Про друга, который улетел

скачать книгу бесплатно

Про друга, который улетел
Альберт Григорьевич Горошко

Иногда трудно понять, но еще труднее принять то, что уже незаметно случилось. Вернуться назад уже невозможно.

Альберт Горошко

Про друга, который улетел

1

Иногда мне кажется, что мои мечты и видения – это не просто вымысел и рефлексия блуждающего самое в себе сознания. Уже много лет я вижу один и тот же сон о Земле. Я вижу ее, голубую, зеленую, с красивыми городами, где нет ни души, но которые украшены величественными соборами, церквями, полуразвалившимися замками и дворцами. Когда я смотрю на Луну в бинокль, разглядывая разбросанные по ее поверхности сверкающие кольца кратеров, я ощущаю то же чувство, что и во сне. Где-то там, на Луне, или на этой Земле из моих сновидений живет он, мой старый друг…

В юности дружба достигает своего апогея. Это уже не те дурашливое мальчишеское “вожусь-не вожусь”, связанное с потребностью играть и соперничать. И не та взрослая рациональность, когда ты уже не ощущаешь в друге ежедневной необходимости. Дружба в юности – это генеральная репетиция того, что стоит выше. Чаще всего, поэтому. в молодости между людьми возникают странные отношения. Самые чистые, несмотря на разность или же сходство полов. В это время ты просто не можешь существовать без своего друга – кем бы он ни был, юношей или девушкой. И если судьба вдруг разделит вас, вы пишите письма, по одному или по два в день – пишите, рассказывая все, что с вами происходит и о чем вы думаете, откровенно о сокровенном. А когда не пишите, то читаете и перечитываете письма, полученные от друга. Они составляют отныне смысл вашей жизни. Время от письма до письма проходит, как калейдоскоп несущественных мелочей, даже если вас в эти промежутки постигает неудача или, наоборот, Фортуна улыбается вам. Вы кладете это в копилку вашей памяти, чтобы и о том, и о другом поведать в письме. Когда вы снова оказываетесь вместе, то не можете наговориться, перебивая друг друга, рассказывая то, что уже было в письмах, и то, чего не было ни в них, ни в действительности. Вы делитесь мечтами и планами. Или пытаетесь понять мир, философствуя на такие темы, о которых написаны целые трактаты, которых вы, по молодости своей, еще не читали, а в будущем, по занятости своей, уже не прочтете. Темы эти так и останутся на том уровне, до которого вы дойдете в своих рассуждениях и спорах, или забудутся вовсе, за ненадобностью. За такими разговорами незаметно проходят ночи, но вы не боитесь тратить время, отведенное для сна и отдыха. Время словно дает вам кредит в молодости, чем больший, тем более строго взыскиваемый потом с высокими, неподъемными процентами. Разговоры эти кажутся вам самыми важными открытиями, которыми вы готовы удивить целый мир, но мир не понимает и никогда не поймет вас, и только друг согласно покивает в ответ и добавит что-нибудь уточняющее…

2

Однажды мы с другом затронули одну из таких тем, дежуря в саду его двоюродной тетки, который приходилось раз в месяц охранять от непрошеных гостей. В садоводческих товариществах было правило – на ночной патруль собиралась небольшая группа по графику, сделанному на время созревания и уборки урожая. Я с удовольствием составлял компанию моему другу в этом, в общем-то, малоприятном деле. Почему-то накатывал сон именно тогда, когда нужно было, вооружившись фонариком и лопатой, выходить из теплого садового домика в росную ночную прохладу. Под звездным августовским небом молчаливые кроны деревьев казались существами из другой галактики, только что прилетевшими и притаившимися перед началом атаки. Хотелось поймать хоть кого-нибудь из охотников за чужими яблоками, но луч фонарика бесполезно блуждал по пустым закуткам сада. Мы возвращались в дом пить чай. Там нас ждала тетка с соседкой и ее внуком, а также самовар чаю. Начинались разговоры двух пожилых женщин об их молодости. Соседка рассказывала, как с ней в колхозе работал хороший парень, тракторист и мастер на все руки, за которым бегали девчата. Такой душевный был, играл на гармошке. Любила она его. И вот как-то раз случилась с ним беда – поковырялся в зубах ржавым гвоздем и умер! Ещё что-то она рассказывала после того, как обе посетовали о том, какая нелепая бывает смерть. Потом они ушли на обход участков. Наступало утро, и нам уже можно было поспать. Но сон не приходил, и мы почему-то начали разговор о том умершем гармонисте. Почему мы умираем, что такое смерть, что такое душа и вообще – что такое человек? Мы высказывали свои соображения и пришли к выводу, что тело – это только часть человека, данная для пребывания в материальном мире, со всеми органами чувств, передвижения, пищеварения и так далее. А душа – это то, что составляет другую его часть, то, что является одновременно и частью чего-то большего, населяющего космос, вселенской души. И попадает эта частичка души в земное существо, как только происходит первое деление клетки. Нам стало так жаль наши бренные физические тела, которые всего лишь использовались как временная оболочка для некоего непонятного и непостижимого вселенского разума.

– Получается, – говорил мой друг, – что мы на самом деле всего лишь рабы – постареем и станем ненужными, а то, что в нас сидит, улетит обратно в космос и потом снова поселится в другом теле?

Я был настроен все же более позитивно:

– Ну да, зачем же вечно торчать в этой оболочке. Ты сольешься с единой душой космоса, а если захочешь, снова придешь на Землю или, быть может, на другую планету…

– Да, но ведь я ничего не буду помнить о своей прошлой жизни? – продолжал он.

– Послушай, ну будешь ты, скажем, кузнечиком. Зачем тебе тогда знать, что ты был человеком? – спросил я и почувствовал, что мои ноги от самых кончиков пальцев начали дрожать. Я посмотрел на своего друга и увидел, что с ним тоже происходит что-то странное.

– Ты ничего не чувствуешь? – поинтересовался я.

– Мне кажется, я выхожу из своего тела, – ответил он, слегка удивленно и в то же время испуганно.

3

Я слышал его тихий, вибрирующий голос и сам ощущал дрожь уже по всему телу, и даже больше – я не чувствовал ног. Я увидел, что потолок стал заметно ниже, и лампа над столом уже мешала глядеть на расширенные, немигающие глаза друга. Он словно оцепенел и смотрел не на меня, а куда-то вниз, где… сидело мое тело! Несомненно, это был я, только со стороны. Надо сказать, что с такого ракурса я себя никогда не видел. Смешная макушка, длинные, закрывающие лицо волосы, острые, худые плечи, тонкие ноги. Мое туловище вдавилось в спинку старого дивана, руки беспомощно лежали по бокам ладонями вверх. Я попробовал пролететь немного под потолком, и мне это удалось. "Как во сне!" – радостно подумал я, но в это время друг мой вскочил, начал трясти меня за плечи и бить по щекам, беззвучно раскрывая рот. Потом он бросил меня и выбежал на улицу. Я полетел за ним, держась чуть выше, чтобы не задеть провода. Вдалеке мелькал из стороны в сторону фонарик, освещая то маленький пятачок на тропинке, то кусты по краям участков, вот он выхватил из темноты бегущую фигурку моего друга, и вместе с ним добежал до двух старушек. Они заторопились к домику, и впереди с фонарем бежал он. Я влетел вместе с ними в нашу комнатку, где не изменилось ничего, кроме моего положения – теперь я полулежал, накренившись набок, как плюшевая обезьянка. Мне почему-то стало смешно, но потом я увидел, как осела на пол тетка, хватаясь за сердце. Соседка стала что-то говорить моему другу, он быстро надел куртку и побежал в город. Я, не мешкая, полетел за ним. Он мчался через поле, натыкаясь на кочки, выбоины, едва не падая в траву. Краем рукава на бегу вытирал слезы. Он добежал до моего дома и позвонил. Все, что было потом, рассказывать очень трудно. Сначала я понял, что случилось страшное – я не смог проснуться, ведь я думал, что это сон. Я стал мучительно вертеться, жмуриться, таращить глаза и трясти головой, я взлетал и падал, но никак не мог достать до земли, почувствовать ее твердь. Я бросил своего друга и полетел обратно, но там уже стоял РАФик скорой, и двое в белых халатах несли что-то. Я спустился и увидел себя с расстегнутой рубашкой на носилках, голова моя беспомощно болталась в такт шагам. Позади шли тетка и ее соседка, обе что-то на ходу говорили врачам. Я попытался занять свое привычное место, но тело меня не слушалось. Бывало, если во сне затекала рука, и я испытывал ощущение чего-то лишнего, лежащего рядом, и старательно и торопливо массировал тяжелую, бесчувственную конечность. Теперь я не чувствовал тела вообще, оно не пускало меня внутрь. Я лежал на нем, словно покрывало, старался мысленно ощутить его, пошевелить хоть кончиком мизинца – ничего! Все безуспешно. Страшный сон не кончался. Мною овладело такое отчаяние, какое я не испытывал даже когда умерла бабушка. Мне теперь по-настоящему стало жалко себя, и я с горечью вспомнил наш недавний разговор. Какой же я самонадеянный болван, решивший испытать свои предположения! Вот друг оказался умнее, он теперь живой. То есть это я теперь мертвый, а он остался там, в материальном мире. Я не ощущал его материальность – мои чувства стали только мыслями. Отныне я смогу только вспоминать и представлять чувства. Я внимательно посмотрел на свое лицо – на его странное выражение – брови остались слегка вздернутыми, как будто я удивлялся чему-то. Мой нелепый портрет дополнял полуоткрытый рот. Даже пока друг тормошил меня, пытаясь привести в чувства, эта маска не сошла с моего лица. Невидимые слезы капали на него. Это были мои воображаемые слезы, но горечь, заполнявшая меня, была все-таки подлинной. Казалось, она разлилась по траве, как утренний туман. Скорая уехала, а я остался сидеть в холодной росе, глядя как начинающийся рассвет отражается в ее каплях.