скачать книгу бесплатно
Все слезы Лорелеи
Ирина Гордеева
Кто не бывал в Германии на Рейне и не слышал легенду о красавице Лорелее? Ее изваяли в камне, ей посвящали стихи и песни. Кто же она на самом деле? Жестокая сирена или обманутая женихом несчастная невеста? Рухнула Берлинская стена, и молодая переводчица Тамара Дегтяренко оказывается втянутой в сложную шпионскую историю на территории Германии. Ценный термос с важными данными и номерами счетов одного цюрихского банка Тамара прячет в скале Лорелеи. Проходят годы, и спустя двадцать лет прошлое возвращается. Племянница Тамары Марина одного за другим теряет своих женихов, словно злое проклятье висит над ней. Чтобы спасти свою любовь, она едет в Египет, якобы на отдых вместе с друзьями и теткой. Неожиданная встреча с «тенью» из прошлого круто меняет жизнь Тамары. Ей предстоит вспомнить свои шпионские навыки, чтобы спастись самой и спасти своих близких, а на родине найти разгадку страшного проклятья, нависшего над Мариной и ее мужем.
Ирина Гордеева
Все слезы Лорелеи
Сколько слез пролили за все века человеческого рода представительницы прекрасной его половины, оставленные, покинутые, брошенные своими возлюбленными! Именно в своих избранниках они пытались найти оплот и поддержку, любовь и уважение, понимание и сострадание. Словом, решение всех своих проблем. Но, увы… Прекрасные принцы, эти рыцари на белых конях, самодовольные и самодостаточные, пресыщенные всем и вся, порой оказывались совсем не такими, как на картинках. Они садились на своих коней, в свои кареты, яхты, «Мерседесы» и исчезали. Растворялись в легкой дымке небытия. Лились женские слезы. Часами, днями, а, порой, годами… Волна чувств от полного разочарования в жизни до гнева и истерик захлестывала с головой прекрасных блондинок и очаровательных брюнеток. Не все находили в себе смирение и продолжали жить. Часть из них отчаянно боролась за любовь и внимание своего избранника, а некоторые даже начинали мстить…
ФРГ, Гамбург, 1963 год. Частное домовладение на Брамсштрассе, 8. Белокурая фрау Зоннефельд грозно смотрит на свою дочь.
– Нет. Это невыносимо. Я больше не могу видеть твои слезы. Хватит! Ну, нагуляла ребенка. Доездилась в ГДР. От коммуниста, верно… Не хочу знать от кого. Что же нам делать? Все можно поправить. Встань!
Девушка послушно встала.
– Повернись. Какой срок?
– Десять недель.
– Ничего страшного. Живот появиться в двадцать. Выйдешь замуж за Отто Рихтера.
– Ни за что! Он толстый, противный булочник.
– А ты знаешь кто? Сказать?
– Нет.
– Завтра приглашу его на чай. Сделаю ему заказ. Скоро ведь мой юбилей. Пусть испечет мне торт. Огромный торт. А потом попрошу, чтобы и тебя научил. А ты не зевай. Неделю тебе даю, чтобы он сделал тебе предложение.
– Я не хочу за него!
– Ты выйдешь за него. Он на тебя заглядывался после школы. И надень завтра то коротенькое розовое платьице. Оно тебе очень идет.
– Мама!
– Достаточно. Разговор окончен.
История порой начинается гораздо раньше, чем человек, который в нее попадает, мог бы предположить. Иногда еще до его рождения. Задолго. Она бывает запутанной и полной горестей, обманов и предательства. Но один человек выносит из всего этого свое сердце, все равно, добрым и полным любви, а другой – нет. И никто не знает почему. Ведь рождаются все одинаковыми – маленькими, прекрасными и добрыми созданиями. Что же случается потом? Колесо истории вертится и перемалывает наши судьбы. Больно, с треском, подло, зло… «И это пройдет», – говорим мы друг другу, потом болеем, стареем, и вот, уже почти не в состоянии жить. Она не за горами, эта смерть. Чуть потерпи, и будет облегчение. Будет ли? Что же касается любви, любовь – бессмертна. Настоящая любовь человеческих душ… Она не умирает никогда.
Германия, окрестности Берлина, сентябрь 1992 года. Говорят на русском.
– Ну что, бедный Юрик, ты все понял? Усек, что с тобой будет, если нас кинуть попытаешься? – спросил щупленький человечек лет тридцати, сидевший за столом с белой скатертью на веранде шикарного коттеджа и ковырявший вилкой ростбиф. Он все время прищуривался, немного картавил и как-то по-особенному выговаривал шипящие, что создавало неприятное чувство, подобное ощущениям посещающего серпентарий.
– Да, – тихо ответил парень, сидевший наискосок, у края стола без тарелки и приборов.
– Ну, не пугай ты его так, кузен. Вот у тебя привычка всех пугать, что за манеры? – сказал третий мужчина миролюбивым тоном. Он был более полным и медлительным и активно поглощал большие куски своей любимой рульки.
– Ты же понимаешь, мой дорогой, какие деньги тут замешаны? – толстяк похлопал парня по плечу. – Любой шаг в сторону, отклонение от маршрута – и пиф-паф!
– Никаких отклонений не будет. Гарантирую.
– Молодец! Прекрасные слова! – просипел толстяк, жуя мясо и запивая пивом.
– Помни про тех двоих, которые решили нас сдать, – не унимался щуплый, – у нас длинные руки. И если что, мы и папашку твоего того. Учти. И тебя. Из-под земли достанем.
– Да, я понял, все будет хорошо.
– Подробные инструкции получишь завтра. Можешь идти.
Парень поднялся, буркнул «тщус», что значит «пока» по-немецки и поплелся к выходу. Про себя он выругался. Но делать было нечего, он должен выполнить основное задание, да еще постараться для этих ублюдков. За ним будут следить, это точно. Ладно, надо поднапрячься, тем более, работа не пыльная, а потом будет повышение. Он женится на Тамаре и уедет в Союз, вернее, в то, что от него осталось…
Однако между ртом и чашей бывает масса неожиданностей, кажется, так говорят англичане. Неожиданности и случайности правят миром. На первый взгляд. Если же приглядеться повнимательнее, можно обнаружить и в них массу логичного, закономерного и даже полезного, если бы могли это сделать. Но, увы… Мы неспособны. Мы слабы и немощны. Мы податливы к искушениям. Мы выбираем всегда не то… Мы не умеем терпеть… И не желаем. Кто может изменить нас, пусть не всех, к лучшему? Или что? Сама жизнь. Ее неожиданности и случайности.
Германия, Вюнсдорф, 11 июня 1994 г. Группа войск Западного направления Варшавского договора. Военный городок. Кабинет генерала Платонова Алексея Ивановича. Входит полковник Дегтяренко.
– Приветствую! Садись, полковник. Давай по коньячку.
– Здрастуйте, радий вас бачити, як у нас кажуть. Не вiдмовлюся.
– Не забыл еще украинский?
– Нет, конечно. Только я там сто лет не был. Думаю, скоро съезжу.
– Създишь, съездишь. Это точно. Осенью уже 5 лет будет, как все это заварилось. А так ведь хорошо было. И – на тебе. Стену разрушили, все слили, и нас вон. Завтра мы еще им парад устраиваем. Цирк, просто цирк.
– Да, уж. Сколько добра оставляем!
– Сейчас я тебе точно скажу, погоди, очки одену и зачитаю… Вот… 36290 зданий и сооружений в 777 военных городках. И все это – на наши денежки построено!
– Да, что говорить! І боляче, i гiрко…
– Наши-то оценили стоимость компенсации за это имущество более, чем в 7 миллиардов зеленых. А получим – мизер!
– Да…
– Давай, Вася, выпьем. Просто. Без тостов. Тошно мне. Чувствую, добром это не кончится.
Генерал поморщился, держась за область сердца, разлил коньяк в стопки и порезал лимон.
– Закусывай лимоном. Дезинтоксикант. Так наш военный токсилог говорил. Умный был, зараза, жаль только спился. Этанола немерено давали. Помер от цирроза печени.
– Тут любой сопьется. Особенно после 89-го. Всех моих бывших расформировали. Вывезли, вытолкали за штат и на пенсию. Такие кадры теряем!
– Да… Вот мы и дожились. Эх! Ну, не будем отчаиваться. Как твоя Томка, оправилась?
– Да, уже лучше.
– Ты прости меня за Томку.
– Служба – она есть служба. Юру, вот, жалко. Могли бы стать парой прекрасной…
– Не говори. Не могу об этом. Сломалось во мне что-то после этого случая. Ну, хоть Томка выжила. Я ведь ее от всех этих прихвостней серых защитил. Если б ты только знал, что тут было!
– Догадывался.
– Молодчина она у тебя, с такой травмой смогла вернуться. И к награде приставил, ну ты знаешь.
– И с инвалидностью помог… Спасибо. Я знаю. Я вам очень благодарен.
– Юрку не нужно было посылать. Зеленый был. А я, старый дурак, решил, что операция плевая… Кабы знать, что так все пойдет. Я бы и не отправил их.
– Да… Такая вот, она жизнь.
– Если бы не этот беспредел! Все разрушили, все! Самое ужасное, что разведка тоже им, видите ли, не нужна! Забыли, что предупрежден – значит, вооружен. Глупцы, просто глупцы! Всю мою сеть осведомителей – под корень. А мне – приказ в зубы. Хочешь – не хочешь исполнять должен. Подготовил я завершающую операцию. А тут моего главного – Санька Морозова грохнули. И девчонку его тоже. Вот дела! Что там у них вышло – не знаю. Я из последних сил старался – чуть коту под хвост вся операция не загремела. Вот и пришлось молодежь посылать. Ладно, давай еще по одной.
– Давай!
– Ты, Дегтяренко, мужик правильный. Никогда никого не подставлял, не доносил, в кулуарах не шептался. Словом, надежный. Поэтому, да еще за хорошую службу, хочу подарить тебе вот эту серебряную Лорелею. Она у меня тут уже давно. Так сказать, в память о Германии. Я даже помню Гете:
«Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут средь зыбей;
И всякий так погибает
От песни Лорелей».
Генерал показал на стоящую на столе серебряную скульптуру прекрасной девушки, сидящей на скале с гребнем в руке.
– Хотя немцы говорят «Лореляй», но это перевод Блока, кажется… Забирай. Хоть что-то останется на память от Германии.
– Дорогая, наверное! – полковник Дегтяренко взял ее в руки. – И тяжелая! Может, не стоит…
– Бери! Это приказ. Поставь дома и никому не отдавай. Ни за какие деньги. И прости меня за Томку.
– Да, все нормально. Уже хорошо ходит. Она у меня вообще-то прочная. 8 лет плаваньем занималась, 5 лет – стрельбой. Серега – тот ей и в подметки не годится! Медицинский бросил, в бизнес решил поиграть… А год назад влетел в «Камаз» на «Жигулях». Жену угробил. Слава Богу, хоть внучка уцелела!
Они помолчали и выпили еще по одной.
– Все образуется. Давай, Василь Яковлич, будем прощаться. Я еще тут месячишко-другой побуду, а ты мотай домой, на Родину, к детям. Отдохнешь от всего, потом, глядишь и на Украину съездишь. Что-то тут неспокойно стало… Вот билеты. Я все заранее заказал. Похозяйничал тут немного без тебя. И вещи твои уже в машине. Никуда не заходи. Сразу же в аэропорт.
– К чему такая спешка?
– Надо, Вася. Не могу тебе все рассказать. Вот выберусь из этого хаоса, я к тебе в гости приеду. Адрес твой знаю. Говорил ты, квартира у вас большая, на Волгу выходит…
– Да. Квартира мне от тестя досталась. Он был замом в обкоме… Хорошая квартира.
– Вот и отдохну у тебя. Рыбу ловить будем. Из Волги.
– Селедка в июне хороша! Приiжджайте, звичайно. Мы и на Украину можем съездить вместе, к старикам моим.
– Можем, можем… Ты поезжай. И прости уж меня.
Генерал обнял полковника и долго тряс его руку. Полковнику показалось, что в его глазах стояли слезы.
Василий Яковлевич Дегтяренко вышел из кабинета с тяжелым свертком, но с легкой душой. Коньяк начинал действовать, и, самое главное, скоро он увидит детей. Он, конечно, удивился, что остаться на параде ему не придется. Как-то слишком стремительно генерал его выпроводил. Но приказ – есть приказ. А приказы он привык выполнять, а не обсуждать. Во дворе его ждала черная «Волга» с генеральским водителем. В багажнике лежали все его чемоданы. Он оглянулся на это серое, невзрачное здание с тяжелыми шторами непонятного цвета. Никто не смотрел ему вслед. Ощущение чего-то неприятного, предвосхищающего грозу, внезапно накрыло его, как сачок накрывает бабочку. Но он умел справляться с собой. Для этого нужно всего-то достать из кармана любимые сигареты «Шибка» болгарского производства и закурить. Ощущение уменьшилось. Василий Яковлевич уселся в машину, поздоровался с водителем и закрыл глаза. Машина тронулась, и вся тревога превратилась в сигаретный дым. А «Волга» неслась по шоссе.
Через день после прощального парада советских войск генерал Платонов был найден мертвым в своем кабинете. Пуля вошла в правый висок, табельное оружие было найдено рядом с правой рукой. Расследование даже не начинали, ограничившись скупым и кратким заключением: «Самоубийство». Все вдруг почему-то позабыли, что генерал был левшой.
Дома в шикарной трехкомнатной сталинке Василия Яковлевича ждали его дети Тамара и Сергей, а также маленькая внучка Марина. Жену Василий Яковлевич схоронил 7 лет назад. Так и получилось, что воспитание внучки легло на плечи деда и тетки. Сергей был постоянно на работе. Дед гулял с Маришкой в тенистом парке на набережной Волги, строил ей крепости из кубиков, учил украинскому и русскому. Тамара освоила кулинарное искусство по книгам, а позже по телепередачам, кормила домочадцев приличной едой, водила Маришу на гимнастику и плаванье, пыталась учить немецкому. По вечерам они часто играли в карты – в «дурака», «пьяницу» или «Акулину». Дед придумал для Мариши интересную игру с карточным домиком – «шалаш», а иногда расставлял шахматы и учил ее играть.
Тамара часто жарила семечки – подсолнечные и тыквенные. Потом они в четыре руки с дедом чистили их для Марины. Семечки были любимым лакомством в их семье.
– Смотри, – говорил дед, – эти черные, а эти белые. Разные с виду, поэтому часто воюют. Так и у нас было. Раньше красные воевали с белыми.
– Это, когда царь был? – спрашивала Марина.
– Да. А если их раздеть, они все одинаковые. Вот, смотри.
– Серенькие.
– Да. Так и люди. С виду, вроде, разные, спорят, дерутся, воюют. А на самом деле, все одинаковые. Внутри.
Как-то на Новый год пятилетняя Мариша, вернувшись с представления из Дома профсоюзов, приболела. Встревоженная Тамара смотрела на градусник.
– Больше 38 нагрела. Что у тебя болит, Марина?
– Животик.
Сережки, как всегда, не было.
– Я позвоню Андрею, что-то мне все это не нравится.
Василий Яковлевич Дегтяренко подошел к внучке. Она лежала, невеселая, свернувшись калачиком.
– Привет, Мариша! Как представление?
– Деда, у меня животик болит.
– Ничего, сейчас доктор приедет. И все будет хорошо. А тебе дед Мороз привез подарки. Целый мешок. Там туфельки, как у Золушки, кукла, як там ii звати, Барби, кажется, шоколадный зайчик. Дед Мороз все твои желания исполнил, правда?
– Да. Спасибо, дедушка. Я потом посмотрю. Ты их только никому не отдавай.
– Хорошо, хорошо, милая. Ты только не болей…
Девочка закрыла глаза и свернулась калачиком. От этого боль немного уменьшилась, но не проходила.
В дверь позвонили. Это был Андрей Иванович. Он помыл руки и быстро осмотрел девочку. Потом взял ее на руки и понес в машину. Тетка пихала в сумку одежду, тапочки, свидетельство о рождении и полис.
– Полиса эти недавно ввели, будь они неладны – сказала Тамара, – без них, оказывается, медицинскую помощь теперь не оказывают.
