banner banner banner
Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади
Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади

скачать книгу бесплатно

Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади
Наталья Евгеньевна Горбаневская

Новая история
В полдень 25 августа 1968 года восемь человек вышли на Красную площадь, чтобы выразить протест против вторжения советских войск в Чехословакию. Протест не имел никакого практического смысла, участники акции попали в тюрьмы и психбольницы, но демонстрация стала символом нравственного сопротивления тоталитарному режиму. Книга одного из участников демонстрации, поэта и переводчицы Натальи Горбаневской, посвящена истории и последствиям самого известного антисоветского выступления.

2-е издание, дополненное.

Наталья Горбаневская

Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади

© Наталья Горбаневская, наследники, 1969, 2007, 2016

© Людмила Улицкая, 2016

© Новое издательство, 2017

От издателя

Над документальной книгой о демонстрации 25 августа 1968 года Наталья Горбаневская работала в 1969 году, в 1970-м «Полдень» вышел в эмигрантском издательстве «Посев»; в СССР книга распространялась в самиздате.

В 2007 году Горбаневская подготовила и выпустила первое российское издание «Полдня», снабдив его предисловием, комментариями и приложениями. Настоящее издание дополнено документами, дающими представление о репрессиях, которым подверглась сама Горбаневская в 1969–1972 годах.

За помощь в работе издательств о искренне благодарит Алесю Кананчук (Архив Научно-исследовательского центра Восточной Европы, Бремен), Алексея Макарова (Международное общество «Мемориал») и Людмилу Улицкую.

«Надейся, еще полдень не сник»

В России инакомыслящих преследовали с давних времен. Некоторые историки считают, что первой значительной личностью, пострадавшей за свои убеждения, был князь Курбский. В этом же ряду – и Радищев, и Чаадаев. Список разнообразен: монахи, интеллектуалы, военные… В советское время, с 1960-х годов, он пополнился именами диссидентов – без их героических и трагических судеб история России ХХ века была бы неполна. Имя Натальи Горбаневской занимает одно из важных мест в этом списке.

Поэт, переводчик, журналист, участник правозащитного движения, Наталья Горбаневская была одним из основателей самиздатского журнала «Хроника текущих событий», который начал выходить в апреле 1968 года. 25 августа 1968-го она вместе с семью друзьями вышла на демонстрацию против вторжения в Чехословакию советских войск и войск стран Варшавского договора. Все участники в тот же день были арестованы и вскоре осуждены, но Наташу отпустили, она оставалась на свободе еще год с лишним. На Красную площадь она пришла с коляской, в которой спал ее трехмесячный сын, и из-за маленького ребенка наказание отложили. За этот год Наташа успела составить документальную книгу о процессе над демонстрантами: «Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади». Она была арестована 24 декабря 1969 года и приговорена к принудительному лечению в Казанской психиатрической больнице.

«Полдень» – главная прозаическая книга Горбаневской – вышел впервые в 1970 году во Франкфурте. В это время Наташа еще находилась в ужасающих условиях «психушки». Освободили ее в 1972 году.

В 1975 году под давлением властей Горбаневская эмигрировала во Францию. Почти сорок лет она прожила в Париже. Работала в журнале «Континент», на радиостанции «Свобода», в газете «Русская мысль», в журнале «Новая Польша». Наталья Горбаневская – автор полутора десятков поэтических книг. Она много переводила: с польского, чешского, словацкого и французского.

В 2008 году Наташе было присвоено звание почетного доктора Люблинского университета. В 2013 году ее наградили почетной медалью Карлова университета за заслуги в борьбе за свободу, демократию и права человека.

Скончалась Наталья Горбаневская 29 ноября 2013 года, похоронена на кладбище Пер-Лашез в Париже.

Сегодня, когда прошло почти пятьдесят лет со дня знаменитой демонстрации, давняя история продолжает изумлять. Многие так и не смогли это вместить: как можно было с трехмесячным ребенком идти на демонстрацию, подвергать его опасности? Думаю, что ситуация для Наташи сложилась так, что она не могла не выйти на площадь. Перестала бы себя уважать. В стране, где народ потерял самоуважение, бесконечно важно однажды увидеть на Красной площади женщину с коляской, которая говорит «нет», когда все стыдливо опускают глаза. Ее поступок вызвал тогда у многих друзей смешанное чувство восхищения и ужаса – это просто безумие! Ужас – потому что нарушен священный женский закон сохранения и защиты потомства. Восхищение – потому что она защищала в этот момент свободу других людей, другого народа и другой страны. А также отстаивала чувство собственного достоинства нашего народа, который многомиллионно промолчал.

Да, она была человеком, выходящим за пределы «нормы». Она была поэтом, и поэтом прекрасным. Но разве поэт живет в рамках «нормы»? Одно это – за границей средних человеческих возможностей. У нее было обостренное чувство справедливости – это тоже за границей средних человеческих возможностей, и ее чувство справедливости перевешивало чувство страха, которое свойственно всем живым существам. Ею двигали честность, бескорыстие и сострадательность. Без этого ее не понять.

Теперь Наташи нет с нами, но мы можем всерьез задуматься о том, какое послание она оставила всем нам. И это послание – не только стихи, которые останутся с нами навсегда, не только «Полдень», но и вся ее жизнь.

Людмила Улицкая

«Герои или безумцы?» Предисловие автора к первому русскому изданию

Таким вопросом – об участниках демонстрации против советского вторжения в Чехословакию – задавались журналисты и зрители в московской телепередаче второй половины 90-х, отрывки из которой я видела в посвященном нашей демонстрации четырехсерийном японском телефильме. Думаю, что составленная мной документальная книга «Полдень», которую вам предстоит прочитать, дает совершенно определенный ответ на этот вопрос – тот же ответ, который я дала в этом фильме японцам. Ни то и ни другое. Не герои и не безум цы. Просто люди, пожелавшие поступить по совести. Или даже скажем грубее: «очистить совесть». В этом смысле я часто говорю, что демонстрация была актом почти эгоистическим.

Сегодняшние читатели в большинстве своем просто не могут помнить обстановку тех дней: многие из вас тогда еще не родились, а у многих и родители еще не родились или были маленькими детьми. Когда было совершено вторжение войск Варшавского договора, главным образом советских, в Чехословакию, чтобы подавить тянувшуюся с января «Пражскую весну» – неслыханную демократизацию, начатую компартией Чехословакии и явно зашедшую дальше самых либеральных коммунистических замыслов, – то это вторжение было объявлено «братской помощью», и вся советская печать была полна проявлениями «всенародного одобрения». Вы увидите это на документах в прологе книги.

Так вот, если даже один человек не одобряет «братскую помощь», то одобрение перестает быть всенародным. Но, чтобы это стало ясно, нам было мало «не одобрять», сидя у себя на кухне. Надо было в той или иной форме заявить об этом открыто. Цель, таким образом, была – отмежеваться от «всенародного одобрения», или, еще раз повторю, «очистить совесть». Мы этой цели достигли и потому были такими радостными в участке, куда нас свезли с площади (об этом см. в начале второй части книги).

От «всенародного одобрения» открыто отмежевались не одни мы, не только восемь демонстрантов с Красной площади, но еще по крайней мере десятки людей. Об этом см. эпилог книги и мою статью, написанную к 15-летию демонстрации и публикующуюся здесь в качестве послесловия. Десятки «отщепенцев» на 250 миллионов! Но мы себя не «считали» – не считали, сколько нас будет, и даже в случае такого действия, оказавшегося коллективным, как демонстрация на Красной площади, решали каждый за себя и каждый для себя. И каждый был готов выразить свой протест в одиночку.

Здесь, может быть, стоит сказать несколько слов об истории демонстрации – то, о чем я не могла писать ни в 1969 году, когда готовила книгу «Полдень», ни 15 лет спустя, когда писала нынешнее послесловие. Читая запись судебного процесса, вы заметите, что суд (см. часть третью), а до того и следствие (см. часть вторую) изо всех сил добивались ответов на вопросы о том, кто, как и откуда узнал о готовящемся акте протеста – или, по их терминологии, «грубом групповом нарушении общественного порядка». Ответов они не получили. Попробую рассказать то, что помню сегодня.

21 августа, в тот самый день, когда началось вторжение в Чехословакию, в Москве судили Анатолия Марченко, которому много лет спустя предстояло стать последней смертной жертвой уже «перестроечного» советского режима (он скончался в Чистопольской тюрьме после многомесячной голодовки 8 декабря 1986 года). Формально его судили за «нарушение паспортных правил». Фактически – за книгу «Мои показания», первое монументальное свидетельство о послесталинских (хрущевских и брежневских) политических лагерях, а также за протест против античехословацкой кампании в советской прессе (см. эпилог). Все мои друзья собирались идти к залу суда (в зал, как мы уже знали по опыту, не попасть). Одна я сидела дома с грудным ребенком.

Рано утром, включая свою «Спидолу» (транзисторный радиоприемник, на который мне поставили дополнительные диапазоны коротких волн), я рассчитывала поймать ту или иную западную радиостанцию. Надо сказать, что первые три недели августа западное радио почти не глушили (кроме «Свободы») – Би-би-си, «Голос Америки», «Немецкую волну» кое-как удавалось слушать. «Спидола» встретила меня даже не глушилкой: на той волне, которая у меня была установлена, громко и ясно вещала радиостанция «Маяк». Я услышала сообщение ТАСС. Я тут же позвонила Ларисе Богораз: «Лара, они ввели войска». Тут надо прибавить, что опасность вторжения казалась почти неминуемой за месяц до этого, в июле, а после переговоров советских и прочих коммунистических лидеров с чехословацкими в Черне-над-Тиссой как будто все успокоилось. Позже я припомнила один-единственный признак, который должен был бы насторожить: в середине августа из московских киосков исчезла вся чехословацкая пресса.

Я сидела одна дома и не знала, что с моими друзьями – там, у суда над Толей. Если можно ввести войска в Чехословакию, то еще проще всех перехватать и пересажать, тем более что под шум вторжения никто на Западе этого и не заметит («не до грибов нынче, Петька…»). Но нет, этого не произошло.

Я думала: что делать? Демонстрация представлялась мне единственным осмысленным актом – единственным по-настоящему демонстративным. При этом я по природе не склонна к такому виду протеста – мне лучше сидеть за машинкой, перепечатывать самиздат, редактировать письма протеста или, чем я занималась с апреля того года, составлять «Хронику текущих событий». Но тут я чувствовала, что ничем таким не могу ограничиться. Демонстрация – и только.

Но то же самое решили и мои друзья, находившиеся у зала суда. Надо было только договориться, где и когда. О месте и времени мне сообщила Лариса. Мы встретились у Людмилы Ильиничны Гинзбург, матери сидевшего в лагере Алика Гинзбурга, – в доме, куда мы все приходили как к себе домой, где, кстати, я за полтора года до этого (Алик уже сидел) и познакомилась и с Ларисой, и с Толей Марченко, и с Павлом Литвиновым. Я пришла туда 23 августа с трехмесячным сыном прямо с допроса по делу Ирины Белогородской, арестованной за распространение нашего (восьми друзей Анатолия Марченко) письма в его защиту.

Лара сказала мне главное: Красная площадь, ровно в двенадцать, у Лобного места, лицом к Историческому музею. Чтобы не спутать демонстрантов с прочими (в том числе нашими друзьями, готовыми пойти на площадь, чтобы быть очевидцами происходящего, а если понадобится, то и свидетелями), садимся на парапет, окружающий Лобное место. Чтобы сидящих участников демонстрации легко было отличить от окружения.

Накануне из Ленинграда приехал Виктор Файнберг. Он пришел ко мне и с порога заявил: «Надо провести демонстрацию. Мои ленинградские друзья говорят, что в Москве не такие сумасшедшие, чтобы выходить на демонстрацию. Но я решил, что тогда я пойду к генералу Григоренко и мы с ним хоть вдвоем устроим демонстрацию». Я успокоила его, объяснив, что Петра Григорьевича все равно нет в Москве, он в Крыму, с крымскими татарами (в то время явочным порядком переселявшимися в Крым и подвергавшимися за это преследованиям), а мы, москвичи, не такие уж «не сумасшедшие» и как раз задумали демонстрацию. Завтра, сказала я, буду знать, где и когда. Потом он пришел, и я ему сообщила. Поскольку его судьба оказалась самой тяжелой (см. часть четвертую), я всегда терзалась, что своими руками послала его на муки. Но если б я ему не сказала – он бы мне этого никогда в жизни не простил.

О предстоящей демонстрации знало очень много людей: все мы говорили о ней знакомым, заслуживающим доверия, а главное – тем, кто, по нашим понятиям, горько сожалел бы, что не знал и не принял участия. Так, кстати, произошло с Анатолием Якобсоном. Он был на даче, и Лариса просила его жену Майю Улановскую, политзаключенную сталинских времен, передать ему. Майя, желая уберечь Тошку от ареста, не передала. Так могло произойти и с Вадимом Делоне. За год до этого он получил условный приговор за демонстрацию на Пушкинской площади в защиту арестованных. И мы все твердили друг дружке: «Только Вадику не говорите. С нами еще неизвестно что будет, а на нем уже срок висит». Этот всеобщий заговор молчания, по счастью, нарушила Галина Габай, жена Ильи Габая, которого в это время не было в Москве. И для Вадима эта демонстрация, как ни для кого из нас, стала «звездным часом».

Я все говорю «мои друзья», «мои друзья» – так я ощутила уже после демонстрации (и до сих пор так чувствую). Но до демонстрации друзьями были только Лариса и Павел. Вадика я тогда знала мало, подружились мы уже после его освобождения из лагеря, а потом эта дружба продолжалась в эмиграции до самой его ранней смерти. Виктора Файнберга до его приезда в Москву встретила один раз, когда была весной в Ленинграде, собирая материалы для первого выпуска «Хроники текущих событий». Таню (Татку) Баеву встречала у Якиров, она дружила с Ирой Якир. О Косте Бабицком слышала, но никогда до Красной площади его не видела. Про Дремлюгу вообще ничего не знала. А он был у суда над Марченко, там и узнал про замысел демонстрации. Он как-то очень лично за Толю переживал, а вдобавок была в нем известная лихость: таким только и ходить на демонстрации.

Несколько людей излагали мне свои объяснения, почему они на демонстрацию не пойдут. (Думаю, что и у остальных были подобные разговоры.) Но я-то считала – да и каждый из нас так считал, – что известить о демонстрации не значит позвать на нее да еще настаивать. Нет, как кто решит – так и будет. До последней минуты я не знала, сколько нас будет и кто будет. Точно знала, что идут Лара, Павлик, Витька и Костя. Но дойдут ли? За Ларисой и Павлом все время ходили «хвосты». Удастся ли им оторваться и беспрепятственно добраться до площади? Ну, если уж никто не дойдет, буду демонстрировать одна, укреплю плакаты на детской коляске и сяду у Лобного места… К счастью, оказалась не одна.

Я не буду здесь говорить о значении демонстрации – об этом сказано в послесловии. Расскажу еще немного об истории книги, которая лежит перед вами.

Документальную книгу «Полдень» я составляла около года, закончила к 21 августа 1969-го – годовщине вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию – и выпустила в самиздат. Но первым деянием по составлению будущей книги стала для меня работа над последними словами пяти демонстрантов и защитительной речью Ларисы Богораз. На этот раз, на удивление, в зал суда впустили много родственников, причем не только прямых и действительных – так, Людмила Алексеева и Михаил Бурас проходили как двоюродные сестра и брат Ларисы, хотя на второй день их все-таки не впустили. Но было много и настоящих родных и двоюродных, которым удалось сделать записи. Из этих клочков надо было восстановить сказанное.

Мы делали это, сидя большой компанией у нашей самиздатской машинистки, кандидата биологических наук Маруси Рубиной, в Телеграфном переулке. Что-то выходило из коллективной работы, что-то не получалось. Труднее всего оказалось восстановить последнее слово Павла Литвинова. Ему часто шутя говорили: «Павлик, да научись ты говорить ясно – тебе же придется последнее слово произносить». Вот и пришлось. Из записей никак не складывался цельный текст. В конце концов я сказала: «Дайте мне все эти записи, я дома восстановлю. Я знаю, что он хотел сказать». Помню, как возмутилась Таня Великанова: ей показалось, что я – зная, что он хотел сказать, – сочиню за него. Но когда на следующий день принесла готовый текст, все удивились: «Да, именно так он и говорил». Последние слова и речь Ларисы ушли в самиздат буквально через два-три дня после суда.

Я решила составлять книгу о демонстрации. Книги такого рода уже имели традицию: Александр Гинзбург составил книгу о деле Синявского и Даниэля, Вячеслав Черновол (Чорновил) – об украинских процессах 1965 года, Павел Литвинов – о деле о демонстрации на Пушкинской площади в январе 1967 года. Он же начал составлять «Процесс четырех» – о деле Юрия Галанскова, Александра Гинзбурга, Веры Лашковой и предавшего их подельника Алексея Добровольского, – потом законченный Андреем Амальриком. Но мой случай был особый: я была не посторонним составителем, редактором, очевидцем, а участницей демонстрации (о том, как я оказалась единственной не арестованной после демонстрации, вы тоже прочтете в «Полдне»). Тот же Амальрик резко выразил сомнения в том, имею ли я право стать автором книги о демонстрации. Не могу сказать, что я, слыша такие возражения, не усомнилась в своем праве, – и все-таки решила: нет, это мое дело.

Самым главным и трудным делом было составить полную запись суда. Ее точно так же пришлось восстанавливать по клочкам. Но тут я получила драгоценную, незаменимую помощь от Софьи Васильевны Калистратовой, защитника Вадима Делоне и нашего большого друга. Еще до демонстрации она во многом формировала наше правовое сознание и просто правовые знания. О том, что будет демонстрация, мы ее известили – она восприняла это с горечью, но обещала, если понадобится, меня защищать. Защищать меня ей пришлось только в 1970 году, в частности и по обвинению в составлении книги «Полдень».

Софья Васильевна внимательно прочла и поправила запись суда и кассационного процесса. Потом она показала запись Дине Исааковне Каминской, защищавшей Павла Литвинова, и та внесла дополнительные поправки. Помню, что, когда я приехала осенью 1969 года в ссылку к Ларисе и привезла чудом уцелевший на прошедшем перед моим отлетом в Сибирь обыске «Полдень», она внимательно при мне прочла и нашла какую-то единственную неточность. К сожалению, я тогда не записала, так что теперь не исправить…

Все это тянулось долго. Я собирала материалы, обратилась ко всем, кто мог бы написать о площади, о суде. Включенная в книгу статья Ильи Габая написана по моему заказу. Я ему сказала (это был май 1969 года), что статья нуждается в редактуре. Он дал мне картбланш, а через несколько дней был арестован. Имея в виду четвертую часть книги, «Судьба Виктора Файнберга» (а отчасти и предчувствуя свою будущую судьбу), я попросила Петра Григорьевича Григоренко написать очерк о психиатрических больницах специального типа – в такую больницу, точнее психиатрическую тюрьму, был отправлен Виктор. Первая часть «Полдня» начинается с записи безымянного очевидца. Ее автор – друг моих друзей Александр Самбор. В третьей части очерк Ильи Габая «У закрытых дверей открытого суда» дополнен еще двумя свидетельствами безымянных очевидцев. Одно из них принадлежит Владимиру Гершуни, другое, предваряющее запись процесса, – и до сих пор не знаю, кому: кто-то из наших друзей записал рассказ человека, постороннего нашему кругу, и доставил мне его. Есть в моем тексте и ссылка на кого-то из присутствовавших в зале суда, даже на сделанные этим человеком записи, но кто это был – теперь уже не вспомню. В последний момент, когда «Полдень» уже был готов, прибавилось свидетельство Татьяны Баевой (об этом сказано в книге – в первой части, завершающейся ее рассказом).

Запись судебного процесса представляется мне центральным и самым ярким материалом книги. Там есть все: и мотивировки, и характеры, и обстоятельства времени и места. Все это еще во время подготовки рукописи представлялось мне удивительным драматическим произведением, сочиненным самой жизнью.

Рукопись, конечно, была не рукопись, а машинопись: я печатала начерно, вносила правку, а начисто перепечатывала Надя Емелькина, одна из наших самоотверженных самиздатских машинисток (с ней же мы печатали летом 1969 года «Хронику текущих событий» в пустой квартире Габаев – Илья был арестован, а Галя с сыном уехала на каникулы, – тут я просто диктовала ей с совершенных черновиков). Занятие это было очень напряженным, каждый день можно было ждать обыска, а бывали моменты, когда готовая часть черновика и все семь перепечатанных с нее беловиков лежали у меня под кроватью. Обыски мне снились до самого 21 августа, пока я не раздала семь готовых беловых экземпляров. И тут как отрезало – больше мне обыски не снились. Другое дело, что потом я пережила два реальных обыска, но на обоих чудом уцелели драгоценные материалы: на первом – целая сумка с самиздатом, приготовленная для поездки в Сибирь, к ссыльным Богораз и Литвинову, в том числе и два машинописных экземпляра «Полдня»; на втором, в день ареста (24 декабря 1969 года), – черновые материалы к 11-й Хронике.

В 1970 году, когда я уже сидела, «Полдень» вышел в издательстве «Посев». В 1990 году я встретила в Праге переводчицу Яну Клусакову, которая осенью 1969-го вывезла фотопленки из Москвы в Прагу – на своем беременном животе, под просторной юбкой, – а оттуда переправила их в Мюнхен, в книжный магазин Нейманиса. Там уж, видно, сами решили, куда это отправить. В том же 1970-м книга вышла по-французски, а потом по-английски и по-испански. О несостоявшемся немецком издании я пишу в послесловии.

По-чешски «Полдень» не вышел и до сих пор, хотя уже в 1990 году был переведен и издательство «Лидове новины» объявило о скором выходе книги[1 - В Чехии «Полдень» был издан в 2012 году: Gorbanevskа N. Poledne. Praha: Torst, 2012. (Примеч. ред.)]. Зато в 2006 году вышел наконец польский перевод, который делался еще в подполье и тоже был готов к 1990-му, когда наступила свобода, а с ней и свободный рынок, в результате чего деньги на издание нашлись только через 16 лет. Польские друзья – не только мои, но и Чехословакии, вроцлавяне из созданной в подполье «Польско-чехословацкой солидарности», – все эти годы искали возможность выпустить «Полдень» по-польски. В Чехословакии (тогда еще не разделенной) у издательства, по-моему, просто пропал интерес.

В России книга выходит впервые.

Наталья Горбаневская, Париж, июль – август 2007

Пролог

И вот, ныне я, по влечению Духа, иду в Иерусалим, не зная, что там встретится со мною. Только Дух Святый по всем городам свидетельствует, говоря, что узы и скорби ждут меня. Но я ни на что не взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью совершить поприще мое и служение…

Деяния апостолов, гл. 20, ст. 22–24

Всему народу Чехословацкой Социалистической Республики

Вчера, 20 августа 1968 г., около 23 часов, войска СССР, Польской Народной Республики, Германской Демократической Республики, Венгерской Народной Республики и Народной Республики Болгарии перешли государственную границу ЧССР. Это произошло без ведома президента республики, президиума Национального собрания, президиума правительства и первого секретаря ЦК КПЧ и всех этих органов. Все эти часы проходило заседание президиума ЦК КПЧ, посвященное подготовке XIV съезда партии. Президиум ЦК КПЧ призывает всех граждан сохранять спокойствие и не оказывать сопротивления продвигающимся войскам, поскольку сейчас защитить наши государственные границы невозможно.

Поэтому наша армия, госбезопасность и народная милиция не получили приказа о защите страны. Президиум ЦК КПЧ считает совершенный акт противоречащим не только основным принципам отношений между социалистическими странами, но и отрицанием основных норм международного права. Все ведущие активисты партии и Национального фронта остаются на своих местах, на которые они были избраны как представители народа и члены своих организаций согласно законам и другим установлениям, действующим в ЧССР. Руководящие органы немедленно созывают заседание Национального собрания и правительства республики, а президиум ЦК КПЧ созывает пленум ЦК партии для обсуждения создавшегося положения.

Президиум ЦК КПЧ «Праце», 21 августа 1968

Коммунистическим и рабочим партиям всего мира!

Товарищи! Сегодня Чехословацкая Социалистическая Республика против воли правительства, Национального собрания, руководства КПЧ и всего народа была оккупирована войсками пяти стран Варшавского договора.

Поскольку здание ЦК КПЧ, где заседает президиум ЦК КПЧ, занят оккупационными войсками, городской комитет КПЧ Праги обращается ко всем коммунистическим и рабочим партиям:

Товарищи, протестуйте против этого беспримерного нарушения социалистического интернационализма! Требуйте от центральных комитетов коммунистических партий СССР, Польши, Венгрии, Болгарии и ГДР, чтобы, несмотря на временное присутствие оккупационных войск, не была парализована деятельность ЦК во главе с А. Дубчеком и деятельность правительства Черника!

Требуйте немедленного вывода оккупационных войск!

Мы призываем вас обсудить необходимость немедленного созыва совещания коммунистических и рабочих партий, которое заняло бы соответствующую позицию к акту беззакония против чехословацкого народа и его КПЧ.

Одновременно президиум решил информировать о создавшемся положении румынское и югославское посольства и требовать от них передачи сообщений центральным комитетам их партий. Желательно, чтобы эти страны в ускоренном порядке рассмотрели ситуацию, возникшую в ЧССР.

Городской партийный комитет заверяет пражан, что он полностью функционирует и просит о полной поддержке своих мероприятий.

Пражский горком КП «Вечерни Прага», 21 августа 1968

Всем профсоюзным организациям мира!

В ночь с 20 на 21 августа 1968 г. Чехословацкая Социалистическая Республика была оккупирована войсками Советского Союза, Польской Народной Республики, ГДР, Народной Республики Болгарии и Венгерской Народной Республики.

Это произошло без ведома президента ЧССР, правительства, Национального собрания и Центрального Комитета Коммунистической партии. Эта безосновательная, вероломная оккупация нашей страны прямо противоречит международному праву и Уставу Объединенных Наций. Наша страна была оккупирована, потому что мы хотим прий ти к гуманному и глубоко справедливому социализму путем, который наиболее соответствует нашим условиям и возможностям.

Мы призываем вас от имени пяти с половиной миллионов членов чехословацких профсоюзов, от имени всех трудящихся, чтобы в интересах человечества вы всеми силами протестовали против этого насильственного акта.

Секретариат Центрального совета профсоюзов и председатели центральных комитетов профсоюзов

Воззвание к Всемирному совету мира

Уважаемые друзья!

На этот раз с горечью в сердцах обращаемся к вам мы, до сих пор стоявшие в передовых рядах тех, которые всегда осуждали насилие, агрессию, где бы они ни происходили, кто всегда выражал свою активную солидарность с жертвами насилия.

Ныне мы – жертвы насилия! Ныне мы – те, кто требует солидарности. Нас обвиняют в чем-то, чего мы не допустили и допустить не хотели. Если кто-либо может об этом судить, так это вы, всегда сотрудничавшие с нами: вы знаете наши взгляды, и не только взгляды, но и наши конкретные действия.

Если бы мы были захвачены империалистической армией, это было бы болезненно; но быть жертвой агрессии своих лучших друзей – это невероятно, это вызывает недоверие между всеми прогрессивными и миролюбивыми силами. Мы хотели свободной, социалистической и демократической Чехословакии как нераздельной части социалистического лагеря. Мы хотели глубоко гуманного социализма, в котором действительно будет править народ. Мы – члены Варшавского договора, который должен был защитить от агрессии империализма, но не защитил нас от оккупации со стороны друзей.

Поскольку Всемирный совет мира всегда занимал определенную позицию по отношению к любой агрессии, против любого нарушения прав человека, мы ожидаем, что он поступит так и сейчас. Мы просим вас: поддержите наше ясное и бескомпромиссное требование, оккупанты должны быть немедленно выведены из нашей страны, если что-то еще можно сохранить. Это не только в наших интересах, но и в интересах всего социалистического лагеря и мира во всем мире.

Мы надеемся на вас! Информируйте все комитеты мира, ведь речь идет о мире во всем мире!

Чехословацкий комитет защиты мира

Прага, 22 августа 1968

Обращение делегатов XIV чрезвычайного съезда КПЧ к коммунистическим партиям всего мира

(22 августа 1968, после полудня)

Мы обращаемся к коммунистическим и рабочим партиям всего мира, в особенности к партиям и народам Советского Союза, ПНР, НБР, ГДР, ВНР, войска которых оккупировали нашу страну.

В январе наша партия вступила на путь возрождения социализма. Она начала в большой мере развивать его демократические и гуманные принципы в соответствии с условиями нового этапа нашего пути. Она верила, что принципы суверенитета и невмешательства будут уважаться и все спорные вопросы будут решены путем переговоров. Из этого исходило руководство нашей партии во всех послеянварских переговорах – двусторонних и многосторонних. Эта политика, включенная в «Программу действий» ЦК КПЧ, снискала нашей партии небывалый авторитет и поддержку. Обеспечение и укоренение этого пути должно было быть предметом обсуждения на XIV чрезвычайном съезде, подготовка к которому уже заканчивалась. Накануне этого съезда войска СССР, ПНР, НРБ, ГДР и ВНР без какого бы то ни было повода и без согласия законных правительственных и партийных органов, против воли нашего народа насильственно захватили нашу территорию, вызвали в стране беспорядок, сделали и делают невозможным продолжение начатого пути. Мы стоим перед горькой правдой: войска государств, в которых мы привыкли видеть друзей, ведут себя как оккупанты. Конституционные органы нашего государства и представители партии не могут продолжать выполнение своих функций. Они не имеют возможности обсудить возникшую ситуацию в нормальных конституционных формах. Они не имеют никакого доступа к средствам связи. Видные руководители интернированы. Нет сомнений в том, что эти действия должны привести к пагубным последствиям для всего международного коммунистического движения. Мы заявляем, что наш народ, а с ним и наша коммунистическая партия никогда не согласятся с такими действиями, отвергают их и сделают все для обновления нормальной жизни в нашей стране.

С этой целью по требованию и пожеланиям коммунистов и всей общественности собралась большая часть делегатов чрезвычайного XIV съезда, законным путем избранных на районных и областных конференциях, они обращаются к вам с настоящим призывом и просьбой о помощи.

Для того чтобы иметь возможность свободно продолжать наш социалистический путь, необходимо выполнить следующие требования:

1. Немедленно освободить всех интернированных представителей партии, правительства, Национального собрания, Чешского национального совета и Национального фронта и дать возможность им, а также президенту республики беспрепятственно выполнять свои функции.

2. Немедленно восстановить все гражданские права и свободы.

3. Незамедлительно начать ускоренный вывод оккупационных армий. Чрезвычайный XIV съезд партии заявляет, что он не признает никаких других представителей партии и правительства, кроме тех, которые были избраны надлежащим демократическим путем.

В связи с трагическими последствиями оккупации нашей страны для дела социализма просим вас, товарищи: Политически поддержите наше справедливое дело и выскажите свои взгляды представителям партий, ответственных за действия в отношении нашей страны. Рассмотрите возможность и желательность созыва совещания коммунистических и рабочих партий, в переговорах с которыми участвовала бы и наша делегация. Вступайте в контакт лишь с теми представителями нашей партии, которые будут избраны на этом съезде.

Защитите человеческое лицо социализма. Это наш интернациональный долг.

Делегаты XIV чрезвычайного съезда КПЧ «Руде право», 23 августа 1968 (спецвыпуск к съезду)

Ученым всего мира

Чехословацкая Социалистическая Республика незаконно оккупирована войсками Советского Союза и некоторых других стран Варшавского договора. Это грубейшим образом нарушает наш государственный суверенитет, принципы международного права и Устав Организации Объединенных Наций. Оккупанты интернировали в неизвестном месте председателя Национального собрания, председателя правительства, первого секретаря ЦК КПЧ. Президент республики, Национальное собрание и правительство, пока еще их деятельность не прервана оккупантами, в прямом согласии с единодушным мнением всего народа категорически требуют немедленного отвода иностранных войск. Экономическая и культурная жизнь нашей страны серьезно нарушена. Оккупанты вмешались также в деятельность Академии и чехословацких высших учебных заведений. Здание президиума Академии занято войсками, заняты некоторые институты Академии и факультеты вузов, ведущим чехословацким ученым угрожает преследование. Существует серьезная опасность того, что незаконная оккупация будет углубляться, что чехословацкий народ вновь утратит свою самостоятельность, что жестокое внешнее вмешательство нарушит движение по пути демократического и гуманного социализма, на который наш народ вступил несколько месяцев назад.

В этой ситуации, весьма важной не только для нашей страны, но и для всего мира, мы обращаемся к вам с просьбой всесторонне поддержать наше дело и помочь обновлению свободной жизни нашей страны.

Чехословацкая АН

Всем студентам мира