скачать книгу бесплатно
– Нельзя бояться. Нужно уметь слушать.
Он немного помолчал, а потом продолжил:
– Послушайте ветер – он расскажет, что на далеком большом озере рассердился Дух воды, застучал своим посохом, закрутил своей бородой, и вздулись волны и вышли на землю. – Старик, приподняв голову, потянул носом ночной воздух.
Мальчишки, словно маленькие волчата вслед за матерью-волчицей, старательно засопели, пытаясь уловить незнакомые запахи.
– Чуете? Ветер пахнет солью и водой. – Старик говорил размеренно, прикрыв глаза и чуть покачиваясь в такт своим словам. – Совсем скоро вода придет к нам и прольется на наши земли холодным дождем…
Мальчишки, как будто почувствовав на своих плечах прохладные крупные капли, заерзали. А старик продолжил:
– Посмотрите на огонь – он согреет и накормит, отпугнет злых духов и защитит от недобрых зверей. – Морщинистая рука ласковым и властным движением потянулась к костру, и всполохи пламени послушно прильнули к земле. – Но если оставить его без внимания, он либо умрет – и не будет защитника, либо обидится – и горе тогда всем: Дух огня не прощает обид – он пожирает все на своем пути.
Мальчишки, протянувшие свои ладони к костру, пробуя так же, как старик, усмирить пламя, тут же отдернули руки. Никому не хотелось испытывать Дух огня. Один из мальчиков, подумав немного, положил в костер еще несколько небольших палок и взглянул на учителя. Старик одобрительно покачал головой.
– Лес тоже полон духов. Каждое дерево, каждый зверь, каждый ручей – живой дух, – старик снова прикрыл глаза и начал чуть раскачиваться. Мальчишки слушали затаив дыхание.
Каждый раз, когда зарождалась новая луна, старик приводил их на эту поляну и рассказывал истории о злых и добрых духах, живущих в этом лесу.
– У каждого народа – свой дух-покровитель, – речь старика была проста, но образна, – а наши дома защищает самый сильный зверь – Медведь. Он пришел к нам издалека еще давным-давно, когда дома наши стояли на берегу реки без защиты. Не было еще тогда таких крепких дубовых стен вокруг наших домов, не запирались крепко-накрепко высокие ворота. И однажды недруги пришли на нашу землю. Решили изгнать нас с берегов нашей реки. Крепко стояли мужчины в бою с ворогом, но тех было больше. И стали отступать наши воины. И тогда из леса вышел Медведь. Ростом он был с гору, из пасти у него вырывался огонь, а из глаз сыпались искры. Схватил Медведь мощными лапами огромный камень да швырнул его во врагов. Вмиг рассыпалось вражеское войско, убежали они без оглядки и больше не возвращались. А камень этот на поляне той до сих пор лежит. На нем медвежья лапа отпечаталась. Боятся враги камня медвежьего, не смеют приходить на нашу землю.
– А где поляна та? – спросил один из мальчишек.
Старик молча поднялся с земли, взял из костра большую горящую ветку, поднял над головой, подобно большому факелу, и, не говоря ни слова, пошел к темному лесу. Мальчишкам страшно было покидать уютный светлый круг у костра, и конечно, думали они, раз учитель промолчал, значит, можно и остаться посидеть здесь, но тогда вовек не увидишь волшебного камня с отпечатком лапы Чудо-Медведя, и ребята дружной стайкой потянулись за стариком. Он довольно усмехнулся в густую седую бороду: трусов нет среди этих ребят. Они прошли сквозь густые заросли какого-то кустарника, перепрыгнули через небольшой ручеек и вскоре вышли на небольшую поляну, окруженную стройными высокими елями. Старик взмахнул горящей веткой, чтобы огонь разгорелся поярче, и протянул руку к огромному валуну, стоящему прямо перед ними, в центре поляны. Падали, тая в темноте, многочисленные искры, и при их неровном таинственном свете ребята увидели глубокий след, прорезавший камень. След медвежьей лапы.
– Языческие капища – это когда они идолов своих расставляли по кругу? – Станислав Владимирович нисколько не смущался примитивности своих познаний.
– Типа того, – согласилась я.
Вот привязался. Я уже и не рада была, что завела с ним этот разговор, и поэтому демонстративно продолжила писать дневник. «Включения желтого песка встречаются небольшими линзами…»
– Я хочу вам кое-что показать.
Ишь, хозяин жизни – он хочет показать, а хочу ли я смотреть? Конечно, я не сказала этого вслух, все-таки воспитанная, елки-палки, но мне уже не восемнадцать и даже не тридцать, чтобы совсем уж безропотно подчиняться глупым условностям. Поэтому я довольно медленно подняла глаза и, слегка вопросительно изогнув бровь, молча посмотрела на Дрозденко. Пауза получилась. И он счел нужным объяснить:
– Вас же не было в том году.
Я вздохнула и посмотрела на часы:
– Я должна отпустить рабочих на обед, это через десять минут.
Я уже успела сообразить, что, скорее всего, это что-то археологическое, а значит, посмотреть нужно. То есть, конечно, не то чтобы нужно, раз это уже было в прошлом году, но хотелось. Командир кивнул довольно охотно: «Я подожду».
Когда я наконец вылезла из ямы и мы направились к строящемуся дому, на горизонте появился Мишель. Ну, не на горизонте, конечно, а в воротах, однако меня и Дрозденко он заметил. Я помахала ему рукой, получив в ответ скептический кивок. Теперь объясняться придется. И зачем мне такой друг, перед которым я должна отчитываться? У меня муж для этого есть. Я разозлилась. Действительно разозлилась. А тут еще Дрозденко прошел мимо дома и направился вниз к реке по широкой, но пока еще не сильно обустроенной лестнице.
– Куда мы направляемся? – Мой вопрос прозвучал немного раздраженно. Конечно, обеденный перерыв всего час, а мне и поесть надо, и отдохнуть хоть немного в тишине, и раньше рабочих в раскоп спуститься – таковы правила, и это не обсуждается: мы первыми спускаемся в раскоп и последними вылезаем из ямы. Поэтому тащиться куда-то неизвестно еще ради чего мне совсем не хотелось. И еще с Мишелем объясняться…
– Это совсем рядом, – не оборачиваясь, сказал Станислав Владимирович, – уже и пришли.
Он свернул за какой-то куст и остановился. Я выглянула из-за куста. Прямо перед нами лежал огромный гранитный камень. Большой валун темно-серого цвета с точечными черными вкраплениями. Гладкая, почти отполированная поверхность его была нарушена четырьмя глубокими бороздами, прорезавшими камень наискосок сверху донизу, и заканчивалась округлой вмятиной.
– Культовый камень, – машинально сказала я вслух, – похоже на след какого-то большого зверя…
– Это медвежий след, – уверенно заявил Станислав Владимирович, – поверьте, Ксения Андреевна, старому охотнику.
– Медвежий? – удивилась я. – Каким же должен быть этот медведь, чтобы такого размера след оставить?
– С гору, – с улыбкой ответил Стас Командир, он доволен, что камень произвел впечатление. Да, действительно, камень произвел на меня сильное впечатление. И выглядит он внушительно, чувствуется в нем какая-то мощь. Основательный камень.
Я принялась осматривать необычный валун.
– А знаете, Ксения Андреевна, – неожиданно говорит Станислав Владимирович, – сколько человек хотели его у меня забрать – выкупить, украсть, выпросить? Умоляли, угрожали… Но не поддался я.
– А музей не хотел его забрать?
– А вам хранить его негде, – довольно весело и даже, я бы сказала, радостно развел руками Дрозденко, – да и неподъемный он, честно говоря.
– А как он здесь оказался?
– Так из раскопа же, – пожал плечами Станислав Владимирович. – Он был на дне большого колодца, на самом материке. Разве Маришка вам не говорила? А чтобы не мешал стройке, его перенесли сюда. Здесь же парк будет.
Надо же – «Маришка»… Ладно, не мое это дело, в конце концов.
– Как перенесли-то? Сами говорили, что он неподъемный!
– В Египте вон какие пирамиды отгрохали, и без техники, между прочим. Людские возможности безграничны…
Я протянула руку к камню. От него исходило слабое тепло. Конечно, я понимала, что камень просто нагрет августовским солнцем, но почему-то мне было очень приятно прикасаться к нему, даже хотелось присесть перед ним на корточки и прижаться щекой к гладкой поверхности. Но рядом стоял Стас Командир, а при нем проявлять эмоции мне не хотелось.
Я незаметно вздохнула, но руки от камня не отняла, продолжив легко поглаживать теплые бока валуна, проводя пальцами по глубоким следам «медвежьей лапы».
– Осторожнее с камнем-то, Ксения Андреевна, – чуть насмешливо заметил Станислав Владимирович, – в нем темные силы дремлют.
Я улыбнулась и искоса посмотрела на Стаса. Никогда бы не поверила, что такой человек, как Стас Командир, верит в темные силы.
– Что вы улыбаетесь? – Он подошел ближе и тоже дотронулся рукой до камня. – Не верите?
– Нет. – Я все-таки опустилась на корточки и прижалась щекой к камню. – Не верю.
Ласковое тепло камня расслабляло и успокаивало. Неожиданно я поймала себя на том, что веду себя и разговариваю с Дрозденко так, будто он мой давний приятель, с которым в институте, например, мы бегали в столовку или передавали друг другу шпаргалки на экзамене. Это было немного странно, но сейчас не имело никакого значения. Может, и правда камень колдовской? Я улыбнулась своим мыслям.
– А мне рассказывали, что камень этот ритуальный, на нем приносили жертвы разным злым духам, – все так же насмешливо, но уже с каким-то едва уловимым мальчишечьим упрямством продолжал Стас, – по этим желобкам стекала кровь жертвы, скапливаясь в углублении…
– Все равно не испортите мне настроения, – с упрямством ответила я. Но на самом деле расслабленность моментально прошла. Я с сожалением встала: – А кто вам об этом рассказывал? Неужели Марина?
– Нет, – покачал головой Стас. – Те, кто хотел его забрать.
– А, пугали… – Я понимающе кивнула. – Да не на того напали?
Мы решили вернуться на площадку. Мы пробыли около камня всего минут двадцать, а у меня было ощущение, что прошло гораздо больше времени и что обеденный перерыв должен уже закончиться. Но оказалось, что время еще осталось и можно было даже спокойно поесть. У дома мы расстались.
– Спасибо, Станислав Владимирович, что показали мне камень, – сказала я и как будто снова вернулась в реальность: я – археолог, он – заказчик. Ничего личного.
У небольшого каменного сарая, где располагается наша камералка, стоял Мишель. Камералка – это место, где первоначально обрабатываются все наши находки: их тут считают, сортируют, моют, заворачивают и готовят к отправке на археологическую базу. Там, на базе, идет уже настоящая обработка: те экспонаты, что нуждаются в реставрации, отправляют к реставраторам, остальные заносят в компьютерную базу данных, зарисовывают, фотографируют, присваивают учетные номера, чтобы потом передать на хранение в фонды музея. Заведует нашей полевой камералкой Катенька. Она в этом году окончила институт и теперь работала у археологов. В поле Катя работать не любит: еще будучи студенткой, она пробовала быть и начальником участка, и чертежником, но не получилось – она очень боится землекопов. Голос у нее тихий, сама она девушка робкая, поэтому рабочие ее не слушаются. Они и землю копают глубже, чем надо, и плохо ее перебирают, и спорят по поводу расчетов. Сплошные мучения. А на камералке – очень хорошо. Предметы Катя знает, считает косточки и черепки быстро, заворачивает ловко… В общем, на месте человек.
Катенька сидела около входа на маленькой скамеечке и разбирала лоток – кости животных в одну сторону, керамику – в другую, гвозди – в третью… А Мишель стоял рядом.
– Катюша, обед, – подходя ближе, говорю я, – пе-ре-рыв!
– Сейчас, сейчас, Ксения Андреевна, последний лоточек разберу и иду.
– Мишель, – обращаюсь я к другу, – ты чего стоишь здесь?
– И куда это вы ходили, Ксения Андреевна? – игнорируя мой вопрос, спрашивает Мишель. – Можно узнать? – спросил он, как всегда, с легкой иронией, даже с издевкой, но ласково.
– А тебе-то что за интерес? Можно узнать? – я тоже спросила с иронией, ласково и весело, при этом взяла его под руку и повела в здание. Миновав несколько пустых комнат, между которыми нет дверей, мы оказались в нашей камералке, где стоит большой стол, за которым мы обычно едим. Марина уже вскипятила электрический чайник, нарезала хлеб и колбасу для бутербродов.
– Где тебя носит? – весело спросила она. – Мы уже оголодали тут…
– Вот-вот, Марина Николаевна, – подхватил Мишель, – спросите-ка, где это Ксению Андреевну носит и, главное, с кем.
– С кем? – послушно спросила Марина.
– И почему это у всех камералки как камералки – теплый вагончик или квартира в доме по соседству, а у нас вечно какой-то сарай – либо недостроенный, либо уже разрушенный? – проворчала я, усаживаясь на лавку возле стола.
– Вы от ответа не увиливайте, Ксения Андреевна. – Мишель тоже сел. – Расскажите начальнику, где были.
– Вот пристал, – засмеялась я, – мы ходили с Дрозденко смотреть культовый камень. Мариш, ты мне про него не рассказывала…
– Слушай, Ксюша, а не успела просто. Он же уже в конце, на самом материке, был, а тебя чего-то тогда не было. В командировке ты была, по-моему.
– Ну да, мы же раньше закончили, а потом я сразу в Москву уехала почти на неделю.
– Вот-вот. Ну а потом как-то забылось.
– Мариш, я что-то не поняла, он в колодце был?
Камень очень большой, это же что нужно сделать, чтобы его в колодец спустить?
– Не совсем. – Марина покачала головой. – Тут видишь какая штука: он был в яме, но в верхней части этой ямы было прямоугольное, даже почти квадратное, сооружение из бревен. Для колодца – большое, для дома – маленькое. Я даже пока и не знаю что. Условно назвали колодцем.
– Интересный камень, красивый… – Я вспомнила свои ощущения. – Приятный такой, теплый на солнышке.
– Это который с медвежьей лапой? – переспросил Мишель. – Да, забавная штучка. – Мишель у нас специалист по разным легендам и мифам.
«Надо будет, – подумала я, – порасспросить его потом, какие есть „медвежьи“ сказки».
Он опять пришел сюда ночью. С тех пор как старик показал им медвежий камень, Олешка приходил сюда, как только появлялась возможность. Раньше, когда был маленьким, он убегал из дома днем, потому что вечерами мать не отпускала одного в лес. Когда же ему исполнилось пятнадцать и он считался охотником и воином, он стал приходить сюда по ночам, потому что днем было много дел. Раньше они прибегали сюда с друзьями, иногда с Нежданой, теперь же он чаще приходил один. Он звал сегодня Неждану, но она только пожала плечами, украдкой взглянув в угол, где лежала ее мать. Олешка прождал девушку до восхода луны, но Нежданка не появилась. И он пошел один. Камень встретил его теплом, накопленным за солнечный день. Сколько лет приходили люди к камню, и ни разу он не был холодным. Олешка сел на землю и прижался плечом к граниту. Рана, полученная весной, все еще болела, мешала и сковывала движения, но от теплого прикосновения камня боль угасала, пряталась куда-то глубоко и долго потом не беспокоила. Олешка еще плотнее прижался к камню и прикрыл глаза. Он не спал, он слушал лес, он слушал ветер, и еще он думал. Вспомнилось ему, как несколько зим назад поставили на горе, что около поселка, деревянный дом, на странной крыше которого установили крест. А потом всех согнали в реку, и почему-то все плакали. Маленький Олешка ничего не понял тогда, только потом объяснили ему, что теперь духов нет, есть один главный Дух и живет он в этом деревянном доме. Олешка не поверил. Неждане и другим девочкам в доме с крестом понравилось – конечно, там было тепло и уютно, там не падали на плечи холодные капли дождя, не залезал за ворот рубахи пронизывающий ветер, но Олешка любил лес. И не важно, что земля здесь бывает сырой и холодной, и не важно, что от мокрых веток набухает рубаха, зато воздух свежий и терпкий, полон запахов и звуков, по ним Олешка мог многое определить: мог узнать, будет ли завтра светить солнце или пойдет дождь, мог сказать, какой тропинкой пробежала лисица и где прятался от нее заяц. Да, Олешка любил лес. И непонятно было ему, куда подевались духи, как мог исчезнуть, скажем, Дух огня? Разве он умер или ушел? Попробуй, оставь его без присмотра – быстро поймешь, что шутки с ним плохи. Или, например, медвежий камень. Олешка сонно улыбнулся. Вспомнил, что когда опасность надвинулась на их поселок, то все пошли к камню просить защиты.
Ходят, конечно, ходят и в деревянный дом с крестом, особенно женщины, и просят там и защиты, и помощи, но и камни не забывают, и лес, и ветер, и солнце… И малышей старик все так же приводит сюда в новую луну и рассказывает им про духов лесных, про Чудо-Медведя…
Стоит медвежий камень, и спит, прижавшись к нему, мальчишка. Словно быстрокрылые птицы пролетают над ними года, и вот уже и сын Олешки и Нежданы прибегает к камню. Вот и поселок стал городом, и вознеслась над ним белокаменная церковь, поставленная взамен деревянной. А камень стоит, и спит около камня мальчишка…
– Доброе утро, – Станислав Владимирович остановился на краю раскопа, улыбается: – Как дела?
– Доброе, – улыбнулась в ответ Марина, – дела отлично…
– «Дела отлично, как обычно», – процитировала я себе под нос известную песню, но удержалась все-таки, не продолжала: «А с личным? Ну, вот только с личным – привет».
В конце концов, я же решила, что их отношения – это не мое дело. К счастью, землекоп на моем участке нашел что-то ему неизвестное и призывно махнул рукой. Я с готовностью пошла к нему. Неизвестным предметом оказался ледоходный шип, и я зафиксировала его в дневнике, а потом заполнила на него полевой паспорт, как на индивидуальную находку.
Молодой парнишка некоторое время с интересом разглядывал свою находку и наконец спросил: для чего этот странный предмет? Я с удовольствием принялась объяснять, что эти шипы приделывали к обуви, чтобы ходить по льду и не скользить. И конечно, тут же рассказала известную байку о том, как когда-то одна студентка, первый раз работающая на раскопе, была поставлена записывать находки под диктовку опытного археолога. Он деловито и быстро диктовал: «Грузило каменное, поплавок деревянный, шип ледоходный, бусина мелкая…» В перерыве девушка робко спросила археолога: «Скажите, пожалуйста, что такое шипле и какой с него был доход?» Ничего не понимающий археолог заглянул в список: «Грузило деревянное, поплавок каменный, шипле доходный, бусенна мелкая…»
Мои землекопы радостно погоготали над каменным поплавком и доходным шипле и с усиленной энергией взялись за переборку земли.
– Ксения Андреевна!
Я подняла голову. Ну, конечно, Станислав Владимирович собственной персоной.
– Я должен уехать на несколько дней…
Видимо, заметив мое совершенно искреннее недоумение, он замолчал на какие-то доли секунды. И в самом деле, что это он отчитывается? Этот вопрос отчетливо читался на его лице, и я невольно поспешила ему на помощь:
– Мы постараемся без вас культовых камней не раскапывать.
Напоминание о камне вырвалось у меня случайно, видимо, потому, что только нашей с ним беседой там, у камня с медвежьей лапой, я могла объяснить его приход сегодня.
– Да уж, пожалуйста, – почти обрадованно ухватился за эту идею Дрозденко. – И если что интересное будет – попридержите, на базу не увозите, чтоб можно было посмотреть…
– Это к начальнику, к Марине Николаевне, – с усмешкой сказала я. – Как она скажет, так и будет.
Меня снова позвали землекопы, теперь чтобы проверить уровень слоя, и я, улыбнувшись – «До свидания, удачи!» – пошла к нивелиру, чтобы взять отметки. Краем глаза заметила, как Станислав Владимирович, поговорив о чем-то с Мариной, быстрым шагом направился к дому, на ходу набирая на телефоне чей-то номер.
В воротах забора, условно огораживающего строительную площадку, появилась Татьяна, моя подружка из музея. Она остановилась и нерешительно и немного нервно огляделась, выискивая раскоп.
Быстро взбежав по трапу, я энергично помахала ей рукой.
– Привет, – радостно поприветствовала я подругу, – какими судьбами?
Вопрос был далеко не праздный, еще только начало рабочего дня, и Тане положено было быть на работе, в музее, а она разгуливает по раскопам. Значит, либо по делу пришла, либо по делу шла, а к нам по пути заглянула, либо в отгуле.
– Вот, зашла посмотреть, как вы тут деньги зарабатываете, пока мы в музее паримся.
Началось… Я лишь улыбнулась и слегка покачала головой. Меня это уже перестало задевать, немного было неприятно, что такие слова говорила подруга, но я на нее не обижалась. Каждый сезон часть сотрудников музея уходила на раскоп, а другая часть возмущалась, что они, дескать, в музее работают, а кто-то пока деньги гребет лопатой. И это при том, что на раскоп приглашали всех, бывало, что катастрофически не хватало участковых или чертежников, но та часть коллектива, что возмущалась, на раскоп идти не хотела. На раскопе тяжело. Здесь не посидишь, не попьешь чайку, не уйдешь, если надо, пораньше. На раскопе то очень жарко, то сыро и холодно. На раскопе грязно, руки трескаются и шелушатся, маникюра нет и в помине. На раскопе шумно – рядом стройка, а это машины, краны, молотки и сварочные аппараты. Одним словом, это не курорт. Поэтому на самом деле немногие идут на раскоп. Конечно, часть оставшихся понимает, что просто так денег не платят, и даже сочувствует, но часть тех, кто не идет, возмущается. Вот такая странная ситуация. «Мы сидим – и вы сидите!» Первое время мы расстраивались, оправдывались, искренне предлагали работу на раскопах, а потом успокоились. Те, кто хотел, – работали, а кто не хотел, пусть себе говорят… Странно только, что Татьяна присоединилась к «возмущенным», она и сама иногда работала на раскопах и в этом сезоне уже успела покопать, но я не хотела сейчас выяснять отношения и разбираться.
– Как дела? – спросила я вполне миролюбиво.
– Нормально, – довольно резковато ответила подруга, и я все-таки насторожилась: в чем дело? Она что, до сих пор сердится, что я увольняюсь? Так и есть, следующие слова подтвердили мои догадки.
