banner banner banner
На пороге миллениума
На пороге миллениума
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

На пороге миллениума

скачать книгу бесплатно


– Она… мамочка, не переживай, она…её вчера увезла скорая в больницу, – сорвалось у меня с языка.

– Как? Почему? Я чувствовала, я так и знала, – запричитала бедная мама, – мне, наверное, надо приехать? Что с ней?

– Гипертонический криз, – сказала я, первое, что пришло в голову, – мама, что ты выдумываешь! Куда и зачем ты приедешь, чтобы самой свалиться? Я здесь для чего?

– А, как, где Наталочка?

– Она с Аллой Константиновной, ты что забыла? Сегодня я поеду к ним, и пока Лёля будет в больнице поживу с ними.

– Почему?

– Мама мне неудобно смущать Анатолия. Да и за Наташкой соскучилась, и Алле Константиновне помогу. Не переживай. Я тебе буду звонить.

– Хорошо, звони мне, девочка. Сон страшный мне приснился. Прямо в себя прийти не могу.

От таких снов, какие нам с мамой снятся, можно запросто на том свете очутиться. Как я вовремя сориентировалась? Надо же, и не думала, что могу так мастерски сочинять. Но маме нельзя знать всей правды. Надо отойти от ночи, взять себя в руки и подумать, что делать дальше. Раздевшись, я пошла в душ, привела себя порядок, решив, что мне придётся задержаться в Москве не на три дня, я залезла в гардероб сестры, взяла некоторые подходящие мне вещи. В Москве мне всегда холодно. Посмотрев всё ли в порядке в квартире, я плотно закрыла окна. Вернулась в комнату Лёли и в ящике её трюмо нашла записную книжку и её паспорт.

– Паспорт пусть будет у меня.

Бегло пролистав страницы записной книжки, я нашла телефон Татьяны.

– Это уже что-то. Лишь бы это была та Татьяна, которая мне нужна, – подумала я и вышла из квартиры.

На улице я присела на лавочку возле следующего подъезда. Нагнулась, чтобы поправить молнию на сапоге и увидела, как около нашего подъезда остановилась большая чёрная импортная машина. Из неё выскочил молодой парень и быстро проскочил в подъезд. Какое-то предчувствие подсказало мне, что это приехали по душу Анатолия или меня. Краем глаза я увидела номер автомобиля. Раскрыв свою сумочку, я сделала вид, что мне совсем нет дела, кто и зачем подъехал к дому. Стараясь не привлекать к себе внимания, я копалась в сумочке, про себя повторяя номер автомобиля, боясь забыть его. Через несколько минут из подъезда вышел тот же молодой человек и, остановившись около машины, сказал сидящему за рулём мужчине:

– Пусто! Никого нет. Он гад, даже все свои шмотки оставил! Они наверняка в Украину подались. Он же хохол, я говорил.

Парень быстро запрыгнул в машину, и та рванула с места. Не поняла. Я прекрасно слышала, как он сказал, что они, да именно – они, а не он, подались в Украину. Ничего не понимаю. Может быть, у Толика любовница была, и бандиты имели в виду её? Потому что если бы Лёля уехала с Анатолием, зачем бы он меня обманывал и говорил, что Лёлю похитили? Неужели Лёлька так испугалась, что решила скрыть свой отъезд в Украину с Анатолием? Нет, она не могла! Ладно. По любому одной оставаться здесь страшно.

Записав номер автомобиля, я поднялась на этаж, зашла в квартиру проверить всё ли на месте. Вдруг зазвонил телефон. Я стояла около аппарата, боясь снять трубку пока он не перестал трезвонить. Через некоторое время опять раздался звонок. И опять я стояла как вкопанная, не решаясь снять трубку с аппарата. Когда телефонная трель умолкла, я набрала рабочий номер Глеба.

– Слава Богу! – услышала я его голос, – наконец! Ты что думаешь, Ника! Я чуть с ума не сошёл.

– Чего ты нервничаешь? Я боялась снять трубку. Только что здесь, как мне кажется, были бандиты. Один поднялся в квартиру и что-то искал, всё перевернул верх дном. Когда успел? – спокойно отвечала я ему.

– У тебя всё в порядке? Ты чего говоришь? – забеспокоился Глеб, – ничего не трогай, не убирай вещи. Они ещё могут вернуться, догадаются, что ты в Москве. Ты когда собираешься назад?

Объяснив ему, что пока не найду Лёлю, я не вернусь, я продиктовала ему, номер телефона по которому буду находиться. Закончив разговор с Глебом, я набрала номер Татьяны, из записной книжки Лёли.

– Я вас слушаю, – ответил мне женский голос.

– Меня зовут Вероника, я сестра Лионеллы.

– Чем обязана? – спросила она изменившимся голосом.

– Вы работаете в суде? – глупее вопроса я не могла придумать.

– Да, я судья. До свидания и больше мне не звоните, – раздражённо ответила Татьяна.

– Подождите, прошу вас! Вы, возможно, знаете, где может находиться Лионелла?

– Нет, не знаю. И знать не желаю, – на том конце провода положили трубку.

– Узнаешь, ещё как узнаешь, – подумала я, со злостью закрыв за собой дверь. Выйдя на улицу, я поспешила в сторону метро.

Глава 4

Мне кажется, каждый город имеет свой неповторимый запах. Возможно, это мои фантазии но, выходя на перрон вокзала или спускаясь с трапа самолёта в любом городе, где удалось мне побывать, включая родной Ростов и не менее обожаемую Варшаву, я ощущаю его неповторимый запах. Также как обладатель духов не сможет точно разложить понравившийся ему аромат на его составляющие, так и приезжий не сможет разобрать, из чего состоит запах города, в который он прибыл. Это знают только сами жители своего любимого города.

Ростов раньше имел несколько ароматов. Мне всегда казалось, что район старой Нахичевани, это старейший район города, окутан ароматом цветущей акации смешанным с терпким запахом виноградных зарослей «Изабеллы» обвивающей террасы и веранды старых домов, кустов сирени, аромата цветущих клумб и запаха реки, который добавляет в рецептуру запаха свой неповторимый штрих.

А вот рецептура воздуха на нашем посёлке Чкалова другая. Это запах цветущих фруктовых деревьев: яблонь, слив, абрикосов, вишни, шелковицы – тютины, как её называют южане, растущих почти в каждом дворе. Нагревшимся на солнце битумом, который в моём детстве лежал большими чёрными глыбами на улицах и ждал, когда его растопят и начнут поливать прохудившуюся толь на наших двух и трёх этажных домах. Запах пыли и плавившегося от жары свежеуложенного асфальта, которым постилают дорожки, ведущие к нашим домам. Это чуть уловимый аромат цветущих деревьев дикой абрикосы, кустов акации, который лёгкий ветерок доносил с близлежащих рощ, окутавших наш посёлок.

Память удерживает сказочные ароматы, которых нет в более новых и современных районах города. Скорее всего, это ощущение детства, которое я испытываю, приезжая на свои любимые улочки – Линии в Нахичевани, ведущие вниз к Левому берегу Дона, где я была рождена. Ароматы детства, которые сохранились до наших дней, но уже так слабо витают вокруг нынешнего моего жилища.

Раньше, в те уже далёкие школьные времена, когда Лёлька оказалась в Москве, и я частенько приезжала к ней на каникулы, кстати, разница между нами составляет почти десять лет, так вот, в те времена Москва имела неповторимый запах. Ступая на перрон и глазея на фасад Казанского вокзала, я всеми фибрами ощущала этот запах и понимала – я в Москве! Попадая в метро, от увиденного вокруг меня охватывал трепет и волнение. Гуляя с сестрой по московским улицам, центру столицы, я ощущала – это Москва!

Что с тобой стало бедная наша столица?! Через неполные десять лет мы вступим в новое тысячелетие. А Москва, впрочем, как и вся страна, идёт не вперёд к «светлой жизни», а семимильными шагами топает в неизвестность, постепенно превращаясь из некогда культурного, театрального, научно-студенческого престижного города в общероссийский базар с его первобытными законами и правилами.

Около метро стихийные рынки, толчея. Всюду лохотронщики. Вечные лужи из смрадной жижи и грязь кругом. Куда не бросишь взгляд везде нищие. В переходах, подъездах отвратительно мерзко несёт мочой. Темнота и чернота вокруг. В метро шумно, душно, противно и страшно.

Доехав до станции метро «Войковская» я буквально бежала до дома Аллы Константиновны. Так хотелось спрятаться за дверьми квартиры от угнетающей действительности. Добежав до подъезда, я с удивлением увидела новшество. На дверях кодовый замок. На счастье из подъезда вышла дама с собачкой. Женщина подозрительно посмотрела на меня, но все же впустила в свою родную обитель.

– Вероника?! – удивилась и обрадовалась Алла Константиновна, – а где Лёля? Она на днях нам звонила, мне не понравился её голос. С ней всё в порядке?

Узнав, что Наташа ещё в школе, я прошла на кухню. Алла Константиновна сразу стала меня потчевать прозрачным, изумительно пахнущим куриным бульоном. Она приправила его рубленой зеленью и сваренным вкрутую яйцом. На столе горкой стояли специально испечённые к бульону воздушные пирожки с нежной начинкой из птичьей печени. Налив бульон, как я люблю в предназначенную для этого чашку на большом блюдце, она села рядом со мной.

– Как вы любите, Алла Константиновна, что бы и желудок и глаз одновременно радовался! – похвалила я хозяйку за так вовремя поданный бульон. Потому, что ничего кроме правильно сваренного бульона не приводит мой организм в норму после любого стресса или нервотрёпки.

Алла Константиновна, мать Алика и бывшая свекровь Лёли так и осталась в очень хороших отношениях с моими родителями. Лёлька её любит и уважает. Наташа – боготворит. Алла Константиновна до развода ребят жила одна. Её муж в далёких семидесятых уехал на какую-то научную конференцию во Францию, и не вернулся назад, доставив немало хлопот её отцу академику. Да и ей досталось. Переводчица в Интуристе и муж невозвращенец – это несовместимо. Поэтому ей пришлось заняться преподаванием и репетиторством. Мне очень симпатична Алла Константиновна. Я никогда её не видела в домашнем халате. Всегда с подтянутой фигурой, с самого утра с уже уложенной причёской. Своей добротой, гостеприимством и отзывчивостью к бедам других, она мне напоминала маму.

После того, как Лёля вскоре после развода стала жить с Анатолием, а Алик уехал в Штаты, их дочь Наташа переехала к Алле Константиновне. Мне жаль было тогда, да и сейчас Альку. Он очень любил, я больше чем уверена и продолжает любить Лёлю. Конечно, в материальном плане ей было труднее с Аликом, чем с Анатолием. Не думаю, что из-за этого она развелась с мужем. Трудности её никогда не пугали. Но что-то связало этих разных людей: мою сестру и Анатолия. Вероятно то, что мне не подвластно понять.

Нынешние времена вытеснили сначала из стен институтов и лабораторий, а потом вообще из жизни страны умных талантливых людей как Алик. Внук ученого, академика, он не был занудой, каким иногда показывают людей науки в фильмах. Бесшабашный или как Лёлька его называла – бес башенный, обожающий джаз, Ильфа и Петрова, которых постоянно цитировал, он хотел жить, так, как постоянно говорил Лёле – «незаморачиваясь». Но так жить, имея семью тяжело. Это даже я понимала. С рождением Наташи появились трудности. А уж с наступлением перестройки…

Похоронив деда, сердце которого не выдержало коллизий нового времени, а потом и любимую бабушку, Алик так и не смог приспособиться к нынешним бандитским условиям жизни. А когда границы страны приоткрылись, он с такими же бедными но умными укатил в Штаты. И ничего – прижился, не потерялся и не бедствует. Лёльку с дочкой всё к себе зовёт. Но у нашей Лёлечки – любовь. Куда там! Алька, Алька, плохо, что ты в такой далёкой Атланте!

Задав мне множество вопросов, и внимательно слушая ответы о здоровье моих родителей, об отношениях с Глебом, Алла Константиновна неожиданно прервала мой рассказ.

– Ладно, это всё хорошо. А теперь говори начистоту, что случилось? Я же вижу, что-то стряслось. Её бросил этот скользкий тип? Давай подробно, пока Наташа не вернулась из школы.

Пока я сбивчиво рассказывала о происшедшем, Алла Константиновна, молча, курила сигарету, за сигаретой.

– Что будем делать? – спросила она, когда я закончила свой рассказ.

– Думаю, мерзавец оставил Лёльку у этих чудовищ. Буду её искать.

– Как ты собираешься это делать?

– Завтра поеду в суд, постараюсь добиться разговора с Татьяной. Она должна мне всё рассказать.

– Должна, то она должна, но будет ли? С ней надо быть осторожней, хотя нас Лёля знакомила, они очень были дружны в своё время, – задумчиво сказала Алла Константиновна, – тогда Татьяна, мне показалась порядочным и ответственным человеком. Но вообще, Ника, тебе возвращаться в Лёлину квартиру нельзя! Поживёшь в комнате Алика.

– Я сама хотела просить вас об этом, – ответила я, обнимая её.

– Никочка, вы с Лёлей для меня, родные. У меня же кроме Альки, вас с Наташкой, да ваших родителей никого больше и нет. Я иногда думаю, почему Лёля ушла с этим Анатолием? Они ведь с Алькой так любили друг друга.

– Она побоялась, что Алик останется в Штатах навсегда.

– А! Хочешь сказать, что она побоялась повторить мою судьбу? Что Алик, как его папочка уедет и останется в этих чёртовых Штатах?

– Возможно, не хотела мешать ему там, в достижении его цели?

– Это же чушь! Ты хочешь сказать, что мой сын карьерист? Это отец Алика, этот… невозвращенец, которому и здесь не кисло было, невзирая на карьеру моего отца академика, на мою карьеру переводчицы, тогда в семидесятые, записался в диссиденты, лишь бы устроиться помягче там! И кем он там стал? Ради чего, не выдержав травли, умер мой отец, а следом и мать? А Алька? Он убежал от обиды. От раны нанесённой Леонеллой. От непонимания того, что вокруг происходит. Ему тогда требовалась работа, работа и ещё раз работа. А его в институте сократили как обыкновенного лаборанта. Но, несмотря ни на что он мне говорил – одно её слово и он остался бы!

– Алла Константиновна, не переживайте так, – я не знала, как утешить близкого мне человека, – мне кажется, что Лёля давно пожалела о своём поступке. Она всё время вспоминает Алика.

На следующий день, я напросилась проводить Наташу в школу.

– Алла Константиновна, что вы так переживаете? Школа рядом, Наташа уже выросла, невеста совсем.

– Никочка поэтому и провожаю и встречаю. Ладно, тебе всё равно по дороге. Только обязательно заведи её в школу самолично!

Школа, в которой учится Наташа, находится в двух кварталах от дома.

– Что стесняешься бабушки? – спросила я Наташу.

– А как ты думаешь? Я уже в шестой класс хожу, а бабушка всё за ручку меня водит.

– Не обижайся на неё. Она тебя очень любит, поэтому переживает. Сейчас взрослым страшно поодиночке ходить, а детям тем более.

– Да я понимаю. У нас в классе в прошлой четверти девочку украли. Она из школы вышла, а домой не пришла.

– Да ты что? Нашли?

– Нашли. Изнасилованную и убитую.

– А тех, кто это сделал, задержали?

– Да. Они выкуп просили. У Наташи папа был кооператором. Но у него денег не хватило. Он повесился. Теперь бабушка боится за меня. Вдруг узнают, что мой папа в Америке живёт. Подумают, что денег много.

– Да, закошмарили страну. Какой ужас. Наташка, ты на бабушку не обижайся. Ничего, походи ещё за ручку с ней. Всё же спокойней будет. Хоть бы отец твой вернулся из этой Америки.

Наташа чмокнула меня в щёку и забежала в здание школы.

В районном суде на вывешенном списке судей при входе в старое сто лет не ремонтированное здание я нашла фамилию с инициалами Т. В.

– Будем думать, что это она и есть Панкратова Татьяна Витольдовна. Надеюсь, что «Т» это не Тамара.

Уверенной походкой я вошла в фойе суда. Дежурный милиционер даже не поинтересовался к кому и куда я иду. Равнодушно взглянув на меня, уткнулся в раскрытую газету с кроссвордом. Открыв дверь зала заседаний, я заглянула внутрь. В глубине зала была приоткрыта дверь в кабинет судьи. Заглянув, я увидела сидевшую за столом миловидную женщину. Она что-то писала.

– Извините… – тихо сказала я, – женщина, бегло взглянув на меня, махнула головой в сторону стула, – садитесь.

– Мне нужна…, – я не успела сформулировать фразу как она, перебив меня, спросила.

– Вы Ника сестра Лёли? Не удивляйтесь, я видела вас на фото. С Лёлей мы знакомы не один год. Я сейчас не могу с вами долго разговаривать. У меня скоро начнётся заседание. Если хотите, посидите здесь в зале. Но я освобожусь нескоро, потом перерыв сорок минут и следующее заседание. Скажите мне коротко. Лёля пропала или она всё-таки уехала с мужем?

Я ей вкратце изложила последние события.

– Понятно, – Татьяна задумчиво кивнула головой, – аферист и мошенник. Нет, меня с ним ничего не связывало. Когда Лёля приехала с этим отморозком…

– Николаем? – перебила я её.

– Возможно. Так вот, она его оставила внизу у подъезда в машине, сама поднялась ко мне. Лёля стала меня обвинять в том, чего я не совершала. Мы, конечно, повздорили и, я ей сказала, что пока она живёт с этим типом, я не хочу с ней иметь никаких дел. Естественно я не выходила на улицу, чтобы встретиться с этим уголовником и у неё ничего не брала. Почему Анатолий сказал, что был связан со мной, для меня предельно ясно.

– Татьяна Витольдовна вы заняты? – в дверях появилась женщина, одетая в чёрную длинную судейскую мантию, – извините, вы заняты, я позже к вам зайду, – она с любопытством посмотрела на меня и вышла из кабинета.

– Кажется, я догадываюсь, с кем был связан Анатолий, – тихо и задумчиво произнесла Татьяна, – давайте так, сегодня я до вечера в суде. Позвоните мне завтра с утра, часиков в десять, мы определимся, где и когда встретимся. Хорошо?

Выйдя из здания суда, я побрела до метро, думая, что возможно при участии Татьяны мне быстрее удастся найти Лёлю.

Глава 5

Весна в Москве. Середина апреля. У нас в Ростове солнышко светит и греет, тепло. А Москва окутана туманом. Не весна, а настоящая осень. Пахнет не распускающеюся зеленью, а прелыми листьями. Дождь то моросит, то опять выглянет солнце и тогда веселее становится на душе. Но хотя сегодня погожий день меня он совсем не радует.

Спустившись в метро, я решила съездить на Чистопрудный бульвар в недавно открытый кафетерий. В прошлый свой приезд я покупала там молотый кофе. Очень даже приличный. Заодно пройтись по осенней кленовой аллее, хотя бы почувствовать, что нахожусь в Москве. Купив кофе, прогулявшись по бульвару до пруда, я присела на лавочке напротив театра «Современник». Молодая девушка с украинским говором громко зазывала покупать у неё мороженное.

– Покупаем, покупаем мороженное! У нас самое вкусное мороженное в Москве! Фруктовое, шоколадное, эскимо! У нас самое необыкновенное мороженное, пожалуйста, кушайте на здоровье, пломбир, крем-брюле, эскимо, шоколадное! Покупайте, кушайте на здоровье, от нашего мороженного горло не болит! Попробуйте: пломбир, крем-брюле, эскимо, шоколадное!

Удержаться от таких призывов не возможно. Купив шарик любимого фруктового, я присела на каменную скамейку около памятника Грибоедову. Правду говорят, что сладкое поднимает настроение. Но возможно доброжелательность этой приезжей с Украины продавщицы сыграло свою успокоительную роль. Я подставила лицо тёплым солнечным лучам и закрыла глаза.

– Сестричка дай денежек, сколько не жалко! – мою нирвану прервал чей-то голос. Очнувшись, я увидела женщину с помятым лицом, но ещё не до конца обезображенным уличным стилем жизни. Одета она была, скорее всего, из гуманитарки, щедро раздаваемой разными благотворительными организациями бомжам, но опрятно. Белые чистые кроссовки. Следит за обувью, значит, ещё не совсем опустилась на самое дно новой жизни. Видно, что-то прочитав в моих глазах, незнакомка опять обратилась ко мне:

– Не дашь, не обижусь! Нет, так нет! Просто так пивка хочется, а денег не хватает.

– Я тебе больше дам, ты только не пей, поешь лучше, – ответила я, вытаскивая из кошелька бумажную купюру.

– А вот это тебя не касается, – сердито ответила женщина. Но бумажку взяла.

– Спасибо, сестра, даёшь больше, отказываться не буду, но пить мне или не пить, тебя не касается!

Я уже не рада была, что вступила с ней в диалог. Видно, свою боль или дурость она не совсем ещё залила выпивкой. Не успела деградировать полностью. Женщина отошла от меня, потом тут же вернулась.

– Прошу прощения, сестричка, ты мне денег дала как?

– Не поняла?

– Ну, ты мне от себя дала деньги?