скачать книгу бесплатно
Но Коул уже поднял следующую карту, и внутренности у меня скрутило.
– Можешь не объяснять, – тихо сказал Коул, садясь за стол с тремя картами, зажатыми между пальцев. – Я и сам вижу. Это дьявол.
Чудовище, чьи рога вились так высоко вверх, что почти выходили за край рисунка. На фоне скалящегося дьявола вопили белые фигуры в цепях, преклоняя колени, – низвергнутые души, навсегда заточенные в его власти. Ни одна карта не описала бы натуру Джулиана лучше, чем эта.
Воспользовавшись моим замешательством, Коул наклонился и собрал все мои вещи, а затем разложил их перед собой. Убедившись, что под столом не затерялась ни одна хитрая карта, он завороженно перетасовал их, оставив уже выбранные три лежать рубашками кверху.
– Что ты делаешь? – поинтересовалась я, на что Коул перемешал колоду еще раз.
– Не знаю. Наверно, пытаюсь уговорить тебя.
Он остановился, взвешивая колоду Таро на ладони, и посмотрел куда-то мне в лоб, очевидно, чтобы изобразить зрительный контакт, который из-за синдрома Аспергера был для него ужасно сложным.
– Что будет, если ты поедешь в Сиэтл, как и планировала? – вдруг озвучил он и снял верхнюю карту, кладя ее рядом с моим барахлом.
Таро издавна служило развлечением даже для самых маленьких ведьм, потому что, податливые и честные, карты отвечали практически всем, кто взывал к их благосклонности. Коул же не воспринимал карты всерьез, поэтому даже не подозревал, что играл с магией, которая ластилась к его рукам, как котенок. И отвечала она ему предельно честно.
– Это… Башня? Что она означает?
Ничего хорошего.
Воздух затвердел в легких, и меня пригвоздило к стулу. Я молча уставилась на карты, переливающиеся в мягком свете ламп. Каменную башню на рисунке пожирало пламя: спасаясь и погибая, из нее сыпались, как опадающие листья, люди. Страх, отчаяние и разрушение.
– Это означает, что все будет, как я и задумывала, – невозмутимо солгала я, как делала уже много лет.
Коул подозрительно нахмурился, но придираться не стал и перевернул следующую карту.
– А если ты отправишься со мной в Бёрлингтон?
Юная дева в белоснежном одеянии, цепляющаяся за гриву льва, чья пасть была раскрыта в предостерегающем рыке, направленном против врагов. Прильнув к коленям девы, он служил ей, покладистый и верный.
– Это Сила.
– Хорошая карта?
– Очень.
– Тогда выбор очевиден. Сила точно выглядит привлекательнее, чем руины, – вынес свой вердикт Коул, с сомнением покосившись на отложенную карту Башни.
Я скрестила руки на груди, показывая свое недоверие.
– Это ничего не значит, мистер-Дельфийский-оракул. Ты ведь до этого дня наверняка считал, что Таро – просто еще одно неплохое имя для кота.
– Твоя правда, – смирился Коул и отодвинул колоду, интересуясь, что еще успело вывалиться из моего рюкзака. – А что насчет этих штук?
У Гастингса были тонкие пальцы, длиннее моих, наверное, раза в два, и потому он дотянулся до мешочка с рунами быстрее, чем я до его наглой физиономии.
– А ну лапы прочь! Это уж точно не для твоих ребяческих шалостей, – рявкнула я, шлепнув его по ладони, и Коул отпрянул, отреагировав на касание так же остро, как на удар током. – Сам за свое карманное зеркальце ткнул меня в землю лицом, а по чужой сумке бессовестно рыскать – это пожалуйста!
Не найдя, что противопоставить моему замечанию, Коул виновато потупился и выпустил мешочек из рук. Руны высыпались и застучали по поверхности стола. Я хлопнула себя ладонью по лицу.
– Просто. Ничего. Не трогай! Хватит!
– Они что, вырезаны из кости? – все же не сдержался он, взяв один кубик и водя пальцами по граням.
От злости у меня свело скулы.
– Да, из человеческой, и ты очень близок к тому, чтобы я и из тебя сделала себе какую-нибудь увеселительную финтифлюшку!
Коул скептично нахмурился, не отвлекаясь от кубика с руной Перт, а я бросила беглый взгляд на остальные, прежде чем смести их в горстку, но моя рука замерла над рунами, что сложились в тесный ряд.
«Бёрлингтон».
– Извини, я иногда слишком увлекаюсь. Я сейчас все соберу…
– Оставь! Подожди…
Беркано. Соуло. Почему? Куда делся предреченный «Сиэтл»?!
Я загребла все руны в ладони и, встряхнув, бросила.
Беркано. Соуло.
«Бёрлингтон».
– Да вы издеваетесь, – заныла я.
«Никогда не выбирай место самостоятельно, поняла? Поклянись, что и шага без них не сделаешь, Одри».
Клянусь, чтоб его!
Зажмурившись на пару мгновений, чтобы собраться с мыслями перед признанием победы Коула, я наконец выдохнула и быстро вернула руны в мешок. Мне потребовалось несколько минут, чтобы перебороть гордость и сказать:
– Так и быть. Я поеду с тобой в Бёрлингтон. – И, не давая Коулу вставить ни слова, выставила перед ним указательный палец: – Но я не стану обещать, что не уеду оттуда тогда, когда сочту нужным. Понятно? Никаких договоренностей.
– Никаких договоренностей, – эхом отозвался Коул. – Может, еще картошки закажем? Ты съела мою.
Резкая смена темы ввела меня в ступор.
– Новую порцию картошки еще полгода готовить будут, – проворчала я. – Ладно, закажем картошку с собой, так и быть.
Я сложила все свои вещи в рюкзак, быстро перебирая руками, чтобы Коул не успел заметить в кипе барахла мой выпавший бюстгальтер, и подняла скрипку.
– А это правда, что ведьмы живут пятьсот лет? – вдруг спросил Коул.
Я высунула язык, запихивая в карман рюкзака свою атласную кофточку.
– Нет. Мы долгожители, а не бессмертные. Лет двести пятьдесят или триста… Кому как повезет. Может, погнали уже, а? Или тебе прямо тут справочник по ведьмовскому житью накатать?
Мы поднялись, направляясь к стойке выдачи заказов навынос. Тучи снаружи сгущались, нагнетая мрак внутри ресторанчика, и я поспешила запахнуть пальто, чтобы не разболеться снова. Одну простуду я и так с трудом пережила.
Сложив в бумажный пакет две порции жареной картошки, Коул придержал для меня дверь, пропуская вперед. В усиливающемся ветре мы добежали до джипа, и я забросила на задние сиденья свой багаж, метя, чтобы попасть в дремлющего кота.
Протяжно мяукнув, Штрудель умастился на моем футляре, который тут же порыжел и сделался меховым, как и весь салон автомобиля.
– Сядешь к Штруди или ко мне?
– Однозначно к тебе.
Я устроилась на переднем сиденье и скукожилась в кресле, как изюм, пытаясь занять удобное положение и немного расслабиться. Путешествовать с кем-то было мне в диковинку.
Коул завел мотор. Перестав щепетильно вылизываться, кот спрыгнул с моей скрипки и перебрался к нам. Жирок под персиковой шерстью колыхался, и пухлые бока едва не застряли между сиденьями.
– Что происходит? – сглотнула я, когда Штрудель, размяв лапы на коленях Коула, остался чем-то недоволен и навострился перейти ко мне. – Ну уж нет…
– Погляди, Штрудель пошел на мировую! – умилился Коул. – Что такое? Разве ведьмы не обожают кошек?
– Это стереотип, – мрачно сказала я, стараясь не притрагиваться к вибрирующему клубку весом в шесть фунтов, который улегся мне на колени.
Штрудель зевнул, и на меня сонно уставились два глаза-цитрина, чуть ярче и желтее, чем глаза Коула. Убедившись, что кот действительно ластится, а не собирается взять надо мной реванш, я легонько потрепала его по холке. Хвост возмущенно вильнул, ударив меня по носу.
– Вздремни, – посоветовал мне Коул, включая дворники. – До Бёрлингтона сутки пути. Только сначала…
– Что?
Коул замялся, и я невольно напряглась.
– Скажи, как тебя зовут на самом деле?
Я – лгунья, и это норма для тех, кто вынужден скрываться и выживать. Но, глядя Коулу в глаза, пускай он тут же и отводил их, я внезапно поняла, что устала от беспрерывной лжи. И впервые за много лет я услышала, как непривычно, приятно и волнующе звучит мое собственное имя:
– Одри Дефо.
Уголки губ Коула дрогнули, и он смел мои удостоверения, забранные из участка в Новом Орлеане и лежащие на бардачке, в бумажный пакет. Неожиданно для себя я не стала препятствовать.
– А я Коул Гастингс. Приятно познакомиться. Там, куда мы едем, врать и прятаться тебе не придется. Поездка в Бёрлингтон станет лучшим твоим решением, вот увидишь!
Это прозвучало не так искренне, как Коул пытался. Я усмехнулась, заметив красные пятна, которыми он покрылся. Судя по ним и тому, как Коул, нервничая, едва не выдернул с корнем рычаг передач, заводить новых друзей ему доводилось не часто. Джип помчался по шоссе так быстро, будто из тайского ресторана за нами гнался сам Будда.
Впрочем, лучше бы это и впрямь был Будда.
IV
Бёрлингтон
Голубая глина, которую так приятно мять в руках. Белоснежные катера и рыболовные судна, дрейфующие по кристаллической глади. Прогнивший пирс, заросший мхом, от которого побегут мурашки до самой макушки, если пройтись по нему босиком.
Я не повернулась на шорох гальки и не подняла глаз, даже когда Джулиан опустился рядом.
– Ты знал?
Мой голос звучал сухо, как шорох листьев на пожелтевших деревьях, чей ветреный шелест Рэйчел звала пением лесных духов. И, по ее заверениям, духов вокруг нас было непомерно много: они, как и деревья, милостиво берегли наш ковен от чужих глаз.
Джулиан все молчал, а я пыталась увидеть перед собой хоть что-то, а не осунувшееся лицо матери, когда она говорила то, что я предпочла бы забыть.
– Почему ты не рассказал? – спросила я, и от тишины, ставшей мне ответом, захотелось кричать.
Я повернула голову. Злость подступила к горлу при виде сдержанного вида Джулиана, который даже не думал оправдываться или извиняться, как ему следовало.
– А что другие? – прошипела я, и голубой глине в моих руках больше не требовалось мое теплое дыхание, чтобы оставаться мягкой: склизкая, она потекла, как жидкость, плавясь на коже от неестественного жара. – Рэйчел? Дебора? Маркус? Эмма? Они тоже знали? Говори же!
– Да.
– Что «да», Джулиан?!
– Все знали, – подтвердил он, перебирая мелкие песчинки. – Кроме Ноа и Хлои. Они еще слишком маленькие. – И прежде, чем я успела швырнуть кипящую в ладонях глину ему в лицо, Джулиан наконец-то заговорил: – Успокойся, Одри! Мы сами узнали об этом только два дня назад.
– Два дня, по-твоему, недостаточно?! Ты предал меня!
– Хватит молоть ерунду! Это мама велела нам молчать, потому что хотела рассказать тебе все лично. Я не мог не выполнить ее просьбу, учитывая, что это, возможно, последняя просьба в ее жизни!
Я демонстративно зажала уши, тряся головой, чтобы не слышать.
– Замолчи! Замолчи! Я не заслужила, чтобы узнать последней новость, что нашу мать, саму Верховную ведьму, сжирает какой-то примитивный человеческий рак!
Джулиан снова затих, но теперь смотрел на меня в упор – хладнокровный, непроницаемый… Уступчивый. Он всегда контролировал свои эмоции лучше, чем кто-либо из нашей семьи. Даже сейчас он терпел и смиренно пережидал бурю, которая рвала мою душу на части. Бурю из слез и ветра, гонящего воду к берегу, как при морском приливе.
– Эй, – ласково позвал меня Джулиан и потрепал по волосам, хотя я попыталась увернуться и оттолкнуть его, ударив локтем в грудь. – Дыши глубже, Одри. Погляди, из-за тебя шторм начинается…
Я крепко жмурилась, глотая соль, щиплющую губы. Джулиан осторожно обнял меня, подставляя свое плечо, в которое я незамедлительно уткнулась. Он всегда был моей опорой, моей крепостью, но даже она распалась на тонну булыжников, неспособная укрыть меня от горя потери самого любимого человека на свете. И все же объятия Джулиана утешали, как молоко с медом, и сквозь слезы я разглядела потемневший пейзаж, утративший безмятежность: буря эмоций обернулась бурей природы. Катастрофически похолодало.
– Возьми себя в руки, – сказал Джулиан шепотом, целуя меня в волосы, расплетенные по дороге на пирс. – Маме не понравится, если в июне выпадет снег. Ты почти сломала лето!
Джулиан попытался выбить из меня смешок, и ему это почти удалось. Я всхлипнула, но тучи покорно расступились, возвращая солнце на небо.
– Ты станешь самой молодой Верховной, – произнес брат, и я снова постаралась вырваться, но он бескомпромиссно удержал меня, повернув мое лицо к своему. – Пойми, как тебе повезло! Все мечтают об этом. Ты не останешься одна. Я, Дебора, Маркус, Чейз и другие – мы всегда будем рядом.
– Может, и мама будет тоже? – начала я и договорила раньше, чем Джулиан, тяжко вздохнув, успел бы разбить в прах все мои грезы: – Может быть, дар исцеления… Он ведь лечит все, разве не так? Помнишь, как мама вылечила бесплодие Моники?.. А катаракту Нины? А запущенную стадию энцефалита добермана Пикуля…
– Одри… – Джулиан поморщился, и я знала, что он совсем не хочет говорить то, что должен сказать. – У мамы метастазы по всему телу. Она ведь объясняла тебе, что уже исцелялась… Прошло три года, а рак все не останавливается. Мама слишком стара. Магия – это своеобразное озеро: она имеет свойство иссушаться. Рано или поздно Верховная увядает – и это нормально. Тогда на ее место приходит следующая…
– Может, это и не рак вовсе? – продолжала упрямо я. – Может, это проклятие или… У ковена ведь есть враги, да? Чего стоит одна Аврора Эдлер! Ох, если бы мама сообщила нам раньше, а не ждала столько лет, страдая в одиночестве… Мы бы точно во всем разобрались. Но у нас еще есть время, Джулс!
– Одри!
Брат резко выпустил меня и зажмурился, ударив сжатыми кулаками по земле и подняв в воздух облако из песка и пыли.
Это облако, став огромным, зависло над нашими головами, как одна из призванных мною раньше туч. Стена из песка мерцала, как Млечный Путь, и это было бы красиво, если бы телекинез Джулиана не был таким устрашающе мощным, когда его эмоции выходили из-под контроля.
