скачать книгу бесплатно
После такой глубокомысленной тирады я решил, что «сыграл в ящик» или «отстрелялся». Далее майор очень удивился, узнав, что я сдаю зачёт первый раз (первый заход). Я с наивностью спросил:
– Ну, мне значит идти ещё учиться?
Майор: – Да нет, учить-то больше сейчас не нужно.
Я: – Вы что, ставите мне зачёт? (В этом вопросе было максимум неподдельного удивления).
Майор Свергун: – Да.
Рахманинов, Бобылёв, Никифоров не сдали… А я так получил 4-й зачёт. В один день 4-е зачёта. Я не восклицаю, потому что всегда стараюсь ничему не удивляться, и это часто мне удаётся. Это событие я не оставил без последствий. Я наградил себя посещением кинофильма «Моя бедная любимая мать» (но даже трагедия судеб в фильме не развеяла моего отличного настроения!) и одной вольностью, выразившейся в приобретении коробки сигарет «Дукат» и коробки спичек – к ней (всё – 78 коп.). Кто скажет, что нескромен?
В шахтах при острой необходимости ногу рубят топором, очень острым (ремонтным). Как zb.: месяца два назад в Щёкино (поучительный случай).
16 янв.
Вчера сдал теплотехнику – отлично.
(Далее следуют рисунки и вопросы экзаменационного билета).
Всё это сделал и ответил на 2-3 дополнительных вопроса. Сознание плодотворности затраченного труда очень приятно. Рита не сдала теплотехнику. Учила всю ночь, не выспалась и перед Б.А.Щербаковым забыла даже цикл Карно для пара. Было много смеха сквозь тщательно скрываемые слёзы… Рита, Рита… Мне жаль её. Вольдмер сдал на «хорошо». Лаборант Витька «сделал» билет, и Вольдмер не сгорел. Перед этим он носился с зачётом по БВР. Вечером Вольдмер, Витька, Рахманинов (сдал электротехнику на «5») и я выпили 1 л. водки в институте, потом ещё 0.5. – на улице… Угомонились поздно. Сегодня поехал в ТГИ доставать книгу «Историческая геология» Левитэс, но так и не достал её. Завтра утром еду к Вольдмеру (у него будет книга).
Сегодня же узнал новость о нашем «Бере» (Валерий Берберфиш). Это «сын Израиля». Он разоблачён на предмет воровства денег и вещей у ребят и даже – своей «дамы сердца». На целине у ребят пропадали сотни рублей, он говорил, что и у него пропадали тоже… Всё время он был занят сосанием шоколадных конфет и снабжением окружающих редкими сигаретами и папиросами… После целины он купил радиоприёмник. Сейчас дело находится в стадии дактилоскопических исследований. Вор сознался. (! – Вот 20-й век). Ребята возмущены – и пострадавшие от порока Бера и не пострадавшие. А был в группе тихим, незаметным с тихой весёлостью человеком… 19-го экзамен по инженерной геологии – тов. Хаве Фахриевне Джамаловой. Продолжу запись трудов Валерия Левинского и мои – грешного к новогоднему вечеру в ТГИ 30 декабря 1957 года.
Второй выход Хлестакова. (Продолжение сценария новогоднего вечера в ТГИ 30.12.57).
Я тут здесь у вас быстренько ознакомился с выступающими. Прямо скажу: в основном – бездари… Нет! Немного угля добывают, но далеко не все… Вот сейчас знакомлюсь:
– Хлестаков Иван Александрович, а он – мне:
– Сторов. Иван Александрович, выручите – только Вы сможете прочесть мой первый в жизни рассказ.
– Я читаю его один раз – этого мне достаточно. У меня феноменальная память… Итак, рассказ вашего товарища… эээ… ээ… (оборачивается за кулисы, прислушивается)… да, Сторова.
Садится на стул, нога – за ногу. Начинает.
«Студента любовь или Новая Диана».
…Случилось это на недавнем семинаре по политэкономии. Минут за 10 до конца первого часа я проснулся от угнетающего сознания чего-то неизбежного – прямо, как сознание неизбежности экзамена по научному коммунизму. Кто-то пристально смотрел в мой затылок. Этот-то взгляд и стал причиной моего преждевременного пробуждения.
Словно невзначай уронив карандаш, я осторожно оглянулся. Этого стало достаточно, чтобы сердце моё учащённо забилось, а мысли пришли в броуновское движение. Даже беглый взгляд на девушку утвердил меня в мысли о возможности чувства… Вид мой, вероятно, чрезвычайно преобразился, ибо преподаватель семинара, с надеждой посмотрев на меня, разразился гласом, вопиющего в пустыне:
– Кто желает выступить по этому вопросу?..
Не надо говорить, что это обращение проследовало в упомянутую область. Для меня же имел смысл только один вопрос: «Кто она?». Староста с придыханием поведал мне, что новая студентка переведена с вечернего отделения. И я стал воссоздавать в мыслях очаровательный образ незнакомки. Правда, наш великий поэт предсказал, что «… вряд найдёте вы в России целой три пары стройных женских ног». Но я с возмущением отверг сомнение Александра Сергеевича в высококачественности ножек девушки, разбудившей меня уже только взглядом на семинаре важной и жизненно необходимой политэкономии. Всё в девушке будет совершенно.
Звонок подействовал на меня, как фраза экзаменатора: «Отлично! Вашу зачётку…». Со скоростью очередного спутника Земли я вылетел из аудитории и стал ожидать появления божества, как ожидается студентами в любом месяце 25-е число…
И чудо свершилось… Оно выпорхнуло из проёма двери аудитории, и во мне вмиг произошли преобразования, подобные переходу одного элемента таблицы Менделеева – в другой (явление, как известно, физическое) или – по Марксу – количества в качество (явление ещё более материалистическое). Волны благородного чувства накрыли меня с головой. А ведь раньше в его существовании я верил слабо, как в возможность скорого появления настоящего общежития ТГИ. Я решил жить и учиться так, чтобы такая девушка могла мною гордиться, а у ТГИ появилось бы, наконец, новое общежитие.
Она была изумительна и в вертикальном положении не менее, чем сидя (когда разбудила меня на семинаре). Глаза, волосы, руки, ноги (прошу пардону – ножки), уши… – всё порадовало бы Пушкина (о себе уже и не говорю). Платье её восхитило меня возможностями автоматической регулировки открытости своей хозяйки (возможно оно было изготовлено по какому-нибудь не ГОСТу)… Например, только девушка сделает резкое движение, торопясь, скажем, на лекцию, как напряжения, возникающие в материи, хотят превзойти допустимые, предупреждая об этом своей геометрией. И девушка не спешит… пусть она опоздает, главное – высокий уровень поведения. Все эти мысли в секунду пронеслись в моей голове, а в следующую я уже знакомился с существом во образе и подобии ангела:
– Леокадия…
– Володя.
– О! У меня есть знакомый чувак, только того зовут, кажется, Вольдемар.
Это звучало безнадёжно. Я, правда, не встречал у Даля или у наших Ушакова и Ожегова термина «чувак», но отнёс это к неосведомлённости их в достижениях словообразования. Решился, тем не менее, оживить знакомство («подбить клинья», как говорят студенты):
– Вам нравится музыка?
– Фи! Что за вопрос?! Слыхали последний рок?.. Мюзик-нью-исей. Потрясная вещица! Как можно не балдеть от этого? Вы танцуете?..
– Конечно! В моём возрасте грешно не танцевать (в унисон Леокадии распоясался я).
Звонок напомнил нам, что мы – всё ещё в институте. Ясно, как божий день, что вторую половину семинара мы «закололи» по взаимному согласию. Его продолжение осквернило бы распускавшийся цветок чувств. Дав согласие встретиться вечером в 19.00 у «Центрального» кинотеатра, я отправился домой готовиться к первому свиданию.
Там (на Гоголевской) мои семеро институтских сожителей снарядили меня в самые узкие брюки из своего гардероба, а у хозяйки были истребованы 10 рублей – на случай, если Леокадии в её замечательную головку пришла бы необдуманная мысль – пойти в кино. Я отутюжил свежую сорочку и яркий галстук (как дань уважения к узкой юбке Леокадии). И раньше назначенного времени стоял у «Центрального» с твёрдым намерением полюбить и десятью рублями в кармане.
На 15 минут позже (как и принято у порядочных представительниц женского персонала) появилась моя пассия, и я уже ничего не видел и не слышал, кроме неё… Опомниться мне пришлось на ступенях перед ярко освещённой вывеской «Ресторан Москва», 1-го разряда (все должны знать, что в Туле – только «перворазрядные» рестораны). У меня ещё теплилась бредовая надежда, что девушка пройдёт мимо, но – нет! Она повернула налево, шмыгнула в двери и двинулась к гардеробу с восклицанием: – Хеллоу! Отец!
Вы понимаете, что мне легче было бы взойти на эшафот или пойти сдавать сопромат с электродинамикой, чем войти в зал ресторана. Моя ведущая ничего подобного не испытывала. Но и за меня кто-то молился.
Бросив предсмертный взгляд в пространство зала, я увидел массу, улыбающихся мне, физиономий представителей всех курсов нашего института. Это было спасение. Стоило подойти к ближайшему столику, провести рукой по горлу и назвать число 100, как я уже догонял Леокадию, и, кроме намерения полюбить, имел на 100 рублей больше, чем перед тем. Вот она – комсомольская выручка.
Мы расположились недалеко от эстрады, на которой уже рассаживался квартет музыкантов. Вы, вероятно, знаете, как быстро обслуживают посетителей в тульских ресторанах. Тем не менее, официант явился. Леокадия небрежно бросила:
– Полусухого, граммов 300 «Весны», ромштекс и кофе с ликёром. Вольдемар, Вам – что-нибудь закусить?
– О, не волнуйтесь, дорогая! Я сыт. Буду только пить…
– Тогда – пока всё.
– Полусухого – со льдом? – Уточнил просвещённый официант.
– Йес! – Ответствовала Леокадия.
Из этого диалога я узнал, что может быть не только сухое (например, сухой паёк). Но и нечто полусухое, изготовленное или подаваемое с участием льда. Пока официант оправдывал тульскую расторопность, Леокадия занялась мною:
– У одной женщины было трое сыновей, почти одногодков, и всех их звали Иванами. Приходит к ней соседка и спрашивает, как она их различает? Что та ответила, как Вы думает?
– ?
– А та ей отвечает: «Да по отчеству и различаю!» Каково? – Леокадия захохотала .звонко и заразительно.
– Это, наверное, сочинил какой-нибудь реалист с порнографическим уклоном… – Предположил я.
– Какой там «реалист», это я сама придумала!
Я вынужден был отметить в уме, что Леокадия, кроме всех других достоинств, обладает ещё и даром сочинителя баек.
Грянул квартет и появился официант с подносом. В ведёрке покоилась бутылка 0,75 л. Абрау Дюрсо (если б я не был честным человеком, то поклялся бы, что лёд тоже был). Лекадия оживилась, когда сосуды были наполнены драгоценной влагой:
– Выпьем за знакомство и за то, чтобы мой Вольдемар повеселел.
Я, как марионетка, глупо улыбнулся и пригубил шампанское. Потом последовал сакраментальный тост Леокадии «за любовь», потом – за Франсиса Лемарка, потом – за Шаляпина (это я предложил). Глаза Леокадии – цвета мёда – разгорались всё ярче и ярче (как у кошки при виде мышки).
Эстрадный квартет подвывал какой-то элегический мотивчик. Леокадия оприходовала очередной кусок ромштекса и встала:
– Потанцуем, Боб!
Не обратив внимания на присвоение мне псевдонима и не чуя беды, я вышел из-за столика и распахнулся для легального объятия… Тут же было попятился, но было уже поздно – моя барышня плотно прислонилась ко мне всеми выпуклостями и впадинами передней части своего тела. Но за столиками все были заняты своими делами, и обвинений в фривольности в мой адрес не последовало…
– Ах, как Вы лирически танцуете, я прямо голову теряю. – Прошептала мне Леокадия, положив её (голову) на моё плечо.
Здесь уже я был на высоте. Своей головы не терял, а, наоборот, чувствовал, что она прочно удерживается на шее и, кроме того, будет искать выход из назревающего. И вот, придав максимум небрежности тону, я изрёк:
– Сударыня, здесь слишком тесно для лирического танца. Выпьем!
Леокадия моментально согласилась (предлагаемое удовольствие было не хуже потребляемого, к тому же, ещё оставались часть ромштекса, «Весна» и кофе). Завершив трапезу и расплатившись, оделись и вышли на зимний воздух (в промежутке между тамбурными дверями ресторана Леокадия неожиданно приподнялась на цыпочки и поцеловала меня сладкими от конфет губами. Заверяю вас, что, не смотря на неожиданность, поцелуй был замечателен. Я бы согласился отдавать за каждый такой по стипендии, если бы у меня их было несколько). Был двенадцатый час вечера. У дверцы такси Леокадия проворковала:
– Вольдемар, когда мы увидимся следующий раз?
Желая оставить за собой свободу действий, я ответил:
– На семинаре, сердце моё…
И теперь я стою перед дилеммой: идти ли мне на семинар?..
Декан декларировал:
– У нас таких нет.
А между тем, на самом деле – это только цветочки, как в народе говорят, но, видимо, декан от народа далеко.
Третий выход Хлестакова.
Записка: «Дорогой Иван Александрович, Вы просто милочка, душка… в Вас есть что-то вокальное – Вы, наверное, поёте… (Странно, в ВУЗе, а не знает… На спутнике меня даже Глинкой все зовут. Почаще надо, товарищи, телевизор смотреть, по 34-му каналу, 17-я программа – всё станет ясно). А вот сейчас я – прямо в тупике: репертуар мой вам будет непонятен…
Выходит Хвостанцев:
– Иван Александрович! Вот я тут сейчас романс написал… не знаю – как…
– Ааа, давайте, давайте, кстати… сейчас и спою. Прочту разик… У меня феноменальная память (читает). Так… так… Всё в порядке. А аккомпаниатор есть? Отлично. Романс вашего товарища… эээ… Хвостанцева. (Аккомпаниатору). Там 8 диезов и 3 бекара. Прошу Вас…
(Поёт романс о том, как студент знакомится со студенткой и чертит ей чертежи… Потом узнаёт, что во время его трудов, она ходит в кино с другим. Студент разочарован).
Четвёртый выход Хлестакова.
Я сейчас вас… всех до одного… переброшу в 2958 год, на место вашего института. Как это всегда на Земле бывает, через тысячелетие на месте этого цветущего здания будет по теории академика – моего ученика – Шмидта… что ж тут будет? По моему мнению… – курганчик. И вот я (вы должны знать, что я бессмертен) возглавляю поисковую экспедицию Академии Наук, на предмет археологических раскопок останков ТГИ… Лопаты в руках участников экспедиции – с атомными двигателями…
(На сцене – курган).
Крик:
– Иван Александрович, нашли… Кость!
– Минутку, минутку. Во-первых, это кость не студента, а преподавателя… Последние исследования в палеонтологии, проведённые у нас на спутнике, дают основание утверждать, что качество кости находится в прямой зависимости от… зарплаты. На 400-ах рублях такая кость не вырастет…
– Иван Александрович, списки какие-то!..
– Так, так… Книга приказов… списки снятых со стипендии… заявление:
«Прошу назначить меня на стипендию в связи с тем, что я ликвидировал задолженность по правилам безопасности, строительству горных предприятий, спецподготовке, иностранному языку, горным машинам, сопромату, химии, а также физподготовке. Кроме того, прошу учесть, что украденная мною на время зачётов 85-и миллиметровая пушка, возвращена на спецкафедру института…».
«Объявить благодарность строителям студенческого общежития, успешно закончившим его сооружение в 1975 году…».
«Назначить заведующего кафедрой физподготовки тов. Мамоткова Евгения Александровича заместителем директора по хоз. части…».
«Прошу снять меня со стипендии, т.к. я вчера курил на лестничной площадке. Прошу не отказывать мне…».
«Студента Левинского снять со стипендии за безыдейность подготовленных номеров концерта…».
– Иван Александрович, смотрите, смотрите! Целый… Стул целый.
– Да-а-а, вот где берегли государственное имущество!
(В институте ежедневно ломают десятки стульев – почему?).
– Одежда какая-то (узкие брюки и узкая юбка).
– Это была эпоха экономии и хозяйственного расчёта…
– Бумага! Пакет!..
«… 1-й курс. Если след плоской фигуры выражается линией, то она перпендикулярна той плоскости… 2-й курс. Напряжение растяжения равно напряжению сжатия равной действующей нагрузке, приходящейся на единицу площади… 3-й курс… 4-й курс… 5-й курс…»
– Да это же совершеннейшая шпаргалка… экстра… почти электронная… Наши предки находились, оказывается, на очень высокой ступени развития!..
Извините, товарищи, но – это уже не игрушка и не шутка – результаты раскопок столь поразительны и велики, что я должен оставить вас и немедленно переправить всё извлечённое в академию для детального исследования. Спешу!.. До свидания…
Радио: «Сообщение Академии Наук. За блестящие результаты раскопок ТГИ Ивану Александровичу Хлестакову присваивается степень доктора, минуя степень кандидата наук».
Пятая сцена.
Я слышал, тут сейчас два студента разговаривали, так один говорил, что штрек – наклонная выработка, а другой – горизонтальная… Знаете, чем они кончили? Говорят, вот поедем на практику на 6 месяцев (ну и слухи у вас ходят!), там и разберёмся. Для ясности причин покажу вам несколько кусочков лекций в ТГИ:
А) лекция по основам горного дела. (Открывается занавес).
