скачать книгу бесплатно
– Да как ты… – Старик Макгроу замахнулся на меня кочергой. – Да я сейчас проломлю твой безмозглый череп, как орех!
– Дайте-ка я сам с ним разберусь, – процедил мистер Вилкинсон. – Отойдите-ка, не мешайтесь. Слушай сюда, ты, лопоухий горный мул. Даю тебе выбор: сам уйдешь, или тебе помочь и вышвырнуть тебя за дверь?
– Ну, так чего ты ждешь, скунс полосатый? – вежливо ответил я. Он с ухмылкой потянулся за револьвером, но я оказался быстрее. Не успел он спустить курок, как я первой же пулей вышиб у него из руки пушку, отстрелив попутно один из пальцев.
Вилкинсон взвыл и отшатнулся к стене, глядя на меня дикими глазами, пока из раны на руке текла кровь. Я сунул свой старый добрый револьвер сорок четвертого калибра обратно в кобуру и сказал:
– Может быть, у себя в низине ты и считался лучшим стрелком, но здесь, на Медвежьей речке, тебя опередят в два счета. Иди-ка ты домой и…
В этот самый миг старик Макгроу огрел-таки меня кочергой по голове. Сжимая кочергу обеими руками, он изо всех сил размахнулся, и, сдается мне, не окажись у меня на голове енотовой шапки, мне бы не поздоровилось. Но удар застал меня врасплох, я рухнул на колени, и тут трое сыновей старика Макгроу подскочили ко мне и принялись колошматить: кто лавочкой, кто стулом, а кто-то ножкой от стола. Ну, вы же знаете, что семейству Глории я никогда навредить не хотел, да вот только когда старик кочергой меня огрел, я прикусил язык, а этого я не люблю. Как бы то ни было, драться с мальчишками я смысла не видел. А они жаждали крови – моей крови, если уж на то пошло.
Так что я встал, схватил Джо одной рукой за шею, другой промеж ног и аккуратненько швырнул его в окно. Вот только позабыл совсем, что окно-то деревянными балками было заколочено, чтоб медведи не поналезли. Джо вышиб эти балки, вылетел на улицу, ну и оцарапался слегка в полете. Глория закричала, и я уж хотел крикнуть ей, что все со мной в порядке, чтоб она обо мне не беспокоилась, но только я успел рот разинуть, как Джон сунул мне прямо в рот ножку от стола.
От такого обращения и у святого терпение бы кончилось, но все-таки я не собирался так сильно бить Джона. Откуда ж мне было знать, что от моего тычка он окажется за дверью, да еще и с вывихнутой челюстью?
Старик Макгроу все плясал вокруг меня и метил отвесить мне еще одну затрещину своей гнутой кочергой и не зацепить при этом Билла, который дубасил меня стулом по голове. А вот сам мистер Вилкинсон в потасовке не участвовал. Он глядел на нас обезумевшим взглядом, привалившись к стене. Видать, наши местные склоки были для него в новинку.
Только я выхватил у Билла стул и обрушил его ему на голову, чтобы маленько утихомирить, как старик Макгроу опять размахнулся кочергой. Но я пригнулся и перехватил ее, а Билл тем временем попытался подобрать с пола ножик – видать, вывалился у кого-то из-за голенища. Поскольку он стоял спиной ко мне, я воспользовался случаем и с изрядной силой пихнул его мокасином пониже спины. Билл, вопя, кубарем выкатился за дверь. Кто-то еще закричал – по голосу, вроде как Глория. Тогда я еще не знал, что она как раз хотела войти внутрь. Братец сбил ее с ног, и оба покатились назад во двор.
Я не видел, что творится снаружи. Старик Макгроу принялся кусать меня за большой палец, пытаясь руками нащупать мои глаза, так что я вышвырнул его вслед за Джоном и Биллом. И вовсе я не метил нарочно в дождевую бочку, врет он все! Я и знать не знал, что там стоит какая-то бочка, пока не услышал треск проломленных головой досок.
Я повернулся, чтобы перекинуться еще парой словечек с мистером Вилконсоном, но тот вдруг как даст стрекача через то самое окно, в которое я бросил Джо. Я уж хотел было его догнать, да у меня в проем плечи не пролезли. Так что я бросился к двери, но едва во двор выскочил, как вдруг передо мной возникла Глория и отвесила мне оплеуху, да такую звонкую, будто бобер ударил хвостом по илистому берегу.
– Ты чего, Глория! – говорю, а самого оторопь берет: из ее голубых глаз чуть не искры сыплются, золотые волосы дыбом стоят. Она была в таком бешенстве, что даже заплакала, и только тогда я впервые узнал, что она умеет плакать. – Да что стряслось? Что я такого сделал?
– Что ты сделал? – переспросила она, воинственно наступая на меня. – Ах ты бандит! Душегуб! Лопоухое отродье пятнистого скунса! Гляди, что ты натворил! – Она показала пальцем на своего отца, который пытался вытащить голову из обломков деревянной бочки, на братьев, валявшихся по всему двору, стонущих и перемазанных кровью. – Ты чуть не перебил всю мою семью! – говорит, а сама кулачками у меня под носом трясет. – И ты нарочно швырнул Билла прямо в меня!
– И вовсе нет! – возмущенно запротестовал я. – Сама знаешь, Глория, я ведь волосу с твоей головы не дам упасть! Черт возьми, да ведь я все это ради тебя…
– Зачем было калечить моего папашу и братьев? – кричит, а сама навзрыд плачет. Девчонки, что с них взять. Да и что я мог сделать? А она дальше всхлипывает: – Если бы ты меня любил, ты бы их не тронул! Ты это нарочно сделал, подлец! Я же просила, чтоб ты вел себя скромно и осторожно! А ты? Замолчи! Не говори мне ничего! Ну, чего как воды в рот набрал? Или язык отсох?
– Я ведь и так с ними осторожно, – громко начал оправдываться я, теряя понемногу терпение. – Не виноват я ни в чем. Если б они понимали, то…
– Не смей наговаривать на мою родню! – взвизгнула она. – А мистер Вилкинсон-то где?
И тут вышеозначенный господин выскакивает из-за угла и залезает на свою кобылу. Глория кинулась к нему, схватила за руку и говорит:
– Если вы все еще хотите взять меня в жены, чужеземец, то я согласна! Я прямо сейчас с вами поеду!
Но тот посмотрел на меня, вздрогнул и отдернул руку.
– Я что, на дурака похож? – пылко осведомился он. – Рекомендую вам выйти замуж за этого юного гризли, по крайней мере, ради сохранения общественного спокойствия! Жениться на вас, когда на вас он глаз положил? Нет уж, благодарю! Оставляю свой палец в качестве сувенира, хотя, сдается мне, я еще легко отделался. Видал я это торнадо в действии и, как по мне, палец – это сущий пустяк! Адье! Если я еще хоть раз на сотню миль приближусь к Медвежьей речке, считайте меня чокнутым!
С этими словами он пришпорил кобылу и так припустил вверх по тропинке, словно за ним гнался сам дьявол.
– Видишь, что ты наделал! – всхлипнула Глория. – Теперь он уже не хочет на мне жениться!
– Так ведь ты же сама за него не хотела! – Я вконец запутался. Тут-то она и набросилась на меня, как рысь.
– Не хотела! – кричит. – Я бы за него не вышла, будь он даже последним мужчиной на земле! Но я требую оставить мне право решать, да или нет! Я не собираюсь позволять какому-то деревенщине на вшивом муле командовать мной!
– И вовсе Александр не вшивый, – говорю. – И вообще, не собирался я никем командовать, Глория. Я просто хотел все устроить так, чтобы твой папаша не заставлял тебя выходить за мистера Вилкинсона. Ведь это же мы с тобой хотели пожениться…
– Это кто тебе сказал, что мы хотели? – взвилась она. – Выйти за тебя, после того как ты поколотил моего отца и братьев? Ты что, вообразил себя лучшим парнем на всей Медвежьей речке? Ха! Сдался ты мне со своими кожаными штанами, ржавым револьвером и енотовой шапкой! Выйти за тебя? А ну, полезай на своего вшивого мула и убирайся отсюда, пока я тебя дробью не разукрасила!
– Ну и ладно! – взревел я, потеряв наконец терпение. – Ну и ладно, раз тебе так хочется! Ты тоже не последняя девушка в этих горах! Да любая будет только рада, если я захочу на ней жениться!
– Ну и кто же, например? – ухмыльнулась Глория.
– Да хоть Эллен Рейнольдс! – рявкнул я. – Вот кто!
– Ну и прекрасно! – говорит она, а голос прямо дрожит от ярости. – Валяй, садись на своего вшивого мула и езжай к ней, охмуряй эту бесстыжую девку, да дырявые мокасины и ржавую пушку не забудь! А мне все равно!
– И поеду! – заверил ее я. – Только не на муле, а на лучшем коне в округе, и на ногах у меня будут сапоги, а на коне – серебряное седло и сбруя. И пистолет у меня будет самый лучший, с покупными патронами! Вот погоди, сама увидишь!
– И где же ты возьмешь все это? – спросила она с издевкой.
– Найду! – рявкнул я, краснея от ярости. – Ты вот спрашивала, уж не вообразил ли я себя лучшим парнем на Медвежьей речке? Так вот, ей-богу, так оно и есть! Я лучше всех, и я это докажу! И я только рад, что ты меня гонишь! А то, чего доброго, еще женился бы на тебе, поселился в каком-нибудь домишке и ничего на свете больше не видел, не слышал и никем бы не стал, кроме как твоим мужем! Но уж теперь-то я объезжу всю страну, побываю во всех уголках и прославлюсь на всю округу!
– Ха-ха-ха! – холодно рассмеялась она.
– Сама увидишь! – гневно пообещал я ей, пришпорил мула и поехал по тропинке.
Ее смех все еще звучал у меня в ушах. Я едва ли не со злостью ткнул Александра пятками в ребра, и тот, громко вскрикнув от изумления, заторопился к дому. Мгновением позже и дом семейства Макгроу, и Глория, и мои юношеские мечты остались позади, скрытые зарослями ольховника.
Глава 2. Как я спустился с гор
– Она еще пожалеет! – пообещал я всему миру, пока Александр что есть мочи мчался сквозь густые заросли кустарника. – Я еще прославлюсь на весь свет, мое имя будет знать каждый, ей-богу! Я ей покажу! Тпру, Александр!
Впереди показалось дерево с пчелиным дуплом. Это дерево я заприметил еще накануне. Мое разбитое сердце нуждалось в утешении, и я подумал, что деньги и слава вполне могут немного обождать, пока я заливаю свое горе медом.
Я был в меду уже по самые уши, когда услыхал клич моего старика:
– Брекенридж! Эй, Брекенридж! Куда ты запропастился? А, вот ты где. Слезай-ка с этого дерева. Я тебя пока колотить не собираюсь.
Он подошел ближе.
– Это не пчела ли торчит у тебя из уха, Брекенридж?
Я пощупал ухо рукой – и впрямь, пчела. Оказывается, меня вовсю жалили со всех сторон.
– Да-а, Брекенридж, – продолжал папаша, – ну и местечко ты выбрал, чтобы спрятаться, никакому другому Элкинсу такое и в голову бы не взбрело. А теперь послушай-ка, что я тебе скажу: только что к нам заезжал старик Роджерс из Буффало, он был проездом в Томагавке. Тамошний почтальон сказал ему, что у них для меня письмо из Миссисипи, только отдавать отказался наотрез: говорит, велено вручить лично в руки мне или кому-нибудь из моей родни. Ума не приложу, кому я понадобился в Миссисипи, в последний раз я там был во время войны с северянами. Ну, как бы то ни было, письмо надо забрать. Мы с мамашей посоветовались и решили, что поедешь ты.
– Неужели меня – в Томагавк? – переспросил я. – Вот те на!
– Ну, – протянул отец, запустив пальцы в бороду, – если не умом, то уж мускулами ты точно окреп. Пора тебе мир повидать. Ты ведь и на тридцать миль не отходил от родного дома. Твой брат Гарфильд поехать не сможет, он не до конца оправился после стычки с медведем, а Бакнер занят выделкой шкуры того самого медведя. Где начинается дорога на Томагавк, ты знаешь. Так вот, тебе нужно просто ехать прямо до развилки, а там свернуть направо. Налево будет поселок Вечные Муки.
– Здорово, – говорю. – Наконец-то повидаю мир!
А про себя думаю: и Глории Макгроу докажу, что я чего-то да стою, ей-богу!
Сказано – сделано, наутро я оседлал Александра и выехал с самым рассветом. Отец выделил мне на поездку целый доллар и лично сунул его в кобуру. Пару миль папаша шел за мной, щедро раздавая напутствия.
– Смотри, тот доллар, что я тебе дал, трать с умом, – говорил он. – В карты не играй. Пей в меру. Полгаллона кукурузного виски, не больше. Норов свой держи в узде – однако не забывай, что по части кулачных боев твой папаша был когда-то первым в округе Гонзалес, штат Техас. Едва завидишь, что кто-то на тебя косо смотрит, не жди, пока тебе первому по уху съездят. И не оказывай сопротивления представителям закона.
– А кто это, пап? – осведомился я.
– Понимаешь, – начал он, – в городах есть такие люди, работа которых – следить за порядком. Сам-то я никому свою безопасность не доверю, но городские – они не то что мы. Так вот, если встретится тебе шериф и прикажет бросить оружие – да, даже так! – то не спорь, а делай, что тебе велят.
Я был ошеломлен. С минуту помолчав, я спросил:
– А как я узнаю, кто шериф, а кто нет?
– Шерифы носят серебряную звезду на рубахе, – объяснил отец, и я пообещал, что не буду оказывать им сопротивления. Затем папаша развернулся и отправился назад, в горы, а я продолжил свой путь вниз по тропинке.
К ночи я добрался до поворота на Томагавк и решил заночевать там, а рано утром снова двинулся в путь с ощущением, будто уже целую вечность не бывал дома. Солнце стало припекать, и, наткнувшись вскоре на речушку, я решил окунуться. Я привязал Александра к дереву, снял штаны из оленьей кожи и повесил их тут же на ветку, но поясной ремень с револьвером сорок четвертого калибра оставлять не стал – его я из осторожности повесил на ивовый прут, торчащий из самой воды. Вся река вдоль берега заросла ивняком.
Ныряю я, значит, всплываю, и вдруг меня кто-то бьет дубинкой по макушке. Смотрю вверх: прямо надо мной навис индеец, одной рукой держится за куст ивняка, а в другой у него и впрямь дубинка.
Он издал боевой клич и размахнулся по новой, но я ушел под воду, и он промазал, а я вынырнул прямехонько под той веткой, на которой висел мой револьвер, схватил его и – бах! – пальнул по индейцу. Тот пытался было скрыться в кустах, но тут же с воплем схватился за то место, откуда ноги растут. И минуты не прошло, как до моих ушей донесся топот лошадиных подков, и я даже мельком увидел, как он улепетывает на своем пегом мустанге, приподнявшись в стременах, словно под ним не седло, а раскаленная печь, и – черт его дери! – сжимая в руке мои штаны! Это так сбило меня с толку, что я промахнулся, а потом выскочил из воды и выпустил еще одну пулю прямо в заросли, но индейца уже и след простыл. Я знал, что вряд ли он был не один – скорее, захудалый воришка из пайютов, но в какую же я все-таки попал переделку! Он даже мокасин мне не оставил.
Возвращаться домой без письма и в таком виде я никак не мог, к тому же пришлось бы признаться, что я дважды промазал по индейцу. За такое папаша весь дух бы из меня выбил. Можно было, конечно, продолжить путь как ни в чем не бывало, но вдруг по дороге мне попадутся поселения, а там меня увидят женщины? Да, в те годы я был очень застенчивым парнем. Меня так и прошиб холодный пот. Мне подумалось: когда я отправился покорять мир и сердце Глории Макгроу, я был лучшим из лучших, а теперь что? Стою тут в чем мать родила. Вконец отчаявшись, я нацепил ремень и поехал дальше, в Томагавк. Попадись мне кто, я готов был убить, лишь бы заполучить штаны.
Александра индеец, к счастью, не тронул, да только дорога все равно была не из легких: открыто идти я постеснялся, поэтому побрел через кусты, ведя Александра под уздцы. Александру было нелегко пробираться сквозь заросли, шипы терновника царапали его шкуру, он кричал, а мне то и дело приходилось поднимать его и переносить на руках, когда на пути попадались особо острые камни. Да, Александру приходилось несладко, но я все-таки не решался выйти голым на дорогу.
Так мы прошли где-то милю, как вдруг впереди послышались шаги. Я выглянул из зарослей, и передо мной предстало любопытное зрелище. По дороге в том же направлении, что и я, шел человек, одетый, как мне показалось, в городскую одежку – не кожаную и не домотканую, но при этом совсем не похожую на попугайское тряпье мистера Вилкинсона. Красивая одежка, вся в узорах да полосках. На голове у прохожего была круглая шляпа с узкими полями, а на ногах такие башмаки, каких я сроду не видывал, не похожие ни на сапоги, ни на мокасины. Он был весь в пыли и проклинал все на свете, ковыляя по дороге, на которой еще виднелись свежие следы подков. Я забежал вперед, обождал, пока он поравняется со мной, а затем выскочил из кустов, выставив перед собой револьвер.
Прохожий тут же вскинул руки и заорал:
– Не стреляйте!
– Я и не собирался, мистер, – говорю. – Раздевайся и давай мне все свое тряпье.
Он затряс головой, будто бы поверить своим ушам не мог, и спросил:
– На индейца вы не похожи… а скажите, кто вообще тут обитает?
– Демократы по большей части, – сказал я. – Да только некогда мне тут с тобой политику обсуждать. А ну, снимай портки.
– Боже мой! – застонал он. – Сперва лошадь скинула меня и ускакала прочь, и я шел пешком не один час, поминутно рискуя быть схваченным индейцами и лишиться скальпа, а теперь какой-то голый псих верхом на муле требует мою одежду! Ну, это уж слишком!
– Некогда мне спорить, мистер, – говорю, – того и гляди, кто-нибудь нас увидит. А ну, живей! – Чтобы подкрепить свои слова, я выстрелил поверх его головы, и продырявленная пулей шляпа полетела в пыль.
Он снова взвыл и принялся торопливо раздеваться.
– Что, и белье снимать? – осведомился он, весь дрожа, хотя было чертовски жарко.
– Белье? – удивился я. – Первый раз вижу, чтобы мужчина носил эти бабские тряпки. Прав был папаша, страна катится к чертям. Ну, шевелись. Садись на моего мула. Когда доберемся до города, я найду себе другую одежку, а тебе верну твою.
Незнакомец как-то странно посмотрел на меня, вскарабкался на Александра и спросил с отчаянием в голосе:
– Вы мне вот что скажите: как добраться до Томагавка?
– На следующей развилке повернуть направо, – говорю, – а затем…
Тут Александр вдруг повернул голову, увидел этого беспорточного у себя на спине, звонко взвизгнул и что было мочи припустил по дороге, а незнакомец обхватил его обеими руками за шею, изо всех сил пытаясь не свалиться. Прежде чем они скрылись за холмом, я заметил, что Александр свернул не направо, а налево.
Я оделся, и шкура моя немилосердно зачесалась. Ну, думаю, ладно, покупной одежкой я обзавелся быстрее, чем рассчитывал. Но была она, надо признаться, паршивенькая: куртка снизу позади расходилась на две части, штаны были коротковаты, но хуже всего были башмаки, которые нещадно давили мне ноги. Носки я выкинул, в жизни их не нашивал, но то, что осталось от шляпы, на голову все же нацепил.
Я свернул направо и уже милю спустя вышел на равнину, как вдруг до моих ушей донесся топот копыт. Через секунду я увидел группу людей верхом на лошадях. Один из них крикнул: «Вот он!» – и тут же они перегородили мне путь. Я уж было решил, что незнакомцу удалось добраться до Томагавка, и он отправил своих дружков поквитаться со мной за украденную одежку.
Я соскочил с дороги и помчался прочь прямо по траве, и все они бросились за мной в погоню, крича: «Стой!» Чертовы башмаки так больно натирали мне ноги, что я не мог как следует разогнаться, и уже через четверть мили почувствовал, что преследователи меня вот-вот настигнут. Так что я достал револьвер, крутанул барабан, но, пытаясь развернуться на полном ходу, поскользнулся в этих чертовых башмаках и приземлился задом прямо в заросли кактусов как раз в тот момент, когда спускал курок. Поэтому пуля только сбила шляпу с того, что скакал впереди всех. Он заорал и остановил лошадь прямо передо мной, но, когда я готов был уже выпустить очередную пулю, на рубахе у него блеснула звезда. Я тут же бросил револьвер и задрал руки вверх.
Они окружили меня – судя по виду, это были ковбои. Человек со звездой спрыгнул с лошади, подобрал мой револьвер и выругался.
– За каким лешим ты убегаешь и палишь куда ни попадя? – властно спросил он.
– Я не знал, что вы шериф, – отозвался я.
– Черт побери, Маквей, – сказал один из ковбоев, – ты же сам знаешь, какие они нервные, эти неженки. Наверняка он принял нас за головорезов из банды Сантри. Эй, ты, а лошадь-то твоя где?
– Нету у меня лошади, – отвечаю.
– Сбежала от тебя, что ли, а? – спросил Маквей. – Ну, тогда залезай к Кёрби и поехали.
К моему удивлению, шериф сунул мой револьвер обратно мне же в кобуру. Так что я залез на лошадь, уселся позади Кёрби, и мы тронулись. Кёрби все предостерегал меня, чтобы я не свалился, и это выводило меня из себя, но я молчал. Где-то через час впереди показались дома – как мне сказали, это и был Томагавк. Я слегка запаниковал, когда впервые увидал город, и едва удержался, чтобы не спрыгнуть и не убежать обратно в горы, да только я знал, что меня тут же поймают из-за этих чертовых ботинок, так их растак.
Таких домов я никогда раньше не видывал. Сколоченные из досок, высокие, в два этажа. На северо-западе и на западе в нескольких сотнях ярдов за поселением возвышались холмы, а с других сторон раскинулись равнины, поросшие кустарником и лесом.
– Вы, ребята, езжайте в город и расскажите всем, что представление скоро начнется, – сказал Маквей. – А мы с Кёрби и Ричардсом доставим его на место.
Я видел, как по улицам снуют люди. Никогда бы не подумал, что в мире, оказывается, живет так много народу. Шериф и еще двое ребят отправились к северной части города, остановились возле старого амбара и приказали мне слезать. Я послушался, после чего мы вошли внутрь и оказались в какой-то странной комнате, уставленной скамейками, с кучей полотенец и ведер с водой. Шериф сказал:
– Раздевалка так себе, но сойдет. Мы с парнями не очень-то смыслим в этих ваших делах, но постараемся посодействовать в меру сил. Вот только… у того, другого, нету ни тренера, ни помощников. Как себя чувствуешь?
– Хорошо, – говорю, – только есть охота.
– Ричардс, притащи ему что-нибудь из еды, – тут же распорядился шериф.
– Я думал, перед поединком есть не положено, – отозвался Ричардс.
– О, я думаю, ему виднее, – отозвался Маквей. – Иди.
Ричардс ушел, а шериф с Кёрби принялись ходить вокруг меня, осматривать со всех сторон, будто трофейного быка, щупать мои мышцы, и наконец шериф сказал:
– Ей-богу, если размер хоть что-то да значит, то денежки, почитай, уже у нас в кармане!
Я вынул доллар из кобуры и сказал, что заплачу за проживание, но они хохотнули, хлопнули меня по спине и сказали, что я большой шутник. Затем вернулся Ричардс с блюдом, полным еды, а за ним появились вооруженные мужчины с бакенбардами и в сапогах. Они принялись меня разглядывать, а Маквей объявил:
