скачать книгу бесплатно
21. Гость
Последние дни лета! В этой череде переживаний я совершенно не успеваю ими насладиться. Сейчас же, сидя на скамейке рядом с госпиталем, я ощущала тепло уходящего солнца на своем лице и блаженно улыбалась.
Встреча с Реми помогла мне обрести душевное равновесие. Я поняла, что с ним все будет хорошо, да и чувство вины немного отлегло. Травмы оказались не такими страшными, какими я их представила на первый взгляд. Конечно, я знала, что Реми придется полежать в больнице какое-то время, но главное, что никаких серьезных повреждений у него не было. Вот только это никак не снимало ответственности с тех, кто напал на него.
Меня ждало еще одно неотложное дело: разговор с Геной и последующий переезд.
«Я приеду сегодня за вещами. Удобно?»
Мне не хватило смелости ему позвонить. Но и без предупреждения появиться в квартире Мироновых мне будет неудобно. Скупое «Да» в ответном сообщении заставило меня покинуть насиженное солнечное местечко и отправиться за вещами.
В квартире никого не было – наверное, уехали за Гришей или в магазин. Приближалось первое сентября, и нужно было купить парню форму для физкультуры. А у него, как-никак, впереди был первый класс! Мне стало немного грустно, что не увижу Гришку-первоклассника с огромным рюкзаком и букетом в половину его самого, не услышу, как он делится впечатлениями о школе и первом учителе, но я успокаивала себя тем, что в любой момент смогу ему позвонить.
Я вошла в комнату, ставшую за лето мне родной. Комната небольшая, но очень уютная и светлая, как и вся моя жизнь в этом доме. Я знала, что буду скучать, и теперь осознавала это отчетливо и ясно, но было слишком поздно менять решение.
Собрав все самое необходимое, я уже направилась к выходу, как вдруг раздался звонок в дверь. Первой моей мыслью было притвориться, что никого нет дома. Тем более, пришли явно не ко мне, а постоянных жильцов дома действительно не оказалось. Но любопытство взяло верх над осторожностью, и спустя минуту я уже выглянула в глазок. За дверью стоял мужчина. Рассмотреть его было сложно, поскольку он что-то искал в сумке, перекинутой через плечо, а потому я смогла увидеть только его макушку. То, что произошло потом, меня изрядно испугало. В руках у мужчины я увидела связку ключей. Он еще не успел поднять голову, как я уже потеряла свою от страха. В мозгу пульсировала мысль, что мне нужно спрятаться и что времени у меня в обрез. Кто это и для какой цели он планирует открыть чужую квартиру, мне знать совершенно не хотелось, а вот остаться целой и невредимой – очень даже.
Вцепившись в сумку и, зажав в руке телефон, я быстро залезла в шкаф-купе для верхней одежды, стоявший в коридоре, благо, летом его почти не использовали и он практически пустовал. Не успела я задвинуть дверцу, как раздался характерный звук открывающегося замка. Я замерла, старалась не дышать, ничем себя не выдать, понимая, что в противном случае неизвестно, чем все закончится. Но сердце колотилось так громко, что его стук отдавался в ушах и, кажется, был слышен во всей квартире.
Дверь открылась и закрылась. Он уже был в квартире. Я слышала его шаги, тяжелые и неторопливые. «Боже, что делать?!» – билась в голове мысль. В руках у меня был телефон, можно было вызвать полицию или написать сообщение Гене. Второй вариант показался мне более тихим и безопасным. Но тело меня не слушалось, оно окаменело от страха! Шаги приближались. И внезапно наступила тишина. Наверное, непрошеный гость остановился, чтобы осмотреться. «Если это вор, то в шкаф он обязательно залезет», – подумала я, мысленно ругая себя за то, что не спряталась в глубине квартиры. Так был бы шанс, а сейчас… Но мужчина снова куда-то направился. Я выдохнула.
Я не имела ни малейшего представления о том, где он. Я почти ничего не слышала и поняла, что Раз так, рядом его точно нет. Решилась поднять руку, в которой был зажат телефон, и написать эсэмэску. От экрана в темноте исходил ослепляющий свет. Я сощурилась, опасаясь, что свет будет виден сквозь зеркальную поверхность шкафа.
«Гена, в квартире вор. Нужна помощь!»
Прежде чем отправить, поставила телефон на беззвучный режим, зная, что Гене хватит ума ответить. И ему его хватило:
«Если вор, звони в полицию, я занят».
«Он серьезно? В его квартире грабитель, а он занят?!» – с возмущением подумала я. К горлу подкатил комок из слез, негодования и тихого ужаса. Чувствовала, что еще немного, и меня накроет. Я поняла, что помощи ждать не стоит. И в этот момент послышался звук работающей кофемашины, а затем и включенного телевизора в гостиной. «Что он там делает? Какого черта он творит?! Разве так грабят квартиры? – недоумевала я. – С другой стороны, какая мне разница? Главное – пока он занят, я смогу убежать. Надеюсь, телевизор сможет его отвлечь».
Сумку я решила забрать в другой раз – мне было е до нее. Передо мной стояла задача – очень тихо открыть шкаф и на цыпочках добраться до входной двери. Ее, конечно, бесшумно не открыть, но если делать все быстро, то можно успеть выскочить в подъезд.
Руки не слушались, ноги дрожали. «Господи, пусть всё получится!» – молила я. Надавив на створку шкафа, начала медленно сдвигать её в сторону. Зажмурилась, старалась не дышать. Пока все было тихо. Мне удалось бесшумно сдвинуть створку. Медленно вышла из шкафа и огляделась – его не было. Путь к побегу был свободен, но я сделала шаг в сторону гостиной. Мне вдруг показалось, что увидеть вора крайне необходимо, чтобы потом проще было его найти! Мысленно ругая себя, на носочках прокралась в гостиную. Мужчина сидел на диване спиной ко мне. Ноги он положил на журнальный столик, а руки раскинул по спинке дивана. Там же, на столике, стояла моя чашка с его недопитым кофе.
– Ну что, надоело прятаться? – едва сдерживая смех и не поворачивая головы, произнёс гость.
– Да. «Зачем я отвечаю? Еще не поздно убежать» – рассердилась я на себя, но ноги как будто приросли к полу.
– Ну и отлично! А то я уж, было, подумал, что мы в прятки играем, как в детстве. – И тут он обернулся, а на моем лице расплылась улыбка. Напряжение последнего получаса спало, и я, не сдержавшись, подбежала и обняла его.
– Лёша! Ты! Как же я испугалась! Думала, это вор! Откуда у тебя ключи?
– Геннадий дал. Сказал помочь тебе перевезти вещи, но не знал, дома ты уже или нет. – Леша встал и внимательно оглядел меня. – А ты подросла, мелкая!
– А ты вообще шкаф! Точно бандюга!
– Ладно, хватит, иди, еще обниму. Я скучал!
Он скучал?! Я точно не ослышалась?! Но сейчас, глядя на него, поняла, что тоже скучала. Мне не за что было на него злиться. Пусть в детстве мы так и не стали близкими друзьями, но и плохого Леша мне никогда ничего не делал. За это время он мало изменился – все такой же высокий, красивый, вот только стал еще шире в плечах. И взгляд! Если раньше он казался мне ледяным, то сейчас в его серых глазах светились веселые, лукавые искорки.
– Ксюш, давай поговорим, а? Знаю, болтать по душам нам раньше не приходилось. Я был еще тем засранцем, да и ты мелкой занозой, сама знаешь, где. Но сейчас послушай меня, ладно!?
Когда первые эмоции спали, мы с Лешей перебрались на кухню, где решили выпить еще по одной чашечке кофе. Мне захотелось его удивить, и я старательно выводила рисунок на молочной пенке.
– Ладно, слушаю. И, кстати, занозой я не была, а вот ты… – Но Леша меня не дослушал.
– Ксюш, ты сердишься на нас всех, я знаю. У тебя на это есть причины. Я бы тоже сердился, даже больше, чем ты. – Голос Леши стал серьезным.
– Тебя Гена попросил со мной поговорить?
– Нет, скорее, наоборот. Я уже говорил и отцу, и Геннадию, что если бы ты была в курсе, совершала бы меньше глупостей. Мне никогда не казалось правильным делать все за твоей спиной, но, глядя на твою маму, понимал, что отчасти отец был прав. Чем ты дальше от нас во всех смыслах, тем целее.
– Что с моей мамой не так? Почему ты так странно говоришь?
– Ксюш, я тебе все сейчас расскажу. Все, что знаю. Но при одном условии…
– Каком?
– Ты не будешь жить одна, ладно? Не хочешь с Геннадием – не надо. Можешь переехать ко мне, я пару месяцев точно буду в городе.
– Рассказывай! – Рисунок на «капучино» был безвозвратно испорчен, но, чтобы узнать о маме, я была готова дать любое обещание.
22. Откровение
Наш разговор с Лешей затянулся на несколько часов. Конечно, со слов Гены я многое уже знала, но не верила ему до конца. Моё недоверие разбил вдребезги Леша, рассказав о маме.
… О том, что вся эта история началась до моего рождения, я догадывалась. Их было трое: моя мама и два лучших друга, Николай и Федор. Мама в то время была студенткой медицинского института, а ребята – главными хулиганами в городе. Их уже тогда боялись. А еще в этой истории была красивая любовь между мамой и папой и больная любовь Федора. Постепенно дружба парней разрушилась, и на смену ей пришла неприкрытая ненависть. По словам Леши, Федор этот чего только не делал, какие только низкие поступки не совершал, чтобы очернить Николая в маминых глазах, вот только разлучить влюбленных никак не мог. А однажды он подставил моего отца, причём сильно – так сильно, что Николаю светил немалый срок. Мама готова была пойти на все, лишь бы отца оправдали. Тогда и согласилась быть с Федором, который обещал снять все обвинения. Николаю, конечно, причины маминого ухода к Федору преподнесли иначе. Возможно, он бы и догадался в чем дело, и простил ее, если бы его отпустили, но вмешался в эту историю случай, а точнее – я. Мама оказалась беременна и от меня, ребенка от любимого мужчины, отказаться не смогла. Тогда Федор просто озверел: маму выгнал, а Николая посадил на очень большой срок.
Когда мне было лет двенадцать, Николая освободили, и он вернулся в город. Вот только если в прошлом он был простым хулиганом, то теперь стал очень влиятельным человеком в криминальном мире нашего города. Первым делом, конечно, он нашел маму. Тогда она уже была женой Соболева. Подступиться к ней было сложно. А еще он узнал обо мне, но вместо радости, ощутил жгучую ненависть. Во мне он признал дочь Федора, а не свою. Почему он был в этом настолько сильно убежден, непонятно, но желание отомстить маме и Федору за их предательство только укоренилось в его сознании. У него была навязчивая идея – убить меня. Попыток было несколько, но меня хорошо охраняли. Именно тогда Гена стал моей тенью, моим ангелом-хранителем. Но я, конечно, об этом не догадывалась.
То, что случилось с Геной на мосту, стало для Соболева и мамы последней точкой. Для Николая был разыгран спектакль, что очередная его попытка избавиться от меня удалась. Романовская Ксения Николаевна погибла. Уже тогда я стала Мироновой, просто не знала об этом. Меня всячески пытались уберечь. Просто не могли предположить, как отреагирует девочка-подросток на такую страшную правду. Боялись, что не уеду, что не смогу сохранить тайну, что притворяться, будто я не дочь своей матери, тоже не смогу. Сложнее всего после моего отъезда было маме. Николай постоянно появлялся в ее жизни, следил за ней. Как будто мало ему было того, что уже совершил! Примерно через месяц после моего отъезда в Лондон в мамином салоне случился пожар. Еще до приезда пожарных всех эвакуировали, кроме мамы. Дверь в ее кабинет оказалась заблокирована. Пока пытались ее открыть, огонь подошел вплотную и единственным выходом для нее оставалось спуститься через окно. Всего лишь третий этаж, всё возможно. Но она сорвалась. Падение оказалось крайне неудачным: травма головы, несколько месяцев комы и, как результат, практически полная потеря речи и возможности нормально передвигаться. Годы реабилитации, лечение в лучших клиниках Германии, Израиля не давали улучшений и даже надежды. Но Соболев не опускал руки. Он искал новые возможности, передовых врачей, обращался к нетрадиционной медицине, и его усилия не прошли бесследно. Да, мама все еще не могла ни ходить, ни толком говорить, но теперь это было делом времени.
Мы с Лешей сидели друг напротив друга и молчали. Слезы уже высохли. Первая горячая реакция на его рассказ прошла. Я пыталась разложить по полочкам все, что узнала.
Больнее всего было думать о маме. Как же мне хотелось к ней в ту секунду, чтобы просто ее обнять, прижаться к ней и попросить прощения за свои мысли, слова, поступки!
Мне было стыдно перед Геной. Этот человек последние шесть лет постоянно рисковал своей жизнью ради меня, заботился обо мне и, несмотря на все мои капризы и выкрутасы, на все происшествия и беды, оставался верным семье Соболевых. Он же не просто дал мне свою фамилию, а действительно стал мне вторым отцом. Сможет ли он простить меня? Достойна ли я его прощения?
А еще мне было стыдно перед отчимом! Все четыре года я думала о нем лишь в негативном ключе. Он бросил, выгнал, настроил маму против меня, ненавидит… Как же я была не права! Мало того, что он защищал и оберегал меня, оплачивал учебу, он еще и маму не бросил. А мог бы это сделать. С его статусом и деньгами легко бы нашлась замена больной жене. Но нет, он пёр, как локомотив вперед, не давая маме опускать руки, не жалея денег на ее лечение, не останавливаясь! И видит Бог, как сильно я благодарна этому человеку!
– Леша, я так перед всеми виновата! Как же мне стыдно! Ты не представляешь, как я хочу извиниться перед каждым: мамой, твоим отцом, Геной. Да даже перед тобой, Леша! Что я, что мама для тебя совершенно чужие люди, которые ничего, кроме бед и проблем, не принесли в вашу семью. А ты сидишь со мной весь день и успокаиваешь! А я ведь совершенно не заслуживаю этого!
– У тебя будет такая возможность, поверь. И с мамой, и с отцом ты обязательно увидишься и поговоришь. Они хотят этого не меньше тебя! Не знаю, говорил Геннадий или нет, но Николай узнал о возвращении твоей мамы. Мы все опасаемся, что он опять может навредить вам. Поэтому…
– Поэтому я подожду, когда все успокоится, – перебила Лешу. Я теперь все понимаю! – Начну пока с Гены!
– Вот и умница! Ксюш, что касается меня! Поверь, я никогда ни в чем не винил ни тебя, ни Екатерину. Напротив, я благодарен твоей маме за ее любовь и преданность отцу. Да и его любовь к ней делает из него человека. Ты многого не знаешь. То, каким он был и то, каким стал, заслуга твоей мамы. Мне есть за что быть ей благодарным!
Было видно, что Леша говорил искренне и что за его словами скрывалась другая история, но уже не моя. Возможно, когда-нибудь, однажды… Но не сейчас, он расскажет мне и ее. А в данную минуту у меня было только одно желание – крепко-крепко его обнять! Он не был против. Так мы и простояли, пока не услышали, что в квартиру вернулись Мироновы.
– Леша, можно последний вопрос?
– Давай, мелкая!
– Какая моя настоящая фамилия? По отцу? Ты знаешь?
– Да. Горская. Ксения Горская.
23. Начало
Конечно, после откровения Леши никуда уезжать я уже не хотела! На семейном совете было решено, что будет всем спокойнее, если я останусь у Мироновых.
Спустя время Софья Александровна, сославшись на усталость, ушла к себе, а Леша уехал. Мы же с Геной до самой ночи говорили, просили друг у друга прощения и пытались прийти к взаимопониманию. Оказывается, Гена тоже чувствовал себя виноватым. Он прекрасно понимал мои эмоции, вот только не мог открыть мне всю правду. Говорил, что это семейное, что о таком должна была рассказать мне мама или Соболев. Но мама пока не могла, а отчим … а отчим, оказывается, боялся смотреть мне в глаза. Считал, что не уберег ни меня, ни маму, хотя когда-то взял на себя такую ответственность. Поэтому и доверил Леше этот разговор.
Мы много говорили о маме. Гена рассказал, как она себя чувствует, что говорят врачи, и пообещал в ближайшие дни отвезти меня к ней. Он сразу предупредил меня, что она пока не говорит, произносит лишь отдельные звуки. Но сейчас врачи уже не разводят руками, а наоборот, обещают при интенсивной работе возвращение не только двигательных функций, но и речи. Разговор о маме получился тяжелым. Мне хотелось плакать от каждого слова Гены о ней. Так страшно было представить, что она чувствует, как она справляется со всем этим!
Я рассказала Гене о Реми, о бандитах, напавших на него, о больнице. Он обещал узнать по своим каналам, как продвигается расследование, а еще я увидела в его глазах настороженность и благодарность Реми. Гена считал, что в тот вечер хулиганы могли бы напасть и на меня, если бы не друг, который взял удар на себя. Я ни разу не рассматривала на ситуацию с Реми с этой стороны. Была ли я в тот вечер в опасности? Мне казалось, нет. Но почему-то именно в тот момент я вспомнила о странной эсэмэске: «Это только начало, детка». Было ли оно ошибкой или как-то связано с Реми, я не знала, но по коже пробежали мурашки. Говорить об этом Гене я не стала: он всё принимал слишком близко к сердцу, а волновать его без причины и пожинать плоды его волнения в виде очередных ограничений мне не хотелось. Особенно сейчас, когда он скрепя сердце разрешил мне работать в кофейне.
Чай в кружках уже остыл, и казалось, за этот вечер с Геной мы наговорились на добрых лет десять вперед. Глаза начинали понемногу слипаться.
– Я, наверно, пойду. Завтра рано вставать. – В голосе Гены слышалась усталость, но в то же время и умиротворение.
– Я тоже. Спокойной ночи!
Я уже направилась к своей комнате, когда Гена окликнул меня.
– Помнишь, ты сказала, что я тебе не отец?
Эти слова, конечно же, я сказала сгоряча. Сейчас мне было очень неловко перед ним из-за них.
– Помню, но я так никогда не думала, особенно в обидном смысле. Да и слава Богу, что ты не мой отец! В свете последних событий это даже больше похоже на комплимент! – начала оправдываться я. Мой отец далеко не пример для подражания – скорее, наоборот. Быть его дочерью сейчас, когда я все узнала, мне противно.
– Хм… я просто хотел сказать, что все равно люблю тебя, как родную! Иди спать!
– Ксюша, Ксюша, смотри! Вот этот гладиолус называется «олимпийский огонь». Знаешь, почему? – раздался звонкий, взволнованный голос Гриши. Он с самого утра уже был на ногах, бегал по квартире и готовился к школьной линейке.
– Нет, конечно! Почему?
– Ксюш, ну не сложно же догадаться! Он такой же рыжий, почти красный, как огонь! А «олимпийский», потому что огромный, почти с меня ростом. Настоящий чемпион в бабушкином саду! А вот эта астра – попугай – видишь, какая она яркая и пестрая! Как ты думаешь, Ольге Николаевне понравится? А если нет? Вдруг она злая? Будет мне двойки ставить. Хотя нет, если бы она была злая, ее бы в школу не пустили, так ведь, Ксюш?
– Уверена, что Ольга Николаевна будет самым лучшим учителем! – радостный Гриша убежал к маме, а я продолжила собираться в университет.
Был первый учебный день, и я волновалась не меньше, чем первоклассник Гриша. Какая у нас будет группа? А преподаватели? Смогу ли я влиться в коллектив? В чем лучше пойти? Я так привыкла в школе ходить в форме, что сейчас даже не представляю, что будет более уместно – брюки с блузкой или джинсы. На учебу же можно в джинсах? В конце концов, решила надеть бежевые брюки, туфельки на удобном каблучке и пудровую блузу-рубашку. Получилось весьма мило.
К университету я приехала заранее. Мне хотелось успеть осмотреться, погулять, настроиться на учебный лад.
Факультет иностранных языков находился в новом корпусе на удалении от основного здания университета. И тот факт, что дорога до него занимала чуть больше времени, чем до главного корпуса в центре города, скрашивало наличие небольшого университетского парка с клумбами, дорожками и маленьким фонтанчиком. Пока основная масса студентов не подтянулась, здесь было очень тихо и уютно. Выбрав скамейку напротив фонтана, я решила немного посидеть. Уже через каких-то полчаса здесь закипит студенческая жизнь, а пока можно немного расслабиться и погреться под еще теплыми лучами сентябрьского солнца. В этом состоянии умиротворения я и не заметила, что прикрыла глаза, а потому пропустила момент, когда рядом со мной кто-то сел.
– У тебя дурацкая привычка! – Низкий бархатистый голос заставил меня вздрогнуть и посмотреть на его обладателя. Рядом со мной сидел Черниговский – тот самый Черниговский, который странно смотрел на меня в клубе и которого так сильно просил избегать Реми. Он опять был в черном и опять в упор смотрел на меня своим тяжелым и пугающим взглядом.
– Какая?
– Закрывать глаза, – равнодушно ответил Тимур.– Однажды это сыграет с тобой злую шутку.
– О чем ты?! Удивлённо спросила я, но парень просто встал и ушел в сторону корпуса. Странный, какой же он странный! И что он тут делает, интересно? Помимо лингвистов в этом же здании располагался факультет дошкольного образования. На секунду представила Тимура в качестве воспитателя в детском саду и не смогла удержаться от смеха.
На этой веселой волне я тоже решила пойти в университет, чтобы с головой окунуться в новую студенческую жизнь.
В холле своего факультета я подошла к информационному стенду, чтобы найти номер аудитории для первой и единственной на сегодня пары. Рядом со мной стояло еще несколько человек. Кто-то снимал расписание на телефон, кто-то переписывал его в блокнотики и тетради, я же просто глазами пыталась найти нужную группу. Постепенно людей становилось все больше, и в какой-то момент я ощутила, что вплотную ко мне кто-то стоит. Чтобы этот человек так сильно не наваливался на меня, я сделала шаг вперед, но давление не прекратилось. Оглянувшись, я хотела было возмутиться, но не смогла произнести ни слова. За мной стоял Тимур, с важным видом рассматривая расписание. Я попыталась отойти, чтобы не мешать ему, но его рука тут же легла на мою талию и притянула меня еще ближе к нему.
– У тебя 202 кабинет, это по лестнице и налево, – как ни в чем не бывало, произнес парень.
– Отпусти меня! – От возмущения я начинала закипать, но мне очень не хотелось привлекать к себе ненужное внимание окружающих.
– Это вряд ли, – ответил он, но руку всё же убрал, да и вообще резко развернулся и ушел. А мне отчего-то стало не по себе. Волнение и возмущение смешалось с еще одним чувством – страхом.
24. Псих
– Ванильный «РАФ» и «капучино» за второй столик. – Протараторив заказ, Женя и убегает к другому столику.
В тот день у меня была меня вечерняя смена. Погода стояла теплая и солнечная, люди ловили погожие деньки и много гуляли, поэтому по выходным в кофейне было все так же многолюдно. Да и вечер пятницы не являлся исключением.
Первые недели учебы пролетели незаметно. Группа у нас оказалась просто замечательная! Все относились друг к другу с уважением, общались между собой легко, а свободное время проводили весело. В учебный процесс я втянулась тоже хорошо. С первого дня – лекции, семинары, новые предметы. Пока они не вызывали у меня никаких затруднений, поэтому я легко совмещала учебу с работой в «Кофеине». Егор взял в кофейню несколько новых ребят, тоже студентов, чтобы у меня с Захаром и Олей не возникало накладок с учебой. Реми все еще был в больнице. Мы с ребятами старались навещать его каждый день и очень ждали его возвращения. На время Егор нашел замену в кофейне и ему, правда, десерты сразу потеряли свою «изюминку».
– За восьмой двойной «эспрессо» без сахара. Что-то сегодня очень уж людно, – Женя в тот день работала на пару с Олей, но все равно ничего не успевала, впрочем, как и я. За стойкой я пока была одна. Вообще-то сегодня мне предстояло работать в паре с Егором, но он задерживался у Реми.
– Мне тыквенный «РАФ» и карамельный «латте» с собой. – Чувствовала, что еще немного, и я взорвусь. Готовила напитки на автомате, стараясь не отвлекаться, чтобы все успеть и избежать очереди. Среди гостей кофейни в основном были одни студенты – шумные, веселые: неподалеку находилось общежитие местного вуза. Поэтому каждую пятницу и субботу у нас случался аврал. Атмосфера в кофейне располагала к дружеским встречам и легкому общению, а нам оставалось улыбаться и работать в режиме нон-стоп.
– За восьмой еще один двойной «эспрессо» без сахара. – Опять Женя на ходу скинула заказ и убежала. А я готовила напиток и удивлялась, как можно пить «эспрессо», да еще и без сахара. Горечь горькая! Ну да ладно, на вкус и цвет, как говорится…
Минут через двадцать в кофейню ввалилась новая шумная компания, и работы стало еще больше.
– За восьмой снова двойной «эспрессо» без сахара. – Я поймала себя на мысли, что это уже третий «эспрессо» за последний час. Уде перевалило за семь вечера – кто в такое время поглощает кофеин в больших объемах? Когда Женя прибежала за четвертым напитком, я предприняла попытку взглянуть на восьмой столик, но из-за шумной компании перед ним разглядеть кофемана не смогла.
– Ксюх, этот псих заказал уже пятый! – Я не сразу сообразила, о ком говорит Женя. – Короче, еще один за восьмой, все так же без сахара.
– Жень, он их реально выпивает? Может, сливает куда?
– Выпивает и не морщится. Я же говорю – псих! И вид такой… – Она на секунду задумалась. – Опасный, что ли…
Моя любопытная натура не позволила мне усидеть на месте, и я снова попыталась разглядеть гостя за восьмым столиком, но опять же из-за множества народа ничего не увидела. Кофемана закрывал парень, сидевший перед ним за соседним столиком. Все, что я смогла разглядеть – это черноволосую макушку.
Псих, опасная внешность, черные волосы… на ум приходил только один человек, но я гнала от себя эти мысли. За последние две недели я видела его лишь пару раз, и то мельком. Оказывается, Черниговский учился на четвертом курсе на факультете лингвистики. Не знал о нем только ленивый. Гроза универа и всего города, сын депутата, мажор с печальным прошлым и яркой внешностью, он был целью номер один у первых красоток факультета и злым роком парней. Его внимания жаждали и боялись! Наверно, я попала во второй разряд: меня он пугал. Никак не могла понять, за что можно любить таких, как он. Да и не умеет он любить, это же видно! Разве что себя! Меня всегда привлекали совершенно иные парни: спокойные, добрые, внимательные… Черниговский к таким не имел никакого отношения, и я была несказанно рада, что за это время он больше ко мне не подходил, не говорил со мной и не смотрел в мою сторону.
