скачать книгу бесплатно
Чем ближе к центру Шанхая, тем это становилось заметнее. Складывалось впечатление, что дома здесь построил какой-то способный, но ленивый архитектор, сотворивший невероятную красоту, которая, однако, обрывается резко, вдруг. В беднейших частях Шанхая всегда не хватало места, средства на строительство то и дело заканчивались до завершения всех работ. Трубы всегда оказывались немного коротки, водостоки всегда бывали закрыты только наполовину, тротуары внезапно заканчивались. Дом, стоящий напротив резиденции Монтековых, находился так близко, что при желании Рома мог бы из своего окна на четвертом этаже дотянуться до его открытых ставней. Он мог бы даже перескочить туда, напугав старика, который жил в тамошней квартире.
Вообще-то там, где он жил раньше, было просторнее. За городом было много земли, не имеющей отношения ни к Французскому кварталу, ни к Международному кварталу. Но штаб-квартира Белых цветов находилась рядом с Французской концессией, и они были полны решимости и дальше оставаться именно здесь. Монтековы жили здесь с тех пор, как из России эмигрировал дед Ромы. Иностранцы начали занимать соседние участки только недавно, когда почувствовали свою власть. Время от времени французы досаждали Белым цветам, пытаясь встревать в их дела и контролировать их, но ситуация всегда поворачивалась в пользу русских. Французы нуждались в них, а они во французах – нет. Их банда будет и дальше позволять иностранцам устанавливать свои законы на территориях, которые не принадлежат ни ей, ни им, а надутые торговцы в своих одеяниях с цветочными узорами и начищенных туфлях будут и дальше отходить в сторону, когда на улицах наводят порядок бандиты из банды Белых цветов.
Это был компромисс, но со временем напряжение будет нарастать. В таких местах, как это, и теперь уже было нечем дышать, так что не следует помогать тем, кто душит тебя подушкой.
Рома поправил на плече ремень Вениной сумки. Веня был не очень-то доволен тем, что Рома забрал у него рисовальные принадлежности, но, когда Рома притворился, будто готов отдать ему сумку обратно, его кузен взглянул на дохлых букашек, которых Лауренс не захотел оставлять у себя, и на башмак мертвеца – и тотчас подтолкнул ее к Роме, попросив его вернуть все после основательной чистки.
Рома отпер парадную дверь дома и проскользнул внутрь. Когда он дотащился до гостиной, справа хлопнула дверь и появился Дмитрий Воронин. Час от часу не легче – день, не задавшийся с самого начала, испортился еще больше.
– Рома! – закричал Дмитрий. – Где ты пропадал все утро?
Хотя он был всего на несколько лет старше, Дмитрий всегда вел себя так, будто он намного лучше Ромы и может смотреть на него сверху вниз. Когда Рома проходил мимо, он протянул руку и попытался взъерошить его волосы.
Рома отшатнулся. Ему было девятнадцать лет, он был наследником одной из двух самых могущественных империй в Шанхае, но когда в комнату входил Дмитрий, он снова ощущал себя ребенком.
– Да так, ходил кое-куда, – неопределенно ответил Рома.
Если сказать, что он ходил по делам Белых цветов, Дмитрий начнет выспрашивать, по каким делам, и не слезет с него, пока не вызнает все. Дмитрий был не так глуп, чтобы открыто оскорблять Рому, но Рома слышал оскорбления в свой адрес всякий раз, когда он толковал о его молодости, всякий раз, когда он хмыкал, пока Рома говорил. Именно из-за Дмитрия Рома не мог быть мягким. Именно из-за Дмитрия Рома, глядя на себя в зеркало, всякий раз делал холодное и жесткое лицо, которое он терпеть не мог.
– Чего ты хочешь? – спросил Рома, налив себе стакан воды.
– Не бери в голову. – Дмитрий вслед за Ромой зашел на кухню, взял ближайший нож и, насадив на него кусок мяса с тарелки, стоящей на столе, начал обкусывать его, ничуть не заботясь о том, кто оставил там эту тарелку или сколько времени она простояла на столе. – Я тоже собирался выйти.
Рома нахмурился, но Дмитрий уже выходил, унося с собой тяжелый запах мускуса и дыма. Оставшись один, Рома сделал долгий выдох и повернулся, чтобы поставить свой стакан в раковину. И только теперь он увидел наблюдающие за ним большие карие глаза на маленьком личике, похожем на лицо эльфа. Он едва не вскрикнул.
– Алиса, – прошипел Рома, открыв дверцы буфета. Как ей удавалось наблюдать за ним все это время так, что он ее не замечал? Как она вообще втиснулась в буфет между специями и сахаром? Но он слишком хорошо знал свою сестру, чтобы расспрашивать ее.
– Осторожнее, – захныкала она, пока Рома вытаскивал ее из буфета. Когда он поставил ее на пол, она показала на свой рукав, который он зажал в кулаке. – Это новая вещь.
Однако ее наряд отнюдь не был новым. Похожий на те рубашки с запахом, которые носили китайские крестьяне при императорах, он был порван из-за того, что Алиса вечно пряталась по всяким тесным углам. А еще она то и дело говорила странные вещи просто затем, чтобы вызвать у людей замешательство, из-за чего окружающие начинали думать, что она то ли слишком юна, то ли не в своем уме.
– Замолчи, – сказал Рома. Он поправил ее воротник, затем застыл, когда его рука коснулась цепочки у нее на шее. Это было украшение их матери, которое она привезла из Москвы. Последний раз он видел его на ее мертвом теле после того, как ее убила Алая банда. Блестящая серебряная цепочка резко выделялась на фоне запекшейся крови, вытекшей из ее перерезанного горла.
Госпожа Монтекова заболела вскоре после рождения Алисы. Рома навещал ее раз в месяц, когда отец возил его в тайное безопасное убежище, где ее скрывали, неприметный дом в укромном уголке Шанхая. Она была худой и землисто-бледной, но разум ее оставался ясным, и она всегда улыбалась, когда Рома подходил к ее кровати.
Поскольку это убежище считалось безопасным, у госпожи Монтековой не было охраны. Но четыре года назад Алая банда все-таки отыскала ее и перерезала ей горло в отместку за нападение, произошедшее несколькими днями раньше, оставив в ее руках увядшую красную розу. Когда они хоронили ее, из ее ладоней все еще торчали застрявшие в них шипы.
Роме следовало бы возненавидеть Алую банду еще задолго до того, как они убили его мать, а после этого возненавидеть их еще больше. Но он не питал к ним ненависти. Ведь суть кровной вражды – это око за око, зуб за зуб. Если бы он не устроил нападение первым, они бы не отплатили Монтековым, убив его мать. В такой вражде вина лежит на обеих сторонах. Если ему и следует кого-то винить в гибели своей матери, то себя самого.
Алиса помахала рукой перед его лицом.
– Я вижу перед собой глаза, но не вижу мозгов.
Рома тотчас вернулся в реальность. И одним пальцем приподнял подбородок сестры.
– Откуда это у тебя? – мягко спросил он.
– Я нашла его на чердаке, – ответила Алиса. Ее глаза загорелись. – Красивый кулон, правда?
Когда погибла их мать, ей было всего восемь лет. Ей не рассказали об убийстве, и она думала, что ее мать сгубила болезнь, от которой та страдала давно.
– Да, очень красивый, – ответил Рома, и голос его звучал хрипло. Он поднял глаза, услышав шаги на втором этаже. Их отец был в своем кабинете. – Ну, беги, Я тебя позову, когда придет время ужина.
Алиса, тряхнув головой с растрепанными светлыми волосами, выбежала из кухни и побежала к лестнице. Услышав, как на четвертом этаже закрылась дверь ее спальни, Рома тоже начал подниматься, направляясь в кабинет их отца. И, помотав головой, чтобы привести мысли в порядок, постучал в дверь.
– Входи.
Рома сделал глубокий вдох и открыл дверь.
– Ну? – вместо приветствия сказал господин Монтеков, не поднимая глаз. Его внимание было приковано к письму, которое он держал в руке и быстро читал, затем он отложил листок в сторону и взял следующее из груды корреспонденции на столе. – Надеюсь, ты что-то нашел.
Рома осторожно зашел и поставил сумку на пол. Потом наклонился, секунду помешкал и, достав башмак, положил его на стол. Затем затаил дыхание, сжав руки за спиной. Господин Монтеков уставился на башмак с таким видом, будто Рома взгромоздил на его стол бешеного пса. У него часто бывало такое выражение лица, когда он смотрел на своего сына.
– Что это?
– Я нашел этот башмак на месте гибели первых семерых человек, – объяснил Рома, – но он принадлежал тому, который умер в кабаре Алых. Думаю, он присутствовал на месте первого преступления, а если так, то речь идет о заразе…
Господин Монтеков с силой хлопнул ладонями по столу. Рома вздрогнул всем телом, но заставил себя не закрывать глаз и продолжил смотреть перед собой.
– Зараза! Помешательство! Чудовища! Что случилось с этим городом? – взревел господин Монтеков. – Я прошу тебя найти ответы, а ты приносишь мне вот это?
– Я нашел именно то, что ты просил, – чуть слышно ответил Рома. В последние четыре года он всегда исполнял то, чего от него требовали, будь то какое-то мелкое поручение или нечто неприятное. Откажись он, ему пришлось бы расхлебывать последствия, и, хотя ему не хотелось быть Белым цветком, мысль о том, что он перестанет быть им, была еще более невыносима. Его звание наследника банды Белых цветов обеспечивало ему безопасность, держало тех, кто ему угрожал, на расстоянии, позволяло ему оберегать Алису и его друзей.
– Убери это, – приказал господин Монтеков, взмахом руки показав на башмак.
Рома плотно сжал губы, но убрал башмак и, сунув его обратно в сумку, встряхнул ее, чтобы материя скрыла его целиком.
– Факты неоспоримы, папа. Восемь человек сходятся в шанхайском порту, и семеро из них разрывают себе горло, а одному удается спастись. И, если на следующий день этот последний также разрывает себе горло, то не кажется ли тебе, что речь идет о какой-то заразной болезни?
Господин Монтеков не отвечал. Вместо этого он повернулся и уставился в маленькое окошко, выходящее в людный переулок. Его руки сжали подлокотники большого кресла, на бритом черепе выступил едва заметный пот. Казалось, он позабыл о груде писем на своем столе. Роме были знакомы имена, которыми по-китайски были подписаны многие из них: Чэнь Дусю, Ли Дачжао, Чжан Гутао. Коммунисты.
После большевистской революции в России та же приливная волна дошла и сюда, в Шанхай. Новые политические течения, возникшие в Китае несколько лет назад, настойчиво пытались привлечь на свою сторону и Белые цветы, полностью игнорируя тот факт, что они совсем не желали перераспределять богатства. Разумеется: ведь Монтековы так долго копили эти самые богатства, карабкаясь наверх. А большинство рядовых членов их банды оказались в Шанхае, потому что бежали от большевиков.
Даже если коммунисты видели в Белых цветах потенциальных союзников, Белые цветы смотрели на них как на своих врагов.
Наконец, гадливо крякнув, господин Монтеков отвернулся от окна.
– Я не хочу вовлекаться в эту историю с помешательством, – решил он. – Теперь твоя задача состоит в том, чтобы выяснить, что происходит.
Рома кивнул. Почему голос его отца звучит так сдавленно? Может, он считает, что заниматься этой историей о массовом помешательстве ниже его достоинства? Или дело в том, что он боится, как бы такое не приключилось и с ним? Сам Рома не боялся. Он опасался только влияния и власти других людей. Чудовища были сильны, но у них не было влияния и власти. А это серьезное отличие.
– Я выясню все, что смогу, об этом малом, – сказал он, имея в виду последнюю жертву.
Господин Монтеков немного отодвинул свое кресло назад и закинул ноги на стол.
– Поспешишь – людей насмешишь, Рома. Сначала ты должен удостовериться, что этот башмак и вправду принадлежит тому Алому, который умер сегодня ночью.
Рома нахмурил лоб.
– Его тело находится в больнице Алых. Они пристрелят меня, если я там появлюсь.
– Придумай что-нибудь. Когда я приказал тебе добыть сведения об Алых, ты, похоже, проник в их логово без проблем.
Рома напрягся. Его отец послал его на территорию Алых только потому, что встреча глав их банд была немыслима. Если бы господин Цай и его отец встретились лично и мирно разошлись, для каждого из них это означало бы потерю лица. А Рома мог обратиться к Алым, не нанеся урона чести Белых цветов. Он был всего лишь наследником, отправленным к врагу с важной миссией.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он. – Если у меня была причина зайти в их кабаре, это вовсе не значит, что я могу беспрепятственно шататься по их больнице…
– Найди кого-нибудь, кто проведет тебя туда. До меня дошли слухи, что их наследница вернулась.
Рома ощутил стеснение в груди.
– Папа, не смеши меня.
Господин Монтеков небрежно пожал плечами, но в глазах его мелькнуло что-то такое, что совсем не понравилось Роме.
– Это не такая уж абсурдная мысль, – сказал его отец. – Наверняка ты можешь попросить ее об одном одолжении. Ведь некогда она, как-никак, была твоей зазнобой.
Глава семь
Прошло всего несколько дней, но по городу уже начали ходить слухи. Поначалу они были смутными: толковали, что за массовым помешательством стоят не враги, что оно вызвано не какими-то естественными причинами, а самим дьяволом, который стучит в двери поздними ночами и одним своим взглядом сводит человека с ума. Затем пошли толки о появлении какого-то странного существа. Домохозяйки, развешивающие постиранную одежду у реки, утверждали, что видели щупальца, которые оно поспешно спрятало в воду, когда они пришли в сумерках на берег, чтобы снять ее. Несколько трудяг из тех, кто работал на Алых, рассказывали, что, явившись на свои ночные смены, они в ужасе бежали, услышав рычание и заметив в другом конце переулка какие-то жуткие серебряные глаза. Но самым страшным был рассказ владельца одного из прибрежных борделей, который уверял всех, что видел какую-то тварь, лежавшую, свернувшись, среди мешков с отбросами рядом с его заведением, когда он утром закрывал его. По его словам, эта тварь тяжело дышала, как будто ей было больно или как будто она силилась что-то сделать, и это совершенно точно был какой-то невиданный зверь.
– Его хребет усеян множеством клинков, – услышала Джульетта шепот какого-то маленького мальчика, вместе со своей матерью стоящего перед ней в очереди к окошку закусочной, торгующей навынос. Ребенок, ерзая от нетерпения, передавал своей родительнице то, что услыхал от кого-то из соседских детей. По мере того как увеличивалось количество смертей – а после того малого в кабаре их было немало, – множились и догадки, как будто, толкуя о том, что это может быть, люди могли найти истину. Но чем больше они болтали, тем дальше оказывалась истина.
Джульетта отмахнулась бы от всех этих историй, сочтя их пустыми сплетнями, но овладевший простыми шанхайцами страх был реален, и она рассудила, что вряд ли он разросся бы до таких масштабов, если бы за всеми этими спекуляциями не стояли какие-то факты. Но что же происходит? Ведь чудовищ не существует, что бы ни говорили китайские сказки, которые когда-то считались непреложной истиной. Сейчас новый век, век прогресса, век науки. Значит, это так называемое чудовище было кем-то создано – но кем?
– Замолчи, – сказала мать мальчика, пальцами левой руки нервно перебирая четки, висящие на запястье правой. Это были буддистские четки, используемые при чтении мантр, но какую бы мантру ни читала сейчас эта женщина, она не могла умерить воодушевление ребенка.
– Говорят, что когти у него размером с человеческое предплечье, – продолжал мальчик. – По ночам оно охотится на бандитов и нападает, как только почует гнилой дух их крови.
– От этого умирают не только бандиты, qin’?i de, – тихо сказала мать и сжала его затылок, чтобы держать его рядом в медленно движущейся очереди.
Голос мальчика задрожал.
– Мама, а я не умру?
– Что? Конечно, нет. Не говори глупостей. – Подошла ее очередь и она, глядя в окошко закусочной, сказала: – Две.
Хозяин закусочной протянул ей через окошко бумажный пакет, и она вместе с сыном поспешила прочь. Джульетта посмотрела им вслед, думая о том страхе, который вдруг прозвучал в голосе мальчика. Хотя ему было не больше пяти лет, он тоже боялся умереть, ибо никто не застрахован от безумия.
– Вам за счет заведения, барышня.
Джульетта подняла глаза и увидела протянутый ей через окошко бумажный пакет.
– Только лучшее для принцессы Шанхая, – сказал старик, владеющий закусочной, поставив локти на прилавок.
Джульетта постаралась улыбнуться самой ослепительной из своих улыбок.
– Благодарю вас, – сказала она, беря пакет. Эти два слова дадут хозяину закусочной повод для хвастовства, когда завтра он встретится со своими приятелями, чтобы поиграть в маджонг.
Джульетта повернулась, отошла от очереди, сунула руку в пакет и, оторвав кусочек булочки, положила его в рот. Улыбка сползла с ее лица. Час был уже поздний, и скоро надо будет вернуться домой, где ее уже ждут, но она все равно мешкала среди магазинчиков в людном районе Чэнхуанмяо – одинокая, медленно бредущая девушка в здешней суете. Ей редко выпадала возможность побродить в подобном месте, но сегодня был как раз такой случай. Господин Цай отправил ее, чтобы получить отчет от оптовой базы, с которой они сбывали опиум, что оказалось совсем не так интересно, как она ожидала. Там просто плохо пахло, а когда она наконец разыскала владельца базы и он принес ей бумаги, затребованные ее отцом, вид у него был полусонный. Он даже не поздоровался с ней и не стал проверять, имеет ли она право требовать такие конфиденциальные сведения о поставках. Непонятно, как такому типу вообще могли поручить управлять пятью десятками рабочих.
– Извините, извините, – бормотала она, проталкиваясь сквозь особенно плотную толпу, собравшуюся у мастерской, где рисовали карандашные портреты. Хотя розовое небо уже начинало темнеть, в Чэнхуанмяо все еще было полно народу – тут гуляли влюбленные парочки, дедушки и бабушки покупали шанхайские паровые булочки сяо лунь бао для своих внучат, бродили любопытствующие иностранцы. Вообще-то само название «Чэнхуанмяо» относилось к здешнему храму, но для жителей Шанхая оно обозначало также все расположенные окрест людные рынки и крытые аркады. Почти век назад штаб британской армии обосновался в здешних садах Юй Юань, мимо которых сейчас проходила Джульетта. С тех пор, хотя военные и покинули эти места, их полюбили иностранцы, и теперь тут то и дело мелькали их лица, выражающие удивление и беззаботность.
– Это конец, конец! Покупайте лекарство, покупайте лекарство! Единственное лекарство!
А порой тут хватало и своих собственных, доморощенных чудаков.
Джульетта поморщилась и пригнула голову, чтобы посмотреть на старика, вопящего во все горло на мосту Цзюцюй. Хотя она и старалась не привлекать к себе внимания, при виде нее старик встрепенулся и бросился ей навстречу по идущему зигзагом мосту. При этом он сильно топал, что не могло не вызывать опасений относительно надежности этого сооружения, поскольку оно было очень старым. Он остановился прямо перед ней, прежде чем она успела отойти достаточно далеко.
– Спасение! – визгливо прокричал он и так поморщился, что глаза скрылись в складках кожи. Его спина была скрючена, однако двигался он быстро, точно грызун, снующий по улицам в поисках еды. – Ты должна нести граду весть о спасении! Его подарит нам la-gespu!
Джульетта заморгала, недоуменно подняв брови. Она знала, что ей не следует разговаривать с крикливыми мужчинами на улицах, и действительно, в этом старике было нечто такое, отчего по затылку забегали мурашки. Несмотря на его деревенский говор, ей удалось понять почти все слова – кроме тарабарщины, прозвучавшей в самом конце.
La-gespu? Что он имеет в виду? Может, это «s» всего лишь шепелявость, свойственная старшему поколению?
– La ge bo? – попыталась угадать Джульетта. – Спасение нам принесет жаба?
Старик явно был крайне обескуражен. Он замотал головой, так что его редкие растрепанные волосенки заколыхались, тощая коса заходила ходуном. Он был одним из тех немногих людей, которые по-прежнему одевались так, будто имперская эра продолжалась.
– В детстве я слышала от моей матушки одну мудрую поговорку, – сказала Джульетта, на сей раз уже забавляясь. – La ge bo xiang qie ti u n?.
Старик молча смотрел на нее. Может, он не понимает ее шанхайский? Находясь за границей, она все время боялась, как бы не утратить свой выговор, боялась забыть, как произносить звуки, делающие шанхайский диалект не похожим ни на один другой.
– Что, вам не нравится эта шутка? – спросила Джульетта. И повторила на другом, более распространенном диалекте, на сей раз неуверенно – L?i hаmа xia?ng chi tianе r?u.
Да? Да ладно, я заслуживаю хотя бы небольшого смешка.
Старик топнул ногой, трясясь. Похоже, ему хотелось, чтобы она восприняла его всерьез. Может, для своей шутки Джульетта выбрала не ту поговорку? Безобразная жаба хочет полакомиться мясом лебедки. Может, этот старик не был воспитан на сказке о Принце-лягушонке и его безобразном сводном брате-жабе? Может, ему не понравилось, что в ее шутке содержался намек на то, что его якобы несущее спасение La-gespu она сравнила с вошедшим в поговорку коварным безобразным существом, которое вожделело лебедку, возлюбленную его брата, Принца-лягушонка.
– La-gespu – это человек, – проблеял старик. – Великий человек. Он дал мне лекарство. Укол! Я должен был умереть после того, как на меня упал мой сосед, раздиравший себе горло. О! Сколько крови! Она попала мне в глаза, текла по груди! Но я не умер. Я был спасен. La-gespu спас меня.
Джульетта отступила на несколько шагов, что ей следовало сделать еще пять минут назад, до того, как начался этот разговор.
– Это было интересно, – сказала она, – но мне надо идти.
Не дожидаясь, когда старик попытается схватить ее, она обошла его и поспешила прочь.
– Спасение! – завопил он ей вслед. – Теперь только La-gespu может принести спасение!
Джульетта резко повернула и продолжила идти. Теперь, в менее людном месте, она сделала долгий выдох и стала петлять между магазинчиками, то и дело оглядываясь, чтобы удостовериться, что старик не следует за ней. Убедившись, что его не видно, она тяжело вздохнула, поняв, что ей пора покинуть Чэнхуанмяо. Наконец, оставив позади скопление жмущихся друг к другу лавок и магазинов, она снова вышла на улицы города. Она могла бы остановить рикшу или потребовать, чтобы кто-то из Алых, слоняющихся перед дверями многочисленных кабаре, добыл ей автомобиль. Любая другая девушка ее возраста так бы и поступила, особенно с таким дорогим кулоном на шее. Похищения были прибыльным бизнесом. Торговля людьми процветала, и благодаря преступности экономика города шла в гору.
Но Джульетта продолжала идти дальше. Она шла мимо больших групп мужчин, иные из которых сидели на корточках перед дверями борделей, похотливо ухмыляясь. Шла мимо бандитов, развлекающихся, кидая ножи возле казино, которые их наняли охранять, мимо всяких темных личностей, чистящих свои пистолеты и жующих зубочистки. Джульетта шла, не останавливаясь, не замедляя шаг. Небо становилось все краснее, а ее глаза горели все ярче. Куда бы она ни шла, как бы глубоко ни уходила в темное чрево Шанхая, пока она оставалась в границах территории, все козыри были у нее.
Джульетта остановилась и покрутила лодыжкой – из-за жмущей туфли у нее затекла ступня. Пятеро бандитов из Алой банды, ошивающихся возле ближайшего ресторана, замерли, ожидая, не подзовет ли она их к себе. Это были жестокие убийцы и вымогатели, но, по слухам, Джульетта Цай была девушкой, которая задушила своего любовника-американца с помощью жемчужного колье, которая на второй день после своего возвращения в Шанхай вмешалась в драку между четырьмя Белыми цветами и двумя Алыми и убила всех четырех членов банды-соперника, потратив на этого всего три пули.
Только один из этих слухов был правдив.
Джульетта улыбнулась и помахала Алым. Один из них помахал в ответ, а остальные четверо нервно засмеялись. Они боялись гнева господина Цая, который мог обрушиться на них, если с ней что-то произойдет, но еще больше они боялись проверить, насколько правдивы слухи о ней.
