя стала типичной «европейкой» – у нее даже политические взгляды изменились. Когда старшая сестра порой принималась учить младшую, как на самом деле обстоят дела в мире и конкретно в России, Рита лишь недоуменно усмехалась, говоря одну и ту же фразу: «Ну, тебе, конечно, из-за бугра виднее, как мы тут загниваем!» После этого Катерина, как правило, просила позвать Наталью Ильиничну, и беседа заканчивалась.
Но в этот раз, похоже, Катя не собиралась делать ничего подобного. Она примостилась на табуретке напротив ванны. Рите показалось, что сестра выглядит так, словно чего-то стыдится.
– Прости меня, – тихо произнесла она, с трудом выдавливая из себя слова.
– Чего это вдруг? – вздернула брови Рита, искренне не понимая, почему сестра извиняется.
