скачать книгу бесплатно
– Потому что первые места у нас раскуплены фирмами, которые, вы уж извините, отвечают за каждое свое слово.
Нестеров, судя по виду, слегка оскорбился. «Хи-хи, – подумал Глеб, – хоть что-то приятное сегодня утром».
Впрочем, радость его была недолгой.
– Это шутка юмора, я так понимаю, – сказал гость. – Хотя, признаться, юмор несколько необычный для директора предприятия, которое испытывает финансовые трудности.
После этой фразы повисла пауза, на которой заплакал бы и сам Станиславский. Глеб услышал, как за стеной в аппаратной с кем-то оживленно ругаются рекламные менеджеры. Обсуждают неудачный ролик. Ругань стояла отборная. Пожалуй, надо будет их приструнить.
– Я понимаю ваши трудности, – продолжил Нестеров. – Рейтинг «Пилота», к сожалению, один из самых низких в городе, ваша книга – я не отрицаю ее несомненных достоинств – также продается не очень успешно, поэтому, признаться, вы меня удивляете. Уж извините.
Глеб не знал, что ответить. Нестеров был прав, скотина, и его осведомленность говорила в пользу его профессионализма. Но осадок от его слов оставался неприятный.
– Вы проделали серьезную работу, – выдавил Шестопалов. – Уверены, что я соглашусь, да?
– На восемьдесят процентов. Послушайте, Глеб, я просто-напросто покупаю рекламное время, которым собираюсь распорядиться по своему усмотрению. Лирику можете опустить. Вот, ознакомьтесь с нашим заказом.
Нестеров снова вернулся к своей папке, неторопливо вынул верхний лист и протянул его Глебу. Пока тот читал, он с невозмутимым видом разглядывал свои холеные ногти.
Через минуту Глеб отложил бумагу в сторону.
– Что-то я не догоняю. Вы берете пустяковое время, которое вряд ли вам поможет, и хотите заплатить за него столько, сколько стоит месяц прайм-тайма, хотя минуту назад мы говорили о наших низких рейтингах. Ваша машинистка нажала не на ту клавишу?
– Отнюдь. Если не доверяете написанному, могу повторить вслух. Я оплачиваю наш скромный заказ по стоимости самого дорогого времени. Более того, я рекомендую вам не оформлять по счетам всю сумму, а только ту ее часть, которая соответствует официальным расценкам. Остальное можете получить наличными и провести через бухгалтерию как покупку крупной партии сидений для унитазов.
Нестеров более чем красноречиво похлопал по своему кейсу.
– Еще интереснее, – признался Глеб.
– Ничего страшного. Просто примите предложение. Я плачу вам эту безумную сумму потому, что знаю ваше отношение к пропаганде и агитации… и, кстати, скажу, что мне приятно иметь дело с одним из немногих оставшихся в природе идеалистов.
– Откуда вы это знаете обо мне?
– От осведомленных людей. Наша страна ведь только на карте такая большая, а в действительности, как вы и сами знаете, мы живем в большой феодальной деревне с одним культурным и экономическим центром и одной эстрадной примой, о которой никто не смеет сказать дурного слова. Все друг друга знают, все ходят в одну и ту же сауну и обмениваются женами. Разумеется, в масштабах города-миллионника дела обстоят еще проще. Вы согласны поработать с нами?
– Отказаться трудно, – сдался Глеб, – но повторюсь…
– Хотите еще один маленький секрет? – прищурился Нестеров. – Все остальные мало-мальски значимые средства массовой информации уже разобраны другими кандидатами, из относительно независимых осталось ваше.
– Ага.
Нестеров с довольным видом поднялся из-за стола.
– Обещанная мной сумма будет выплачена по вашему звонку. Счет можно прислать завтра.
– Хорошо.
– Да, чуть не забыл! – будто бы спохватился гость. – Есть еще один момент, достаточно важный.
Шестопалов изобразил внимание.
– Через некоторое время вы сможете еще более значительно улучшить свое экономическое положение, выполнив одну нашу маленькую просьбу.
– Какую?
– Ничего противозаконного, но об этом сообщу позже.
– Когда?
– В свое время. До встречи, приятно было познакомиться.
Нестеров подхватил чемоданчик и вышел.
– Орел хренов, – пробормотал Глеб.
Глава 2
Маленький Максимка не капризничал в отсутствие матери и не просился домой, если ему велели подождать. Мальчишка рос на редкость терпеливым. Он неплохо проводил время в компании соседки тети Любы, потому что улыбчивая и даже смешная толстая тетенька водила его на детскую площадку возле кинотеатра и угощала мороженым. Иногда мальчишке казалось, что с соседкой ему гораздо комфортнее, чем с матерью, которая все чаще стала прикладывать к глазам платочек.
Вот и в этот раз, когда Лариса чмокнула Максимку в щечку и сказала, что скоро придет, он не стал возражать.
– Иди, не волнуйся, – сказала Люба, – потом сахаром отдашь.
У Ларисы сегодня намечался разговор. Она брела по тротуару и мысленно проговаривала фразы, с которыми собиралась обратиться к своим родителям. Фразы несложные, но, как это обычно бывает, нужные, заранее подобранные и расставленные в голове в идеальном порядке слова в последний момент разлетаются, как бумаги с письменного стола от сквозняка. Подлость несусветная.
Дойдя до угла родительской высотки, Лариса остановилась, посмотрела вверх. На балконе шестого этажа сушилось мужское нижнее белье – невероятных размеров трусы и майки. Лариса вздохнула и направилась к подъезду.
«Значит так, – в сотый раз повторяла она, – я приняла решение и не собираюсь его менять, что бы вы мне ни говорили. Если начнете обсуждение вариантов, если решите вспомнить свою руководящую и направляющую роль, я тут же разворачиваюсь и ухожу, и внука вы будете видеть только по большим детским праздникам».
Грубовато, но иначе не выйдет. С ее родителями лучше разговаривать так – с напором и без литературных изысков. Так до них лучше доходит. Если допустить разночтения, потом намучаешься, потому что они уже немолодые люди, современных пособий по семейному строительству не читали и лекции по фэн-шую не слушали. Удивительно, как они вообще внимают своей дочери.
В лифте Лариса вдумчиво изучала абсолютно чистую стену. В этом подъезде всегда и все было чистым, никаких наклеек от «Терминатора», свастик и автографов от влюбленных мальчиков. Лариса вспомнила, как когда-то в юности пыталась нацарапать на стенке кабины свое имя. Соседи выволокли за косу и сдали родителям. За чистоту своего жилища местные аборигены боролись не жалея живота.
Лариса вышла на площадке шестого этажа, остановилась возле родной двери, замерла. Все было очень хорошо слышно. Вот отец прошаркал мимо прихожей в гостиную, включил телевизор и с довольным кряхтением уселся на диван. Мать гремит на кухне кастрюлями, кричит, чтобы не отсиживал задницу без дела, а отец отбрыкивается – телевизор по вечерам для него свят, как вобла с пивом после бани.
Лариса нажала на кнопку звонка. Снова шаркающие шаги, ворчание матери. Лязгнул замок, дверь открылась, и Александр Никифорович Еремин, небритый, в спортивных штанах и застиранной до потери родного цвета футболке, улыбнулся.
– Лариск? Привет!
Та улыбнулась в ответ.
– Как дела? Все в порядке? – тараторил отец. – Что-то ты бледная. С Максимкой все хорошо? Не болеет?
– Все нормально, пап, не суетись. Я ненадолго.
Лариса вошла в квартиру, повесила на крючок сумочку. Мать, конечно, слышала, кто пришел, но показываться из кухни не спешила. Поднявшееся тесто заслуживало большего внимания, чем неожиданный визит дочери.
– Какими судьбами? – спросил отец, подталкивая ногой тапочки.
– Мимо шла, решила заглянуть, – соврала Лариса. – А вы чего поделываете?
– Мать вот стряпней занялась, я отдыхаю. Как там погода?
– Хорошо.
– М-м-м… – протянул отец, смущенно почесав нос. Светская беседа никогда не была его коньком, и он это знал.
– Как твои дела на работе? – поинтересовалась Лариса.
Отец махнул рукой.
– Начали задерживать зарплату. Думаю, не уволиться ли.
– Серьезно?
– А почему нет? Думаешь, пропаду? Конечно, прорабов нынче как собак нерезаных, но таких, как я – с гулькин нос.
– Согласна, – сказала Лариса. Она знала, что руки отца растут из правильного места и он всегда сумеет найти им применение. Проблемы безработицы для него не существовало в принципе. Кроме того, папа всегда легко прощался с прошлым, и, пожалуй, с ним Ларисе общаться было легче, чем с матерью.
– Проходи в комнату, – сказал Александр Никифорович, – правда, там не убрано. Эй, мать, выйди хоть поздоровайся!
В ответ из кухни донеслось злобное шипение залитой маслом сковородки.
– Ладно, пап, – сказала Лариса, устраиваясь на диване, – пусть она занимается своими делами. У меня еще есть время, я потерплю. Может, пирожков попробую.
– А Максимку с кем оставила?
– С Любкой.
Отец кивнул и направился было на кухню, но вдруг остановился у двери, внимательно посмотрел на дочь. Лариса не отвела взгляд.
– Что-то случилось?
– Почему ты так решил?
– Я лицо твое наблюдаю уже двадцать с лишним лет.
Лариса вздохнула. Отца не обманешь.
– Ладно, поймал, я расскажу, – произнесла она, глядя, как Якубович на экране телевизора примеряет казачью папаху. – Только попозже, когда мама закончит.
Отец покачал головой, но ничего не сказал.
Лариса осталась в гостиной одна. Сидела на диване и смотрела «Поле чудес», время от времени прислушиваясь к тому, что происходило на кухне. В этом доме все оставалось по-прежнему: мать возилась с кастрюлями, отец оккупировал телевизор, вечера проходили в устоявшемся неторопливом ритме. В этих стенах Лариса провела свое детство и юность. Ее теперешняя квартира, «двушка» не первой свежести в другом конце города, никогда не сможет соперничать с родительским гнездом, и это уже начинало пугать. Порой Ларисе казалось, что она никогда не сумеет перерезать пуповину и уйти в свободное плавание, потому что в родительском доме всегда было чуть теплее, чуть спокойнее. Во всяком случае, было до недавнего времени.
Вернулся отец с пакетом сока и печеньем.
– Угощайся. – Он выставил пакет на журнальный столик, взял из серванта два стакана.
– Мама когда освободится?
– Я уже освободилась.
Лариса вздрогнула. Мать стояла в дверном проеме.
– Как дела? Как Максимка?
– Все в порядке, мам, Симка не болеет.
Людмила Викторовна прошла в комнату, села на край дивана. На ней был старый халат, надетый поверх ночной рубашки, и дырявые шлепанцы. Выглядела она вполне нейтрально, но Лариса догадалась, что внутри она бурлит и клокочет, как бульон на малом огне. Их последняя встреча неделю назад закончилась непристойной перебранкой, а мать всегда долго успокаивалась.
«Злопамятная, мстительная сука!» – однажды ругнулся отец, будучи не совсем трезвым. Лариске было тогда двенадцать лет, она очень хорошо запомнила эту краткую характеристику, дающую ответы на очень многие вопросы, и в своей взрослой жизни неоднократно получала подтверждения ее точности.
– Отец сообщил, что у тебя есть какой-то разговор, – без всяких вступлений начала мать. – Мы сначала поедим, обсудим погоду?
Лариса поежилась.
– Можно обойтись без светских приличий, но и драку мне устраивать не хочется.
– И не надо, – вставил папа.
Лариса помолчала, переводя взгляд с матери на отца. «Когда что-то буксует в дружной семье, – подумала она, – виноватым не может быть кто-то один. Как правило, виноваты бывают все… или какие-нибудь природные явления».
– Вы просверлите на мне четыре большие дырки. – Лариса залпом осушила стакан с соком и с шумом поставила его на столик. Вспоминать заготовленные фразы ей не пришлось. – Игорь появится в июле-августе. Я думаю, что не позже.
– И что? – спросила Людмила Викторовна.
– Ничего особенного. Я не хочу его видеть.
Отец прокашлялся, мать вздохнула. Пауза была зловещей.
– Я собираюсь забрать Максимку и исчезнуть, – продолжила Лариса.
– Может, не стоит пороть горячку? – сказала мать.
– Стоит. Ради сына – стоит.
– Прикрываться заботой о сыне – это так современно.
– Я не прикрываюсь, я только о нем и думаю!
– Ой, как пафосно! – Мать поднялась с дивана, подошла к серванту. Сейчас она начнет глотать свои таблетки, вздыхать и изображать измученную сердечными ранами старуху, до которой никому нет дела. «Включите камеры – мама страдает! Премия Оскар за лучшую женскую роль».
– Ты хорошо подумала? – спросил отец.
– Да, очень хорошо.
– А как мальчишке без отца в таком нежном возрасте?
