Город псов

скачать книгу бесплатно

Город псов
Александр Валерьевич Горский

Следователь Илья Лунин #1Современный русский детектив #1
Лето – сезон отпусков. Счастливчики уезжают на теплые моря, а неудачники остаются на службе, и риск получить в производство безнадежное дело увеличивается многократно. Следователь Илья Лунин в своем областном следственном комитете плотно застрял в категории середнячка без перспектив. Вот и на этот раз ему поручили два сложных дела. На семью, остановившуюся на пикник, совершено жестокое нападение. Жена и дочь погибли, а умирающий глава семьи случайно обнаружен другими проезжающими мимо путешественниками. Свидетелей нет, улик тоже нет. Но и это еще не все. Последние полтора года в области происходят жестокие убийства женщин. Поначалу все они рассматривались как единичные преступления, и только сейчас становится ясно: все они – дело рук одного и того же преступника.

«Город псов» – первая книга из цикла о следователе Илье Олеговиче Лунине. Она о том времени, когда Лунин открыл в себе способность распутывать сложные криминальные загадки и в его жизни появилась Рокси!

Александр Горский

Город псов

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Серия «Современный русский детектив»

Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой

© А.В. Горский, 2021

© «Центрполиграф», 2021

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2021

* * *

Глава 1,

в которой Лунин знакомится с новым делом, а мы знакомимся с Луниным

Август 2019 года

Свернув с шоссе, старенький «лендкрузер» замедлил ход, а метров через двести и вовсе остановился. Ближе к реке подъехать было уже невозможно: крутой склон, заросший густым кустарником, являлся непреодолимым препятствием даже для внедорожника. Но смысла спускаться и не было. С возвышенности открывался великолепный вид на реку, которая чуть ниже по течению описывала замысловатую петлю, а затем вновь устремлялась на север, как делают почти все сибирские реки. Недовольно фыркнув, дизельный двигатель умолк, но из машины так никто и не вышел.

– Ну прекрати, – Наташа с улыбкой отстранилась от мужа, – здесь же люди.

– Да ладно, – Никита бросил взгляд на стоящий метрах в пятидесяти белоснежный БМВ, – видишь, нет никого. Небось, сидят в машине и тем же самым занимаются. – Он вновь потянулся к жене.

– Давай хоть назад пересядем, – Наташа тоже взглянула на застывший в тени огромной сосны белый внедорожник, – там стекла тонированные, да и вообще…

– И вообще удобнее, – просиял Никита.

Десять минут спустя, когда Наташа уже делала бутерброды на небольшом раскладном столике, Никита неторопливо один за другим выпускал в небо клубы серого дыма. Докурив сигарету и бросив ее с обрыва, он оглянулся и посмотрел на хлопочущую возле стола жену. Они впервые за год выбрались куда-то вдвоем, оставив Гришку на попечении Наташиных родителей. Еще три часа в пути, и они будут в Среднегорске. Конечно, не столица, но в сравнении с Аликаново вполне себе мегаполис. Номер в отеле он уже забронировал, Наташке должно понравиться. Но самое главное – это приготовленный им сюрприз, о котором жена даже не догадывается. Рука непроизвольно коснулась кармана джинсов, где в бумажнике из крокодиловой кожи прятались два билета на концерт «Ленинграда». Прощальный тур, как пропустить? Хотя, скорее всего, лет через пять можно будет сходить еще разок. А потом еще. Сейчас у всех много прощальных туров, так принято. Но это когда будет, а жизни радоваться надо сейчас, пока они еще молоды. Никита взглянул на белый автомобиль. Его пассажиров по-прежнему не было видно. Странно, купаться они уйти не могли, спуск здесь совсем неудобный, а больше на берегу деться было некуда. Может, спят?

– Никитка, ты обедать идешь? – позвала Наташа.

– Лечу, – откликнулся Никита и прищурился, прикрывая глаза от бьющего в лицо солнца. Ему показалось, что белый внедорожник моргнул габаритами, как обычно бывает, когда машину ставят на сигнализацию или снимают. Вот только кто мог это сделать, ведь, как и минуту назад, поблизости никого из людей не было видно, лишь доносился гул мчащихся по шоссе большегрузов. Белый автомобиль вновь блеснул габаритными огнями.

– Никита! – В голосе Наташи отчетливо слышалось нетерпение.

– Иду я, иду. – Никита шагнул было к жене, но тут белый внедорожник вновь призывно моргнул. Никита нахмурился и широким шагом направился к непонятному автомобилю.

* * *

Голову приподнять он уже не мог, поэтому все, что видел, – это была пожелтевшая под ярким солнцем трава и ноги, которые постепенно приближались к нему. Не доходя метров десять ноги остановились, возможно, их владелец сомневался, стоит ли подходить ближе. Скорее всего, все дело было в траве, слишком уж она разрослась за лето, и теперь в ней почти ничего не возможно увидеть. Он еще раз нажал кнопку на брелоке и попытался закричать, во всяком случае, открыть рот он точно сумел. Может быть, у него что-то и получилось, сам он не понял, но ноги вновь продолжили свое движение в его сторону. Им оставалось сделать всего шесть, пять, четыре… на счете три он потерял сознание, и рука, сжимающая окровавленный брелок, бессильно разжалась.

Из всех летних месяцев август нравился Илье Лунину больше всего. Недолгая, но изнуряющая июльская жара, от которой лицо Лунина беспрерывно покрывалось мелкими капельками пота, уступила место приятному дневному теплу, с наступлением сумерек переходящему в легкую, несущую свежесть прохладу. Неторопливо прогуливаясь по аллеям невзрачного сквера, который власти города с внушающим уважение упорством гордо именовали парком, и размышляя о том, в какой последовательности можно расположить все двенадцать месяцев по степени убывания его к ним любви, Илья был вынужден признать, что июнь почти ничем августу не уступает. И все же август он поставил на первое место в своем списке. Все дело было в том, что Илья, или, как звали его некоторые коллеги, Илья Олегович, любил грустить. Не так чтобы сильно, совсем чуть-чуть, в той степени, когда на лице появляется едва уловимое выражение не то удивленного разочарования, не то разочарованного удивления, а лоб пересекает глубокая складка, свидетельствующая о неустанной мыслительной деятельности. По какой-то никому не ведомой причине Илья Лунин был абсолютно уверен, что именно это выражение больше всего подходит к его мягкому округлому лицу, которое сам он всегда считал чересчур мягким и слишком округлым.

По мнению Ильи Олеговича, поводов для грусти хватало всегда, и сами они были столь обильны и разнообразны, что даже не стоило пытаться их все классифицировать. Но в августе по сравнению с июнем одним таким поводом всегда было больше. Он был столь же очевиден, как и то, что нависшее над городским парком облако, стремительно увеличивающееся в размерах и меняющее цвет с грязно-белесого на темно-серый, переходящий в черноту, вот-вот превратится в полноценную дождевую тучу.

Осень! Ее неумолимое приближение, еще почти незаметное в начале августа и тем не менее такое предсказуемое и ожидаемое, и было тем весомым поводом для легкой грусти, которым при всем желании не мог похвастать красавец-июнь. Немного поколебавшись и вспомнив про тополиный пух, заполоняющий улицы Среднегорска в последнюю неделю июня и передаваемый словно рассыпавшаяся в прах эстафетная палочка преемнику-июлю, Лунин окончательно укрепился в осознании превосходства августа над другими месяцами года.

Конечно, кому-то могло показаться странным, что человек вполне взрослый, а уже почти сорокалетний Лунин имел некоторые основания считать себя таковым, и вполне неглупый, а к этой категории Лунин себя относил вне зависимости от наличия оснований для данного утверждения, грустит о наступлении осени в первых числах августа. Гораздо сподручнее делать это в конце октября, когда затяжные холодные дожди окончательно смывают с деревьев и кустарников их фальшивую позолоту. Однако, по мнению Лунина, подобный тезис был абсолютно неверным. Какой смысл грустить о том, что уже случилось? Разве грустит умерший о своей смерти? Точного ответа на последний вопрос Илья Олегович, конечно, не знал, но подобное сравнение казалось ему весьма уместным и, более того, поэтичным. Об осени надо грустить летом, о наступающей старости – в расцвете сил, а о смерти… О смерти надо думать, пока ты еще жив, ведь наверняка потом подумать об этом уже не будет никакой возможности. Подобный ход мыслей казался Лунину достаточно логичным, а способность к логическому мышлению представлялась Илье Олеговичу основным отличительным свойством разумного человека. Илья Олегович вообще очень уважал как саму логику, так и людей, ею обладающих. Скорее всего, причиной этому являлось место работы Ильи Олеговича. Как гласили золотые тисненые буквы на его визитках, Илья Лунин работал следователем по особо важным делам в Среднегорском областном управлении следственного комитета. Работал, а точнее, нес службу Илья Олегович в не самом низком, но и не особо высоком звании майора, о чем красноречиво говорили звезды на его погонах. Звезд было две. Одна располагалась на правом плече, другая, что было вполне логично и соответствовало представлениям Лунина и его коллег по следственному управлению о симметрии, – на левом. За последние полгода руководитель областного управления полковник Хованский пару раз намекал на скорое представление Лунина к очередному званию, добавляя при этом неизменное «если все сложится», но, к глубокому сожалению как самого Ильи, так и его супруги Юленьки, эти намеки так и не превратились во что-то более осязаемое. Так что менее чем за месяц до своего сорокалетнего юбилея Лунин по-прежнему оставался майором, а спросить у Хованского, что именно не сложилось, Илья Олегович в силу своей природной скромности не решался.

Юленька скромность супруга совершенно не одобряла. По ее мнению, которое она регулярно высказывала, для человека, работающего в следственных органах, да еще и майора (почему она именно майоров выделяла в отдельный подвид, Юленька не уточняла), подобная скромность была синонимом мягкотелости и нерешительности. Лунин, не любивший спорить вообще, а с Юленькой в особенности, натягивал старые стоптанные кроссовки сорок четвертого размера или, если было особенно холодно, зимние ботинки, которые были на размер больше, так как под них Илья иногда надевал шерстяные носки, и уходил гулять в расположенный поблизости сквер, гордо именуемый парком 60-летия Октября. В какой-то мере, и это его сильно печалило, Илья был согласен с Юленькой. Он действительно был до некоторой степени мягкотел, о чем ему регулярно, изо дня в день с самого утра напоминало зеркало в ванной. Конечно, как всякий почти сорокалетний мужчина, начинающий подозревать, что, карабкаясь вверх по склону, он уже незаметно для себя самого миновал вершину, Илья Олегович пытался со своей мягкотелостью бороться. Он периодически втягивал предательски выпирающий из-под застегнутого пиджака живот, расправлял на самом деле достаточно широкие плечи и пытался выставить вперед небольшой округлый подбородок, чтобы придать ему максимально возможную брутальную квадратность. В таком виде он мог минуту, а порой даже две постоять перед зеркалом, предварительно убедившись, что дверь в ванную закрыта на задвижку, а иногда, совсем изредка, даже пройтись по коридору следственного управления. Впрочем, на ходу сил и терпения более чем на минуту уже не хватало.

Последние несколько месяцев, начиная с апреля, Лунин гулял в парке ежедневно, вне зависимости от того, успела ли Юленька высказать ему свое неодобрение. Как и многие мужчины, чей возраст приближается или уже перевалил за сорокалетнюю отметку, Илья Олегович периодически посвящал время, в том числе и рабочее, просмотру сайтов, посвященных столь актуальным для него вопросам, как кризис среднего возраста и здоровье мужчин все того же ничем не примечательного среднего возраста. Информации на эти животрепещущие темы в Интернете было много. Пожалуй, даже слишком много, чтобы иметь возможность ознакомиться с нею без ущерба для тех дел, что находились у него в производстве, но Лунин, будучи человеком здравомыслящим, понимал, что всегда надо уметь делать выбор, а заодно уметь чем-то жертвовать. Жертвовать собой он был явно не готов, поэтому, обложившись пухлыми папками и создав тем самым на столе рабочую атмосферу, он увлеченно посвящал максимум возможного времени изучению интересующих его вопросов. Многочисленные сайты давали разную, порой совершенно противоречивую информацию, но почти все они, особенно те, которые затрагивали темы мужского здоровья и долголетия, в частности здоровья и долголетия мужчин, имеющих некоторую склонность к полноте, настаивали на том, что необходимо ежедневно проходить расстояние не менее семи тысяч шагов, а еще лучше, если их, этих самых тысяч, будет все десять, а то и больше.

И вот в апреле, в разгар весны, когда многие мечтающие о красоте и стройной фигуре граждане начинают бегать, а то и посещать фитнес-клубы, Лунин начал гулять. В гордом одиночестве он в течение часа, а то и дольше, вышагивал по дорожкам парка, после чего, переполненный чувством выполненного долга и в предвкушении плотного ужина, направлялся домой.

Вот и сегодня высокий, несколько полноватый мужчина средних лет неторопливо мерил шагами узкие, причудливо извивающиеся дорожки парка, не обращая никакого внимания ни на остальных гуляющих, чье число отчего-то с каждой минутой становилось все меньше и меньше, ни на гигантскую, причудливой формы тучу, постепенно подбирающуюся к нему все ближе и ближе.

Она сделала это первой. Устремившись вниз с высоты около полутора километров, она неслась к земле все быстрее, но затем начало сказываться сопротивление воздуха, и скорость падения стабилизировалась. Падать оставалось еще около тысячи метров, чуть больше минуты, если измерять высоту временем. Чуть больше минуты жизни, а затем всё – небытие. Тем, кто полетят за ней, причем не сразу, чуть позже, может быть, минут через десять, им повезет больше. Веселой гурьбой, шумными дождевыми потоками они побегут по черному блестящему асфальту, заполонят свежевыложенные тротуарной плиткой дорожки, газоны, размоют протоптанные любителями срезать путь тропинки. Но все это будет не с ней. Она первая, а первые всегда погибают. Быстро и почти бесследно. Возможно, там, на стремительно приближающейся земле никто и не заметит ни ее появления, ни ее гибели. Лететь оставалось всего несколько метров, хотя кто же измеряет остаток жизни в метрах?

Большая холодная капля с силой щелкнула Илью по носу. От неожиданности он вздрогнул, но прежде, чем успел сделать что-либо еще, вторая дождевая капля скользнула по его щеке. Илья задрал голову и наконец заметил то, на что остальные, не столь поглощенные размышлениями, любители вечерних прогулок обратили внимание еще минут десять назад. Не желая попасть под проливной дождь, они один за другим потянулись к выходам из парка, тихо исчезая посреди вечерней городской серости.

Спустя пару минут Лунин остался в парке один. Он стоял запрокинув голову к небу и глядел на огромную черную тучу, нависшую прямо над ним, словно неведомое, но, несомненно, опасное чудовище. Высоко, в тысяче метров над землей, налетевший порыв ветра заставил дремлющего черного зверя содрогнуться и открыть глаза. Какое-то время зверь видел под собой лишь безликое серое месиво, затем начал различать квадраты кварталов, рассеченные перпендикулярами узких улиц, пытающиеся казаться высокими, но такие ничтожные с его точки зрения многоэтажки, людей, трусливо спешащих укрыться от его взгляда в своих тесных бетонных саркофагах. Наконец, он увидел смотрящего прямо на него Лунина. На мгновение взгляды их встретились, а затем зверь обрушил на наглеца потоки своего гнева.

– Ты что, Илюша, болеть удумал? – ласково поинтересовался Хованский. – Так это зря. Не время сейчас, совсем не время.

– Да? И сейчас тоже? – Оглушительно высморкавшись, Лунин спрятал носовой платок в карман.

– Сейчас особенно.

Дмитрий Романович выбрался из своего огромного кресла, внушающего не меньшее уважение, чем сама занимаемая хозяином кабинета должность, и подошел к окну.

– Ты глянь, погода какая! Я вот смотрел утром прогноз, у нас сегодня днем теплее, чем в Крыму, будет. В Крыму! – Дмитрий Романович ткнул указательным пальцем куда-то вверх, очевидно показывая, как высоко находятся позиции Крыма в его личном погодном рейтинге в сравнении с родным Среднегорском. – А ты болеть собрался. И чего вдруг?

– Так ведь дождь вчера был, вечером, – с неохотой начал объяснять Лунин, – а я в парке гулял. Пока до дома добежал, так уже промок насквозь. И теперь вот. – Он сконфуженно замолчал.

– Что – вот? – обеспокоился Хованский. – Ежели ты, милый мой, на больничный собрался, то и думать забудь. Ты меня понял?

– Я понял. – Из груди Лунина вырвался тяжкий, полный тоски вздох, который полковник невозмутимо проигнорировал.

– Так вот, Илюша, – оторвался от созерцания происходящего за окном Хованский, – я ведь тебя по делу вызвал.

Начальник областного управления хитро прищурился, словно ожидал, что подобным заявлением сможет удивить подчиненного. Не дождавшись должной реакции, Дмитрий Романович разочарованно цокнул языком и вернулся в свое кресло.

– Бумажки у себя в кабинете потом посмотришь, – он придвинул Лунину тонкую папку, – пока слушай сюда. В Аликановском районе вчера было тройное убийство. Тройное, Илюша! Картина примерно такая. Муж, жена и взрослая дочка едут по трассе на машине. Машина, кстати, не абы какая, «БМВ Х7». Ехали они, ехали, проехали Аликаново и решили свернуть к речке, пообедать, так сказать, на природе, в живописном местечке. Потом туда свернул кто-то еще, а может, эти кто-то уже там были, нам пока неизвестно. Так или иначе, к трем часам дня возле машины лежали три тела, их нашли еще одни любители красиво покушать. Жена и дочка уже совсем померли, а глава семейства еще хрипел. Ну, конечно, скорую сразу вызвали, мужика в реанимацию. Там он пока и лежит.

– А почему тогда убийство тройное? – удивился Лунин. – Кто третий?

– Ну кто третий? Он и третий, – усмехнулся Хованский, – я с начальником аликановского управления только что общался. Врачи говорят, что мужик этот столько крови потерял, что вообще непонятно, как он жив до сих пор. Они сейчас его в медикаментозную кому ввели, но прогноз печальный. До завтрашнего утра вряд ли дотянет.

– Его допрашивали до того, как ввели в кому?

– Да какой там, – махнул рукой полковник, – он, считай, все время без сознания был, говорят, ненадолго в себя пришел, похрипел малость и опять отключился.

– Печально. – Лунин осторожно подтянул к себе папку и вновь уставился на Хованского, пытаясь изобразить максимальную заинтересованность его рассказом.

– Печально, Илюша, печально, – согласился Дмитрий Романович, – печально то, что в Аликановском районе такие дела бывают редко.

Брови Лунина удивленно поползли вверх.

– Я вот глянул их статистику за пару лет. Тридцать восемь убийств всего было.

– Надо больше? – решился уточнить Илья.

– Ты слушай! Больше ему надо, – поморщился Хованский. – Из этих тридцати восьми двадцать четыре – это дома по пьяни. Там и искать никого не пришлось, одно тело мертвое, другое рядом никакое. Двенадцать случаев – это какие-то разборки, причем уровня, кто чье место для парковки занял. Там тоже все не особо сложно. И два эпизода было – реально криминал. Но в одном случае преступник засветился на камеру у подъезда, его потом опознали, а в другом к ним Добрынин ездил, почти месяц там проторчал, но размотал дело.

– Так у них что, – еще больше удивился Лунин, – по убийствам стопроцентная раскрываемость? Так разве бывает?

– А! Дошло? – обрадовался Дмитрий Романович. – Не бывает. Ни у кого не бывает. В нашем федеральном округе Аликановский – единственный район с таким показателем. Их хоть сейчас на ВДНХ посылать можно и там за деньги показывать.

– ВВЦ, – поправил Лунин.

– Чего? – Хованский нахмурился и недовольно взглянул на подчиненного.

– Теперь ВВЦ. Всероссийский выставочный центр, – объяснил Илья, – давно ведь переименовали, в начале девяностых еще.

– Да? – ехидно усмехнулся Дмитрий Романович. – Самый умный? Уже полковников учить можешь?

– Ну, так это же не я, – под пристальным взглядом руководителя Лунин почувствовал себя неуютно, – это они там, в Москве. Вы же знаете, им лишь бы переименовать что-нибудь.

– Вот именно, лишь бы переименовать, – кивнул Хованский, – вот они и переименовывают. Сначала туда, потом обратно. Так что опять у нас ВДНХ имеется. Достижений, понимаешь ли, много, так что никак нам без выставки.

– Что, правда? – не сдержался Лунин и тут же почувствовал, как смущение раскаленной лавой прокатилось по лицу. – Простите, товарищ полковник.

– Прощаю, – кивнул Хованский, – должен будешь.

Он потер кончик носа и хитро взглянул на Лунина.

– Должен ты будешь, Илья, наш выставочный экземпляр в его нынешнем виде сохранить. То есть оказать им полное содействие в поддержании стопроцентной раскрываемости. А то раскрываемость у них на высоте, а ни одного следователя с опытом таких дел нет.

– Я так понимаю, мне завтра ехать? – Лунин прижал рукой к столу картонную папку, словно опасался, что она захочет от него убежать обратно к Хованскому.

– Да хоть сегодня, – Дмитрий Романович непринужденно откинулся на спинку кресла, – если был бы хоть какой-то шанс, что потерпевшего допросить можно будет, я б тебя уже в машину запихал. А так решай сам.

– Тогда уж с утра, – уныло протянул Илья. Ехать на ночь глядя за триста километров спасать уникальные показатели Аликановского района Лунину совсем не хотелось.

– Ну как знаешь, я тебя не тороплю. – Дмитрий Романович едва заметно улыбнулся. – Ладно, иди собирайся. Ты, главное, там постарайся побыстрее со всем разобраться. Работы и здесь хватает, а у нас народ в отпусках.

На обочине промелькнула табличка с перечеркнутым названием города, Лунин машинально взглянул на часы: семь тридцать две. Если дорога не будет сильно загружена, то через три часа он доберется до Аликаново. Конечно, стоило выехать пораньше, часов в шесть, тогда он теоретически мог быть в районном управлении уже к началу рабочего дня, но затянувшийся глубоко за полночь неприятный разговор с Юленькой стал причиной того, что, отключив завибрировавший в пять утра телефон, Лунин мгновенно заснул и вновь открыл глаза лишь в двадцать минут седьмого – то время, когда он изо дня в день обычно просыпался, чтобы отправиться на работу.

Разговор с женой назревал давно. Хотя, почему назревал? Он уже давно созрел, и только нелюбовь Лунина к выяснению отношений и громким спорам, а как он прекрасно знал, все споры обязательно заканчивались разговорами на повышенных тонах, не давала этому разговору свершиться гораздо раньше.

Илья уменьшил масштаб карты в навигаторе. Километров за двадцать до Аликаново он будет проезжать место нападения. Можно будет свернуть и как следует самому неторопливо все осмотреть. Лунину всегда нравилось находиться на месте преступления одному. Это давало возможность никуда не торопиться, не отвлекаться на глупую болтовню и переругивания оперов или комментарии криминалистов. По мнению Лунина, если не все, то подавляющее большинство членов следственных групп, выезжающих на место того или иного преступления, были объединены одним и тем же искренним желанием как можно скорее это самое место покинуть и, вернувшись в тесноту своих маленьких кабинетиков, укрыться за баррикадами письменных столов, с водруженными на них, словно пулеметы, мониторами компьютеров. А что, чем не пулемет? Прильнул к нему и строчишь, строчишь. Дело обрастает документами, протоколами, справками. А там, глядишь, и свидетель какой появится или подвернется удачное видео с камеры наблюдения. Ну а ежели ничего такого не случится, то всегда есть что предъявить руководству. Видите, сколько томов? Не зря хлеб едим. Ну а неудачи… что неудачи? Неудачи у всех бывают, даже у самых лучших. Это мы как раз о себе, если вы вдруг не поняли.

А вот эта фраза: «Ты не мужик!» Размышления Лунина вновь перескочили на вчерашний разговор с женой. Вот что это значит? И почему это было сказано с такой злой уверенностью? Странно, четыре года назад, когда они познакомились, он был, по мнению Юленьки, вполне себе мужик, а сейчас неожиданно перестал им быть. Во всяком случае, неожиданно для него самого. Быть может, жене со стороны виднее? Илья взглянул в зеркало заднего вида, но оно было слишком мало, чтобы по отражению в нем можно было точно определить гендерную принадлежность. Вот что за четыре года изменилось? Да не так уж и много. Во-первых, через пару месяцев после их знакомства, то есть почти четыре года назад, он получил майора. Но вряд ли именно это могло сердить Юленьку. Во-первых, это было уже достаточно давно, а во-вторых, майор – это все же лучше, чем капитан. Солиднее. Да и как ни крути, добавка за звание тоже капает. Какая ни есть, но все же. Конечно, раньше на погонах было по четыре звездочки, а теперь одна, зато покрупнее. И просвета тоже теперь два. Нет, майор – это не так уж плохо. Тогда что еще? Конечно, за эти годы он немного поправился, но ведь совсем немного. Килограмма на три-четыре, не больше, ну, на пять максимум. При его росте это не так уж и заметно, а когда он втягивает живот, вовсе почти ничего не видно. Лунин вновь бросил взгляд в зеркало и вздохнул. Наверное, надо заняться своим весом. Если уж все равно он каждый день ходит гулять, то можно не просто уныло слоняться по парку, а начать бегать, возможно, от этого толку будет больше. К тому же кроссовки у него есть. Вот что еще могло поменяться? Да вроде ничего. Хотя необходимость кое-что сменить уже явно назрела. Например, машину. Старенький «форд» давно было пора отправить на свалку. Во всяком случае, так утверждала Светочка, секретарь Хованского, а Светочка просто так болтать не станет. В целом Илья был с ней согласен. Единственным минусом, пока удерживающим Лунина от приобретения новой машины, было то, что ее покупка сопровождалась получением кредита, который затем предстояло отдавать в течение ближайших пяти лет. В лучшем случае трех. В любом случае в расчётной таблице выскакивала приличная сумма переплаты, от одного взгляда на которую у Ильи моментально портилось настроение. Убрав руку с руля, Лунин задумчиво потер переносицу. Конечно, брать в банке одну сумму, а отдавать в конечном итоге на треть больше не хочется. Зато потом у него будет отличная машина-трехлетка без всяких обременений. Илья зевнул и на мгновение зажмурился.

Майорский погон вращался в воздухе прямо перед лицом Лунина. На всякий случай Илья провел рукой над погоном, чтобы проверить, вдруг он висит на какой-то очень тонкой, невидимой леске. Но лески не было. Да и если бы она была, то непонятно, к чему ее можно было бы крепить, ведь над головой Лунина потолка тоже не было. По идее, если нет потолка, то должно быть небо. Солнечное, звездное, облачное, какое-нибудь, но небо. Однако неба тоже не было. Не было вообще ничего. Был только Лунин и вращающийся перед ним майорский погон. Внезапно Илья заметил, что звезда на погоне начала тускнеть, края ее стали размазанными и постепенно слились с синим фоном. Илья зажмурился и тряхнул головой, прогоняя наваждение, а когда открыл глаза, звезды на погоне не было вовсе, как не было и самого погона. Перед Луниным вращался синий продолговатый кусок картона, пересеченный двумя параллельными полосками. Этот кусок картона прямо на глазах Лунина начал менять форму, он становился все уже, все тоньше и бледнее, и вскоре Илья догадался, что же видит перед собой на самом деле. Точно! Илья вспомнил, как пару лет назад они вместе с Юленькой заходили в аптеку, и он с любопытством разглядывал эти самые узкие кусочки картона. Вот только полосок на них еще не было, полоски должны были появиться позднее, но отчего-то так до сих пор и не появились.

Глаза он открыл в последний момент. На долю секунды, такую жизненно важную, последнюю, когда еще было можно принять решение, мозг растерялся, а затем лишь обреченно констатировал – все, уже не успеть, однако руки, повинуясь, очевидно, напрямую не связанному с сознанием инстинкту выживания, отчаянно крутанули руль в сторону. Все, что мог сделать водитель встречной фуры, уже и так максимально ушедшей вправо, – это еще раз посигналить пролетевшему в считаных сантиметрах от его бампера внедорожнику. Вернувшись в свою полосу, Лунин убрал ногу с педали газа. Еще некоторое время «эксплорер» катился по инерции, затем постепенно начал замедляться. Остановившись на обочине, Илья включил аварийку. Вопреки распространенной поговорке, сердце вовсе не ушло ни в какие пятки, наоборот, судя по всему, от страха оно подпрыгнуло и теперь неистово билось прямо в голове Лунина, отчего каждый его удар отзывался резкой болью в висках. Все еще нервно дрожащими руками Илья с трудом отстегнул ремень безопасности и вышел из машины. Он несколько раз глубоко вдохнул прохладный утренний воздух, смешанный с выхлопами проносящихся по шоссе автомобилей, и почувствовал, что ему стало легче. Лунин хотел было немного отойти от дороги, но склон показался ему слишком крутым и скользким от утренней росы. Илья неуверенно обернулся, но затем решил, что его вряд ли здесь кто-то узнает, и потянул вниз молнию на джинсах.

Вернувшись в машину, Лунин налил в стальную крышку от термоса крепкий, собственноручно сваренный утром кофе и стал делать маленькие, торопливые глотки, не дожидаясь, пока напиток хоть немного остынет. Пару минут спустя, почувствовав себя бодрее, Илья выплеснул недопитый кофе в окно, убрал термос в сумку и вновь выехал на шоссе. Минут двадцать Лунин провел, напряженно сжимая руль обеими руками и пристально вглядываясь в несущуюся ему навстречу черную асфальтовую ленту. К его удивлению, дальнейшее путешествие не было омрачено никакими неприятностями, так что спустя полчаса он немного осмелел и прибавил громкость радио, а еще через несколько минут увеличил и скорость.

Мост Лунин увидел издалека. Поднявшись почти на самую вершину довольно высокого холма, дорога делала петлю, а затем плавно спускалась к реке, позволяя любоваться открывающимися видами. Мост был великолепен. Две гигантские стальные дуги оранжевого цвета возвышались над дорожным полотном на добрых два десятка метров. От этих оранжевых дуг к пролетам моста тянулись ярко-синие стальные нити, которые при ближайшем рассмотрении оказывались толстенными тросами, выкрашенными краской по металлу.

Илья вспомнил прочитанную им около года назад в Интернете статью. Автор заметки уверял, что мост, построенный по проекту знаменитого шведского архитектора, должен был выглядеть немного иначе. Дуги планировали покрасить, да, собственно, изначально и покрасили в желтый, а стальные тросы покрыли голубым, в соответствии с цветами шведского флага. По замыслу автора проекта все это великолепие должно было напоминать проезжающим россиянам о существовании такой пусть и небольшой, но тем не менее замечательной страны, как Швеция, и способствовать укреплению дружеских отношений между двумя государствами. Однако, как это часто бывает в жизни, в ничем не омраченные отношения двух партнеров беззастенчиво вклинился третий. Хотя, скорее всего, в данном конкретном случае этот самый третий был вообще не в курсе своего вмешательства.

Открытие моста планировалось сделать настолько торжественным, насколько это было в принципе возможно в рамках имеющегося у области бюджета. На мероприятие были приглашены все, кого только губернатор Сергиевич смог пригласить, начиная от полномочного представителя Президента в федеральном округе, заканчивая министром дорожного строительства и заместителем главы президентской администрации, всесильным Фроловым. В связи с таким, не часто случающимся событием, когда в области оказывались сразу несколько должностных лиц старше его по положению, губернатор за неделю до грандиозной официальной церемонии решил лично осмотреть уже фактически готовый мост, а заодно провести репетицию торжественного открытия.

Когда кортеж из нескольких черных «лендкрузеров» подкатил к мосту, оркестр грянул «Прощание славянки», звучавшей, по мнению областного министра культуры, а по совместительству любовницы губернатора, из всех предложенных вариантов максимально патриотично и торжественно, а девушки в осовремененных национальных костюмах, отличающихся от оригинальных бо?льшим размером кокошников и меньшей длиной юбок, плавно засеменили навстречу высокопоставленным мужчинам в строгих костюмах.

Очевидно, Сергиевичу не понравилось увиденное еще из машины. Когда он выпрыгнул из внедорожника, губернаторское лицо выражало крайнюю степень возмущения.

– Вы что, суки, вообще охренели? – Он злобно уставился на выстроившихся перед ним девиц в коротких юбках.

– А я говорила, надо хотя бы колени прикрыть, – зашипела на ухо художественному руководителю ансамбля народного танца министр культуры, – они же у вас, как на панель, вышли!

– Зато красиво, – невозмутимым шепотом отозвался худрук, – и потом мост, панель… мне кажется, разница непринципиальна.

– Кто? – сорвавшимся в высокий фальцет голосом выкрикнул губернатор. – Я спрашиваю, кто все это … лядство устроил?

Министр культуры уже начала было выталкивать на середину образовавшейся перед губернатором пустоты упирающегося худрука, когда Сергиевич решительно шагнул вперед и, миновав расступившихся в стороны девиц в кокошниках и прочих встречающих, остановился у ограждения, за которым рабочие ускоренно наносили дорожную разметку на свежеуложенное асфальтовое покрытие. Губернатор вытянул руку и ткнул пальцем куда-то в небо.

– Это что?

Окружающие непонимающе притихли.

– Вы меня что, спрашиваю, подставить решили? Сюда сам Фролов приедет, а вы мне тут хохляцкий флаг во все небо намалевали. Вы что, международную обстановку совсем не улавливаете?

– Так ведь по проекту же, Иван Юрьевич, – вперед вышел немолодой коренастый мужчина, красноту лица которого только подчеркивала надетая на голову белая каска, – ведь все согласовано…

Сергиевич несколько секунд не мигая смотрел на застывшего перед ним руководителя строительства.

– Перекрасить. Все перекрасить, – наконец выдавил из себя губернатор.

– Так ведь не успеем же, – изумился краснолицый.