скачать книгу бесплатно
4 глава. Альбус
Из научной работы А.: «Дельфины афалины живут матриархальными или патриархальными династиями. Матери растят и кормят молоком своих детей, учат их охотиться на рыбу, защищают от акул. Главы занимаются воспитанием и социальной адаптацией подросших детенышей. У дельфинов нет имен, есть лишь обращение по социальному статусу. Дельфины знают свою семью, поддерживают друг друга и общаются при помощи ультразвука. Мозг дельфина имеет в два раза больше извилин, чем человеческий, а словарный запас этого животного составляет около 8000 слов… Когда одна особь из стаи, даже самой дружной, вдруг рождается немного отличающейся от остальных, например, она меньше размером, или имеет другой раскрас, или у нее ниже или выше расположены глаза, то она часто становится среди дельфинов если не изгоем, то по меньшей мере неполноценным членом общества. Ей не всегда удается создать семью и обеспечить продолжение рода.»
Алекс был во всём прав, кроме одного. Каждому дельфину при рождении давалось имя, вот только разглашать имена в присутствии людей строго воспрещалось. Человек, с которым общались дельфины, слышал лишь обращение согласно социальному статусу, от того и возникло ложное мнение, ошибкой закравшееся в труды исследователей-современников.
***
Альбус родился не таким, как все. Ему даже имя дали, соответствующее его внешности. Абсолютно белый детеныш с лиловыми глазами испугал всех членов стаи. Старшие братья и сестры не захотели даже подплыть к нему сразу после рождения, чтобы аккуратно ткнуть его носом в бочок, как полагалось в их династии Пикало с самого ее основания. А основалась она еще 400 лет назад. Многое видела их династия: бури и штормы, войны и пиратские разбои, смену климата и ландшафта, но вот дельфина-альбиноса – никогда. Естественно, что это не сулило ничего хорошего, считали дяди и тети, бабушки и дедушки.
– Посмотрите, какие лиловые глаза, – говорила бабушка Афалия, – он точно принесет беду в нашу стаю.
– Ой, у него даже все плавники белые, – бил себя по бокам дядя Пайпер, – вот не повезло доходяге. Ой, не жилец он. Нет, не жилец. Точно его акулы сцапают, ведь его и за километр видно в самой мутной воде!
И только заботливая мама Тан, нежно прижималась к своему необычному ребенку и говорила вопреки всем и вся:
– Альбус, ты не похож на остальных, но ты непременно вырастешь большим, умным и славным дельфином.
Альбинос, как бельмо на глазу стаи, рос одиночкой: со временем многие смирились с соседством столь неприглядного родственника, но сближаться с ним по-прежнему никто не горел желанием. Лишь только брат матери Тан, Доджер, из большой любви к сестре и жалости к племяннику, над которым природа сыграла злую шутку, принимал участие в воспитании отпрыска. Альбус был благодарен ему и любил его всей душой. Со временем Доджер оценил его горячее сердце и привязался к нему настоящими кровными узами. Так Альбус потихоньку и взрослел. В первый год жизни, как рыба-прилипала, везде плавал с Тан. Конечно, Тан приходилось непросто. Ей приходилось постоянно вступаться за сына, когда другие дети обижали его. Кроме того, охотиться им приходилось после всей стаи, чтобы избежать лишних пересудов и неприязненных взглядов. Они часто оставались голодными, а Альбус рос тощим неказистым дельфиненком.
– Мам, одногодки не хотят играть со мной, – жаловался он Тан, – они уплывают от меня и говорят, что я принесу им несчастье.
– Это предрассудки, которые внушили им родители, милый мой, – вздыхала Тан, – давай лучше охотиться на рыбку.
Дельфины из их стаи по-разному добывали себе пищу. Одни предпочитали активную охоту с погоней и оглушением рыбы хвостом, другие занимались прибрежным аквапланированием. Коротая в одиночестве целые дни, Альбус много наблюдал за морскими обитателями, покачиваясь на волнах. В водах между Скайсити и Нордполисом, где чаще всего останавливалась их колония, было много всякой живности, на которую можно было смотреть без отрыва, настолько это было завораживающе. В ясную погоду вода была абсолютно прозрачной, и с поверхности Альбус видел мельчайшие подробности личной жизни морских обитателей. На дне копошились розовые морские звезды, шагающие в поисках пищи на своих прозрачных присосках-ножках, и медленно передвигались двустворчатые полосатые солемии, вытягивая единственную ногу, больше напоминающую язык. Время от времени можно было увидеть пятнистых скатов, под крыльями которых всегда находили приют мелкие рыбешки. На волнообразное движение их плавников можно было смотреть бесконечно. Альбус любил симфонию океана: закрывая глаза, он слышал арии китов, сопровождаемые трелями своих сородичей-дельфинов. Аккомпанировали этим до дрожи пробирающим мелодиям плеск волн наверху, приглушенные крики чаек и бульканье вырывающихся из-под морского грунта пузырьков газа.
Однажды, отдыхая на поверхности океана, Альбус увидел, что песок на дне вздымается, оставляя в воде взвесь ила. Он продолжал лежать животом вверх и внимательно смотрел на дно. Вдруг из песка выскользнула желтая рыбка и поплыла по своим делам. Так Альбус понял, что для пропитания вовсе не обязательно носиться как угорелому. Сначала он попробовал взрывать песчаный грунт носом, но охоты не получилось, так как он весь исцарапался об острые ракушки. «Здесь нужно что-то прочнее, чем мой нос», – размышлял он, обшаривая океанское дно. Заплыв чуть дальше от стаи, чем обычно, он обнаружил плантацию губок. Испробовав их на прочность, Альбус решил, что этот материал вполне сгодится для охоты. Он отломил подходящую губку, зажал ее зубами и возликовал. Кончик носа был надежно защищен латами. Несколько часов он рыл дно, и плотно наелся. А самую большую выловленную им рыбу он с гордостью принес матери, которая тщетно пыталась найти пищу у берега, где уже полакомились самцы из стаи. Так Альбус научился добывать рыбу и научил этому Тан, а позже и Доджера. С тех пор они не знали нужды. Альбус начал быстро набирать вес, бока его выправились, а мышцы стали сильнее. Много времени альбинос проводил, тренируясь на преодоление больших расстояний с максимальной скоростью. Это было жизненно важно для него, так сказал Доджер, ведь белый дельфин является идеальной мишенью для акул. Даже старики из стаи заметили, что он хоть и отличается от других, но весьма не плох в плавании и маневрировании.
Но больше всего на свете Альбус любил исследования. Страсть к исследованиям крепла в нем чем дальше, тем сильнее. А началось всё с того, что однажды он охотился, и внезапно из песка выскочила удивительная вещица. На круглой проволоке висел ключ. Он не мог понять, что это такое, и принес находку Доджеру.
– Что это? – спросил он дядю.
– Это ключи, ими открывают двери, – ответил Доджер.
– А какие двери ими открывают? – полюбопытствовал Альбус.
– Разные: от домов или сокровищниц, например.
– И я смогу открыть этим ключом любую дверь? – обрадовался альбинос.
– Нет, не любую, один ключ открывает только одну дверь.
– Как же мне узнать, какую дверь открывает этот ключ? – не унимался Альбус.
– Альбус, оставь эту затею, ты только зря потратишь время, – предостерег Доджер, зная настойчивый характер племянника.
Но Альбус загорелся идеей, и отныне его преследовала лишь одна мысль: найти подходящую дверь. Ключи он спрятал среди зарослей губок, и в свободное от охоты на рыбу время он плыл к ближайшему затопленному поселению и искал там закрытые двери. Со стороны это место представляло собой ужасающее зрелище: разбитые океанскими течениями каменные домики, как грибы, были натыканы тут и там. Где раньше росли овощи и цветы, нынче волновались леса широких и высоких водорослей, между которыми шныряла мелкая рыбешка. Некогда разбитые приливом стёкла, лежащие рядом с развалинами, превратились в шлифованные слюдяные пласты, которые в погожие солнечные дни красиво переливались в лучах, проникающих сквозь толщу воды. А из некоторых окон наружу проникали бледные, выцветшие полиэстеровые занавески, и как призраки, парили в воде. Но Альбус не видел ничего ужасного в этом месте. Для него это было то самое тридесятое океанство, про которое когда-то в младенческом возрасте ему рассказывала мама. Естественно, Тан сопровождала его, ведь он был еще ребенком. Пять лет по меркам дельфинов – это еще детство.
Пока Альбус плавал среди разрушенных каменных строений и искал заветную замочную скважину, Тан всегда плавала рядом и высматривала в воде возможную опасность.
После очередных неудачных поисков нетерпение Альбуса лишь возрастало, и он готов был проводить в разрушенном человеческом поселении всё больше времени. Тан беспокоилась.
– Альбус, – однажды сказала она сыну, – может, тебе стоит оставить эту задумку? Мы каждый раз рискуем, уплывая от стаи.
– Мам, но это же так интересно! – Альбус возбужденно плавал вокруг Тан, похлопывая себя плавниками по бокам и крутясь вокруг своей оси, – Я уже проверил больше половины уцелевших дверей в поселении.
– Альбус, я не хочу тебя разочаровывать, но этот ключ… Может быть, ты вообще не найдешь подходящий к нему замок… Вполне вероятно, что он может находиться в другом поселении. Скорее всего, это бесполезная затея, – Тан выглядела подавленной, но дельфин-альбинос словно не слышал ее. Он продолжал плавать и кружиться, выделывая вокруг матери кульбиты и пируэты.
Тан выплыла на поверхность, вдохнула воздух и вместе с ним решимость, и снова обратилась к сыну.
– Альбус, мне нужно сказать тебе что-то важное. Наступило время тебе повзрослеть. Мы поговорили с дядей Доджером. С восходом солнца ты поплывешь с ним и другими подростками по делам стаи.
– Что это значит? – Альбус прекратил свистопляску, остановился и обеспокоенно посмотрел на Тан, – Мам, я не хочу. Ты же знаешь, для них я – чужак.
– Как раз тебе представится возможность доказать, что это не так, – Тан погладила сына плавником по белому боку.
Хорошее настроение как рукой сняло. Еще несколько раз он пытался завести разговор о том, что он не хочет никуда плыть, инстинктивно надавливая на материнскую жалость, но Тан была непреклонна.
– Тебе пора научиться самостоятельности и коммуникабельности, сын, – стойко твердила она.
Всю ночь Альбус льнул к матери в преддверии долгой разлуки, а под утро они немного поохотились и досыта наелись рыбы. Альбусу показалось, что это была их последняя совместная охота.
Едва горящий диск солнца показался над горизонтом, пронзая поверхность океана огненными мечами, как появился Доджер. Он приплыл за племянником. Детство белого дельфина закончилось.
– Альбус, – обратился к племяннику Доджер, когда они уже уплыли от Тан на значительное расстояние, – я должен предупредить тебя сейчас. Ты знаешь, что такое инициализация?
Альбус, конечно, кое-что слышал об этом, ведь он слышал разговоры матери и дяди. Тан всегда с каким-то страхом произносила это слово, и у Альбуса возникла стойкая ассоциация, что это что-то весьма нехорошее.
– Это что-то плохое, – ответил на дядин вопрос альбинос.
– Пойми, Альбус, в мире нет ничего плохого и ничего хорошего. Когда ты плаваешь в океане, ты видишь чисто белый и чисто черный цвета? Нет. Любой белый цвет имеет вкрапления серого, а черный часто смешан с темно-синим, на зеленых водорослях есть коричневые пятна, а в голубом небе – пелена белых облаков. Понимаешь, нет ничего однозначного ни в океане, ни в мире. И у любого явления, как у монетки, есть две стороны – светлая и темная.
– Я слышал, что на инициализации обижают молодых дельфинов, – с трепетом произнес Альбус, – что же в этом хорошего?
– Действительно, часто им приходится несладко, но это лишь этап взросления. Так молодой дельфин учится жить в стае, охотиться, удерживать свое место под солнцем на богатом рыбой побережье. У людей есть такое понятие, как армия, там молодые мальчики становятся мужчинами. Это закалка характера. – Доджер взглянул на Альбуса, – Ты не такой как все, и тебе нужно научиться давать отпор. Понимаешь?
– Кажется, да, – ответил молодой дельфин.
– Будь смелей, – наставлял его Доджер, – ты сильный и быстрый, у тебя есть все шансы доказать остальным, что ты заслуживаешь уважения.
Из научной работы А.: «Самцы дельфинов имеют обыкновение плавать группами. Когда к ним примыкает молодежь, то часто она становится объектом издевок и даже физического насилия. Это очень странно, что столь цивилизованный вид животных, хранящий достижения технологического прогресса и тайны истории, до сих пор не может отойти от столь варварской традиции»
Когда они прибыли в группу самцов, Доджер оставил его на произвол судьбы.
– Я тебе не мать, и не могу позволить, чтобы ты плавал за мной, как детеныш. Это только навредит тебе. Плыви и общайся со сверстниками, – Доджер толкнул его носом в сторону группы из 4—5 молодых дельфинов. Недалеко от них плавали особи постарше, и дядя отправился к ним. Не успел Альбус приблизиться к подросткам, как те развернулись в его сторону, и Альбус услышал то, чего боялся.
– О, снежок плывет!
– Лилоглазка!
– Маменькин сыночек!
Они заключили его в круг и посыпали обидными прозвищами как из рога изобилия. Альбус скукожился и не знал, как остановить это безумие.
– Прекратите, меня зовут Альбус! – наконец, буквально взревел он.
– Тебя зовут выродок, – урча и свистя злобным смехом, снова напал на него самый крупный дельфин из группы, которого звали Тор.
– Уродец! Ненормальный! – подержали старшего остальные. Один из них и вовсе обнаглел, подплыл к Альбусу и сильно ткнул его в бок носом. Пока Альбус пытался осознать, что произошло, к нему подплыл другой дельфин и хлестнул его по морде хвостом. И тут в Альбусе вскипела ярость. На дне он увидел кусок губки, и когда к нему решительно подплыл крупный и сильный Тор, Альбус увернулся от его хвоста, подхватил прочную губку зубами и сам так двинул ему носом в брюхо, что нападающий заскулил жалобной трелью.
– Так будет с каждым, кто осмелится подплыть ко мне хоть на метр, – развернувшись к остальным и глядя поочередно на каждого, сообщил им Альбус угрожающе, – покалечу!
Дельфины остановили свои нападки и устремили свои взоры на старшего группы. Тот, явно не ожидавший такой прыти от новичка, словно потерял дар речи. В конце концов, он сделал равнодушный вид и пренебрежительно махнул на Альбуса плавником:
– Э, ребят, да он ПСИХ! Даже не подходите к нему, он неадекватный.
С тех пор шли дни, взрослые практически не обращали на него внимания, сверстники демонстративно игнорировали, и Альбус оставался один ровно до тех пор, пока он не познакомился с людьми. Это был кратковременный эпизод. Долгое время они охотились у берегов Афровилля, а затем внезапно стая сорвалась с места и поплыла в южные широты. Инстинкт заставлял его следовать за стаей. Долгое время они плыли через океан. Альбус устал. Было довольно жарко, тут и там они оплывали ловушки – старинные рыбацкие сети. Но здесь обитала невероятно жирная скумбрия. Внезапно что-то случилось. Альбус понял это по тому, что Глава и Мудрецы начали обеспокоенно говорить между собой.
– Кажется, впереди судно Скайсити, – говорил Глава Афолиус – здоровый и красивый дельфин, возраст которого составлял около 10—11 лет.
– Да-да, это оно, – согласились Мудрецы. Это были два дельфина, как казалось Альбусу, уже старых. Когда они подплыли ближе к судну, то слух Альбуса уловил родную речь.
– Это точно индиго, – с облегчением сказал Глава.
Когда они вынырнули на поверхность, то обнаружили, что на палубе уже собралась почти вся команда. Глава разговаривал с человеком, которого звали Алекс. И Глава предупредил его каком-то нападении. Альбус не понимал, о чем идет речь, ведь с ним такие серьезные темы никто никогда не обсуждал. Когда они поговорили, Альбус вдруг подумал о том, что судно идет прямо к мусорному пятну, где может застрять. Он вынырнул на поверхность, когда все остальные дельфины уже нырнули и крикнул:
– В тридцати минутах пути мусорное пятно!
– Спасибо тебе, Юный Друг, – дружелюбно улыбнулся ему человек.
После этого Альбус полюбил людей. Так как они сопровождали мусоролов поодаль, время от времени, тайком от остальных Альбус подплывал к нему и подолгу рассматривал их. Затем его заприметил Алекс, и они подружились. Алекс рассказывал ему, как устроен мир человека, а альбинос в ответ рассказывал о жизни дельфинов. Алекс писал научную работу и часто записывал слова Альбуса на бумагу, благодаря чему дельфин чувствовал себя полезным.
Понимания в стае он по-прежнему не находил, и, наверное, всё так бы и осталось, если бы однажды ночью, возвращаясь от судна к дремлющей на поверхности океана стае, Альбус не почувствовал неладное. Далеко впереди вода вскипала, он слышал странные всплески. Спустя минуту он рассмотрел треугольные плавники над поверхностью. Альбус поспешил к стае.
– Акулы, акулы! Акулы! – закричал он так громко, как мог, мигом перебудив всю стаю.
Перепуганный молодняк заметался туда и сюда, но опытный Глава призвал всех к спокойствию.
– Выстроиться в ряд! – скомандовал он.
Когда волна паники прошла, и все от мала до велика образовали стройный ряд, Глава заговорил:
– Нас восемь особей. Если мы будем действовать сообща, мы справимся с этими акулами. По моим подсчетам их всего четыре или пять. Альбус, ты молодец, что вовремя поднял тревогу, – посмотрел он на альбиноса.
– Если мы возьмем в зубы по губке, то наши удары будут сильнее, и они защитят наши носы, как панцирь, – робко предложил Альбус, не ожидавший похвалы от Главы.
– А это хорошая мысль! Всем вооружиться, – отдал команду Глава.
В этот вечер им повезло. Видя решительный настрой воинственных дельфинов и странные приспособления у них на носах, акулы не стали рисковать и обошли их стаю стороной, а Альбус после этого события стал полноценным членом стаи, с которым наконец-то начали общаться и старики, и сверстники. Лишь только Тор не мог ему простить тот удар губкой.
5 глава. В нищем квартале
Сегодня Теодор разрешил Джону навестить свою семью.
– Только помоешься с мылом, как придешь, – брезгливо сморщил нос молодой хозяин.
Джон был готов помыться хоть дважды, и он от души бы расцеловал Теодора, если бы закон позволял сделать это. Все-таки в Теодоре было что-то доброе. Иногда он отпускал его к семье, сознательно нарушая третье правило, запрещающее рабу покидать хозяина в дневное время суток. Иногда отдавал свои старые вещи, как разбитый светильник, например. А в день рождения всегда отдавал ему остатки торта. Иногда Джону казалось, что Теодор его любит, ну может быть, как собаку. А порой, в дни плохого настроения, хозяин гонял его с глупыми поручениями, срывался из-за мелочей, капризничал и старался испортить настроение всем вокруг. Теодор знал, что у Джона есть большая семья в нищем квартале. Как-то зимним вечером, когда штормовой ветер оборвал провода электропередач на Президентской улице, и Теодор остался в темноте с Джоном, он попросил его рассказать, как Джон жил до службы в его доме. Джон поведал ему о сестрах и братьях, о матери, о нищем квартале и людях, проживающих там. Когда маленький раб рассказывал о том, как они тянули булку хлеба на два дня, Теодор заставил рассказчика остановиться. Или Джону показалось, или голос Теодора странно дрогнул. После этого случая, Теодор начал отпускать его в город по разным поручениям.
Сегодня молодой хозяин был в хорошем расположении духа, кроме того, ему нужно было готовиться к приезду делегации Скайсити. К нему должны были прийти портные, чтобы снять мерки и предложить на выбор каталог одежды.
Перед уходом Джон заглянул на кухню, и по-быстрому накидал за пазуху надкусанный после обеда хлеб, потемневшие кусочки фруктов, удалось даже найти на тарелках кусочки сладкого печенья.
– Братьям собираешь? – когда говорила кухарка Марта, на полках позвякивали стаканы.
– Ага, – кивнул Джон.
– На, вот, возьми, – она протянула пареньку стеклянную банку с наспех собранными туда остатками жареной картошки и мяса из хозяйских тарелок, – пока Стефан не видит.
Стефан – глава охраны, постоянно отирался на кухне, но сейчас он поехал с хозяином по каким-то неотложным делам, и Джон вышел из дома чрезмерно довольный своей добычей. Вот теперь ребятишки хоть порадуются.
Когда он вышел за территорию особняка со всеми ее подстриженными газонами, кустами роз и фигурными деревьями, он очутился на красивой улице Президентской, где жили люди, принадлежащие к сильным государства сего. Дома здесь стояли, словно нарисованные. Каменные здания, окруженные коваными заборами, утопали в зелени, цветах и роскоши. Финансовое изобилие было в деталях: золоченных маковках на ограждении, удивительной красоте растущих на подоконниках тропических орхидей, в выложенных шлифованным камнем дорожках и бьющих тут и там питьевых фонтанчиках.
Джон подумал о том, что здесь чистая питьевая вода льется сутками, в то время, как бедняки довольствуются водой из ржавой колонки – одной на целый квартал. Он поежился, вспомнив, сколько изнуряющих часов под палящим солнцем, дождем и в кусачий мороз ему приходилось проводить в очереди за водой, пока его не взяли на службу к хозяину Франку. В размышлениях и воспоминаниях он прошел улицу богачей и оказался на улице Торговцев. Здесь было тоже красиво и богато, но хозяева домов на этой улице старались не превосходить в роскоши представителей власти. Все прекрасно знали, чем это может закончиться. Все помнили расправу над Картером, владельцем винных лавок во всем городе. Сколоченное на этом деле состояние было настолько велико, что он позволил себе отстроить трехэтажный особняк и выкрасить его краской с золотой пудрой. Видимо, позолота слепила глаза министров, потому что очень быстро Картера обвинили в нарушении какого-то наспех сочиненного закона и бросили в тюрьму на другом конце города. Всё имущество его было арестовано, бизнес приватизирован и акционерами его стали министры при президенте, самому же президенту отошло 50% акций, ибо он и являлся государством в этой стране нищебродов. Незаметно для себя Джон оказался в квартале ремесленников. Таких кварталов было в Вестполисе восемь, они располагались вокруг центра города, чтобы обеспечивать хозяев жизни одеждой, обувью, мебелью, лекарствами, посудой и прочими вещами повседневного обихода. Здесь жили крепкие середнячки, у которых были мастерские, но не было возможности продавать изготовленные вещи. Их за копейки забирали торговцы, но услышать жалобы от ремесленников было практически невозможно. У них было занятие, которое позволяло им выживать, и чем больше они посвящали времени работе, тем лучше жили. Многие из них гордились своим положением и уповали на свою стабильность. Они были свободны, как и хозяева, и это была причина благодарить судьбу. Сыновья ремесленников посещали школы, обучались ремесленному и военному делу, а в будущем именно они становились костяком и офицерским составом постоянной армии Вестполиса. По окончании военной службы, которая длилась пять лет, они возвращались в отчий дом и нарабатывали опыт семейного ремесла. Любой ремесленник или торговец был в сотни раз выше по положению любого раба, кроме того, этим людям полагался «жалобный понедельник». По понедельникам двери Пенты открывались для этих сословий, и каждый свободный простолюдин мог прийти к министрам за правосудием.
Спустя двадцать минут Джон, наконец-то, попал в нищие кварталы. Ему, можно сказать, повезло. Дом матери находился почти на границе ремесленного и нищего квартала. Оставалось пройти каких-то сто метров. Если же Джон захотел бы попасть на край города, то ему не хватило бы и дня пути. Убогие домишки были накиданы вдоль улиц там и сям, как памятники на кладбище. Если ты не вырос в этих переулках, то запросто мог бы потеряться среди них уже через полчаса пути. Довольно широкая улица могла внезапно окончиться тупиком за поворотом, во дворах были нагромождены сараи и котельные, на веревках сушились выцветшие тряпки, кругом плакали дети, ругались женщины, а потом вскриками глушили сыпавшиеся на них от мужчин удары. Единственное, что объединяло их всех – это голод. Это слово было написано на лицах рабов сетками морщин, впалыми щеками, гнилыми зубами и белыми губами. Оно блестело жадными глазами в подворотнях, заставляло грабить и убивать прохожих, учило быстро убегать и быстро взрослеть. И еще одной деталью, указывавшей на ничтожество людей в этой хаотичной периферии, был металлический ошейник. Это был не просто аксессуар низшей касты, но и атрибут насильственного послушания. Если раб вел себя непокорно или просто дерзко, хозяин мог одним нажатием кнопки вызвать у негодника острую боль, вызванную электрическим разрядом. Абсолютное управление ошейниками принадлежало президенту. В центре Вестполиса находилась башня с большой мощной антенной-тарелкой, которая была соединена с каждым ошейником в городе. Оттуда Франк мог осуществлять правосудие и наказывать рабов, провинившихся за неделю. Это происходило каждую пятницу. В народе говорили «судная пятница».
Вокруг башни, кстати, находилась Пента. Пента представляла собой пятиугольное здание в центре города, оно охранялось людьми, обвешанными оружием. Там ежедневно собирались представители власти, которые разрабатывали новые законы, вносили изменения в существующие, и решали денежные дела. Попасть рабу туда было практически невозможно, но Джону однажды довелось там побывать. Это было два года назад, когда Франк приказал ему принести на заседание совета свежую накрахмаленную рубашку. Мальчик зашел в кабинет Франка, молча отдал ему рубашку и помог её застегнуть на все пуговицы. Когда он закончил, а Франк, глядя в зеркало на стене, разглаживал складки, Джон смотрел на другую стену, на которой крупными буквами был высечен кодекс раба. Мальчику нельзя было подавать вид, что он умеет читать, поэтому он немного отвернулся от стены, но краем глаза все-таки убедился, что там изложены все десять заповедей раба.
1. Молчи, пока тебя не спросят.
2. Не заставляй Хозяина ждать.
3. Не покидай Хозяина от рассвета и до заката солнца.
4. Ешь только после Хозяина.
5. Не прикасайся к книгам и грамоте.
6. Не прикасайся без позволения к собственности Хозяина.
7. Забудь обо всех людях, кроме семьи Хозяина.
8. Если другой раб нарушает Закон, расскажи об этом Хозяину.
9. Нарушая Закон, помни, что ты заслуживаешь смерти.
10. Не пытайся снять ошейник, иначе получишь смертельный разряд.
Больше всего его на тот момент удивило то, что эти заповеди, предназначенные для рабов, висят в кабинете президента. Зачем, понять он не мог.
