скачать книгу бесплатно
– Хохол, сука, хорошо на звук стреляет! – усмехнулся Генка, возвращая Егорыча в прежнее сидячее положение.
Марат отнял руку Егорыча от раны, положил туда тампон и промакнул попутно края раны. Это была неглубокая, но довольно длинная царапина с рваными краями. Похоже, что оболочка от пули, разбившись о металл оружия, очень неудачно разворотила Егорычу скальп сантиметров примерно на семь в длину, немного чиркнув металлом по кости. Наложив тампон прямо на рану, Марат ловко сделал простую круговую перевязку головы.
Общими усилиями Никита и Люба пересадили Егорыча спиной к дереву, а Генка время от времени поглядывал во все стороны, особенно на дорогу.
– Как думаете, они могут сюда вернуться? – цедил он, закуривая очередную папиросу.
– Гена, все может быть, это же война! – отозвался Марат, – нам лучше с этого места убраться куда-нибудь подальше. В этой форме нас свои пристрелят моментально, даже «Хенде хох!» кричать не станут.
– Можно просто снять одежду, – предложил Никита.
– Голыми мы будем еще больше заметны, наши незагорелые телеса через ветки буду просвечивать! – отозвался Генка, – а может где-нибудь гражданскую, самую простую, нейтральную одежду найдем?
– Это в деревню идти надо, – подал слабый голос Егорыч, – но что мы в деревне найдем? Если там кто живой есть, то у них уже все отобрали. Или они сами все попрятали.
– Но мысль хорошая, – Марат тоже встал в полный рост, – эта дорога откуда-то ведет и куда-то приходит, верно?
– Нам лучше не знать, куда машина поехала, – робко высказалась Люба, – она уже пришла в себя от пальбы и тоже начала соображать.
– Они уехали на позиции, – решил Генка, – целый грузовик солдатни, все навзводе – вишь как палят! Все в форме, раненых я не видел. Значит, едут на передовую.
– Логично!
– Значит, тыл там, откуда они приехали!
– Верно!
– Наверное…
Когда Егорыч окончательно пришел в себя и смог самостоятельно идти, они все вместе вышли к дороге и, осматриваясь по сторонам, медленно и осторожно пошли вдоль дороги по лесу в ту сторону, откуда выехал грузовик.
– Я вот что подумал, – начал Никита, – а если кто-то из нас умрет здесь? Ну, или не здесь конкретно, а в этом времени, – поправился он, – то это будет по-настоящему?
– Кровь у меня хлестала настоящая, – хмыкнул Егорыч.
– Что значит по-настоящему? – Генка переключился с мониторинга окрестностей на диалог.
– Ну, если бы ему пуля попала в голову, то он бы умер, так? И умерев тут для нас, куда бы он попал? – продолжал свою мысль Никита, – По всему получается, что не рожденный в этом времени, а позже него, вроде как бы и не должен умереть раньше даты своего рождения…
– Да, интересный ход, – произнес Марат, который вполуха слушал беседу, а на самом деле был погружен в свои собственные размышления.
Как же так, думал он, путешествия во времени, о которых написано так много книг, снято так много кинофильмов и телесериалов, для его, Маратовой фантазии, были просто идеальной формой жизни. Его всегда интересовала история больше, чем настоящее время. Фантастическими историями о возможном будущем он никогда не увлекался, поскольку подспудно не верил в то, что какое-то далекое будущее вообще существует. И даже сейчас, идя по грязной лесной фронтовой дороге в форме немецкого солдата начала 1940-х годов, ощущая в кармане тяжесть пистолета ТТ с одним патроном в магазине, он вспоминал всю свою прошлую жизнь до вчерашнего дня как несбыточную сказку о будущем, где происходили лишь пресные события. Эта прошлая жизнь лежит где-то в будущем, и еще не родились его родители, а где-то далеко отсюда в эвакуации растут пока еще несовершеннолетние его бабушки и дедушки с обеих сторон, даже не зная о существовании друг друга. И встретятся ли они спустя двадцать лет, полюбят друг друга и родят ли папу и папу Марата? Все это сейчас, в прифронтовом лесу, кажется абсолютной спекуляцией о будущем. А между тем, это будущее существовало еще сегодняшним утром, когда они завтракали в своей одежде…
– Я думаю, – слова Генки прервали размышления Марата, – что если умереть тут, то произойдет все то же самое, что произошло бы, если скончаться в нашем времени. То есть ты умираешь, твое тело превращается в труп, а потом он разлагается и все. Но вот что происходит с твоей душой? Вернется ли она в наше время как свое собственное, откуда она родом? Или же для нее там, в загробном мире, уже не будет существовать разницы во времени, и душа будет обретаться в Вечности? Это, конечно, загадка.
– Логикой тут можно дойти до совершенно разных, даже противоположных вещей, – оппонировал ему Егорыч, поправляя повязку на голове, – например, если твоя душа после смерти тела попадает дальше, в иной мир, то тело продолжает физически оставаться тут, в прошлом, так? И оно, подвергаясь физическим процессам, будет разрушаться на атомы и молекулы тут же, в прошлом. То есть до своего фактического рождения. А это значит, что к моменту наступления года рождения, ну, например моего, если бы я тут был убит, мои кости бы продолжали догнивать где-то тут в лесу, где вы бы меня, исходя из той ситуации, скорее всего схоронили бы по-быстрому. Понимаешь, мои кости еще гниют, но все еще не сгнили в пыль, а я – именно Я – рождаюсь с моими же костями где-то в другом месте. Ну, бред же! Такого не может быть, это нарушает все логические связи…!
– Что же тогда? – подхватил Никита, – Получается, ты не родишься в своем времени?
– Как минимум, я не смогу родиться до тех пор, пока физические мои кости не сгниют окончательно и не расслоятся на атомы, никак не связанные друг с другом. Я вот так думаю, рассуждая материалистически. Пока, наконец, все мои цепочки ДНК не растворятся во времени, я родиться в этом мире вновь не смогу, – резюмировал Егорыч.
– Но тогда ты родишься позднее, в будущем, а, Марат, как думаешь? – Генка поправил немецкую винтовку на плече и крякнул.
– Я думаю, что если следовать этой логике, то смерть здесь в прошлом человека, перенесенного из будущего, будет означать отмену его рождения в его исходном времени. То есть он вообще не родится.., – медленно произнес Марат, раздумывая над каждой фразой.
– А в более позднем времени, в далеком будущем, он родится? – спросила Люба с надеждой в голосе.
– С какой стати? Если отмена рождения произошла, то она полностью укладывается в такую вот странную судьбу человека, единожды рожденного во времени, назовем его Б, затем убитого во времени А, и тогда его жизнь будет заключена между двумя пунктами – от А к Б, тогда как если бы перемещения в прошлое и смерти в нем не было бы, то его жизнь прошла бы в координатах от точки Б к следующей точке В. Но раз уже рождение состоялось в год Б, и состоялась смерть в год А, то уже ни в год В, ни в дальнейшем, его рождение уже не состоится. Жизнь прошла, смерть пришла, – засмеялся Егорыч, радуясь возвращению сил в теле и способности ясно мыслить.
Генка шел и слушал, и он, казалось, каждое произнесенное Егорычем слово пропускал через себя, через свою душу.
– Хорошо, хорошо! То есть, получается так, что мы тут можем что-то изменить в нашем будущем, и в последующих временах, просто совершив некое действие, которое не планировалось без нашего тут пребывания, но и можем просто умереть тут, сгинув навсегда не только для этого конкретного времени, но и для собственного времени, для будущего? – Генка вдруг взволновался, – Что значит отмена рождения? Это значит, что если кто-то из нас тут умрет, то остальные, однажды вернувшись в наше время, даже не поймут, что этот умерший когда-то в их жизни был!!!
– Критическая ситуация, мы сейчас находимся в самой опасной точке для нас, это даже хуже смерти, – резюмировал Никита, – потому что смерть в своем времени означала бы, что такой-то человек родился, жил и умер, и его душа себе спокойно летит туда, куда положено. А если умереть в чужом времени, то эта жизнь и смерть, выходит, существовала только для этого человека, а для всех остальных и для всей мировой истории его не существовало…
– Да, и только кости будут догнивать, – утвердительно кивнул Егорыч и поморщился от боли, причиненной неосторожным движением, – и то нет гарантии, что они останутся. Вон, все наши вещи сгинули вообще без следа…
Он замолчал, и все замолчали. И осторожно шли вдоль лесной дороги и вдумывались в эти слова, вспоминая все то, что пережили недавно.
Дальше по дороге они увидели следы войны: сожженные легковые и грузовые машины, оторванные взрывами и разметанные по площадям куски танков, старые тряпки и остатки всяких ящиков по обочинам. Справа и слева стояли сгоревшие транспортные средства, и Генка, шагая чуть в стороне от остальных, по пути наткнулся на полуразобранный немецкий мотоцикл.
Марат узнал в этой военной дороге знакомые очертания лесной просеки. Вдруг он вспомнил, что чуть дальше в лесу будет перекресток, за которым справа есть блиндаж. Точнее, остатки блиндажа, которые все время, что он приезжал в начале и середине 2000-х годов копать за Некрасово, был залит водой, и потому никем из «черных копателей» до поры до времени не тронут. И, правда, вот он блиндаж, но только сейчас это – настоящее сооружение из бревен и досок, видимо, несколько раз переходившее из рук в руки. Вокруг блиндажа лежало много всякого мусора войны: остатки немецких касок, куски кожаных ремней и разнообразные помятые и поломанные пряжки; явно выброшенные из блиндажа при очередной смене хозяев старая одежда и котелки, миски и столовые приборы бывших владельцев, а также подметки сапог и блестящие кучи стреляных гильз. Эти гильзы были везде, кое-где они слегка поблекли от времени и дождей, стали зеленоватыми, покрылись патиной. Марат вспомнил, что он однажды был свидетелем того, как недалеко от этого блиндажа его приятель с помощью мощного металлоискателя нашел прямо в колее дороги остатки погнутого немецкого карабина.
Ведомый любопытством, он подошел ближе к дороге и взглянул на это место. На самой дороге не было ничего примечательного, а вот рядом с ней в небольшой воронке лежала прямо-таки груда самого разнообразного оружия. Видимо, оно было собрано здесь довольно давно, потому что сквозь начинающие ржаветь стволы и подернутые сыростью деревянные приклады пробивались ростки травы. Это было оружие, собранное после боев, лишенное затворов и потому непригодное к стрельбе. В основном тут были немецкие образцы, и они явно ни для одной из сторон в настоящий момент не представляли никакого практического интереса. Марат догадался, что один карабин из этой кучи впоследствии как-то переместился в колею и был там замыт дождями, по нему ездили затем машины, и он ушел в землю. Таким образом, он один из этой кучи и сохранился в лесу, а основная масса этого трофейного сбора уже после активной фазы боев в районе была собрана Советской властью и отправлена в переплавку. Обрадовавшись тому, что он узнал место и вот таким образом оказался посвящен как в прошлое, так и в будущее этого конкретного пятачка в лесу, Марат вернулся к своим.
Все стояли на перекрестке, не решаясь выбрать направление.
– Видите сгоревшую деревню? – кивнул Марат налево.
– Там только деревья, – отвечал Генка, – колея от машины идет как раз туда.
– Я тоже не вижу деревни, – подтвердила Люба, поправляя свою накидку из немецкой плащ-палатки.
– Да я тоже через деревья не вижу ничего, – улыбнулся Марат, – только я знаю, что там дальше будет деревня Подъелки, и рядом с ней проходит та самая дорога, по которой мы приехали сюда.
Они прошли совсем небольшое расстояние в ту сторону, про которую говорил Марат, и стоило им увидеть остатки печных труб на поле в какой-то синеватой дымке, как вдруг они почувствовали, что натолкнулись на какую-то невидимую стену.
Сначала Марат, затем Генка и остальные почувствовали, что они ткнулись подошвами сапог в необычно твердую траву перед собой и поняли, что дальше сделать даже шаг уже не получится. Как будто невидимая прочная пленка преграждала им путь вперед. Никита подошел совсем вплотную к этой незримой границе и увидел, что картинка с полем и печными трубами пропала. Вместо нее была только зияющая чернота.
– Ого! – закричал он от изумления, отпрянул и оглянулся. Сзади все было как прежде. Взглянув перед собой, он снова закричал, но еще громче, потому что изображение поля и печных труб появилось снова.
Осторожно и с великим страхом то же самое проделали и остальные, и столкнулись с тем же самым явлением: при самом непосредственном приближении к невидимой преграде изображение за ней исчезало, превращаясь в черную бархатную бездну. Но стоило сделать шаг назад, как все восстанавливалось снова. Они решили пройтись влево и вправо, чтобы узнать протяженность этой границы, а для этого разделились. Марат и Никита пошли вправо, а остальные пошли влево. Когда друзья начали терять друг друга из вида, они снова собрались в одном месте.
– Этот интересный эффект продолжается и дальше, – сказал Егорыч, – я так полагаю, что граница обусловлена самой природой того явления, благодаря которому мы тут оказались.
– И у нас все то же, – выдохнул Генка и продолжил в слегка язвительном тоне, – профессор, мы что же, все-таки находимся в какой-то матрице? – он снял с плеча немецкую винтовку и стал тыкать ей в невидимую границу.
Дуло винтовки упиралось в пустое пространство, как будто это была стеклянная стена, только преграда не имела никакого блика.
– А если в нее выстрелить? – вдруг Генка щелкнул затвором и оглянулся на остальных.
– Дурак! – только и успела крикнуть Люба, – Не вздумай!
– Не надо, Гена, – сказал Никита, – мы не знаем физических свойств этой границы.
– Спокойно, если граница была бы просто полем с известными или предполагаемыми свойствами, то мы бы продолжали видеть то, что за ним, – Егорыч подошел к Генке и отвел его винтовку от стены, – но ведь при взгляде за преграду вблизи там все пропадает! Тебе не кажется, что это, по меньшей мере, странно?! Почему? А если подумать еще, возникает еще больше вопросов.
– Например?
– Например, существует ли то, что видим за преградой на самом деле, или это всего лишь видимость? Далее, если все-таки преодолеть преграду, то что там будет: та самая чернота, или же там будет что-то другое? Наконец, какая природа у этой границы? Если пуля при попадании в стену всего лишь отскочит, то это значит, что она очень прочная. По крайней мере, для людей и для пуль эта граница непроницаема. А если пуля все-таки пробьет преграду? Она исчезнет, пропадет, или она там за преградой все-таки что-то встретит? И, последнее, если эта невидимая пленка ограничивает данное пространство, то я не могу исключить, что она каким-то образом ограничивает еще и время, точнее, разграничивает разные времена по разные стороны. Так что я бы просто не стрелял в нее просто так, а то это может быть выстрелом в будущее или в прошлое…
Закончив свою мысль, Егорыч тоже снял свою винтовку с плеча и поставил ее прикладом на землю.
– Постой-ка, если эта преграда может быть границей между нашим временем и каким-то другим, то нам, возможно, стоит подумать о том, как пролезть через эту границу в наше время? – Никита вдруг оживился и отошел на несколько метров от преграды, окидывая ее взглядом, – вдруг в этой стене есть дверь? Или окно?
– Вряд ли это окно будет располагаться где-то высоко, – сказал Марат, подходя к Никите, – и в любом случае, мы же не птицы, чтобы летать вдоль клетки в поисках лазейки!
И они решили прибегнуть ко всем известному способу выхода из лабиринта: пошли все вместе в одну сторону вдоль невидимой преграды.
Генка шел первый, как самый безбашенный и импульсивный, за ним двигался Егорыч. Они смотрелись в немецкой униформе лучше остальных и держали винтовки в руках, договорившись, что при какой-нибудь недружественной встрече пустят в ход оружие лишь в самую последнюю очередь. За ними босиком шел Никита в немецких штанах и в шерстяном свитере, снятом с одного из немцев. Вслед за ним элегантно, насколько это возможно, двигалась Люба в плащ-палатке. И замыкал шествие Марат, также нарядившийся в китель и штаны. Но на белокурого немца он не был похож, скорее на итальянца или француза. Издалека можно было их принять за немецкий отряд, но при внимательном рассмотрении становилось понятно, что это всего лишь какие-то переодетые проходимцы без твердой военной походки, без привычки носить форму и держать в руках оружие.
Невидимая преграда шла и шла прямо, не считаясь ни с деревьями, ни со складками местности, ни с какими бы то ни было предметами на своем пути. Пару раз им пришлось перелезать через обгоревшие грузовики, сквозь которые прошла эта преграда, а один раз они даже наткнулись на убитого, очевидно, совсем недавно советского солдата, оказавшегося разделенным этой преградой пополам. Все вместе они попробовали вытащить его за левую руку, но им не удалось даже стронуть его с места. Вся правая сторона его тела и зажатая в правой руке винтовка были видны с определенного расстояния по ту сторону от преграды, но, как и прежде, с близкого расстояния все это пропадало в зияющей черноте.
Они оставили солдата лежать, пошли дальше, и вдруг совсем скоро Генка остановился, не оборачиваясь, подав вскинутой рукой знак идущим сзади него. Группа замерла, все ждали от Генки какой-то информации.
– Эта штука становится вязкой, – громко прошептал он, и стал прощупывать преграду далее стволом винтовки. Все увидели, как кончик ствола вместе в мушкой словно проткнул преграду, и мушка оказалась за ней. Но Генке не удалось просунуть винтовку глубже.
– Видите! Это, наверное, начинается проход в ту сторону, – ликовал он, – надо попробовать просунуть туда руку… Или голову, чтобы посмотреть! Кто-нибудь хочет взглянуть, что там?
– Нет, Геннадий, никто не будет экспериментировать, – Марат подошел к Генке и отстранил его от преграды, – будь осторожен.
– Интересно, у нее есть ярко выраженные границы? – Егорыч стал своей винтовкой водить по невидимой преграде, и вдруг он обнаружил, что чуть дальше, за Генкой, винтовку можно просунуть в границу уже глубже. Медленно продвигаясь, он шел вдоль преграды, проверяя по винтовке глубину проникновения в преграду.
– Смотрите! – вскричала Люба, – там дальше все становится дымчатым!
Они прошли еще с десяток шагов, и ощутили, что все окружающее переживает новую трансформацию. Преграда становилась все более рыхлой, и их стал со всех сторон окружать какой-то плотный туман, который можно было бы назвать холодным дымом без запаха. Двигаясь уже практически наощупь, Егорыч успел сказать, что винтовка провалилась в преграду почти целиком, и уже его руки находятся за границей, как этот плотный туман полностью скрыл их друг от друга в молочно-серой пелене.
Они шли по инерции, натыкаясь друг на друга, хватаясь друг за друга, и осторожно вместе двигались дальше. Постепенно туман оставался сзади, а спереди становилось все светлее. Вот еще несколько шагов, и они оказались снова на опушке леса. Друзья стояли, крепко схватившись друг за друга, легкие клубы тумана все еще вились среди них, будто дым от потушенного водой костра.
– Это где мы? – вопрошал Никита, глядя по сторонам. Сзади туман уже совершенно рассеялся, и трава с той стороны, откуда они пришли, выглядела совершенно целой, не примятой десятком ног.
– Место то же, – отозвался Марат, – давайте внимательно рассматривать местность.
– Преграда вообще пропала, – Егорыч во все стороны тыкал дульным срезом винтовки, будто пытался попасть в летающую муху, – я нигде не чувствую ее!
– Смотрите, немцы! – шепнул Генка, и все моментально опустились в траву и приникли к земле.
Впереди метрах в пятидесяти на поле, в руинах сгоревшей деревни, промелькнула фигура человека в характерной немецкой каске на голове и с винтовкой за спиной. За ней еще одна, и еще, и еще. Немцы перебежками с поля занимали места у сохранившейся русской печи и нескольких полусгоревших бревен. Тогда друзья немного привстали в траве и пристально следили за этими перемещениями, боясь выдать себя.
Затем совсем недалеко от их лежки из травы поднялась фигура солдата и, пригибаясь, побежала к остальным. Тот солдат был без каски, у него была только пилотка, а в каждой руке он тащил по увесистому металлическому ящику.
Вдруг еще ближе к друзьям из травы выскочил еще один немец, тоже без каски, но с пилоткой на затылке, и согбенно побежал, удерживая на плече сложенный пулеметный станок. Как только он скрылся из вида где-то у печной трубы, сзади послышался глухой топот. Обернувшись, Марат увидел, как сзади прямо на них бежит высокий жилистый немец с пулеметом в руках. Это увидел и Генка, и остальные. Никто не успел ничего сделать, как немец, казалось, совершенно не обращая внимания на ребят, подбежал к ним, и резким движением, словно не видя их, пробежал сквозь Любу и Егорыча.
Никто не успел даже дернуться, и только Люба в последний момент вскрикнула, ожидая, что немец собьет ее с ног.
Но ничего не произошло. Егорыч уже успел вскинуть винтовку и прицелиться вслед немцу, но остановился, не стал стрелять. Немец как будто не услышал резкого женского крика, от которого успели встрепенуться все. Генка тоже хотел было направить винтовку в немца, но тот дальше бежал, не оглядываясь.
– Он нас не увидел, – шепнул Марат себе под нос.
– И не услышал, – вторил ему Никита, —
– Он пробежал через меня, – отозвалась Люба
– Не почувствовал, – крикнул им Генка
И в этот момент сзади и сбоку послышались новые глухие удары сапогами по земле, и теперь сквозь Генку пробежали еще два немца, они тащили небольшой миномет.
– Это были призраки? – Люба уже пришла в себя от первого шока и теперь тоже пристально следила за тем место, куда сбегались немцы.
А там, у печной трубы, фигуры вдруг засуетились.
– Странные призраки, ведут себя как живые, – отметил Марат.
– Они прошли сквозь нас… – Егорыч, похоже, удивился больше остальных.
– Давайте поближе подойдем и последим! – сказал Марат, уже не скрывая голос, и они встали в полный рост и медленно пошли к обгоревшим развалинам.
– Марат, ты обратил внимание на странности? – спросил Егорыч.
– Конечно, эти призраки в полной форме с оружием прошли сквозь нас… – начал Марат, но не успел закончить.
– Я про то, какая у них форма!
– Какая?!
– У двоих я заметил пилотки образца 1942 года, – продолжал Егорыч, – а мы же сначала были в 1941-м… Смотри, у нас и кители старого предвоенного образца, – он обратил внимание Марата и остальных на темно-зеленые воротники трофейных кителей, – а те, которые бегали, никаких зеленых воротников не имели.
– То есть, ты хочешь сказать, что у них разнобой в форме? – переспросил Генка.
– Разнобой есть, – кивнул Марат, – но…
– Но почему эти призраки живут своей вполне осмысленной жизнью? – встряла Люба, – Они не собирались нас пугать, они не выглядят убитыми или страшными, они вон там все собираются для чего-то.
– Да, призраки так себя вроде не ведут, – отозвался Никита, – может, это какой-то специфический хрономираж, или какая-то проекция времени? Я просто даже не знаю, что предположить, – наконец, признался он.
– Сейчас мы подойдем и на безопасном расстоянии все рассмотрим, – Генка явно был настроен решительно, при этом сжимал винтовку и все время смотрел по сторонам, не желая повторения нежданных встреч с этими немецкими «призраками».
Они проследовали к пепелищам, к обугленным бревнам и кучам битого кирпича, которые кое-где успели уже подернуться свежей травой. Повсюду были воронки от недавних разрывов снарядов, земля и пепел смешались в мелкую черную пыль. На этой пыли было множество свежих следов немецких сапог с отметинами от шипов. Где-то за одной из ближайших сохранившихся печей было слышно шевеление и бряцание.
