скачать книгу бесплатно
Верный
Анастасия Горкина
Владелец захудалого трактира «Синие ели» Федор Константинович Крушин обзаводится псом по кличке «Верный». Одинокий вдовец неожиданно для себя привязывается к бездомной собаке. Хозяин питейного заведения славится своим скверным и неуживчивым характером. После смерти любимой жены жизнь становится для него тяжким бременем, и даже присутствие сына Виктора не скрашивает его тоску и одиночество. Сможет ли пес изменить мир Крушина и окружающих его людей в лучшую сторону?
Верный
Анастасия Горкина
Отчего так предан Пес
И в любви своей бескраен?
Но в глазах всегда вопрос,
Любит ли его хозяин.
Оттого, что кто-то сек,
Оттого, что в прошлом клетка!
Оттого, что человек
Предавал его нередко.
Я по улицам брожу,
Людям вглядываюсь в лица,
Я теперь за всем слежу,
Чтоб, как Пес, не ошибиться.
В. Гафт
Редактор Елена Некрасова
Корректор Елена Зорина
Иллюстратор Анастасия Горкина
© Анастасия Горкина, 2022
© Анастасия Горкина, иллюстрации, 2022
ISBN 978-5-0051-2881-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава I. Хозяин трактира ссорится с сыном
Твердой тяжелой походкой по пустой улице шагал Федор Константинович Крушин. Темно-синие злые глаза, прямой, чуть заостренный нос, плотно сжатые губы. Если вы не знали Крушина до сей поры, то вы точно сказали бы про него: «Что за ужасный старик?!» К тому же на щеке мужчины красовался косой рубец, и при солнечном свете могло показаться, что шрам начинал кровить. Добавить еще старое пальто, зонт тростью да черный цилиндр (так, для собственного удовольствия), и вы получите Федора Крушина, владельца местного трактира «Синие ели». Необходимо также знать о нем, что всю испорченность его характера на себе ощущал сын Виктор. Об отце он говорил так: «Мне иногда кажется, что Бог создал черта во плоти. Где же еще батюшка мог взять для своей душонки столько пошлости, цинизма и дурного тона? На него только взглянешь, а он уже высказал тебе пару ласковых». Но пока мы попусту сотрясаем воздух, «черт во плоти» уже дошагал до старого ветхого моста, переброшенного через грязную мелкую речушку. А за мостом как раз и располагался трактир Крушина. Это была крепкая деревянная постройка с выцветшими буквами «Синие ели» на уже давно проржавевшей пластине.
– Верка! Где эта сколопендра?! – только войдя в свои владения, пробасил Крушин.
– Федор Константинович, вы же сами Верку послали за водкой на местный рынок, – напомнил хозяину плотный немолодой бармен Швырягин.
– Без тебя знаю, толстяк! – прикрикнул на мужчину Крушин, но Швырягин только устало посмотрел на пришедшего. За столько лет он уже привык к нескончаемому гневу Крушина. – Верка давно водку купила, видал я на улице, в ящиках стоит. Я спрашиваю, где сейчас она шляется?!
Бармен только пожал плечами. Крушин тяжело вздохнул и прошипел:
– Если эта шлында опять опоздает к ужину, то я ни капли не удивлюсь.
Он скрылся в своем кабинете, где его ждала кипа бумаг: счетов, договоров и прочее. Документы на меня навевают скуку, поэтому оставим Федора Константиновича одного и переместимся на другой конец города, где вышеупомянутая Верка прогуливалась с молодым человеком.
Вера была девушкой не совсем того поведения, которого бы ей самой хотелось, но не будем оскорблять ее грязными словами. Просто заметим, что добрая половина мужчин наведывалась в «Синие ели» не для того, чтобы поесть и выпить. Верке было чуть больше двадцати лет. Ясные зеленые глаза, пышные русые волосы и, конечно, роскошная фигура буквально пленили мужчин. И их совсем не смущал ее довольно скудный гардероб: широкая длинная юбка из плотной ткани темно-серого цвета, старые башмаки, прохудившиеся в нескольких местах, зато аккуратно заправленная клетчатая рубашка да шаль, черная крупной вязки.
– Вера Антоновна, как вам нынче погода? – поинтересовался молодой человек, по внешности которого сразу было понятно, что он иностранец.
– Погода, как кот мартовский, все воет и воет, – нехотя ответила Вера.– Давайте лучше за вашего батю поболтаем или за еду вашу заморскую.
– А чем, Вера Антоновна, вам…
– Ой, да прекратите! – вспылила девушка. – Будет вам известно, дорогой мистер гость, что для здешних я – Верка. Все меня так кличут, и вы будете, коль не считаете себя исключительным.
– Но это же некультурно… – вновь начал иностранец, но был перебит.
– Со своей культурой ты тут быстро окочуришься. Или научись вести себя по-человечески, или проваливай – плакать никто не будет.
Тут Верка как бы невзначай заприметила того, ради кого, собственно, и пришла сюда под предлогом прогулки с гостем. Она довольно грубо приказала иностранцу ждать ее, а сама поспешила к другому со словами:
– Что, Витя, мамку навещал?
Виктор Крушин поднял свои красные от слез глаза на девушку, но голос его был тверд и равнодушен:
– Тебе-то что? Я погляжу, ты, Верка, сегодня занята? – Виктор слегка кивнул в сторону гостя.
– Не ревнуй, Витенька. До вечера я всегда твоя, не забывай.
– Насколько я знаю, сейчас утро, а ты уже с клиентом.
Верка оставила это без внимания. Она начала поправлять ему галстук, который не нуждался в уточнениях.
– Заказ главы. Личный, – тихо сказала Вера и отошла от мужчины.
– Ты там поаккуратнее, Верка, иностранцы – чужаки, от них не знаешь, чего ждать.
– Неужели я слышу заботу в твоем голосе, Вить? – спросила девушка и растерянно посмотрела на него.
– Думаешь, мне приятно будет узнать, что ты слегла с позорной болезнью, а потом выслушивать от отца, что нам срочно нужна официантка?
Верка погрустнела. Она поняла, что Виктор просто потешается над ней. «Легко смеяться над подстилкой, когда сам и образование имеет, и работу приличную», – подумала девушка и уже собиралась вернуться к «заказу», но вдруг почувствовала на своих плечах крепкие мужские руки.
– Конечно, я за тебя переживаю, дурочка, – прошептал Витя ей на ухо, слегка приобняв, и уже громко добавил: – Увидимся в трактире, Верка.
Мужчина проводил взглядом уходящую парочку. Что до Верки, то она, конечно же, была влюблена в Крушина-младшего, а вот Виктор не питал к ней взаимных чувств. Он лишь безумно был к ней привязан, не представляя и дня без нее. Как же можно прожить без этой чудной хамки, которая всегда рядом… Безответная любовь или безграничная привязанность: какая из историй в итоге принесет больше боли, покажет время.
Виктор не спешил идти в трактир. «Не стоит отцу видеть мои слезы», – подумал он и направился к старухе Грильяж, получившей свое прозвище не за любовь к конфетам, а за твердость и принципиальность. Для этой бабушки не существовало разных точек зрения, широты мысли и прочей философии. Грильяж жила на чердаке у местных богачей, которые свято верили ее гаданиям, а она этим пользовалась. Виктор часто навещал старую женщину, ведь она была другом отца.
Пыльное и ужасно захламленное жилище в полумраке казалось чем-то таинственным и, несомненно, притягивало. Грильяж, седая, с дряблыми руками и морщинистым лицом, сидела на полу в каких-то обносках и раскладывала карты.
– Доброе утро, Грильяж! – с улыбкой поприветствовал Виктор старуху.
– И тебе, Витенька, и тебе. К мамке захаживал?
– Захаживал. Могилку прибрал немного, а то всю перекосило.
– Как там она? – старуха явно пропустила все сказанное мимо ушей, но Крушин не обиделся, потому что знал: Грильяж не способна сосредоточиться на всем сразу. Она продолжала заниматься раскладом.
– Знаешь, на жизнь не жалуется, – ответил Виктор.
– О, узнаю в тебе Феденьку. Сарказм здесь лишний, мальчик мой.
– Кстати, насчет отца: люди говорят, что он собрался уезжать.
– Люди все равно что голуби, ворковать только умеют. Или ты обучился птичьему языку?
– Обучишься тут, как же. Погадаешь мне? – Виктор не верил в это, но подобная глупость помогла бы ему расслабиться перед встречей с отцом.
– Бери-ка ты ноги в руки, Витюш, и проваливай побыстрее. Я не гадаю неверующим, – старуха зло посмотрела на него и окончательно потеряла к молодому человеку интерес.
– Грубая ты, Грильяж, хотя у отца гонору побольше будет, – напоследок сказал Виктор и покинул чердак.
Как бы он ни тянул время, но пришла пора идти в «Синие ели». И снова пустая улица, снова ветхий мостик и речушка. Виктор зашел в деревянную постройку, перебросился парой фраз со Швырягиным, грустно посмотрел на осиротелый стул Верки (она всегда сидит тут утром) и немного помедлил, прежде чем постучать в дверь и войти. Каждая встреча с отцом давалась ему тяжело.
– Здравствуй, пап. Как дела? – Виктор сел на обшарпанный стул возле выхода.
– Так разве себя ведут приличные люди? Не видишь, отец работает! Нечего так голосить! Молча вошел и молча сел, – жестко произнес Крушин, не отрываясь от своих бумаг.
– Не обучен манерам по вашей милости, папа, – съязвил сын.
– Ты мне еще поговори! – Федор Константинович посмотрел на него с ненавистью и громко стукнул кулаком по столу.
Виктор был невозмутим, даже позволил себе закинуть ногу на ногу и закурить.
– Не смотри так. На меня уже бросали такой взгляд. Заходил сейчас к Грильяж.
– Как там старуха? – немного смягчился Крушин. Когда разговор заходил о его друзьях, он откладывал все свои дела.
– Ничего. Руки трясутся, голос, как у больной.
– Жива еще, и ладно, – отозвался Федор Константинович. – Чего расселся?! Кто работать будет?! Живо!
– Ты меня жизни не учи. Уже ученый, – тоже повысил голос Виктор. Он медленно поднялся и, играя трубкой, начал ходить из угла в угол. – Ты лучше скажи: к маме ходил?
Для хозяина трактира будто время остановилось с этой фразой. Он машинально посмотрел на фотографию в рамке, что стояла на столе. На снимке молоденькая девушка: доброе лицо, мягкие черты, но грустные глаза. Когда было сделано это фото, Федор уже знал, что будет с его женой. Он перевел взгляд на сына и в тысячный раз убедился, как же Виктор похож на мать.
– Я спрашиваю: ты к маме ходил? – голос юнца вернул мужчину из тяжелых воспоминаний.
– Нет, – просто ответил Крушин.
– И, похоже, не собирался. Люди поговаривают, ты спутался с «миловидной девчонкой» Усатого барона. Конечно, тебе не до своей жены. Позабыл ее точно! – раздраженно бросил Виктор.
– Ополоумел совсем, стервец?! Нинка мне в дочки годится. Я и отношусь к ней как к родной. Барон – мой друг. Хватит об этом!
Крушин-младший вдруг резко остановился и с издевкой произнес:
– Жаль Нинель, раз она тебе родная.
Федор Константинович медленно отложил очередной договор. Его щеки побледнели, проступили напряженные скулы, челюсть сжалась; он откинулся на спинку кресла и, прожигая взглядом Виктора, спросил:
– Ты намекаешь, что жалеешь о своей причастности ко мне?
Сын в два шага преодолел расстояние до стола, перегнулся через него, затянулся и выпустил кольцо дыма прямо перед лицом отца:
– Я не намекаю. Я прямо говорю.
– Ты – безмозглый паршивец! – за криком последовала пощечина.
Виктор не ожидал такого поворота событий. Он, конечно, знал о вспыльчивости Федора Константиновича, но до рукоприкладства еще не доходило.
– Ты меня никогда не любил, – прошептал парень, глядя в пол. – Хорошо, что это взаимно. Нет ничего лучше взаимности.
С этими словами отец и сын, навсегда потерянные друг для друга, встретились глазами. Оскорбленный Виктор ушел, хлопнув дверью. Крушин-старший, совершенно опустошенный, обратился к фотографии жены:
– Как же, Иришка, так вышло? Я виноват перед тобой.
В кабинете воцарилась тишина. Через некоторое время часы на стене пробили полдень. В этот момент владелец трактира уже купил в цветочной лавке желтые хризантемы и стоял у входа на кладбище.
Глава II. Пес и обитатели «Синих елей»
Это было единственным местом, где Крушину было легко. Он еще был слишком молод для личных трагедий, но именно тогда умерла молодая и горячо любимая жена Ирина. Виктор с двух лет рос без материнской ласки. Крушину не раз говорили друзья: «Женился бы ты, Федор. Пацану мамка нужна», но в ответ всегда получали одно и то же. Не мог Федор Константинович предать свое сердце. Хотя жена и лежала уже в земле, не мог он пойти на измену. Федор Константинович, еще будучи ребенком, считал это кладбище нищенским: никаких оградок, надгробные плиты в окружении заботливого общества сорняков давно помечены птицами. Поэтому Крушин похоронил жену в отдалении. Ее могила располагалась между двумя разросшимися ясенями. Тут и невысокий заборчик, и лавочка своя, и могилка прибрана, правда, весной ее немного перекашивает. Каждый год второго апреля Федор Константинович приходит сюда с букетом желтых хризантем. Он знает, жене они всегда нравились. Цветы мягко коснулись могилки, а лицо Крушина слегка осветила слабая улыбка.
– Здравствуй, родная. – Мужчина огляделся: рядом никого не было, лишь вдалеке виднелись фигуры человека с собакой. – Зря я с ним так, – вспомнил Крушин ссору с сыном. – Зря ведь?
Глядя на надгробие жены, он всегда спрашивал совета, зная, что Ирина обязательно подаст знак хоть каким-нибудь способом.
– Ох, Ириша, – продолжил Крушин. – Витя стал таким невыносимым. Наверное, в этом есть моя вина. Он злится, потому что я с ним груб. Нет, а с кем я не груб?! Скажи мне, Ириш, с кем я не груб сегодня? Сейчас так сложно найти кого-то по душе, на всю жизнь… Нет, нет, родная, я не про женщин думаю. Ты для меня одна и навсегда, помнишь? Витя, конечно, для меня всё в этом мире, но вот я для него чужой. Зеленый ведь еще стервец, а уже жизни учит… Трудно мне без тебя, Ириша. Трудно и тяжко. Перегорело уже все внутри. Никому не нужен здесь. Может, я к тебе переберусь, Ириша? Как ты на это смотришь?
Речь Крушина прервал порыв ветра, от которого цветы бросило на землю. Федор Константинович молниеносно упал на колени и стал собирать хризантемы, успокаивающе бормоча:
