Люди до. Новая история

скачать книгу бесплатно

Люди до. Новая история
Анна Александровна Грачева

Во второй книге главной героине – Лин, придется спасать себя, и не только, из вынужденного заточения в Новом городе. Как бы спастись и не залезть в новые неприятности? Как добраться до Тима? Как узнать, все ли в порядке с близкими людьми? Ответы на все эти вопросы, а так же на многие другие, и конечно развязку истории Основного города, Нового города и Коммуны вы найдете здесь. Приключения и проблемы, загадки и конечно любовь юной Лин – ждут вас на страницах второй части книги "Люди до. Новая история"

Глава 1.

Я запуталась в днях и времени суток. В моей комнате совсем нет окон, только голые серые стены, пол, на котором нет ни одного предмета, даже для сна, мне постелили одеяло на полу. В углу стоит ведро, для моих нужд. Я не знаю, когда его меняют, но скорее всего, когда я сплю, потому что я не замечала этого момента, а оно стоит чистое и не источает неприятного запаха. Судя по тому, что мне совсем недавно приносили еду, после долгого перерыва, сейчас утро. Дни я считать перестала, почти сразу, как меня завели в это место, после долгого перехода из Основного в Новый город. Я уснула, как только легла на пол, чтобы мои ноги перестали ныть от усталости. Не знаю, сколько я спала, но не больше суток. Скорее всего, сейчас третий день, после того, как нас с мамой и остальными женщинами Основного города, привели в Новый. Эти улицы мне совсем не знакомы. Здесь большие дома серого цвета, очень мало окон и много дверей. Нас разместили в отдельные комнаты, и я не знаю, что сейчас с ней, со всеми ними. Я знаю, что со мной. А со мной сейчас случится истерика. Я устала себя контролировать и вести тихо, в своем плену. От этого нет никакого толка. Быть может, если я немного пошумлю, что-то изменится. Но, судя по тому, что в Новом городе меня считают предателем, после того, как я сбежала с оружием, чтобы предупредить Совет пяти об угрожающей Основному городу опасности, со мной не будут мягко и обходительно обращаться. Вероятно, у меня одной в комнате нет окон и общения с остальными. Мой рюкзак забрали еще на входе в здание. В той куче тряпья, куда его бросили, было множество вещей, принадлежавших жителям моего города. Нас лишили всего, что могло бы нам облегчить существование. А перед тем, как запихнуть меня в комнату, служащий, неприятной внешности с большим ртом и лохматой прической, обшарил мое тело, прикасаясь и задерживаясь на всех выпуклостях моей фигуры и наконец, нашел на шее неприметный кулон, который сорвал, даже не расстегнув, и засунул себе в брюки. В ответ, я замахнулась на него рукой и обцарапала ему лицо, давно не стрижеными ногтями. Он отскочил от меня с криком и уже поднял руку на меня, чтобы ударить, но я вывернулась и снова атаковала первой, толкнув его в грудь. Моя рука тогда соскользнула, но попала как нельзя лучше, достигнув цели. Согнувшись, он восстанавливал дыхание, а двое других, скрутив меня, заперли одну. Так зла я еще не была ни на кого. Даже сейчас, после того как прошло достаточно времени, при воспоминаниях его мерзкого лица меня колотит от злости и охота разбить кулак об стену.

За все время пути в Новый город, я не встретила в колоннах, выводимых пленных из города, ни Су, ни Мар, ни остальных. У меня есть надежда, что они избежали этой участи. Что они скрылись от людей с оружием и сейчас на свободе. Так было бы правильно. Я устала себя винить, но по-другому не могу. Похоже, что я одна виновата во всем случившемся, не зря же все крутится вокруг моей персоны. Еда у меня тоже особенная, она в основном растительная. Никаких примесей лекарств я не наблюдаю, значит, меня не собираются лишать чувств. Следовательно, кто-то хочет, чтобы я как следует, прочувствовала эти моменты и обдумала свои действия, без влияния лекарственных препаратов на мой организм, которые притупили бы мои болезненные ощущения в душе.

Я выливаю остатки воды себе на голову, чтобы освежиться. Моя одежда, как и я сама не очень приятно пахнет. Черные штаны неприятно липнут к телу, а майка уже давно растянута, от того, что я не могу успокоить свои руки, и оттягиваю ее то – вниз, то – вверх, чтобы помахать на себя и охладиться. Или это просто нервное, так как я не ощущаю успокоения от всех этих движений. В комнате очень душно, а тусклый свет от лампочки, который светит постоянно, не выключаясь ни днем, ни ночью – раздражает. Мои мысли начинают плавиться, меня постоянно клонит в сон от жары и безделья. Но я заставляю себя не расслабляться и расхаживаю по комнате почти все время, кроме сна. Я беру в руки пустую железную тарелку, в которой для меня большими ломтями был накрошен салат, с заветренными и местами подпорченными овощами, и начинаю стучать по деревянному полу и бетонным серым стенам, что есть силы, создавая очень много шума. Так стучу очень долго, пока в ушах не звенит, но ничего не происходит. Только паника нарастает, от того, что все бесполезно и у меня нет выхода из этого помещения.

Если я правильно считаю дни, то сегодня третий. А это означает, что если все пошло по плану правления Нового города, то Основного города и его населения, включая Совет пяти – больше нет. Именно три дня председатель правления рассчитал на полное уничтожение недостойного существования – Основного города. Не знаю, успел ли кто-то из Совета спастись, но надеюсь, что да. Судя по тому, что мне говорили в мое последнее посещение здания Советов, Основной город не имеет отношения к похищению девушек, выкупам и оружию. Это, конечно не снимает с них ответственности за то, что они кормят народ города лекарствами и не делают ничего, для улучшения жизни под куполом, прогнившим, как и само правление, но они не убийцы! Они не хотели беспорядков и придерживались политики, которую избрали для своего города – никакой войны, никакого оружия, никаких мятежей и прочего. А вот правление Нового города давно вынашивало планы по нападению и присвоению себе технологий и населения, для полного и единоличного владения. Им надоело зависеть от подачек Совета с их постоянными ультиматумами и правилами. Они сделали все, чтобы развалить систему, которая строилась не один век. Они победили. Но их ли это победа? Или победил кто-то третий. Я не могу пока понять, что же произошло и кто виновен в похищениях? Если Основной город не имел сговора с похитителями, для ослабления Нового города, с целью завоевания наиболее пригодной к жизни территории, то кто? Я, было, думала, что все подстроено Новым городом, для того, чтобы безо всяких претензий упрекать после – правление Основного города. Но вспоминаю, как они обыскивали убежище похитителей и понимаю, что они не могли так притворяться и прочесывать каждую меру, только для того, чтобы показать, что они не причастны к случившемуся. Да и для кого? Для меня? А кто я? Простая девочка из Основного города, которая оказалась не в том месте не в то время. Это без сомнения я привела их к убежищу и показала оружие похитителей. Кому-то был нужен целый склад опасного металла. Но кому и для чего я не могу понять.

Мои мысли снова заводят меня в тупик, и я начинаю бить о стены тарелкой с новой силой. Может эти действия, и не приведут ни к какому результату, но определенно кому-то я сверну кровушку, как и себе впрочем. На себя мне уже давно плевать. А если, я надоем хоть одному человеку, из этой вооруженной по полной программе своры, то можно считать мой день, или вечер – не зря прожит.

Я слышу звук щеколды, что отворяет небольшое окошко в двери моей комнаты для передачи мне пищи и мчусь к двери, чтобы разглядеть кого-то или что-то, и попробовать распахнуть дверь, но как только я достигаю этого отверстия, на меня выливается целое ведро ледяной воды. Я замираю на месте, как вкопанная и кричу, от неожиданности и холода, что сковывает мои движения и заставляет замереть сердце.

– Тихо тут! – Слышу я мужской бас за створкой, и она с грохотом закрывается, снова гремя защелкой.

– Ну, уж нет! – Шепчу я, или мне так кажется, так как я уже несколько дней не открывала рта, для разговоров.

Я начинаю стучать еще громче, чем прежде, прилагая все усилия, для того, чтобы это окно снова открылось и произошло хоть что-то. Если я смогла их вывести на монолог, хоть на какие-то два слова, то возможно – это не последний мой разговор, и они смогут мне что-то объяснить, когда им надоест обливать меня водой. Тем более ледяной душ мне пошел на пользу и мои мышцы просыпаются, от затяжной дремы, что навивала духота помещения.

–Ээээй. – Сопровождаю я своими криками шум тарелки.

Створка снова гремит, и я без промедлений кидаюсь к ней и успеваю просунуть руку в отверстие. На мой жест мне отвечают своим. Меня хватает кто-то за руку и больно давит мое запястье. Я кричу и пытаюсь вытащить руку, но ее крепко сжимают с той стороны и вдобавок тянут к себе. Я продолжаю сопротивляться и чувствую резкую точечную боль, мне воткнули иглу в локтевой сгиб и ввели лекарство, после чего отпустили руку, и я больно ударяюсь об пол, падая обратно в комнату. Створка закрывается, а перед моими глазами начинает плыть и растворяться стена и потолок. Я погружаюсь в незапланированный сон, который приносит облегчение моему телу, ноющему от жесткого пола.

Мне сниться Тим. Я вижу его в конце длинного и темного коридора. Он протягивает мне руку и ждет, когда я подойду ближе. Но как бы я не бежала, расстояние между нами не сокращается. Тогда я останавливаюсь и кричу ему. «Тим, иди ко мне!» Но он стоит на месте и отрицательно машет головой. «Но почему ты не подходишь? Что с тобой? Ты не хочешь быть со мной? Я тебе безразлична? Почему?» Я не понимаю его и выкрикиваю «Почему?» не останавливаясь, а мои глаза заливают слезы.

– Почему? – Слышу я свой голос и просыпаюсь.

В комнате, все такой же полумрак, высвечиваемый тусклой лампой над моей головой, я лежу в той же позе, что приняла от падения, кода в меня ввели лекарство, но что-то поменялось, я чувствую чье-то присутствие и соскакиваю с пола.

– Кто здесь? – Я смотрю по сторонам и когда оборачиваюсь, вижу за своей спиной Зоина. Я подбегаю к нему, чтобы обнять, но он растворяется у меня в руках, и я промахиваюсь, врезаясь в стену.

– Что это? – Я возмущаюсь и уже начинаю думать, что это просто сон или с моей головой что-то не в порядке, но после вижу, что изображение Зоина прозрачно и немного мерцает. Это проекция, как на панели у меня дома, только намного крупнее. Не думала, что технологии Нового города настолько прогрессивны, поэтому удивляюсь. Я обхожу Зоина со всех сторон и когда уже открываю рот, чтобы выкрикнуть, что за шутки со мной играют, Зоин начинает говорить.

– Доброе утро Лин. Я не вижу тебя, но мне сказали, что ты должна меня видеть, так же хорошо, как при встрече лицом к лицу. – Я смотрю в его глаза и не замечаю, чтобы он смотрел в мои, значит это – правда, у нас односторонняя связь. – Но я могу тебя слышать и говорить с тобой, – продолжает он, – ответь, ты меня слышишь?

– Да, я слышу тебя. – Отвечаю я, все, также, не сводя с него глаз. Хоть голос и дрожит от нахлынувших воспоминаний. Хочется прикоснуться, обнять, почувствовать, что я не одна в этом мире, что кто-то заботиться обо мне, любит и сделает все, чтобы вытащить меня отсюда. Его лицо приобретает более спокойный вид, после моих слов. Думаю, он не ожидал меня услышать.

– Мне предоставили шанс поговорить с тобой и убедить всех, что ты не причастна к заговору, что это глупые обстоятельства привели тебя в Основной город. Скажи, что ты хотела помочь им, скажи, что не связана в сговоре с Советом, расскажи, что ты сказала им! – Зоин резко обрывает свою речь, хотя его губы, все еще продолжают беззвучно говорить. Наверное, нам отключили связь, не желая, чтобы я слышала все это.

– О чем ты? Конечно же, я не имела ничего против правления Нового города. Я хотела им помочь! – Я поняла, что ждет от меня Зоин, чтобы те, кто рядом с ним, услышали от меня правильные слова. Я принимаю эту игру, если она хоть как-то мне поможет. – Я направилась, вместе с остальными в Основной город, сразу, после того, как услышала план правления. Он мне показался не совсем надежным. Да, это своеволие, но я импульсивна, и мне казалось это единственно верным решением. Я знала, что если выскажусь, мое мнение не будет учитываться и все пойдет по заготовленному сценарию. Я же не хотела жертв людей, тех, кого я знаю и люблю. Я хотела мирным путем, при помощи переговоров с Советом, убедить их сдаться и отречься от власти, я сказала, что борьба бессмысленна, что вскоре Основной город будет захвачен вооруженными людьми. Я просила их выйти и повиноваться, чтобы не губить жизни простых жителей города. – Я смотрю, как Зоин внимательно меня слушает и слегка кивает головой, подтверждая верность моих слов, верность мною выдуманных слов. Значит, я все делаю правильно и если я вру сейчас, для того, чтобы выйти из этой комнаты, то я буду врать и дальше, чтобы выйти от сюда, за пределы этого города, к Тиму. – Но они мне не поверили и обозвали глупой девчонкой, сказали, что меня дезинформировали, что город надежно защищен и в него никто не проникнет. Они покинули зал заседаний, даже не выслушав меня до конца. А я хотела им сказать многое. Я хотела плюнуть им в лицо, за все то, что они заставили меня пережить, за лекарства и похищение. – Я понимаю, что переигрываю, когда Зоин кривит лицо, и умолкаю, чтобы не сказать еще чего – ненужного. Жду их реакции на мои слова, на мою ложь. Поверят ли они в нее? И они снова включают звук, давая высказаться Зоину, толи, поверив мне, толи, сделав вид, что поверили.

– Я говорил им тоже! Я знал, что ты чиста и согласна с выбором правления, только не хочешь жертв. – Слава богу, я сказала именно то, что Зоин им поведал обо мне, ну, или почти то. – Я прошу их помиловать тебя и выпустить, под мое слово, под честное слово члена Правления по связям с общественностью. – Зоин повышает голос, давя своим авторитетом, на тех людей, которые рядом с ним. И в его глазах я вижу удовлетворение от власти, что он имеет над этими людьми. Да он не простой человек с улицы и его должны послушать, или хотя бы побояться ослушаться его.

– Зоин, что с мамой? – Успеваю я задать вопрос, когда его изображение уже начинает меркнуть и все сильнее рябить, прерывая нашу связь.

– Все в порядке, я слежу, чтобы с ней было все хорошо. – Он отвечает мне, когда связь прекращена, и это последнее, что я успеваю услышать от него. Больше я его не вижу и не слышу. Я стою перед стеной комнаты, одна, оглядываюсь по сторонам, выжидая, что же будет дальше.

Ничего не происходит, и я присаживаюсь на пол. Сижу и раскачиваюсь на месте. Если они смогли впустить в мою комнату проекцию Зоина, и слышали меня, значит, они могут следить за моими действиями. Я должна показать им, что не опасна. Что напугана и не буду сопротивляться. Что, то, что происходило недавно, я имею в виду мой срыв, было лишь помутнением рассудка из-за непонимания, происходящего со мной. Спустя некоторое время, я слышу щелчок в двери, но это уже не тот, что я слышала ранее при открытии окошка для приема пищи, этот намного громче. Я вскакиваю с пола, но остаюсь стоять на месте, чтобы не спугнуть их своим напором. Выждав немного времени, они отворяют дверь, а я продолжаю стоять. «Я спокойна и сдержана», повторяю себе и ожидаю их первого шага. И вот, когда дверь уже полностью открыта, ко мне в комнату входит какой-то мужчина в форме, что я видела раньше на всех тех, что участвовали в захвате города, он проходит и встает напротив меня, смотрит мне в глаза. Его взгляд суров и тверд, на лице много ссадин, что не успели еще зажить от событий, что происходили недавно. Значит, кто-то сопротивлялся. Кто-то мог ответить человеку с оружием, не боясь того, что может последовать после. У мужчины строгая выправка и идеально зачесанные назад волосы. Мне даже стало не по себе от своего внешнего вида, который я уверенна, оставляет желать лучшего. И я не смею заговорить первой. Я так вжилась в роль обиженной и оскорбленной недоверием жертвы, что не буду агрессивно действовать. Я буду наблюдателем, хотя бы первое время, пока не разберусь, что здесь происходит.

– Лин, мы разбираемся в случившемся и под честное слово члена Правления, даем тебе шанс показать себя, убедить нас в своей преданности Правлению Нового города. Следуйте за мной.

Я киваю и жду. Мужчина в форме отступает на шаг и поворачивается ко мне спиной, немного несмело. Мне даже польстило то, что такой рослый и сильный человек может быть напуган маленькой девочкой, что просидела взаперти, не имея возможности выбраться. Я улыбаюсь ему в спину, не сумев удержать себя, даже если меня видят, скорее всего, подумают, что я рада своему освобождению, а не усмехаюсь над солдатом, что призван внушать мне страх.

Мы идем длинными, темными коридорами. Я сбилась со счета, уже на пятом или шестом повороте, которые петляли то на право, то налево. Я перестала запоминать дорогу, когда поняла, что пока, мне это не по силам. Вот если бы у меня был открытый доступ, то я смогла бы изучить здесь все. Но пока что, я даже не знаю, куда и на какое время, меня уводят из моей темницы.

Коридор заканчивается дверью, что мой провожатый открывает, запуская меня внутрь, но сам при этом не следует за мной. Дверь закрывается на замок за моей спиной, и я вздрагиваю, пугаясь нового заточения. Но обернувшись, понимаю, что это рай. Меня привели в ванную комнату. Об этом я уже не смела мечтать! Уже были мысли, что мне не дадут возможности искупаться, проявляя, таким образом, наказание. Душ – он теплый. Вода приятно гладит мою кожу, смывая весь пот и пыль прожитых дней. Всю усталость, что накопилась в каждой клеточке моей кожи. Она очищает меня снаружи и изнутри, придавая уверенности и силы. Теперь мне становиться легче и я снова могу действовать. А вдобавок, обнаруженные мной флакончики с пенящимися жидкостями, до конца приводят меня в восторг, что я даже смеюсь и прыгаю от удовольствия, чуть не поскользнувшись на гладком и мыльном полу душевой. Когда я заканчиваю мыться и выхожу, вытираясь полотенцем, моя беззаботность улетучивается, принимая на плечи всю тяжесть неизвестности, что мне еще предстоит порушить. Я готова и буду бороться. Пока по их правилам, но уверена, что когда я изучу их игру, я применю свою тактику и выйду от сюда, чего бы мне это не стоило. Они еще узнают меня. И я сама, я тоже себя узнаю. Сейчас, меня пугает мой настрой. Я выросла, в связи со случившимися со мной событиями. Но я привыкну к этому и начну прямо сейчас. Я готова играть по их правилам, и показать им покорность и преданность, именно это пытался объяснить мне Зоин. Я их человек, готовый служить Правлению и Новому городу – верой и правдой, до той поры, пока они не поверят мне, и не утеряют бдительность.

Я расчесываю волосы, найденной на полке расческой, неловкими движениями, так как не нахожу зеркала, в которое могу увидеть себя. Я вижу чистую, выглаженную одежду в серых тонах, что взамен моей старой была положена на стул, радом с душем. Значит, я не была здесь одна и совсем этого не заметила, за своей радостью, перед водой и мылом. Нужно быть аккуратнее, они повсюду, даже там, где я надеялась остаться одна.

Переодевшись, я стою на месте, уже зная, что за мной наблюдают и должны увидеть, что я готова покинуть душевую комнату. Так и есть, двери со щелчком отворяются и меня снова встречает тот же человек, что провожал сюда. Он жестом указывает следовать за ним и снова поворачивается ко мне спиной, уже более уверенно. Вот оно что? Как же быстро он потерял тревожность по отношению ко мне. Выходит я хорошая актриса, и мое невинное выражение лица, готовое к выполнению приказов, уже не вызывает такого трепета, что я заметила ранее.

Мы снова идем по лабиринтам коридоров, и я не знаю, куда они ведут. Может обратно в мою комнату? По спине пробегает холод, от одной только мысли, что меня снова могут запереть, но я гоню этот страх. Не для того меня выпускали и придавали мне человечный образ, чтобы снова запереть. Я выхожу на новый уровень и должна ему следовать, не позволяя страху одолеть меня.

Снова дверь. Теперь я останавливаюсь перед ней в ожидании. Что или кого я встречу на этот раз? Но когда она отворяется, и мужчина в форме отходит от проема, пропуская меня внутрь, я зажмуриваю глаза, он непривычно яркого света, что льется с другой стороны. Эта комната огромна и она наполнена людьми. Когда мои глаза привыкают, и я готова зайти внутрь, дверь за моей спиной снова с грохотом закрывается и все, кто находится здесь, оборачиваются, и замирают, обращая на меня свои взоры.

Глава 2.

Я стою у двери и рассматриваю огромную комнату и всех, кто в ней находится. А все они – смотрят на меня и ждут, когда я отомру и начну действовать. Это большая столовая. Повсюду расставлены стулья и столы, соединенные в один большой стол, за которым сидят женщины, в таких же серых одеждах, что выдали мне после душа. Они принимали пищу, до того, как я прервала их действия, своим неожиданным появлением. Я привыкаю к обстановке и иду на свободное место, что вижу неподалеку от меня. Сажусь, выпрямляю спину и принимаюсь разглядывать всех, кто еще смотрит в мою сторону. Они отводят глаза, встречаясь с моим взглядом, и снова продолжают то, чем были заняты до моего появления. Они едят, черпая ложками из таких же железных мисок, что бросали мне в комнату. Но содержимое их, отлично от того, что подавали мне. Это выглядит более съедобно и калорийно, чем то, что было подано мне, за все эти дни. Я уже чувствую аромат, что разноситься повсюду, и слышу, как мой желудок начинает недовольно урчать, требуя себе того же, что в чашке вот этой женщины, сидящей рядом.

На свободное место, рядом со мной, подсаживается молодая девушка, и я вздрагиваю, от неожиданности. Я уже забыла, что можно так тесно общаться с человеком и отвыкла от этого за все дни, проведенные мной в одиночной комнате.

– Привет, я Кара. – Улыбается мне девушка и ставит передо мной миску с едой и кладет ложку рядом. Она смотрит на меня своими голубыми глазами, излучая доброжелательность и давая мне понять, что не несет в себе угрозы, своей улыбкой.

– Я Лин. – Отвечаю ей хриплым голосом и прочищаю горло, от долгого молчания.

– Очень рада знакомству. Можешь, есть, я принесу себе еще. – Она говорит это, и встает, направляясь в угол комнаты, где стоит небольшой стол с тарелками, ложками и массивным котелком, наполненным той же пищей. Я наблюдаю за ее действиями, чтобы запомнить и в следующий раз, если он будет, уже действовать самостоятельно, не затрудняя кого-либо в подаче мне еды. Девушка возвращается, грациозно пододвигая стул, ближе ко мне, и принимается за еду. Я, немного посомневавшись, решаю последовать ее примеру и направляю первую ложку с едой себе в рот. Прожевав, понимаю, что еда ничуть не отличается от той, что я пробовала в доме Зоина. Это – та же каша с овощами и кусочками мясного продукта, даже на вкус ничем не отличающаяся от приготовленной еды, в его доме. Точнее, на вкус она даже рядом не стоит с той кашей, что готовила Су в своем домике в Коммуне. И от воспоминаний об этом, мне становится грустно. Девушка, сидящая рядом, замечает мою тоску и шепотом говорит.

– Не волнуйся, ты привыкнешь к этой пище. Она немного странная и отличается от той, что мы ели в контейнерах Основного города, но эта, даже лучше. Я чувствую, как она придает мне сил и еще что-то. – Она умолкает, и я понимаю, что она «чувствует».

Значит, правление не стало добавлять, привычное для всех этих девушек, лекарство в пищу и дало им возможность чувствовать, как дает мне. Это настораживает, но я не знаю их планов, относительно нас, поэтому не строю никаких предположений, пока не строю. Я киваю на слова Кары и продолжаю есть. Когда моя миска опустела, я уже хотела встать с места, но девушка останавливает меня, хватая за руку, под столом. Я вопросительно на нее смотрю, а она, еле заметно шепчет мне, не придвигая головы в мою сторону.

– Подожди немного, не вставай, пока не услышишь сигнала, разрешающего сделать это, а потом иди за мной следом.

Я удивленно поднимаю брови, но потом принимаю эти правила, и не привлекаю больше к себе внимания, сижу в ожидании, разглядывая присутствующих за столом. Многие тоже уже закончили, есть и сидят с опушенными на стол руками и, уставившись перед собой, ожидая разрешения встать, что должно последовать, если верить сидящей рядом темноволосой, голубоглазой, стройной девушке – Каре. Большинство из присутствующих, мне не знакомо, лишь в некоторых лицах я узнаю своих дальних соседей, или женщин, что случайно попадались мне на глаза ранее, а может, они просто похожи, на виденных мной людей. Я вглядываюсь в каждое лицо, пытаясь увидеть маму, но ее здесь нет. Когда я уже хотела уткнуться в тарелку и пустить одинокую слезу отчаяния, я вижу лицо, которое не ожидала здесь увидеть вовсе. Это морщинистая, старая женщина, совсем не похожа на ту, властную и самодостаточную личность, что я видела ранее, но я узнаю ее. Это госпожа Варн, член совета, отвечающая за обучение. Что она здесь делает? Почему не скрылась, после нашего разговора? Возможно, ее преклонный возраст, помешал податься в бега, вместе с остальным Советом. А может и остальные члены Совета пяти, находятся неподалеку, в таких же отдельных комнатах, что и я? Тогда почему член Совета пяти, находится здесь, рядом с обычными гражданами бывшего Основного города? Почему именно ее отпустили? Может они не узнали ее и приняли за обычную женщину? Вопросы роятся в моей голове, может быть, поэтому, я не могу отвлечься от разглядывания женщины, от осознания, что даже люди Совета могли быть захвачены и уравнены со всеми нами.

Госпожа Варн замечает мой взгляд и еле уловимо кивает мне. Она меня узнала? Я не успеваю прочитать в ее глазах ответы, потому что она опускает голову в свою тарелку и черпает последнюю ложку из своей миски, кладет ложку на стол и смотрит точно так же, как остальные, перед собой, подавая знак окончания принятия пищи. Когда все присутствующие в комнате смирно сидят около минуты, звучит громкий звук, оповещающий окончание обеда. Не сговариваясь, женщины поднимаются со своих мест, медленно продвигаясь к двери, что противоположна той, из которой появилась я. Я иду ведомая потоком, то и дело, оборачиваясь на Кару и выискивая глазами госпожу Варн, которая скрывается за дверьми и теряется в тусклом коридоре.

После ярко освещенной комнаты, войти снова во мрак, непривычно для моих глаз, и я промаргиваюсь, приводя зрение в порядок. Через некоторое время, я снова привыкаю к освещению и начинаю различать коридор, вдоль которого мы движемся и открытые двери, расположенные с правой стороны от нас. В них постепенно заходят женщины из нашей цепочки, а мы продолжаем идти дальше, пока Кара, идущая следом за мной, не берет меня за руку. Я оборачиваюсь к ней.

– Куда мы идем?

– Шшш, – издает она звук, призывающий меня к молчанию, и продолжает шепотом, что еле различим в звуках шагов, – твоя комната, находится через четыре, следующих за этой. Ее номер 125, запомни. – Она прекращает говорить, но не отпускает мою руку, а проделывает какие-то манипуляции, разжимая мои пальцы, что плотно сцеплены, он волнения. Она вкладывает мне в руку бумагу и поворачивает к двери номер 124. Напоследок шепнув «Не читай, пока они не выключат свет»

Я оборачиваюсь на нее, немного замедляя шаг, но вскоре в мою спину начинают толкать чьи-то руки, и я захожу в свою сто двадцать пятую комнату. Мои пальцы, все так же сжаты в кулак, только теперь еще крепче, чем раньше. Я храню в них что-то ценное, что позволит мне понять что-то. А может, и нет, но я не рискую ослушаться девушку, что проявила ко мне внимание, и следую ее наказаниям.

Попав в свою комнату, я даже рада, что она освещена и в ее обстановке имеется кровать, столик и стул. Больше ничего, но это уже что-то. По сравнению с теми условиями, что были предоставлены мне ранее – это шикарная комната. Я с разбегу падаю на кровать и как можно незаметнее засовываю бумажку, переданную мне, под резинку своих серых штанов. После этого я просто лежу и позволяю себе расслабиться, вытянув ноги, и руки вдоль туловища и прикрываю глаза, отдыхая от впечатлений. Я обдумываю произошедшее со мной и делаю вывод, что сейчас вечернее время суток и пища, которую мы принимали – была нашим ужином. Это единственное объяснение того, что все разошлись по комнатам, готовясь ко сну. Предположить, что из этих небольших помещений можно выйти только для того, чтобы пройти в столовую, я боюсь. Ведь это означает плен, из которого мне нет выхода. Это безысходность, которую я не хочу принимать на себя, раньше времени. Я хочу разобраться во всем этом и лучше делать это постепенно, не шокируя себя заранее, неверными рассуждениями.

Неожиданно для меня, гаснет свет и в комнате становиться темно. Я не вижу даже своих рук. Как же я могу прочесть содержимое листка, переданного мне, если вокруг так темно? Я уже паникую, но переведя дыхание, решаю подождать, пока мои глаза привыкнут к темноте. Когда проходит около пяти минут, а светлее для меня не становится, я сажусь на кровати, не желая мириться с этой темнотой. В эту минуту, в коридоре, по которому мы шли, загорается тусклый, красный свет. Этого, конечно, мало, но должно хватить. Еще радует, что наши двери не закрыты, хотя я не уверена, что ходить по коридору в ночное время – разрешено. Я снова ложусь на кровать, лицом к подушке и тихонько достаю из-под резинки штанов, записку. Расправляю ее, как можно аккуратнее, но в тишине, что окутывает меня, этот звук кажется мне слишком громким. Я оглядываюсь по сторонам и замираю на несколько секунд, прислушиваясь, не идет ли кто за мной. Все тихо. И напрягаю глаза, чтобы прочесть написанные буквы, расплывающиеся нечеткими контурами у меня перед глазами.

«Мы с тобой!»

Я кручу листок, снова пытаясь увидеть что-то еще, переворачиваю на другую сторону, но там нет ничего, кроме этих трех слов.

«Мы с тобой»?

Что это значит? Может это обычное приветствие всех новеньких этого места? Тогда для чего такая таинственность, если эти слова не несут за собой никакого смысла? Они должны что-то значить. Иначе все это придает окрас сумасшествия. Или я схожу с ума, или меня принимают в свои ряды – уже сошедшие с ума, бывшие граждане Основного города. Должен быть смысл, до которого я пока не могу дотянуться. За всеми этими мыслями, что роятся в моей голове, я не замечаю, как засыпаю и вижу тот же сон, что недавно напугал меня. Тот же коридор и Тим, стоящий в противоположной от меня стороне, освещенный солнечным светом. Я снова бегу к нему, а он не приближается, не смотря на пройденные мной меры. Я падаю на колени и начинаю рыдать, от безысходности, закрывая лицо руками и выкрикивая «Почему?». Потом поднимаю глаза, рассматривая его, вглядываясь в его глаза, ища в них ответ. Он все так же красив, а в падающих на него лучах, выглядит прозрачным и ярким. Я стираю слезы со своих глаз и встаю на ноги, я просто стою и наблюдаю, как он улыбается, разглядывая меня. А потом он произносит «Мы с тобой!». И я просыпаюсь, от его голоса, так больно режущего мою память, своим приятным тембром.

Глава 3.

Еще несколько минут, я лежу в полной темноте, пытаюсь понять, где я, и что со мной случилось. Когда все события разложились в моей памяти в своем порядке, я слышу сигнал, оповещающий нас о наступлении утра. Он пищит так громко, что даже тот, кто не желал просыпаться этим утром, подскочил в своих постелях, я уверена. Я поднимаюсь, гадая, что же мне преподнесет этот день и стану ли я ближе к своей цели, или она снова отдалиться от меня, пустым ожиданием. В моей руке, крепко сжат листок, с посланием. Я зажимаю его еще сильнее и мну в руке, чтобы превратить листок в разорванные клочки. Не думаю, что будет хорошей идеей, поделиться с кем-либо из служащих этой информацией. Когда, я ощущаю ладонью, что ничего от записки не осталось, кроме мятых обрывков – я встаю с кровати.

Женщины из соседних комнат, уже идут по коридору, и я проникаю в тот поток, вливаясь тонкой струйкой в бурную реку. Теперь мы идем в другом направлении от столовой. Я выискиваю глазами Кару, но не вижу ее, за спинами других женщин. Разные лица мелькают передо мной и каждая из них, пытается взглянуть на меня, словно я новая игрушка в их доме.

Мы доходим до комнат, за дверьми которых, слышен шум воды. Это душевые, похожие на ту, в которой я была недавно, но только намного больше. Каждая, рассчитана на шесть человек. Кабины разделены стенами по бокам, но совсем не имеют двери, закрывающей от посторонних глаз. Я чувствую себя неуютно, раздеваясь перед всеми, напоказ. Но, несмотря на это, не могу лишить себя возможности, принять утренний душ. А еще, у меня есть задача – выбросить в слив остатки записки, чтобы даже следов от нее не осталось. Я уверена, что поймай меня кто-нибудь из служащих за руку с такими сведениями, то сразу упекут обратно, за попытку сговора с местными. Закрываю глаза и перебарываю себя, снова. Я должна следовать их правилам. Захожу под струи горячей воды и расслабляюсь, от удовольствия, которого была лишена, долгое время. Из руки плавно опадают обрывки бумаги и вместе со струями воды утекают в слив. Теперь – спокойнее. На водные процедуры было отведено мало времени, я это не сразу понимаю, а когда замечаю, что осталась одна, выскакиваю, наспех вытираясь, и влезаю в свежую одежду, что вновь оказалась на месте старой, пока я была занята, и не следила за происходящим вокруг. Я догоняю последнюю из уходящих по коридору женщин, и касаюсь ее рукой, чтобы задать свои вопросы. Она охотно оборачивается, и улыбается мне. Ее лицо, кажется мне знакомым, длинные кудрявые волосы до плеч, карие молодые глаза и ярко-алые губы. Может мы виделись где-то в Основном городе, раньше, в школе, или на улицах.

– Извини, я не знаю, куда мне следует идти дальше. – Я выискиваю в ее глазах ответ, но она не намерена скрывать от меня что-то и с радостью выдает мне информацию.

– Конечно, иди за мной, сейчас будет завтрак. Все тоже, что и ужин, только короче. А после будут индивидуальные занятия. Не могу сказать, куда тебя пригласят. Нам выдают записки с номерами комнат, куда мы должны пройти. Это увлекательно, каждый раз, что-то новое. – Она рассказывает о своем заточении в этом здании с таким энтузиазмом, что мне, вся эта ситуация, невольно кажется отвратительной. Как возможно полюбить то, что тебя держат в клетке, и иногда позволяют перемещаться в заданном направлении. Глупо.

Возможно, девушка, заметила мое замешательство на лице, потому как не стала больше навязывать свое общество, а развернулась и весело пошагала к столовой. Я иду за ней, а сама, тайком, осматриваю коридор и комнаты, что сейчас не заперты. Обстановка в них столь же мрачная, как и в моей комнатке. Лишь кровать и тумба. В некоторых комнатах стоит две или три кровати. Больше никаких отличий я не различаю. Вот только почему моя комната одиночная, а кому-то дозволено общение? Они что, что-то особенное сделали? Или не сделали? Или меня все еще стараются держать обособленно – опасаясь, что я что-то могу сделать с их устоем, нарушить и поколебать их авторитет, рассказав то, что не каждому следует знать. Это было бы просто, но я не могу сейчас себе этого позволить. Нужно послушной овцой идти на заклание, чтобы не вызвать лишних подозрений, лишь в самый последний момент, когда они потеряют бдительность – взбрыкнуть.

Двери столовой распахнуты настежь. Они растворяют в себе подошедших девушек и манят запахами пищи. Эти запахи искусственны, как и жизнь за этими стенами. Все фальшь. Обещая нам защиту и покровительство, они создали тюрьму, в которой охраняют себя от нас, а не наоборот.

Я вхожу, следом за осчастливленной ожиданием порции каши, девушкой, и подхожу к раздаточному столу. Тут скапливается небольшая очередь, но никто не торопит друг друга, наоборот, каждая спокойно ожидает своего момента, чтобы окунуть половник в большой чан с дымящейся кашицей. Это – так напоминает мне Основной город. Девушки давно не принимают лекарств, но привычки выработанные годами, никуда не делись. Все та же сдержанность сквозит в каждом жесте и взгляде. Я не вижу озорного огонька в глазах, или бурно жестикулирующих, беседующих между собой женщин, как могло быть в Новом мире, в Коммуне. В отличие от них, я нервно переминаюсь с ноги на ногу и беглым взглядом, пытаюсь вычленить знакомые лица, из присутствующих на завтраке женщин. Но вновь убеждаюсь, что мамы здесь нет. Вместо нее, я вижу, среди сидящих за столом женщин, морщинистое лицо, когда-то властной женщины, члена совета пяти. Сейчас она больше напоминает замученную жизнью старушку, склонившуюся над своей кашей. Но вот, она поднимает на меня глаза, и я вижу, тот же волевой взгляд, что когда-то видела на заседании Совета пяти. Она расспрашивала меня об истории Основного города, зная и слыша ее не в первый раз, с оживлением оценивала мои успехи в этой области. Сейчас она смотрит на меня, все с тем же любопытством и интересом. Она, определенно, узнала меня. Но я не могу прочесть в ее глазах ничего больше. Только силу и непреклонность! Меня это поражает. В ее то возрасте!

Девушка сзади, слегка касается меня рукой за плечо, продвигая вперед. Моя очередь накладывать себе еду, и я выскребаю остатки каши из кастрюли, оставляя на дне еще немного, для тех, кто стоит за мной. Иду на свободное место, и усаживаюсь за стол. Женщины, что сидят рядом со мной, немного сторонятся, освобождая мне больше пространства за столом. А я не могу начать есть, пока снова не встречусь взглядом с госпожой Варн. Она сидит, уткнувшись в свою чашку, а когда снова поднимает на меня глаза, то, еле заметно, машет головой из стороны в сторону. Не знаю почему, но я ее слушаюсь и отвожу глаза. Доедаю свою порцию, немного быстрее, чем остальные, но сижу за столом, пока все не закончат, есть, и пока снова, не раздастся этот оглушающий сигнал. Неподалеку сидит Кара, интересующая меня девушка, из всех, кто сидит здесь. Она кивает мне и снова опускает глаза. Я следую ее примеру, пока не поняла, как здесь все устроено. Раздается сигнал, от которого я, единственная, из всех вздрагиваю, вместо того, чтобы спокойно встать со своего места, как они. Немного отдышавшись, поднимаюсь со своего места. Теперь, если верить случайной собеседнице, для меня будет устроено особое занятие. Все же ловлю себя на мысли, что мне интересно, а не противно. Хочется узнать больше об устройстве быта в этом месте. На выходе из столовой, прямо в дверях, появляется служащий мужчина с карточками в руках. Каждая, останавливается рядом с ним, а он сверяет номер карты в руках с номером, расположенным на воротниках наших одежд. Я не обращала на это внимания, но теперь мне становиться более некомфортно, чем раньше. Нас нумеруют, вместо того, чтобы запоминать по именам, кажется, так поступали «Люди до», с преступившими закон лицами. Вот кто мы для них. Я не удивлюсь, что они опасаются нас, поэтому не выпускают в город, а держат взаперти. Если это так, то им есть чего бояться, несмотря на то, что мы, в данном случае, жертвы, а они – победители. Мятеж – вот, что их пугает и заставляет рассортировывать нас на незнакомые друг другу группы. Если это так, то у меня появляется надежда, на то, что мама неподалеку, в таких же условиях, как и я. Когда подходит моя очередь, за карточкой, мужчина, не поднимая на меня глаз, протягивает карту в мою руку, и сразу обращает свой взгляд на следующую за мной девушку. Может, я знакома с ним? Но нет, я впервые его вижу, хотя не успеваю разглядеть, потому что нужно идти вперед. На моей карточке стоит цифра три, вот только где искать эту комнату, я не знаю. Я стою, растерянная, посреди коридора. Почти все разошлись, а я не успела посмотреть, в каком направлении они покинули этот этаж. Если на этом этаже комнаты с трехзначными числами, то следуя логике, мне нужен другой этаж, а лестницы я не видела. Сзади, ко мне кто-то подходит, гладя меня по спине, и я вздрагиваю. А когда оборачиваюсь, то вижу ее.

– Госпожа Варн! – восклицаю я.

– Тс, тише, Лин. Меня зовут Варн, но не госпожа. – Поправляет она меня и увлекает за собой, все еще держа руку на моей спине.

– Что здесь происходит? – Пытаюсь выяснить у нее, пока есть время, и за нами не наблюдают посторонние лица.

– Все постепенно Лин, ты всегда была более импульсивна, чем твои сверстницы, – укоряет она меня, а я не чувствую вины, нетерпеливо озираясь по сторонам, – какая комната тебе нужна? – Спрашивает она меня.

– Какая комната? Почему мы здесь, взаперти? – Не отстаю от нее со своими вопросами, пока есть возможность.

– Нас заперли, но это ничего не значит. Им придется нас выпустить и ввести в свой мир, вот только от каждой из нас зависит, как скоро это произойдет. – Она намекает мне, на то же, что и Зоин, между строк своего обращения ко мне. Я должна следовать правилам. Но я не могу этого сделать, пока не буду их знать.

– Я должна знать больше. – Не унимаюсь я.

– Все постепенно, Лин. Мы с тобой. – Я уже второй раз слышу эти слова, и уже начинаю подозревать, что это не намек на что-то, а просто слова успокоения новеньких в их рядах. Я машу головой, не желая давать негативным мыслям, проникать в мою голову. Все не просто так! Я узнаю, я пойму.

– Вы со мной? Что значат эти слова? Объясните мне уже! – Требую, чуть громче, чем ожидала от себя. На мой голос выходит служащий из столовой, тот самый, что стесненно выдавал мне карту с номером комнаты. Он идет к нам, а когда видит меня, то замедляет шаг и переводит взгляд на госпожу Варн.

– Какие-то сложности? – Уравновешенно спрашивает он.

– Нет, просто девушка заблудилась, и не знает, куда ей идти. Я провожу. – Вступается за меня она.

– Не стоит, идите по своим делам, мы больше вас не задерживаем. – Он указывает ей на противоположное направление, он нас, и она слушается его, отступает и уходит. Величественная госпожа Варн, слушает указания мужчины, не оспаривая их. Мой пыл утихает, и я, в ожидании, уставилась в глаза служащему. Молодому парню, исполняющему роль надзирателя, в этих коридорах. Со светлыми, зелеными глазами, вьющимися волосами рыжего оттенка и довольно внушительной фигурой. Надеюсь, что он услышал ничего не значащую часть нашего разговора и не сможет вникнуть в его суть.

– А как же я? – Задаю ему вопрос.

– Я провожу вас, идите за мной. – Он, не торопясь, обступает меня стороной и идет вперед, по коридору.

Мне ничего не остается, как идти следом. Чувствую себя собачкой, на поводке у разных людей, которые, водят меня туда, куда нужно им, но не мне. Коридор петляет поворотами и выходит на лестничный пролет. Как я не пыталась запомнить дорогу, у меня не вышло. Как я понимаю, мне предстоит провести не один день в этом месте, для того, чтобы хотя бы запомнить, что и как здесь устроено. Перед тем, как начать действовать. И я должна с этим смириться.

Ведущий меня по коридору мужчина, идет, почти не глядя по сторонам. Вероятно, он знает эти места хорошо. Только постоянно наклоняется над моей карточкой и что-то разглядывает. Мне, неудобно, смотреть ему через плечо, да и он, не позволяет приближаться к нему, постоянно увеличивая расстояние между нами, словно спиной чувствую, когда я нарушаю незримую дистанцию. Когда мы преодолеваем путь, спускаясь по длинной лестнице вниз, он резко останавливается и разворачивается ко мне лицом. На этом этаже мало света, так что, я не могу различить его выражение лица. Он тоже не намерен долго стоять со мной, протягивает мне в руки карточку с номером и отступает на несколько шагов назад. Я и не заметила, что стою очень близко. Может раньше, когда я не достаточно часто общалась с противоположным полом, мне было бы также неловко. Но теперь, я не чувствую различий между нами, не считая очевидных. Того, что он мой «надзиратель», а я «заключенная».

– Вам в эту комнату, карточку уберите в карман, это ваша личная вещь. – Он заканчивает разговор, указывая мне на дверь, а сам поспешно удаляется в темноте длинного коридора. Я послушно убираю карту в карман, наблюдая за очертаниями удаляющейся фигуры.

Странное это место, да и люди здесь – странные. Но все поправимо, нужно только узнать, что они от меня хотят, и следовать их правилам. Все просто, но не для меня. Я прилагаю много усилий, чтобы не развернуться в обратную сторону, догнать этого парня и вытрясти из него все то, что я хочу знать, любыми способами. Ловлю себя на мысли, что вполне могу ударить человека, и от страха сжимаю кулаки сильнее, не давая воображению развить эту тему. Ногти больно впиваются в ладони, и наваждение отпускает.

Самое время узнать, что меня ждет впереди. Я толкаю рукой дверь, и она поддается мне, плавно открываясь внутрь. Меня накрывает светом, исходящим из комнаты, и я жмурю глаза, которые уже успели привыкнуть к темноте коридора. Не стою долго на пороге, ступая вперед. Еще не знаю, что ожидает дальше, но стараюсь подготовить себя, заранее, к различным ситуациям.

Глава 4.

Когда, мои глаза, привыкают к яркому освещению, и я вижу окружающее меня внутри комнаты, то все, что могу сделать – это отступить на несколько шагов назад, к двери.

Это комната медицинского характера. Вокруг – идеальная чистота и белизна стен, пола и потолка. Ярко бьет свет, из потолочных приборов освещения, который направлен на стол, стоящий посреди комнаты. Стол, не письменный, а медицинский. Меня бы не страшила, так, вся эта ситуация, если бы, не накрытое простыней, человеческое тело. Что это? И почему я нахожусь здесь? Стою, не смея пошевелиться.

Я разглядываю, это место в деталях, здесь царит тишина. От нее в моих ушах начинается звон, и я зажимаю их ладонями. Ничего не прекращается, а только звук, усиливается настолько, что мои ноги подкашиваются, и я приседаю, не в силах сохранять равновесие. Затем, все проходит, так же быстро, как началось. Но картинка перед моими глазами меняется. Не слишком кардинально, но я это замечаю. Теперь, все также, только тело, лежащее на столе под белоснежной простыней, приобретает очертания. Я различаю женский силуэт, а еще, рука, выбившаяся из-под материи, мне настолько знакома, что перед глазами плывут круги. Там мама. Из-под тонкой простынки, выбилась ее изящная ручка. Я не могу ошибиться, слишком часто эти руки, гладили меня по лицу и голове. Мне знакома каждая линия на ее ладони. Но я должна проверить. И как только, я делаю шаг к столу, сразу раздается громкий, мужской голос, сверху.

«Лин, стой на месте, и выполняй наши указания. Мы запрещаем тебе приближаться к столу и что-либо трогать!»

– Что? Кто это? Почему я не могу подойти? Для чего я здесь? Это мама? – Меня прорывает, от возникающих вопросов в моей голове. Я кричу, поднимая голову к белому потолку комнаты, и слышу свой голос, отражающийся от пустых стен.

«Мы повторяем свой запрет на приближение! Советуем, следовать нашим указаниям, и оставаться на месте»

– Это мама? Там – моя мама? – Не унимаюсь я, указывая рукой на стол, но не слышу ответа. Слезы выступают на моих глазах, и я ничего не могу с этим поделать. Тело, без движения, лежит на столе, и лишь контуры, вырисовываются из-под покрывала. Не могу больше выдерживать это давление, нарастающее в тишине комнаты. Мне не отвечают, и я решаюсь сделать шаг, к столу.

«Мы запрещаем приближаться к столу!» – Вновь, требовательно, звучит голос, от которого по спине пробирает мороз. Но я не могу себя остановить. Я подбегаю и сдергиваю простынь на пол. Меня, словно вбивает в пол, я стою и не могу шевельнуться. Под простыней никого нет! Даже рука, которую я видела, до этого момента, куда-то исчезла. Я моргаю, и стою, раскрыв рот.

–Что это? Что здесь происходит? – Не унимаюсь я, и кричу, уже чувствуя, нарастающую истерику. Меня колотит нервной дрожью, а слезы, которые текли ручьем, замирают, от шока! Что здесь происходит? Я ведь видела тело под простыней, и руку, мамину руку! От сюрреализма происходящего начинает кружиться голова и сохнет во рту.

«Лин, ты должна была следовать нашим инструкциям!» – Продолжает вещать голос, раздающийся по всей комнате, нагнетающий со всех сторон и давящий на голову, своими повелительными нотами. «Ослушавшись, ты даешь нам повод задуматься, о степени твоей готовности, к вхождению в наше общество»

– Что за бред! Я должна была слушать вас? Кто вы? Я вас даже не вижу! Я не знакома с вами! То, что вы требуете от меня – невозможно выполнить! Там была моя мама, которую вы забрали от меня! – Я в гневе, не знаю, что бы я еще наговорила, если бы меня вновь не перебил голос.

«Ты должна доверять нам, Лин. Мы не хотим тебе навредить! И если мы предложили тебе, остаться на месте, нужно было довериться нам! Мы не отнимали у тебя мать! Она сама пожелала находиться в другом месте, не пересекаясь с тобой»

Вот еще! То, что они хотят мне внушить, не может быть правдой! Да она все бы отдала, чтобы быть рядом со мной, как и я. И как мне довериться тем людям, которые выпотрошили сейчас мой мозг и выворачивают наизнанку душу. Что за эксперименты? О них вообще знает правление? А как на счет того, что они «предложили» мне остаться на месте. Разве это не был приказ, раз ему не следовало противиться? Все больше и больше мне не нравиться это место и особенно голоса, что «предлагают» мне подчиниться, не смотря ни на что.

– Нет! Вы врете! Мама, никогда бы так не сделала! Она всю жизнь оберегала меня и готова была жертвовать собой, чтобы у меня было все в порядке! Вы ничего не знаете обо мне, о нас! Она не могла меня оставить! – Все же не смогла сдержаться я и рыдая выговорила им свою позицию, пусть говорят, что хотят, я не должна им верить и безоговорочно подчиняться.