скачать книгу бесплатно
Надо ли говорить, что я его простил?
Минус 24
Воспоминания, воспоминания. Интеллигенция, рабочий класс, люмпены, прослойки, военные, менты, чиновники… Только работая в такси можно оценить всю степень деградации населения. Каждый день рядом с тобой, в твоей собственной машине, не абстрактные цифры статистики, не обезличенные социальные группы или виртуальные персоны, о которых ты читал в журналах, а живые сограждане разных возрастов, полов и уровня состоятельности. И каждый второй – пьян, у каждого третьего семейные проблемы, каждый четвертый норовит сказать тебе «ты» и хлопнуть по плечу, хотя видит тебя впервые. Да, кстати, и каждый пятый хочет сделать тебе приятное, похвалив машину…
К ресторану «Прага» я подкатил уже в десять. Нашел место на парковке, отбил статус «На месте». Выключать двигатель не стал. Чувствовал, скоро будет серьезный мороз – тридцать пять к полуночи долбанет точно. Я, пока ехал на этот адрес, на перекрестке открыл дверцу и попытался выплюнуть жвачку, но она, сволочь, зацепилась за подбородок, прилипла и тут же превратилась в кусочек льда.
Представьте, что будет, если регулярно мочиться на свежем воздухе на таком морозе? Никогда сам не проверял и не испытываю желания. Я видел, как это пытались делать другие. В армии довелось нести службу в карауле в лютый колотун. Вышки у нас были благоустроенные, с печками, с прекрасным обзором, но пока дойдешь до вышки из караульного помещения, околеешь. Однажды я в должности разводящего вел на пост молодого бойца. Приспичило парня по маленькому, а температура в тамошних нижегородских лесах сползла ниже некуда – сопля замерзала на лету. В свободную смену парнишка высосал пару литров чая. В общем, с моего великодушного разрешения пристроился он у ограды (через которую, кстати, было пропущено три тысячи гребаных вольт; вот тоже получилась бы хохма, попади он струёй на проволоку), и как затянул… Слышу я на второй минуте этого «волеизъявления» слабое мышиное попискивание. Оборачиваюсь – мальчик чуть не плачет. Думаю: «Елки-палки, еще один, без году неделю отслуживший, к маме запросился, понаехали тут». Он поворачивается ко мне, и я вижу, что у него пальцы к концу примерзли, а в глазах – утрата веры в будущее.
«Я его не чувствую, товарищ сержант, я его не чувствую»…
…Затрещал телефон. Я посмотрел на дисплей, беззвучно выругался. Звонил оператор. Если ты стоишь на адресе, ждешь клиента, а тебе звонит оператор, то можешь точно предсказать, что вызов отменен. Не допили, паразиты, недоели, а ты мерзни и жги личный бензин.
– Алло, сто сорок седьмой? – прозвучал мужской голос, довольно грубый и бесцеремонный.
– Да, слушаю.
– У тебя заявка на десять-пятнадцать, обрати внимание.
Ну вот, он мне «тыкает». Либо пытается показать свое превосходство, либо подчеркивает, что все люди братья, в том числе и мы с ним. Ни тот, ни другой вариант меня не устраивает, но, как добродушный малый, я не даю волю чувствам. Хватит с меня на сегодня конфликтов.
– Хорошо, вас понял.
Я отключился, не прощаясь. Черт с вами, пятнадцать минут подожду, тем более что Мулька с такой заботой и нежностью обогревает задницу, что вообще не хочется работать. Стоял бы и стоял…
Чужая свадьба
Как меня угораздило в такси?
А куда прикажете? На лопату?
Фиг вам!
Но и обратно на сцену я тоже не вернусь, хоть и звали. Спрос есть, заказчики интересуются: «А где, простите, Кириллов? В Москву подался? Нам бы его на Новый год заказать до пяти утра…». Но я еще долго не смогу взять в руки микрофон. Если смогу вообще. Нет у меня ни в голове, ни в душе, ни в сердце больше ничего, что я хотел бы сообщить людям. Написать на бумаге – пожалуйста. Буркнуть по телефону, спрятав лицо в куртке – легко. Но нести свое сердце в руке, как официант элитного ресторана несет клиенту дефлопе на золотом блюде, меня уже вряд ли заставишь. Что-то сломалось.
«Ой, сейчас заплачу», сказала бы Катюха. Она у меня хорошая, и я об этом уже говорил, но на кончике ее языка – смертельный яд. Как у многих хороших жен. Яда немного, но достаточно и капли, чтобы твои крылья обвисли подобно мокрым трусам на веревке. Не знаю, откуда у любимых жен такой талант – коротким и едва заметным хуком отправить в нокдаун, либо тихонько, как бы между делом, ущипнуть за ляжку, а потом отскочить в сторону с воплем «А-а, убивают!»
Словом, истинные причины своей внутренней эмиграции я скрываю, а Кате рассказал, что просто мне нужно время на подготовку новой программы. Шутки и приемы мои стары, известны уже половине города и вовсю цитируются конкурентами, и случается так, что я прихожу вроде бы на новую для себя аудиторию, а выгляжу со своими же собственными находками как дешевый плагиатор, как массовик-затейник, едва окончивший институт культуры. «Мне надо отдохнуть и подумать, мне надо вдохнуть свежего воздуха, инвестировать в себя», – сказал я жене и поехал колесить по ночным дорогам на своей трудолюбивой Муле. Езда на машине очищает голову (хотя одновременно и ускоряет появление геморроя).
А фамилия Кириллов, ребята, совсем недавно неплохо звучала в узких профессиональных кругах. Со мной договаривались за три-четыре месяца до знаменательного события, будь то празднование юбилея города на площадке перед ликероводочным заводом или свадьба рядового труженика нефтяной промышленности. Я не разменивался по мелочам, работал лишь для тех, кто понимает толк в настоящем празднике. «А теперь давайте похлопаем и позовем Деда Мороза!» – это не ко мне, это, пожалуйста, открывайте газету «Из рук в руки» и ведите пальчиком по объявлениям «Тамада. Недорого».
Я никогда не позволял называть себя «тамадой». За это я могу сразу разорвать отношения с заказчиком даже после получения аванса. Тамада – это обслуживающий персонал, почти официант с тем лишь отличием, что к столу вместо семги и ананасов в шампанском он подает прошлогоднюю шутку и нехитрый пафос.
Я был Ведущим. Я делал Шоу. Я работал четыре или пять раз в месяц, не больше, а все остальное время позволял себе ходить по дому в шелковом халате, цитировать Екклесиаста за ужином и оттопыривать мизинцы, снимая трусы. И оставьте ваши остроумные замечания насчет марки моего авто! Я уже рассказывал, что это иррациональный выбор.
Что же случилось, спросите вы? Почему молодой и талантливый сукин сын, давно позабывший, что такое рабочий день в офисе с девяти до пяти, практически с вершины провинциального шоу-бизнеса скатился так низко? Где логика сюжета? Где мотивация персонажа?
Зря вы так. Все бывает в этой жизни. Если уж один бывший советский шпион, выброшенный за ненадобностью из страны пребывания обратно на родину, мог в ожидании чуда «бомбить» вечерами на питерских улицах, то почему это не может делать ведущий развлекательных программ Виктор Кириллов в уездном городе N? Не вижу никаких оснований мне не верить. Но охотно расскажу, как со мной приключилась эта метаморфоза, а вы уж сами решайте, прав я был или нет, когда променял американский беспроводной микрофон «Шур» на баранку китайского «Амулета».
Как-то наклюнулась обыденная свадьба, одна из тех, что не оставляют в моей душе никакого отклика. Обычный ресторан на одной из центральных улиц с окнами на Администрацию, около сотни гостей, цветы, шампанское, неприлично длинный лимузин и невзрачные жених и невеста. Да-да, невзрачные. Друг для друга, для друзей и родных они красивее всех на свете, «невеста затмевает всех своим великолепием, а жених – вылитый Бандерас»… и прочие слюни и сопли, но только ведущему свадебных церемоний моего стажа и опыта доподлинно известно, что ничего интересного новая парочка собой не представляет, что выглядят они как цирковые собачки, на которых пришли поглазеть полторы сотни зрителей, что ни черта фантастического их в семейной жизни не ожидает, и пожелания гостей, озвученные в ближайшие три часа (остальное время гости будут лежать в тарелках, под столами и хватать ведущего за пуговицу, чтобы поговорить «за жизнь»), – все пожелания так и останутся пожеланиями, сказка закончится через пару недель после бракосочетания. Таких через мои руки прошло уже несколько десятков, и я действительно смог запомнить лишь нескольких виновников торжества, когда невесты оказались по-настоящему ярки и интересны, а женихи носили на лицах печать интеллекта.
(Вы спросите, как же тогда прошла твоя собственная свадьба? Хороший вопрос, и я вам на него отвечу немедленно: а никак! Не было свадьбы, мы с Катюхой не расписаны. И пока не собираемся).
В общем, обычная церемония. Я традиционно принял пару пива для куража. Гости сидели за длинным П-образным столом. Сияющий от счастья серенький жених внес на руках свою невзрачную невесту, прикрытую фатой усадил ее за стол. До мероприятия я с ними не встречался – программу заказывала мама жениха, крупная и напористая женщина из районной администрации. Не знаю, какую должность она там занимала, но явно не вязала носки на вахте.
Обычно моя программа начинается с проникновенного и трогательного первого тоста. Я вхожу во внутреннее пространство буквы «П» с бокалом шампанского в одной руке и микрофоном в другой, подхожу почти вплотную к молодоженам, продолжая говорить текст, стреляю глазками, подпуская легкую слезу, а потом выпиваю бокал, разворачиваюсь и ухожу к звукорежиссеру, оставляя гостей наедине с их невзрачными героями, выпивкой и холодными закусками. Минут десять на изучение толпы у меня есть.
Но в тот вечер все с самого начала пошло не так.
Врать не стану, неровности случались и раньше. Бывало, начнешь за здравие, потом толпа нажрется водки и ты уже ничего с ней не можешь сделать – им нужны танцы, перетягивание каната, бег в мешках и конкурсы «Засунь себе куда-нибудь горлышко бутылки». А бывает, наоборот, в первые полчаса нет контакта с аудиторией, но после большой танцевальной паузы они разогреваются и падают в мои жесткие объятия.
В тот вечер все накрылось с самой первой секунды, едва я раскрыл рот. Да, я всего лишь раскрыл его, посмотрел на невесту и тут же закрыл.
Оксана?!
Оксана
Это было довольно давно, но кажется, что на прошлой неделе. Некоторые вещи откладываются в сознании, чтобы однажды всплыть в свежем блеске.
Оксана была прекрасна в своем практически незаметном купальнике с тонкой вертикальной ниточкой на попе и тремя лоскутками полупрозрачной ткани спереди. Точнее, прекрасны были мои представления о ней, потому что о человеческих качествах данной особы я еще ничего не знал. Она вела себя скромно, была молчалива, трогательна, а минималистский купальный костюм выполнял всю остальную работу. Мы, кстати, как раз и познакомились на пляже. Это случилось много лет назад, еще до моей встречи с Катей.
Солнце к тому моменту опустилось за верхушки деревьев, оставляя городской пляж в тени. Пустые шезлонги беспорядочно стояли на песке, старый шашлычник азиатской наружности загружал последнюю партию углей в мангал, славянская сосисочница закрывала трейлер. Но полтора десятка человек еще резвились в воде и столько же топтались вокруг разложенных покрывал. Я позволил незнакомой девушке позвонить домой, протянув свой телефон. Сам я при этом остался стоять рядом на случай, если миловидная девчушка окажется воровкой. Я украдкой разглядывал ее потрясающие формы и слушал невинный монолог:
– Мам, я не одна… ну что опять?… сколько можно, я уже не маленькая (на вид девушке, кстати, едва ли минуло двадцать) … я с подружкой, ты ее знаешь… с Иркой из соседнего дома… нет, никаких парней нет (девушка мельком взглянула на меня) … мы еще посидим, обсохнем и я поеду… что?.. поймаем такси, в конце концов, ничего страшного, тут их много стоит на парковке… такси, мама, ТАК-СИ! Это такая машина, у нее на крыше шашечки желтенькие… да, конечно, там работают сексуальные маньяки… (голос девушки звучал крайне устало, было понятно, что она давно и безуспешно ведет с матерью войну за независимость) … мам, перестань, ты же понимаешь прекрасно, что я шучу… всё, хватит меня накручивать, я звоню с чужого телефона и его хозяин стоит рядом и все слышит… мне неудобно, в конце концов (тут я сделал шаг в сторону и отвернулся, хотя с таким же успехом мог написать у себя на лбу, что слышал каждое слово) … Всё, не могу больше говорить, буду через час-полтора… ложись спать… Что?… ложись спать, говорю, всё, пока!…
Она протянула телефон, прикрыв рукой грудь, словно только что вспомнила о своей вызывающей наготе.
– Извините…
– Ерунда.
– Сколько с меня?
– Я вас умоляю, девушка…
– Спасибо. – Она смущалась.
Дальше случилось странное. Ни она, ни я почему-то не предпринимали попыток расстаться, хотя обычно отношения хозяина телефона и случайного прохожего, попросившего им воспользоваться, в этом месте заканчиваются. Я делал вид, что никак не могу заблокировать клавиатуру, а девушка левой рукой поглаживала правое плечо и смотрела на меня снизу вверх.
– Вот такие у нас мамы… – наконец произнесла она.
– Понимаю, – сказал я и дальше начал безбожно врать. – У меня было примерно то же самое, только не с матерью, а с отцом. Несколько лет потратил, чтобы доказать свою самостоятельность.
Она улыбнулась.
– Удачно?
– Как видите, я до позднего вечера задерживаюсь на пляже в полном одиночестве.
Она опустила взгляд. Я мысленно умолял ее: «Опусти руку, сладенькая, дай поглядеть на твои мячики!»
– А я маме наврала.
– В смысле?
– Подружка уехала десять минут назад.
– Вы остались одна?
– Ага. – Тут девушка, видимо, вспомнила, что беседует с незнакомцем, облаченным лишь в купальные плавки, и ничто в его облике и поведении, даже в любезном разрешении позвонить, не отменяло потенциальной опасности. Все маньяки милы и обходительны.
– Я пойду, – сказала она, – спасибо еще раз.
Она сделал пару неуверенных движений, собираясь повернуться ко мне спиной, но, кажется, сочла, что лишь подольет масла в огонь, если подставит моему взору обнаженные ягодицы. Чтобы не смущать ее, я пошел с ней рядом к пляжу (мы беседовали на краю автопарковки, в стороне от песчаной линии).
– Я тоже собираюсь домой, – как можно более небрежно говорил я. – Могу подбросить. Лимузин не обещаю, но «шестерка» на ходу и почти не гремит.
– Ой… не знаю…
Девушка сопротивлялась недолго. Выяснилось, что денег на такси у нее не хватит, с Иркой они поссорились, и та бросила подругу одну на пляже почти без копейки. Транспорт в этой части города ждать приходилось долго, в машину ее посадят разве что за минет. Словом, альтернативы у Оксаны не было.
Я отвез ее домой на другой конец города, высадил у подъезда. Мы обменялись телефонами (в обычной жизни я человек стеснительный, вы помните, но в тот вечер проявил неожиданную для себя прыть), но встречались потом всего трижды. И ни разу не занимались любовью! Мы разговаривали, гуляли по городу и ели мороженое. Несколько месяцев переписывались по электронной почте. Я пару раз спасал ее от плохого настроения и разделял с ней радость редких удач. Потом она куда-то пропала, а я не стал ее искать, потому что к тому моменту встретил Катю.
До сих пор задаю себе вопрос: что это было? Любовь? Дружба? Увлечение?
«То ли девушка, то ли виденье» – это про Оксану. В какой-то потайной части моего сердца она жила до сих пор, о ее существовании не знал никто, в том числе моя нынешняя гражданская жена. В человеческом сердце может много чего поместиться, и ты не всегда знаешь, зачем оно там и как долго пролежит. Оно просто есть.
И вот – свадьба…
…Я понимаю, что не могу выдавить ни слова. На меня устремлены десятки глаз, в зале висит тишина, все ждут, что я буду говорить молодым нечто удивительно трогательное. Но я молчу. Бокал с шампанским дрожит в руке.
Нет, конечно, это не Оксана, боже упаси! Я знаю, что жизнь не перешутишь, что она гораздо изощреннее и веселее любого литературного сюжета, но такая шутка была бы довольно пошловатой. Мне почудилось. И линия губ другая, и глаза, и подбородок, да и сама невеста вела себя как человек, который видит меня впервые в жизни… однако даже мимолетное сходство с Оксаной, «девушкой из сердца», выбило меня из колеи.
Именно эти секунды замешательства практически поставили крест на моей карьере продажного клоуна.
– Э, тамада, блин, начинай уже! – крикнул кто-то с мест, находящихся у меня за спиной. Это стало последней каплей.
Я, конечно, не развалился, как студент института культуры, но и бразды правления из моих вспотевших рук ускользнули. Первый тост звучал убого – что-то об общем пути, взаимопонимании и «самом важном дне в вашей жизни» («бээээ!» – сказал бы мой недавний интеллигентный пассажир). А хотите знать, как мог бы звучать тост, не приключись со мной эта метаморфоза?
Вот примерный текст оригинала:
«Добрый день, дорогие! Наконец-то… наконец-то все самое тяжелое позади – подбор платьев и ресторана, утверждение меню, выпуск тиража пригласительных билетов, изнурительные переговоры с ведущим (тут гости вместе с молодоженами обычно ухмыляются). И вот осталось всего ничего – высидеть до конца этого вечера, съесть все салаты и выпить шампанское, чтобы потом исчезнуть, остаться наедине в темной комнате при свечах и попытаться ответить себе и друг другу на незаданный вопрос: что же такое мы сотворили? И зачем?
А однозначного ответа нет. Ответов – множество. Кто-то вступает в брак затем, чтобы в старости было кому стакан воды подать, пусть даже и пить не захочется; кто-то старательно создает «ячейку общества», в которой будет комфортно расти и взрослеть маленьким гражданам великой страны; кому-то замужество кажется единственным логичным продолжением любовной истории. Но лично мне больше всего нравится такая трактовка: «Нам нужен свидетель нашей жизни».
Ваши жизни пересеклись. Вы теперь друг для друга и свидетели, и соучастники. И у вас все только начинается. Счастья вам!»
С небольшими изменениями текст этот кочевал с церемонии на церемонию. Я, разумеется, читал его наизусть, проникновенно, чувственно, используя все подвижные мышцы лица, и не было случая, чтобы вослед не раздавались аплодисменты.
Но в тот вечер меня переклинило. Не берусь дословно привести прозвучавший тост. Точно скажу, что такие сентенции в изобилии можно услышать в плохих мелодрамах или поздравлениях близких родственников молодоженов: «Уступайте друг другу (бэээ!), любите друг друга вечно (дважды бэээ!), и пусть земля будет вам ковром из одуванчиков (бурное и продолжительное бэээ!)»
Звукорежиссер Саша, с которым я постоянно работал, смотрел на меня раскрыв рот и даже не пытался комментировать, настолько был ошарашен.
– Не смотри так, – буркнул я, прежде чем присосаться к третьему бокалу шампанского, – что-то у меня глюкануло сегодня.
– Соберешься? – спросил Саша с робкой надеждой.
– Попытаюсь. Иначе придется валить прямо сейчас и без гонорара.
– Я возражаю, ваша честь.
– Сам не хочу, что ты…
Но я так и не собрался. Виной тому и шампанское, и мое удрученное состояние. Я смотрел на невесту и вспоминал Оксану, которая вполне могла «стать моей судьбой». Хорошая была девушка, милая, симпатичная, за те недолгие месяцы так и не успевшая ничем отвратить от себя. Постепенно Оксана из моих воспоминаний заняла место во главе стола рядом с женихом, я перенес живший в сердце образ на эту малознакомую мне дамочку и начал злиться. Мне казалось, что все женщины, которые мне интересны и симпатичны, должны восторгаться лишь мной и вожделеть лишь меня, у них не может быть ни друзей, ни ухажеров, ни тем более мужей! Как она смеет выходить замуж, почему она смотрит с такой любовью на эту гориллу с волосами на груди, когда я, такой талантливый и симпатичный сукин сын, стою здесь, прямо перед ней?! Овца тупорылая!
Эмоции бурлили во мне, как суп на плите, клокотали и требовали немедленного выхода. И шоу не клеилось.
Я наскоро провел пару каких-то убогих конкурсов, потея словно в сауне и ловя себя на мысли, что каждые несколько минут жадно всматриваюсь в циферблат часов. Я подгонял стрелку, я умолял ее бежать так быстро, как она бежала во время моего первого секса с Катюхой. Но фальшивые «Омега» словно умерли. Полчаса, час, полтора часа… я сходил с ума, и чтобы хоть как-то подсластить пилюлю, беспрестанно хлебал шампанское, купленное на собственные деньги в баре.
Немудрено, что к середине вечера я нахлестался, как денщик его превосходительства, и «наказы жениху и невесте» уже читал так, будто переводил с русского на китайский:
– Молодым прочтем чичас… ик!… буде ас мас наставлять… (твою мать!хотелось крикнуть в рифму) … жемих, жему люби…
Ну и так далее.
Во время одной из танцевальных пауз я быстро выскочил на улицу, спрятался за углом. Попытался делать дыхательную гимнастику, несколько раз присел, держась одной рукой за грязную кирпичную стену с похабными надписями. Разумеется, ничего не помогало. Если перефразировать Гоголя, шампанское в больших количествах – вещь нестерпимая.
В зал ресторана я возвращался под тяжелыми взглядами куривших гостей, как провинившийся солдат под шпицрутенами. Даже в таком состоянии я понимал, что надолго меня не хватит и вечер можно считать провальным.
Так и вышло. Следующие полчаса прошли как в тумане. Я видел свет, образы, слышал звуки и голоса, чувствовал, как губы мои шевелятся, выплевывая в толпу постмодернистские лозунги. Я отчетливо видел стоявшую на колонке бутылку то ли виски, то ли горилки, чувствовал, что время от времени прикладываюсь к ней, переливая содержимое в маленькую пузатую стопку, кем-то заботливо приставленную к бутылке. Потом смутно припоминал свадебный торт, попытки его разрезать и распродать по частям. Кажется, на меня ближе к концу программы уже мало кто обращал внимание – «болтается тут какой-то козел… тамада, мать его», – но хотя бы не били, за что им большое спасибо. Помню немые взгляды звукорежиссера Сашки, помню падение в туалете и струю блевотины, украсившую кафельную плитку в коридоре; помню букет невесты, летящий в никуда под пошлую песенку Ирины Аллегровой. Вся вечерняя дискотека проскочила по моим ушам безумной лирической какофонией: от «Свадьба пела и плясала», через «Два кольца» и до «Мы желаем счастья вам!» – весь этот коктейль неоправданных надежд и немотивированного счастья смешался в моей утробе с горилкой и салатом и снова выплеснулся на кафель туалета. Кажется, после этого кто-то держал меня за шиворот, пытался трясти и говорить обидные вещи…
Проснулся я утром за заднем сиденье Мульки. Машина стояла там же, где я ее и припарковал накануне, у гаражей позади ресторана. Солнце слепило глаза, птички радостно пели над ухом, где-то шумел трамваями воскресный город. В общем, жизнь продолжалась.
Но мне хотелось умереть.
Беглый осмотр содержимого карманов и сумки показал: либо мне не заплатили, либо ограбили, пока я спал. Второй вариант выглядел предпочтительнее, потому что отказ платить за работу означал мое полное и безоговорочное фиаско. Если мне не заплатили, значит я ухитрился испортить милым людям «самый светлый день в их жизни, который никогда не повторится». Черный яд цинизма тогда еще не проник в глубины моей души, и молодых людей мне действительно было жаль. Я надеялся, что они все-таки скоро разведутся и забудут «праздник» как страшный сон.
А может, меня все-таки обчистили?
Увы, я ошибался.
Я позвонил Сашке. Выслушал подробности окончания вечера: как он собирал весь мой реквизит, пока я сидел с опущенной головой на колченогом стуле возле колонки, как потом грузил в машину, пытаясь отвезти домой, как я упирался и вынудил, наконец, оставить его в покое и бросить в собственной тачке под присмотром охранников ресторана. Не без иронии раскрыв мне глаза на мою стремительную деградацию, Саша хладнокровно добил:
– Они отказались с тобой рассчитываться.
– Тебе-то отдали пятерку?
– Да, все в порядке. Старик, мне жаль.
