скачать книгу бесплатно
– К услугам вашей светлости!
– Что?
Не то чтобы Агафья не расслышала Мишкиных слов – в доме было тихо, но слишком уж необычным оказалось обращение. Елисей же понял ситуацию по-своему и, в полном соответствии с полученными инструкциями, громко повторил:
– К услугам вашей светлости!
Не дожидаясь ответа, Мишка, а с ним и близнецы, поднялся на ноги. Княгиня некоторое время озадаченно помолчала, а потом, видимо выполняя заранее продуманный план, грозно вопросила:
– Почто вежество не блюдешь, земно не кланяешься?
– Воинское коленопреклонение вежеством земному поклону не уступает, однако, если вашей светлости угодно…
Мишка склонился в поклоне так, что если бы не были заняты руки, сумел бы коснуться пальцами земляного пола. Вместе с ним склонились и близнецы, а Елисей, еще не успев выпрямиться, начал:
– Воинское коленопреклонение…
– Да слышу я, слышу, не глухая!
Агафья отмахнулась, как от надоедливой мухи, и Елисей умолк на полуслове.
– Ты как меня назвал?
– Издавна у славян князья именуются светлыми, отсюда и светлость. Обращение же на «вы» есть сугубое вежество, надлежащее при разговоре с тем, кто владеет правом говорить не только от себя, но и от множества своих подданных. Посему – ваша светлость.
– Хм… – княгиня явно не нашлась, как реагировать на Мишкин пассаж, шевельнулась, усаживаясь поудобнее, набрала в грудь воздуха… – Да ты… вежеству меня учить вздумал, сопляк?!
«Ага, решила все-таки придерживаться скандального тона. Видимо, думает, что придется торговаться насчет размеров выкупа, и пытается заранее давить на психику».
– Как можно, ваша светлость? Веду себя так, как наставники учили.
– М? Какие такие наставники?
«Ну что, мадам, не получается скандальный тон выдерживать? А как вы себе думали? «Удивить значит победить»! Сейчас я вам еще одну загадочку подкину».
– Воевода Погорынский боярин Кирилл Лисовин, посадник княжий боярин Федор, иеромонах Туровской епископии Илларион, богемская графиня Палий… Люди все уважаемые в искусстве вежества, а также в куртуазных правилах весьма искушенные!
«А вы, мадам, хоть и пребываете ныне в статусе вроде жены председателя райисполкома в медвежьем углу, в столице-то обитали, да и по-польски трындите, как я заметил, без проблем. Следовательно, о европейской куртуазности хотя бы слыхали, хоть краем уха. Зря, что ли, я богемскую графиню приплел? Ну что, и дальше будете городничиху изображать?»
Агафья оказалась бабой упертой (недаром же соправительница при муже) и после небольшой паузы, снова слегка поерзав, опять попыталась наехать на Мишку, но теперь с другой стороны:
– Ты о чем думал, молокосос?! А если бы твои стрелки в кого-то из детей попали?
– Не попали бы. Стрелки у меня хорошие, некоторые даже на звук…
– Да плевала я, какие у тебя стрелки! Ты детьми рисковал!! Княжьими!!!
– Не было риска, ваша свет…
– А если бы попали?
– Но не попали же, даже близко…
– А если бы все же попали?
А вот это надо было уже прекращать, причем самым решительным образом. Еще ТАМ Мишка убедился, что вот таким «если бы» собеседника долбят либо при отсутствии других разумных аргументов, либо провоцируя на опрометчивый, чреватый серьезными неприятностями ответ. Тут есть только два выхода: либо юлить и выкручиваться, либо ответить так, чтобы вопрошающему тошно стало. Юлить и выкручиваться Мишка не собирался – не та ситуация.
– А если бы хоть в одного ребенка попали, я бы приказал перебить вас всех, а потом свалил бы все на полочан или ляхов. Да и вообще: кто знает, что мы тут были? Покойники – люди неразговорчивые!
«Хватит пар в свисток выпускать, пора переходить к делу. Рискованный, конечно, шаг, но как промежуточный посыл в нужном направлении он должен сработать, а негативные тенденции потом выправим…
Атос, конечно, себе такого никогда бы не позволил, но куда денешься, жизнь – не литература».
Наверное, если бы Мишка еще раз дал княгине по затылку, она и это перенесла бы легче, чем то, что он сказал. Агафья хватала воздух широко разинутым ртом, будто ее окатили ушатом холодной воды, а Мишка уставился на нее исподлобья и в придачу двинул искалеченной бровью – он давно уже выяснил, какая у него от этого делается рожа. И тут княгиня испугалась. Вовсе не потому, что Мишка выглядел так уж страшно (куда ему до Бурея!), и не потому, что вместе с детьми попала из одних чужих рук в другие; не чужаки ведь – полочане или ляхи, а туровские – подданные ее родного брата. Все было проще, но куда опаснее – она оказалась в руках мальчишек!
Поведение взрослого человека с той или иной долей уверенности можно предвидеть, намерения понять, свои слова и действия как-то подо все это подстроить, а представить себе, что может в следующую минуту торкнуть в мозги подростку… Да он и сам не представляет! А подростки-то в доспехах и при оружии, и только что вполне уверенно расправились с похитителями княжеской семьи! И они, как успела заметить Агафья, беспрекословно подчиняются вот этому бояричу Михаилу, который старательно играет в благородного рыцаря, скорее всего выдуманного им самим на основе рассказов наставников.
В том, что это именно игра, сомневаться не приходилось – женский, да еще и княжеский глаз не обманешь! А ну как наскучит мальчишке игра или пойдет не так, как ему хочется? Возьмет, да и поломает игрушки по злобе или подростковому легкомыслию. Но игрушки-то – живые люди: сама Агафья, дети ее, прочие пленники! А он… ишь, как рожу-то покривил… сейчас как кликнет своих щенков, так стаей и накинутся…
Не то чтобы Мишка читал на лице Агафьи все эти мысли – княгиня все-таки, лицом владеть умеет – но примерно догадывался, а следующая фраза собеседницы его догадки подтвердила:
– А взрослый-то кто-нибудь с вами есть?
«У-у, матушка, там перед домом ты, видать, совсем с перепугу обалдела – даже не заметила, как мимо Егор со своими людьми проскакал! Ну, тем лучше».
– Был, ваша светлость. Десятник Старшей дружины Егор приставлен к нам воеводой Погорынским для надзора и поучения. Он с тремя десятками моих отроков за вашими обидчиками погнался, что на ладье сбежать вознамерились. Только что гонец оттуда прискакал. Ладью, на которой вашу светлость тати захватили, отбить удалось, но сам десятник Егор при этом погиб. Царствие ему Небесное и вечная память, искусный был воин и наставник мудрый.
Мишка перекрестился, княгиня тоже, но было заметно, что мысли ее далеки от чего-либо возвышенно-божественного.
«Вот такая, княгинюшка, заковыристая ситуевина: надзирать за нами больше некому, придется как-то выкручиваться самой. Ну, мадам, напрягите то место, которым думаете! Вы же зрелая женщина, мать нескольких детей, аристократка, в конце концов! Неужели пацана вокруг пальца обвести не сможете? Дерзайте, Ваша Светлость, клиент сам в руки упасть готов. Ну же! Если до вас, наконец, дошло, что вы имеете дело с кучей мальчишек, уже попробовавших крови, а их вожаку нравится играть в благородного рыцаря, у вас только один надежный и почти беспроигрышный ход – подыграть ему».
Агафья, похоже, пришла к тому же выводу, а может быть, вовсе не анализировала ситуацию так, как представлялось Мишке, а принялась действовать на основе женской интуиции и впитанных с детства правил поведения при княжеских дворах. Она окинула взглядом Елисея с Елизаром (кажется, впервые взглянув на них внимательно), чуть заметно шевельнула губами, видимо, оценив их благообразие и одинаковость, и повелела:
– Найдите-ка, ребятки, на что вашему сотнику присесть.
Близнецы и не подумали шевелиться, пока от Мишки не последовало негромкое: «Исполнять» – потом сунулись туда-сюда и выволокли из угла грубую и весьма непрезентабельного вида скамью. Пристроили ее напротив княгини, впритык к очагу и сами замерли возле ее концов.
– Присядь, боярич Михаил, – в голосе Агафьи не осталось и намека на скандальность.
«Браво, сэр Майкл! Ее светлость изволили принять условия игры! Только не вздумайте вообразить, что вы уже выиграли. На вашей стороне знание галантной обходительности, начиная с рыцарских романов и кончая анекдотами о поручике Ржевском, а на ее – княжеское воспитание и опыт управления, да не просто управления, а совместно с мужем. Она годами училась мужиками вертеть. Так что бдительность и еще раз бдительность!»
Мишка, стараясь держаться как подобает наследнику древнего рода, но не выглядя при этом «словно аршин проглотил», опустился на скамью (она, зараза, еще и шаталась), поставил ножны около левой ноги и положил ладонь на оголовье рукояти оружия. Агафья – вроде бы незаметно, но Мишка засек – следила за его манипуляциями с мечом.
«Ага, пытается понять, насколько вы привычны к оружию, сэр Майкл, и не только в бою, а вот так – «партикулярно»: не зацепитесь ли за что-то ножнами, легко ли сможете принять достойную позу. Хорошо, что не сразу заметил ее взгляд, а то непременно какую-то неловкость совершил бы. А так вроде бы все в порядке, действовал привычно, на автомате. Знающему человеку это говорит о многом: не из простых, держать себя с достоинством приучены сызмальства. Ну, начало, надо понимать, будет классическим – вопросы на тему: «кто ты, что ты и откуда».
– Из каких же ты Лисовинов будешь, боярич?
«Да, школа! С первого раза титулование запомнила и сразу же, первым же вопросом, пытается выяснить, велик ли род Лисовинов, много ли в нем ветвей».
– Из Погорынских, ваша светлость, земли нашего воеводства лежат промеж Горыни и Случи.
– А муромским Лисовинам вы кем приходитесь?
«Опаньки! А что, в Муроме тоже Лисовины есть? Нет, мать бы рассказала… Проверка! Блин, ну, началось путешествие по минному полю!»
– Не осведомлен, ваша светлость. Известная мне близкая родня у нас только в Турове, в Пинске и в Клецке. О муромских Лисовинах не слыхал.
– А я вот о клецких Лисовинах не слыхала, хотя всех там знаю.
«Ну, стерва, вот тебе еще один подзатыльник!»
– В Пинске и Клецке не Лисовины – Святополчичи.
* * *
Еще ТАМ, читая труды Гумилева, Михаил Ратников выстроил для себя (возможно, и неправильно) понимание того, почему столь трепетно относились аристократы, да и вообще дворяне, к своим родословным, почему своим происхождением гордились даже бастарды титулованных особ. Видимо, все началось еще в скотоводческих культурах, когда люди эмпирическим путем поняли законы наследственности. Знание это не потерялось с веками и в средневековье стало основой сословного обособления правящего класса и построения генеалогических древ.
Поначалу практика подтверждала правильность такого подхода: родоначальниками аристократических родов в подавляющем большинстве случаев становились пассионарии, а их потомки наследовали этот признак. Вот только не знали предки, что пассионарность из доминантного признака со временем может стать рецессивным; как говорится, «кровь разжижается». Да и условия жизни этому способствовали: когда обязанность скакать верхом в доспехе, размахивая чем-нибудь смертоубийственным, меняется на необходимость крутиться в придворных интригах, пассионарность становится не достоинством, а недостатком – хитрозадые «субы» и пассионарии низших уровней начинают выигрывать у принципиальных, а потому предсказуемых, пассионариев высших уровней.
Вот так и получилось, что во время Великой французской революции толпы аристократов вместо вооруженного сопротивления покорно шли на гильотину, а во время Гражданской войны в России во главе Белого движения не оказалось никого из великих князей или иных представителей самой высшей знати – либо эмигрировали, либо пошли под нож, как бараны. Да и вообще, вырождение европейских королевских и императорских фамилий стало «общим местом», не вызывающим сомнения.
Но ЗДЕСЬ, на Руси XII века, «качество крови» все еще имело важное, в некоторых случаях – решающее значение. Кровное родство с Рюриковичами могло запросто оказаться важнее, чем ум, энергичность или заслуги. Да, разумеется, свой статус требовалось подтвердить делом – XII век еще не то время, когда происхождение могло компенсировать слабость, как физическую, так и духовную; но и право на такое «подтверждение делом» человек получал прежде всего благодаря происхождению. Вот об этом-то своем праве и заявил Мишка всего одним словом: «Святополчичи».
В тот момент оно показалось ему необходимым, но оно же и стало тем спусковым механизмом, который запустил процесс, приведший к тому, что управлять событиями так, как он привык, Ратников уже не смог – оставалось только хоть как-то удерживаться в седле.
* * *
Удар попал в цель! Мишка понял это, когда заметил, как Агафья дрогнула лицом; разговор мгновенно вышел на совершенно иной уровень: с ней разговаривал не просто отмороженный подросток, а родич единственной, кроме Мономашичей, княжеской ветви, сохранившей формальное право на великокняжеский престол. Она – женщина из соперничающей династии – была у него в руках, а он, нисколько не смущаясь, уведомил ее, что запросто может вырезать всех пленников! Разумеется, шансов у Святополчичей не было, и убийство Мономаховны тут не помогло бы, а скорей повредило, но мало ли, что придет в голову подростку, вдруг да решит, что таким образом своей родне поможет?
«Огребла, княжья морда? Что у нас следующим пунктом последует? К гадалке не ходи – умасливание и улещивание. Баба, она и в Африке баба, хотя бы и княжьих кровей».
Мишка оказался прав: в ситуации, когда любой мужчина ответил бы на вызов, княгиня Агафья расплылась в сладчайшей улыбке и, словно не придав значения его словам, просто сменила тему.
– Да, вижу, боярич, что кровей ты добрых! Это ж надо, с мальчишками пойти против матерых татей и победить! Как решился-то?
– Отроки у меня не простые, ваша светлость! – Мишка старательно изобразил, что польщен комплиментом, только вот зарумяниться не получилось. – В воинской школе выучены и в боях уже побывали, да не по одному разу.
– В воинской школе? – кажется, Агафью неподдельно заинтересовало необычное название, или все же притворялась? – Это что ж за диво такое?
– Около века назад, ваша светлость, великий князь Ярослав Владимирович отправил в Погорынье сотню ратников. С тех пор так там и живем: язычников в трепете держим, волынский рубеж стережем да по княжьему слову в походы ходим. Вот уже шестое колено воинов сами воспитываем и обучаем.
На несколько секунд улыбка Агафьи стала словно приклеенной.
«Эге, сэр, похоже, ваши догадки о том, что Ярослав Мудрый братиков почикал, таки имеют под собой основание, вон как княгиню-то упоминание о нем зацепило. Тема-то «в елку» – Ярослав тогда соперников прибрал, а сейчас, наоборот, Мономаховна в руках у родича Святополчичей оказалась. Что-то неказисто у вас, сэр, получается… сами же решили – никаких запугиваний».
Агафья быстро овладела собой и снова «надела» на лицо выражение «ну, прямо мать родная».
– И тем не менее… Благодарствую за выручку и покарание татей, боярич. Храбрость и разумность твою вижу и ценю – не всякий, ой, далеко не всякий отрок на такое способен! Я добро помнить умею и отплачу за него сторицей… и опричь выкупа!
Мишка ответил на этот заход изображением оскорбленной невинности заодно с аристократической гордостью:
– О каком выкупе речь, ваша светлость?! Защита беспомощных и наказание злодеев – святая обязанность православного воина! Требовать за нее награду невместно!
– Но и мне-то неблагодарной оставаться тоже невместно! Воздаяние за доброе дело – такой же христианский долг, как и обязанности православного воина! Неужто у тебя, боярич, никакого желания нет, кое я исполнить бы могла?
Княгиня так повела глазами, что у Мишки сами собой подобрались пальцы на ногах.
«Сэр, это просто на грани открытого предложения секса! Вы прямо-таки обязаны смутиться и покраснеть! Хотя… это вы, пожалуй, со своим цинизмом загнули слегка… Какой секс? Дамочка-то наверняка и помыслить не может, что изъявление ее милости кто-то ТАК посмеет расценить. Она-то песика дворового по голове потрепала, не более. Так что живо виляйте хвостом изо всех своих щенячьих сил – сделайте тетеньке приятное».
– Высшая награда для меня – благоволение вашей светлости!
«Тьфу! Самому противно!»
– И только-то? Да ты скромник, боярич!
– Ну, еще… – Мишка изобразил колебания и яростную внутреннюю борьбу. – Еще добрые слова вашей светлости обо мне перед вашими братьями: его высочеством Вячеславом Владимировичем и его величеством Мстиславом Владимировичем.
«А не перегибаете палку, сэр? Высочество, Величество… как бы у бабоньки ум за разум не зашел. Впрочем, новые красивые титулы для нее, что новое украшение, а для женщины это одно сплошное удовольствие. Решила же она вашим тараканам в голове подыгрывать, а тут даже и напрягаться не надо».
– М? – Мишке, кажется, удалось удивить Агафью. – Ты столь предан Мономашичам?
– Да, ваша светлость! Прошедшей зимой я так князю Вячеславу Владимировичу и сказал: «Волкодав из чужих рук пищу не берет!»
– Ты разговаривал с Вячеславом? Как это ты сподобился?
– Имел честь, ваша светлость! На празднике проводов зимы я с отроками показывал в Турове воинское учение… ну, чему у нас в Погорынье воины молодежь обучают. Его Высочеству Вячеславу Владимировичу понравилось, и он меня златым перстнем одарил!
Агафья скользнула взглядом по Мишкиным пальцам.
– А что ж подарок-то княжий не носишь?
– Я за него холопа выкупил и, окрестив, по завету Господа нашего Иисуса Христа, даровал ему волю.
– Гм… Похвально, боярич, похвально.
«Все, сэр! Можете гордиться – вы в ее глазах полный идиот. Даже неудобно как-то… Вы-то ее игру насквозь видите, а она ваши выкрутасы за чистую монету принимает. Восторженный пацан, воображающий себя рыцарем, прямо как на картинке! Пожалуй, мадам уже дозрела до убеждения, что может вами крутить, как захочет. Ох и облом ей корячится… мама не горюй!»
– Ну что ж, – продолжила княгиня тоном, от которого «поплыл бы» любой подросток, – вижу, что мы теперь под защитой, хоть и молодого, но достойного воина… и истинного боярина!
Мишка потупился и свел раздвинутые до того колени, только что пол носком сапога ковырять не принялся.
– Могу теперь ни за себя, ни за детей не опасаться.
Мишка гулко сглотнул и шумно втянул носом воздух.
– И братьям о твоей доблести и разумности расскажу, – медоточивость голоса Агафьи превысила все мыслимые границы, – и воеводу Погорынского извещу о благодарности за прекрасное воспитание сына…
– В-внука… Ваша светлость… – в последний момент удалось удержаться от соблазна подпустить слезу в голос, но кто-то из близнецов-«пажей» растроганно шмыгнул носом и негромко звякнул кольцами доспеха.
