скачать книгу бесплатно
– Как скажите, Владимир Юрич, – спокойно согласилась она. – Вам, ба…, Владимир Юрич, чего чаю? Покрепче? Как вы любите?
– Давай, Наташа, чайку! Как я люблю! А скажи- ка мне, что у нас будет сегодня на обед?
– Щи, – Владимир Юрьевич! Наваристые! – ответила женщина и начала протирать чашки полотенцем.
– А паштет? Наташа? Сможешь? – поинтересовался Головинский.
– Ха-ха-ха-ха! – почему-то рассмеялась в ответ Наташа.
«Всё ясно! Надо начинать готовить самому! Дерзай, Владимир!» – подумал он.
16 июня Десятая и Седьмая русские армии Юго-Западного фронта начали наступление на Львов.
«Сегодня великое торжество революции: Русская революционная армия с огромным воодушевлением перешла в наступление» – Головинский прочитал на первых страницах правительственных газет заявление Керенского.
– А может это быть тот самый последний удар и враг будет разбит? – подумал Владимир, – хотя я конечно сомневаюсь. Как может воевать армия, где нет дисциплины, где солдаты выполняют приказы ни офицеров, а каких-то ротных, полковых и дивизионных комитетов? Где офицеры не имеют никаких прав?
23 июня началось наступление Восьмой армии под командованием генерала Корнилова. Начло тоже было успешным: были заняты города Стаснислав, Галич, Калуш. К 30 июня её части вышли на рубеж реки Ломница… И здесь солдаты отказались продолжать воевать.
К 1 июля наступление всех армий Юго-Западного фронта захлебнулось.
Наступление Северного и Западного фронтов было саботировано солдатскими комитетами. Из 14 дивизий утром 8 июля в атаку пошли всего лишь 7. К исходу того же дня они вернулись на свои позиции.
Это был полный крах и позор.
В один из таких дней, наполненных отчаянием и глубокой душевной тоски в дверь парадного неожиданно позвонили.
– Наташа, не открывай! Я сам спущусь. – крикнул Владимир.
– Кто такие? По какому делу? – громко спросил Головинский, сжимая в руке наган.
– Владимир Юрьевич, здравствуйте! Это я? – раздался за дверью очень знакомый голос.
– Кто это? Представьтесь! – потребовал Владимир.
– Фёдор Карлович Кирхнер. Я служил в этом доме, как вы наверное ещё помните.
«Ух ты! Объявился пропавший повар!» – подумал Головиский и отпер массивную дверь.
На пороге стоял «гений кулинарного искусства» Петрограда. На нём топорщилась новенький мундир защитного цвета. Фёдор Карлович выглядел так смешно и нелепо, что Владимир едва на расхотался.
– Вы по какому вопросу? С Анастасией Михайловной хотите поговорить? – поинтерсовался Головинский.
– Нет, нет! С вами Владимир Юрьевич, – ответил повар. – Вот хочу вам представить моих товарищей по партии, служащих военного министерства Временного правительства. – Кирхнер ткнул пальцем в двоих невзрачных невысоких мужчин, стоящих позади него.
– Представить для чего? – уточняюще спросил Головинский, с любопытством рассматривая странных посетителей.
Все они были также одеты в новые военные мундиры без погон.
– Партия кадетов и военное министерство остро нуждается в профессионалах для разработки концепции… – затараторил лопоухий со шрамом на левой щеке.
– Когда армией занимаются члены разных партий и повара – она обречена на вырождение. Честь имею! – Резко оборвал его Головинский и закрыл двери.
– Володинька, что-то случилось? – встревоженно спросила тётушка, увидев его с наганом в руке.
– Нет, нет! Всё хорошо. Какие-то чиновники из военного министерства просто ошиблись адресом. – Успокоил он Анастасию Михайловну.
– Слава Богу! А то у меня сердце от волнения сразу закололо. – Облегчённо вздохнула она. – Нет, а пилюльку всё же надо выпить. Так не отпустит!
Головинский стоял на кухне полный решимости приготовить паштет.
Рядом – круглолицая Наташа, с любопытством наблюдавшая за ним.
– И так! Мне необходима гусиная печень, белые грибы, свиной фарш…
– Вы чавой-то, барин? Откуда её взять гусиную печень? Да её щас днём с огнём в Питере не сыщещь? Свинину можно… Да и то, если везенье будет, на базаре купить. Грибы белые – это можно… А вот гуся! Я даже не знаю. Щас вообще ничего нет! Песку не купишь! Вы же знаете, что запретили сладости продавать? Песку нет.
– Я что-то читал о сахаре, а вот… – Головинский почти бегом вышел из кухни.
– Народ наш – негодяй! Тупая и злобная скотина! – басом гудел голос Василия Васильевича в гостинной зале.
– Вы знаете, я так не думаю! Наш народ – самый лучший в христианском мире! – возражала тётушка.
– Прошу прощения, господа! Разрешите? – открыл дверь Головинский.
– Заходи, Володинька! Заходи! – обрадованно ответила тётушка.
Василий Васильевич молча и сильно сжал своей рукой ладонь Владимира.
– Вы, молодой человек, почему так взволнованы? – поинтересовался он у Головинского.
– Вы знаете, Василий Васильевич, я только узнал, что в городе практически нельзя купить хороших продуктов к столу.
– Ни хороших и ни плохих. В лавках пустые полки… А вы, что разве не знали? – удивился Василий Васильевич.
– Я стараюсь держать Володиньку как можно дальше от домашних бытовых проблем. – Вмешалась Анастасия Михайловна.
– Может быть оно и правильно? Зачем боевом у офицеру знать, где можно купить хорошего мяса к обеду, паюсной икорки с водочке или хорошего гусика? – согласился Василий Васильевич.
– Вот, вот о гусике я и хотел поговорить. Где же его можно купить? – спросил Владимир.
– В деревне можно купить всё! Крестьяне с радостью продадут вам и гусей, и кур, и уток, и свинью… А вот привезти им в Питер этот товар не даёт новая власть. Почему? Потому что они предатели, никчемности и взяточники. Я сегодня как раз хотел и предложить вам, Анастасия Михайловна, снарядить экспедицию в деревни для закупки продовольствия для наших нужд. Вы как на это смотрите?
– Я тоже хотела, Василий Васильевич, предложить вам что-то подобное! Ведь у меня в доме кроме муки, круп и лаврового листа ничего уже не осталось. Каждый день гоняю прислугу в город на базар… Иногда что-то и приносят, но это же не дело.
– «Дело оказывается не в том, что Наташа не умеет готовить разнообразные блюда, а в отсутствии продуктов!» – неожиданно дошло до Владимира.
Ему стало очень стыдно, что он этого не знал. Ведь с тётушкой они никогда не говорили на эту тему.
– А один мой знакомый, кстати очень даже известный человек в Петрограде, профессор нанял двух служанок только для того, чтобы они стояли в «хвостах» за сахаром, молоком, хлебом, мукой! – грустно сообщил Василий Васильевич.
Через два дня Анастасия Михайловна и Василий Васильевич снарядили «экспедицию» в деревню. Во главе её, по рекомендации Владимира, был поставлен Семён Будкин. В помощь ему дали ещё двух крепких мужичков из числа работников Василия Васильевича.
– Интересно, что получится из этой необычной и для меня очень странной авантюры? – вслух спрашивала сама себя Анастасия Михайловна каждое утро за чаем.
– Зная Будкина, уверен, что получится! – ни секунды не сомневаясь, уверял свою тётушку Владимир.
Экспедиция вернулась дней через десять. Телега была набита живыми гусями, утками, курами… Среди мешков с гречневой крупой зерном похрюкивал розовый упитанный поросёнок. Первым делом Семён выгрузил бочоночек сливочного масла, затем бочку мёда.
– Намаялись, Владимир Юрич! Намаялись… Но получилось! Вот смотрите! – Будкин махнул рукой на телегу.
– А что с этим теперь делать? Здесь? – ужасаясь, спросил Головинский.
– Как чё делать? Я сараюшку одну от дров освобожу. Туда курей, гусей, уток посадим. Кормить есть чем. Три мешка с зерном я привёз. Овса пять мешков для лошади…А кабанчика надо завтра же заколоть.
Теперь по – утрам Владимира будили крики петухов…
Через день Головинский приготовил настоящий фуа-гра. Паштет получился действительно вкусным.
– Володинька, я должна заметить, дорогой, что всё за что ты берёшься делать, у тебя получается очень хорошо! – с восторгом похвалила его Анастасия Михайловна.
– Спасибо! – скромно ответил очень довольный её племянник.
Теперь Владимир старался каждый день приготовить что-нибудь новенькое и изысканное. Особенного удовольствия это ему не доставляло, но очень сильно отвлекало от окружающей действительности. Ведь за кисти он не брался с марта месяца: не было ни желания, ни творческой искры. А самое главное, что тётушке его кулинария доставляла искреннее удвольствие.
День выдался жарким. Головинский вышел из парадного подъезда. Под ногами неприятно зашуршала шелуха от семечек.
– Мустафа, почему у нас грязь такая? – строго поинтересовался он у дворника, показывая рукой на заваленный мусором тротуар.
– Мустафа, хочет мести! Хочет работать. Профсоюз ему не разрашает. Забастовка говорит. – Безразличным голосом объяснил дворник, сидевший на ящике у двери.
– Бред это всё, Мустафа! Полный бред! – вышел из себя Владимир, – при чём здесь профсоюз? Тебе кто деньги платит, а?
– Барин, начну мести, так придут профсоюзы. Он здоровые такие, как раньше городовые были и морду Мустафе набъют. Рёбра поломают… Нет нельзя…
Владимир глубоко вздохнул.
На Невском, греясь на солнышке, сидели и лежали солдаты. Многие в исподнем белье. Курили огромные самокрутки из вонючего крепкого табак, грызли семечки и громко выплёвывали шелуху. На него, офицера, смотрели с презрением или безразличием. Никто не вставал, не отдавал честь…
«Боже мой, это же полное разложение армии! Это же не защитники России, а маргинальные элементы! Права тётушка, что выпало нам жить в Великую Смуту! Чем только она закончится?» – его охватило сильное раздражение.
Головинский остановил лихача.
– На Васильевский остров! – выдохнул он ямщику.
– Ваше благородие, а цену почему не спрашиваете? Я может с вас дорого возьму? – поинтересовался круглолицый гладко выбритый возница.
– Я тебе сказал: Васильевский остров! Гони! Не медли! – громко приказал Головинский.
Ямщик не ответил. Только щёлкнул кнутом, и молодой жеребец рванул вперёд.
В доме у Виктории царила странна обстановка: мебель – в парусиновых чехлах, паркет застлан кусками мешковины…
– Я уезжаю к маме, любимый! – коротко объяснила Виктория. – Булочную два дня назад разграбили полностью. Вынесли всё. Даже пустые рваные мешки. Не могу больше! Не могу! – она разрыдалась.
– Прости, Виктория! Я не вовремя. Могу ли я тебе в чём-то помочь? – Головинский обнял жкншину.
– Не надо… Ты мне только душу и сердце разрываешь. Иди… Стеша, проводи…
– Виктория, а когда ты думаешь вернуться?
– Я не знаю. Ничего не хочу знать, никого не хочу видеть. Уходи!
– Хорошенький приёмчик мне оказали! Как ушатом ледяной воды окатили! За что? – недоумевал Владимир, спускаясь вниз по лестнице.
– Вы на неё вниамания не обращайте, Владимир Юрич! У барыньки в голове помутнение случилось! Бывает так! – объяснила Стеша – высокая молодая, лет двадцати трёх девушка, с хорошей фигурой и длинной косой до пояса.
– Да как-то нехорошо получилось! Чувствую себя почему-то виноватым, – не зная зачем, признался Головинский горничной.
– Так какя же ваша вина, Владимир Юрич? Помутнение у Виктории случилось. – Вновь повторила Стеша и очень внимательно посмотрела своими серыми большими глазами на Головинского.
Этот взгляд его почему-то его смутил. Владимир почувствовал, как краснеет.
– А вы, Владимир Юрич, заходите! В гости ко мне. Я ведь в этом доме на хозяйстве остаюсь. Страшно-то одной! – Стеша засмеялась.
У Головинского от этого смеха, неожиданно, что-то дрогнуло в груди и он почувствовал, как краснеет.
– Я вам сурьёзно говорю, Владимир Юрич! Я очень буду рада, если вы наведаетесь.
– Спасибо, Стеша! До свидания! – Головинский козырнул и вышел на улицу.
Головинский широко шагал по Невскому. Под ногами противно шуршала семечная шелуха.
«Какая мерзость! Столицу империи превратили в настоящую помойку. Не метётся, не моется. Временное правительство! Петроградский совет рабочих и солдатских! Крысы, вылезшие из щелей…»– думал он раздражённо.
Кто-то, обгоняя, больно зацепил его плечом и молча прошёл мимо.
– Ну это уже настоящее скотство! – рассверепел Владимир и нагнал длинного худого верзилу в офицерской шинели без погон, который ссутулившись, почти бегом, двигался по тротуару.
– Стоять! Я сказал стоять! – закричал он ему.
Верзила обернулся. Небритое худое лицо, длинный нос, густые брови…
– Сухарецкий?! Сухарь!!! – удивлённо воскликнул Головинский.
Верзила внимательно смотрел на него.
– Головинский? Ты? – сильно удивился он.