скачать книгу бесплатно
Около ворот Марк остановился. Костюм не справлялся. Волосы на голове были мокрыми от пота, сердце стучало в сумасшедшем ритме.
– Завтра, – сказал Дин, – если хочешь, завтра, в то же время, я расскажу тебе другую Легенду.
И он скрылся в воротах.
Марк прислонился спиной к забору, пытаясь восстановить дыхание. Стоящие на карауле у ворот рекруты смотрели на него со смесью восхищения и страха.
Он поднял глаза к небу, пытаясь догадаться какие чувства сейчас испытывает человек, который наблюдает за ним через установленные по всему лагерю камеры.
***
Ритм, ритм, ритм. Марк бежал. Во сне и наяву не осталось в мире новых картин, все закрывала пустыня – океан песка и низко нависающая громада небес, надрезаемая остриями верхушек дюн и редкими скалистыми пиками. Уже почти неделю он, день за днем, проводил в одном ритме. Подъем, просмотр записей, обед, вечерняя вылазка в пески.
У него сложилось впечатление, что количество нано-клеток в его мышцах достигло критического значения, он удвоил количество принимаемых для их подкормки таблеток, однако Марк чувствовал, что и его собственные мышцы превращаются в стальные струны.
Дыхание, в конце их совместных пробежек, выровнялось, обрело глубину, и он перестал просыпаться по ночам от того, что мышцы ног сжаты тугими комками боли.
Дин каждый день приводил его в одно и то же место в глубине пустыни, откуда открывался вид на острые клыки скал вдалеке. Наложив маршрут их пробежки на карту, Марк обнаружил, что они приходят в место, буквально на несколько километров удаленное от места катастрофы военного флаера, о котором ему рассказал Холодов. Марку совсем не нравилось это совпадение.
Дин рассказывал ему легенды. Легенду за легендой посреди огромной пустоты дюн. И в этом однообразии пейзажа вокруг, однообразия событий, однообразия мыслей и чувств, Марк находил в словах легенд столь яркие краски, что иногда ему казалось, что это он, Марк, мчится по пустыне, обгоняя смерть к городским стенам, неся в заплечном мешке семя жизни, а, бегущий рядом Дин, рассказывает ему про неведомого старейшего небесных хранителей, занятого свои расследованием где-то в далеком ином мире.
Дин учил его разбираться в дюнах: – Смотри, какое у этой дюны широкое основание. Она практически не движется, только ветер потихоньку истирает ее верхушку. А вот эта – вытянутая и низкая – может переместиться за день на несколько километров. Мы называем такие дюны – шатунами.
Он показал также схроны, скрывающиеся под специальными скалами – отметками. Каждый схрон содержал запас пищи и воды, оружие и медикаменты – стандартный пустынный набор, помогающий выжить попавшему в беду путешественнику. Специальная команда ежедневно пересекала пески, инспектируя такие хранилища и пополняя их запасы.
– Смотри, вот логово песчаных скорпионов, – Дин указал на торчащие из песка сухие стебли в тени скалы.
– Скорпион умен и хитер. Он откладывает яйца, которые принесут потомство в тени скалы так, чтобы утреннее и вечернее солнце грело их, а от полуденного зноя они были спрятаны.
Марк видел песчаных скорпионов. Тварь несколько сантиметров в длину несла в себе мощнейший яд, способный свалить даже толстокожего Кода.
– К гнезду нужно подходить осторожно, по часовой стрелке, приближаясь не более чем на шаг на шесть шагов в сторону.
– Почему бы не сжечь гнездо прямо отсюда? – Марк положил руку на пистолет.
– Каждый в пустыне живет своей жизнью и без необходимости не отнимает чужую. В этом разница между пустыней и долиной. – Дин осторожно начал описывать круги вокруг гнезда, постепенно приближаясь к нему. В руке он держал копье, острием вниз.
– Здесь совсем рядом схрон, и гнездо около него, это плохо. Неправильно. Надо указать скорпиону на это, и он уйдет сам и заберет свою кладку.
– Вы в своей пустыне слишком любите окольные пути, – сказал Марк.
– В пустыне нет прямых путей, – сказал Дин, – Если ты побежишь прямо к цели – потеряешь много времени, путаясь в песке и растрачивая силу в спусках и подъемах. А я побегу в обход, по верхушкам дюн. И прибегу первым.
Дин подошел почти вплотную к гнезду.
– Ты мог бы сжечь гнездо, но скорпионы никогда не уходят далеко от своей кладки. Если даже и уходят – мы обошли вокруг, и сейчас их рядом нет, они обязательно проверят свое гнездо позже. Увидев разоренное гнездо, они учуют твой запах и пойдут за тобой. Они будут идти столько, сколько нужно и когда ты заснешь, ужалят тебя вот сюда – Дин показал на шею, чуть выше плеча.
– Тогда ты умрешь, а скорпионы отложат новую кладку.
– Я не боюсь никаких ядов! – Марк улыбнулся, – Да и вряд ли эти тонконогие малявки смогут догнать меня в пустыне.
– Ты, не боишься, да… – Дин подобрался к гнезду и замер, – но по дороге, когда он будет гнаться за тобой, он будет жалить всех, кто попадется ему на пути. Меня, кого-то еще.… А вот так – Дин осторожно прочертил острием копья несколько глубоких борозд в песке, песок осел ниже по склону – Скорпион решит, что дюна сползает, и сам заберет отсюда гнездо. И никто не умрет.
Вот так, – Дин осторожно отступил назад, – Запомни: прямой путь в пустыне лежит по верхушкам дюн.
И они снова побежали.
Марк бежал. Все тело было подчинено размеренному ритму слов, а душа – их содержанию. С каждой легендой перед ним открывался еще один эпизод нелегкой жизни пустынных жителей. Одни легенды рассказывали обо всех премудростях сбора лекарственных трав, другие – о способах помощи раненым. Некоторые легенды помогали ориентироваться в пустыне, другие, рассказывали о временах года и связанных с ними обрядах племени.
– Почему вы не записываете ваши легенды? – спросил он во время очередной короткой остановки.
– Ты задал не тот вопрос, – невозмутимо сказал Дин: – я рассказывал тебе легенду о короткой строке, и ты знаешь про хранителей знаний. Ты хотел спросить, почему записав их, мы не забываем их повторять.
Марк находил манеру общения своего оппонента и изысканно-иносказательной, и обескураживающе прямолинейной одновременно.
– Мой вопрос как путь по верхушкам дюн, – ответил он Дину, намекая на то, что чтобы получить нужный ответ, необязательно задавать правильный вопрос.
– Ты бегаешь все быстрее, – в тон ему, ответил Дин, и, снова перейдя от иносказаний к прямолинейности заговорил: – Нас всегда преследовали. Все что невозможно взять с собой – должно быть легко восстановить в новом месте. Бумага горит, а слова, которые повторяют, никогда не забываются.
***
Марк задавал много вопросов. Дин, в своей странной манере, отвечал на них, они снова уходили в бег. Лишь один вопрос безмолвно завис между ними. Невысказанный, но отбрасывающий безмолвную тень на каждую их беседу: "Почему ты убил ее? Почему хотел убить своих соплеменников?" Марк чувствовал, что Дин понимает этот вопрос, но не спешит на него ответить, и Марк не торопил его.
Меж тем, видеозаписи были просмотрены по несколько раз, все события сложились в общую картину, все документы изучены и сверены. Стальная машина расследования перемолола практически все, что мог предложить ей Холодов, и буксовала на месте, не видя дальнейшей перспективы. Пробежки с Дином давали огромное количество информации, но она никак не могла помочь пролить свет на происшедшее.
Марк ожидал проявления недовольства со стороны Холодова, но полковник ни словом, ни делом не показывал, что желает избавиться от загостившегося чиновника.
Марк обнаружил, что весь мир вокруг него выстраивается в странной почти математической последовательности. Он мог с точностью до минуты предсказать, где будет находиться, и что делать сегодня, завтра, послезавтра. Эта удивительная упорядоченность жизни, никогда ранее недостижимая, каким-то образом влияла на его способности восприятия, давала возможность внимательнее относиться к окружающему миру.
Однообразный пустынный пейзаж вдруг раскрылся перед его мысленным взором как веер в руках умелого танцора. Он увидел вместо монотонного желто-серого песка, множество цветов и оттенков, обозначавших залежи металла в глубине, либо наличие недалеко источника воды. Слегка более черный цвет туч на горизонте обозначал приход бури, менее черный с синюшным отливом – мечту путешественника в пустыне, дождь. Дюны в песках жили собственной жизнью – они рождались, перемещались, объединялись и делились, рассыпались в прах. Скалы давали тень и убежище, хранили скрытое и давали возможность осмотреть горизонт, но также скрывали врагов и множество опасных пустынных существ – ядовитых и хищных, бегающих, ползающих, скачущих и растущих.
Пустыня существовала в собственном ритме и жила собственной жизнью. Они с Дином были частью ее и, как будто слегка над ней – перемещались практически все время по верхушкам дюн, как ветер пересекали огромные расстояния за ничтожное время. Были все время на виду и при этом, не привлекали лишнего внимания.
Почему мы не идем туда? – спросил Марк, в очередной раз глядя на острые пики на горизонте.
– Ты этого хочешь? – спросил Дин, и Марку почудились в его голосе незнакомые ранее нотки.
– Да, – он помедлил: Да, я хочу отправиться туда.
Марк, вдруг понял, что этого разговора Дин ждал именно сегодня. Математически построенный мир окружал его, преследовал невероятной четкостью прямоугольных граней. Сегодня они уходили в пустыню в шестой раз. Число шесть имело в культуре дикарей огромное значение – шесть врат, шесть путей, шесть дочерей на брачной церемонии…
Только теперь Марк с удивлением, граничащим с ужасом, заметил, что подчиняется магии этого числа: шесть крошечных глотков воды, когда мучает жажда, шесть широких шагов чтобы испытать песок, шесть минут отдыха в тени.
– Ты желаешь принять участие в Беге? – Дин сказал это с теми же интонациями что и легенды, рассказываемые им во время их вылазок. Марк почувствовал, что стал участником ритуала.
– Да, – ответил он, понимая, что другого ответа от него не ждут: – Я хочу участвовать в Беге.
Дин на несколько секунд замер, как будто что-то обдумывая, затем, окинул Марка оценивающим взглядом.
– Старейшие дали разрешение на внеурочный бег, – сказал он, отводя глаза, – но нужно как следует подготовиться. Пустыня не готова, – Дин обвел рукой вокруг в пугающе человеческом жесте, – Ты не готов. Бег будет.
До самого лагеря Дин не проронил ни слова. Около ворот он остановился, и, пока Марк восстанавливал дыхание, сказал:
– Завтра мы отправимся утром, и будем в дороге весь день и еще следующий день. К вечеру следующего дня мы будем у ледяных вершин, у края барьерных гор. Там, где кончается пустыня. Там мы пробудем день. И два дня займет обратный путь. Будь готов.
Марк не ожидал такого скорого развития событий и остался стоять у ворот в некоторой растерянности, пока Дин, как ни в чем не бывало, возвращался в казарму. По традиции, бросив взгляд на мигающий огонек камеры наблюдения, Марк отправился в свою комнату.
***
Комната, которую выделили Марку, располагалась на третьем этаже офицерского общежития, в середине длинного коридора. Помещение небольшое, но крайне функциональное – с кроватью, шкафом, мини кухней, отдельным санитарным узлом, и даже, с собственной душевой. Ей-то, по сложившейся традиции, Марк и воспользовался, прежде всего. Смыть с себя песок, освободится от его вездесущих крупинок, смыть с себя пот, а вместе с ним и усталость, оставив только приятное гудение в мышцах – безмолвное свидетельство пройденных километров. Очистившись, и утолив голод, Марк решил перейти к сбору вещей. Нужный параграф инструкции легко всплыл в его тренированной памяти, и Марк нахмурился.
Формально, предстоящая вылазка считалась инспекционной, и поэтому требовалось извещение гражданского и военного руководства колонии. Даже несмотря на то, что колония, фактически состояла из десятка военных и двух десятков гражданских.
Марк набрал на видеофоне номер Холодова. Полковник ответил немедленно, обстановка за его спиной однозначно указывала на знакомое помещение наверху базы – военное руководство было на посту. Услышав о намечающейся вылазке, Холодов слегка нахмурился и предложил в сопровождение офицера и пару солдат. Марк категорически отказался, опасаясь, что в присутствии военных Дин не скажет ни слова. В конце концов, сошлись на ежедневной связи и визуальном подтверждении патрульного флаера, два раза в сутки.
– И, полковник, – добавил он в конце, – давайте обойдемся без ваших шпионских штучек.
Холодов улыбнулся, пожал плечами и отключился.
Дальше Марка ожидал разговор с начальником исследовательской группы, и он поймал себя на том, что ему совсем не хочется разговаривать с этим человеком. Впервые познакомившись с этим суховатым маленьким стариком на посадочном поле космодрома, Марк старался как можно меньше с ним общаться. Его звали старинным польским именем Витольд, переделанным на латинский манер в Виктора. Фамилия также была старинная, с глубокими польскими корнями – Коморовский. Он, так же, как и Холодов выдерживал дистанцию в общении, но в отличие от, демонстративно корректного, в любых вопросах, полковника, смотрел свысока и вел себя почти вызывающе.
Коморовский имел несколько ученых степеней, и крайне отвратительный характер. Каждый его жест, каждое слово, казалось, подчеркивало его недовольство тем, что он был оторван от важных исследований, и вынужден тратить время на пустяки.
Прошло не менее трех минут ожидания ответа, когда экран коммуникатора, наконец, засветился. Начальник научной станции сидел за собственным письменным столом и что-то записывал. Едва оторвавшись от записей, он бросил короткий взгляд в сторону экрана: – Добрый вечер, господин следователь. Как продвигается расследование?
– Спасибо, хорошо, – Коморовский продолжал делать записи. Пауза затянулась.
– Чем обязан в столь поздний час? – еще один взгляд мельком на экран.
– Я бы хотел уведомить Вас о предстоящей завтра инспекционной поездке. Я намереваюсь, в сопровождении местного жителя, отправится в открытую пустыню, по-над барьерными горами. Путешествие займет не менее 5 дней. Если вас интересует маршрут, прошу обратить внимание на карту…
– Нет, нет, – Коморовский махнул рукой и снова принялся записывать, – благодарю, избавьте меня от подробностей. Нам нечего скрывать и нечего опасаться. Надеюсь, Холодов обеспечит вас надежным эскорт и транспортным средством, в пустыне может быть опасно. Не забудьте взять достаточный запас воды.
Марк почувствовал, как в нем растет негодование. Коморовский вел себя так, как будто желал намеренно нанести оскорбление, формально придерживаясь приличий.
– Разрешите полюбопытствовать, что вы там записываете? – Марк решил, во что бы то ни стало привлечь его внимание.
– О, я веду ежедневные записи, своего рода дневник, – Коморовский посмотрел на экран чуть внимательнее, но продолжал свое занятие, – Возможно, в наш век рукописный дневник покажется анахронизмом, но поверьте, для последующей обработки, не бывает материала информативнее.
Ручка продолжала бегать по листам, а Коморовский вдруг заговорил лекторским тоном:
– Знаете ли, все эти современные регистраторы не позволяют достичь глубины восприятия рукописного текста. Все поверхностно, голые факты, двоичный код, суррогат. Использование всех этих новомодных штучек обнажает плоскость мышления, – еще один выразительный взгляд в экран, и снова к записям: – Вы очень верно решили отправиться по пустыне по краю барьерных гор. Наиболее красивая часть этого материка, без сомнения. Впрочем, – ручка снова замерла на секунду, затем возобновила свой бег, – я не вижу, как это поможет Вам в вашем расследовании.
Марк уже собирался распрощаться, когда Коморовский вдруг отбросил ручку и, вместе со стулом, придвинулся ближе, глядя прямо в экран прищуренными близорукими глазами:
– Вы читали отчеты по этой планете? Конечно, читали. Надеюсь, что они все для вас были собраны достаточно полно. Удивительное место, требующее детальнейшего, детальнейшего изучения. А мне предоставили штат в 24 человека. У военных, которые бестолково топчутся вокруг своих драгоценных башен вдвое больше! Вы слышали, что мы обнаружили неизвестное ранее поселение к югу отсюда? Только сегодня поступили ошеломляющие данные – это старая земная колония, времен первых колонизационных полетов. Вы можете себе представить какой здесь объем работы? Что же мне отвечают в министерстве? – Коморовский брезгливо толкнул по столу какую-то бумагу, – Предлагают обходиться собственными силами. Обещают оплатить дополнительные 12 кредитов, за каждый день раскопок. Двенадцать кредитов! Бред!
Казалось, Коморовский забыл, что коммуникатор включен.
– Шесть лет я возглавляю эту богом забытую исследовательскую базу, шесть лет упорных поисков, анализа, подбора данных. Какую новую информацию можно собрать среди этих туземцев? Типичная гуманоидная колония, каких тысячи, миллионы. Разве что кое-что в генетическом плане представляет определенный интерес, остальное пыль на полках, бесполезный хлам! Зачем, зачем нас сюда прислали, для какой цели, два десятка тунеядцев и лоботрясов, собрали здесь под моим руководством, а точнее сказать, собрали, чтобы отрывать меня от настоящих, стоящих этого исследований. Для чего, скажите мне, шесть лет изучать примитивную тупую недоразвитую цивилизацию, а когда появилась возможность реального прорыва, настоящий объект для исследований, что мне предлагают? Кость голодной собаке? Двенадцать кредитов? Проклятье! – выругался Коморовский, махнул рукой и снова бросил свой взгляд на коммуникатор, – Простите за резкость, надеюсь, вы сможете хотя бы, донеся мои слова до руководства, принести этим минимум пользы своим посещением. Изучайте все, что вам нужно и удачи вам в этой вашей… эээ… инспекции. Спокойной ночи.
Коморовский отключил связь.
Марк был слегка ошарашен злостью и напором старика, его, почти хамскими манерами. Однако что-то в этом монологе было не так. Эмоции, которые показывал Коморовский, не совпадали с построением слов, которые он говорил. Если внимательно вдуматься в смысл сказанного, получалось, что профессор противоречил самому себе чуть ли не через слово.
Коморовский не случайно сорвался – этот разговор был каким-то хитрым ходом в неведомой игре. И что-то еще в его словах настораживало Марка. Ах да, момент, когда тот заговорил про отчеты, в голосе старика проскочила какая-то очень странная нотка. И фраза была построена не типично, она не вписывалась ни в общую линию монолога, ни в манеру вести беседу Коморовского.
Укладываясь в кровать, Марк продолжал прокручивать в голове состоявшийся разговор. Что еще он говорил? Вот. Марк почувствовал, что ухватил самый краешек разгадки, самый кончик тонкой нити, потянув за которую сможет распутать весь клубок окружающих его недомолвок и странностей. Старик говорил про генетику, и Марк вспомнил, что в прочитанных им отчетах, отсутствовала какая-либо информация на этот счет. Если это была не случайность, то из этого следовало, что не только официальные документы подвергались чьей-то осторожной коррекции, приведению к состоянию "обычных", но и научные. И, еще, по всей видимости, Коморовский опасался выражать свои мысли напрямую, стараясь намеками, недомолвками, донести какую-то информацию до Марка. Кого мог бояться ученый? Прослушивать сообщения в пределах планетарной связи мог практически кто угодно, вот только в отдаленном гарнизоне не так много специализированного оборудования.
На первый план сразу всплывал Холодов, да и правки в официальных документах – вполне в его стиле. Оставалось только выяснить, зачем все это сделано, и что именно пытался донести до него Коморовский. Только этому всему придется подождать, ведь ему нужно было готовиться к Бегу.
Только теперь, самому себе он смог признаться в том, что Бег для него стал важнее всех расследований, которые он вел.
С этими мыслями Марк уснул.
***
Марк спал и видел сон. Что-то огромное нависало над ним, летело сверху, стремясь раздавить его, уничтожить саму суть того, чем он был. Он пытался убежать от этого, но как не напрягал силы – не мог сдвинуться ни на дюйм. Вдруг там наверху, еще выше он почувствовал что-то еще большее, еще более могущественное, нависающее над ним и над другой неведомой враждебной силой. Затем вокруг него сомкнулась темнота, внутри которой сверкали вспышки и крутились неясные тени. Тени подбирались к нему, они желали его крови. Они что-то кричали и приближались к нему со всех сторон, разгоняя окружающую его тьму. И когда круг почти сомкнулся невесть откуда взявшаяся вспышка огня, уничтожила их. Марк вздрогнул и проснулся. В горле пересохло, а сердце колотилось в сумасшедшем ритме. В окно заглядывали первые лучи просыпающегося светила.
Впервые Марк вышел в пустыню утром. Встающее на горизонте солнце светило им в спину, холодный утренний ветерок сыпал в глаза мелкую крошку песка. Он и Дин опустили на лицо защитные повязки. Привычный темп легенды, изменился вместе с тембром голоса рассказчика, приглушенного тканью.
Они бежали на запад, и, с каждым шагом, песок под ногами становился все податливей и податливей. Казалось, сама пустыня против того, чтобы допустить их к своим тайнам. Марк почувствовал, что его ноги увязают в песке, совсем немного, практически незаметно, но усилия, которые необходимо было прилагать, для преодоления этого сопротивления съедали всю его выносливость. Клыки скал, отмечающих границу долины шести врат, оставались слева, на самом краю горизонта маячила верхушка барьерных гор. В отличие от привычных серых скал, впереди показались сине-голубые шапки ледников.
Казалось, всего несколько десятков шагов и до льда можно будет дотронуться рукой, но солнце давно прошло середину небосклона, а горы оставались так же на линии горизонта, как и раньше. Как будто смеясь над путниками, они ни на метр не приближались, а только задирали все выше в небо громады своих ослепительных шапок. Добравшись до укрытия в тени скального островка, путники остановились, чтобы подкрепиться захваченным из лагеря пайком.
Марк присел на песок, растирая ноющие мышцы ног: – Песок слишком мягкий, так и должно быть?
– В какую сторону дует ветер? – вопросом на вопрос ответил Дин. Только сейчас Марк сообразил, что во время всех их прежних пробежек всегда дул легкий западный ветер. Сегодня ветер дул на восток, и нес он с собой не влагу морских просторов, а высушенный серединной пустыней раскаленный воздух.
Дин опустился рядом, поднял пушистой ладонью горсть песка и пустил ее по ветру.
– Осень ушла, ушел ветер, ушло время тайн. Каждую весну и осень ветер меняется, песок намокает, наступает время Бега. Сейчас на пороге зима, время Гона. Только путь в город закрывает стена…
Дин замолчал, глядя на высыпающиеся в ветер крупинки, и Марк почувствовал себя неуютно. Он был одним из тех, кто построил эту стену.
Дин тряхнул гривой, распрямился: – Сила Народа давно ушла бы в эти пески, если бы мы делали только то, что нам позволяют. Идем, я покажу тебе, как повернуть ветер.
Они снова побежали. Ветер усилился настолько, что голос рассказчика тонул в его порывах и Дин замолчал. Они бежали сквозь несомую ветром серую массу песка. Ветер еще сильнее замедлял передвижение.
Песок набивался везде, в любую незакрытую щель в любое крошечное отверстие. Ткань-маска, защищающая от песка, затрудняла дыхание, Марк начал выбиваться из сил. Дин продолжал бег, не снижая скорости. Казалось, окружающая действительность не оказывает на бегуна ни малейшего влияния.
Наконец, когда Марк уже потерял счет времени посреди серого марева, впереди показались тени скал, ветер, как по мановению волшебной палочки стих, закружившись у них за спиной песчаными водоворотами. Он был где-то рядом, свистел в невидимых в темноте скалах, однако в том месте, где они стояли, воздух едва шевелился. Марк отвел от лица ткань, принюхался. В воздухе явно чувствовалась влага и запах свежей растительности. Только сейчас он сообразил, что стемнело не только потому, что наступил вечер, и не только от туч песка над ними. Они находились в тени огромного скального обрыва, уходящего куда-то в невообразимую высоту.
– Мы отдохнем здесь. Подъем нельзя начинать уставшими, – Дин расстегнул застежки палатки и установил тент в специально отведенном месте. Марк заметил, что камни хранят следы многочисленных креплений крючьев для растяжки тента. Этим местом для стоянок пользовались очень часто.
Он взглянул вверх. Скала поднималась отвесно вверх, все сильнее и сильнее склонялась в сторону пустыни. Подъем? Конечно, в камне было огромное количество выступов и трещин, но подниматься без снаряжения под таким углом было совершенно невозможно.
Дин бросил ему свою опустошенную флягу и показал на камень неподалеку. Марк понял его без слов. Усталость и пройденный вместе путь делали слова лишними. Зайдя за указанный камень, он обнаружил вырубленные в скале ступеньки. Они вели в неглубокий подземный грот. Спустившись в него, Марк увидел струйку воды, истекающую из щели в камне. Падая вниз, она уходила в песок и бесследно в нем растворялась. Из щели ощутимо тянуло влагой и холодом.
