Генеральная репетиция

скачать книгу бесплатно

– Чёрт с ним, с этим русским. Россия большая, баб много, нарожают ещё. Но в этот раз ты и твои подельники облажались по-крупному! Обидели вы хорошего, уважаемого человека, и ваше счастье, что обошлось без мокрухи. Сейчас ваши действия тянут на срок от шести до пятнадцати лет по статье сто сорок шестой: разбой по предварительному сговору группой лиц.

– Никакого сговора не было! – кашляя, выговорил Майрбек.

– А ты говорил, что мимо шёл?! Как же так, дорогой ты мой Майрбек Атлангериев? Это – три! – опять грязный, с кровавыми плевками пол оказался перед лицом Майрбека.

Следователь снял полотенце с руки и сел за письменный стол.

– Что, гнида, удивлён? Вот твоё личное дело, – следователь показал папку. – И нечего здесь в «незнанку» играть!

Через час с небольшим Майрбек лежал на шконке в душной переполненной камере, уткнувшись лицом в стену, приходил в себя и готовился к худшему. Чистосердечного признания следователь от него так и не добился.

– Вот суки, что творят! – сказал один из новеньких сидельцев, появившийся в «хате», пока Майрбек был на допросе.

Майрбек, превозмогая боль, нехотя повернул голову, посмотрел на новенького и сразу же узнал его. Это был его старый знакомый Хизар Дакаев. Они жили в одном доме. Перед тем как уйти в армию, Майрбек и Хизар вместе тусовались, несмотря на то, что особой дружбы и доверия между ними не было. Они были совершенно разными людьми. Майрбек окончил десять классов школы, ему нравилась математика, поэтому и попал служить в артиллерию, а Хизар после седьмого класса бросил школу и сидел на шее у родителей. Диагноз: «лёгкая степень умственной отсталости – дебильность», выставленный врачами в детстве, накладывал свой отпечаток на всё. Хизар отличался от своих сверстников патологической жестокостью, был труслив и туп, хотя во всех уличных потасовках был в первых рядах. Как это сочеталось, непонятно. Перевалив двадцатилетний рубеж, Хизар ушёл из дома. Родители вздохнули с облегчением. Жить как-то нужно было, а зарабатывать на жизнь честным трудом совершенно не хотелось. Разгул бандитизма в республике пришёлся как нельзя кстати. Улица и группировки с распростёртыми объятиями приняли Хизара. Сколько дорожка ни вьётся, а всё равно приводит к развилке. Направо пойдёшь – в тюрьму попадёшь. Налево пойдёшь – могильный холмик найдёшь. Так он оказался в одной камере СИЗО с Майрбеком и светившим ему сроком – от трёх до семи лет за хулиганство по двести шестой статье. Отмазаться, сославшись на врождённое заболевание, не получилось, эксперты не стали заморачиваться и признали его дееспособным. В камере товарищеские отношения, прерванные службой в армии одного из них, вышли на новый уровень.

Через месяц затворничества Майрбека вывели из камеры на очередной допрос и привели в комнату, которая за это время стала для него родной. За решётчатым окном под самым потолком комнаты светило тёплое октябрьское солнце 1991 года. За столом сидел всё тот же матёрый следователь. Перед ним на столе лежала папка уголовного дела и знакомое до боли, в прямом смысле этого слова, вафельное полотенце.

– Ну что, не надумал говорить правду? – начал допрос следователь.

Майрбек молчал, неотрывно глядя на полотенце.

– Можешь молчать, вопрос по тебе уже решён, суда не будет.

Майрбек поднял глаза на следователя, впервые проявив интерес к разговору.

– Что смотришь? Решено тебя и твоих подельников отдать родственникам обиженного вами человека.

Майрбек испугался не на шутку. Он догадывался, какая участь ожидает его, попади он в руки родни этого терпилы[7 - Терпила – потерпевший, пострадавший (жаргон).], и вот мысли материализовались.

– А если я напишу чистосердечное признание? – спросил полушёпотом Майрбек. – Уж лучше срок мотать.

– Ладно, расслабься! А то всю комнату зассышь от страха, – ухмыльнулся следователь. – Тебе повезло. Джохар решил дать таким ублюдкам, как ты, амнистию. Для тебя есть одно «но». В республике создаётся президентская гвардия и вооружённые силы. Учитывая твою воинскую специальность, решено предложить тебе поступить на службу в полк полевой артиллерии. Согласишься служить республике и человеку, благодаря которому ты не будешь кормить лагерных вшей, – молодец. Откажешься…

– Я согласен! – заорал Майрбек, прерывая следователя.

Когда на кон поставлена свобода, будешь служить хоть чёрту, хоть дьяволу. Так Майрбек опять стал артиллеристом. Служил, хотя это громко сказано, в артиллерийском дивизионе, на вооружении которого состояли гаубицы Д-30, наводчиком орудия вплоть до ноября 1994 года. «Служба» не мешала зарабатывать на жизнь старыми методами, но на это уже никто не обращал внимания.

Хизар Дакаев, как и его товарищ, тоже не задержался к камере СИЗО, попав под «амнистию» Дудаева. Первое, что он сделал, оказавшись на воле, это решил наказать своего обидчика, русского соседа, благодаря заявлению которого его и закрыли в камере. Половину следующего за освобождением дня он просидел в укромном месте, наблюдая за входом в подъезд. Сосед, его жена и восьмилетний сын вернулись домой. Вечером Хизар стоял возле входной двери обидчика. Ничего не подозревающий сосед открыл входную дверь и сразу же был вырублен мощным ударом кастета в челюсть. На шум выбежала жена. Удар – и женщина лежит без чувств рядом с мужем. Толкнув ногою входную дверь и убедившись, что она закрылась на защёлку, Хизар схватил онемевшего от ужаса мальчишку и поволок в гостиную. Там он привязал его к столу, предварительно засунув тому кляп в рот. Бесчувственную женщину раздел и привязал к дивану, не забыв про кляп. Теперь обидчик. Решение подсказала шведская стенка, прикреплённая к стене в гостиной. Мужчина с голым торсом и спущенными до коленей штанами был подвешен на её перекладинах. Первой в сознание пришла женщина, через несколько минут очухался хозяин квартиры.

– Ну, что, свинья русская, не ожидал меня увидеть? – прошипел Хизар. – Сейчас я буду тебя резать.

Мужчина что-то пытался сказать, но кляп мешал говорить и дышать. Зверь, почуявший свою силу над беспомощной жертвой, был неумолим. Взяв на кухне самый большой нож, вернулся в гостиную, водя большим пальцем по остро заточенному лезвию. Не отвлекаясь на мычание мужчины, Хизар распорол тому живот, от лобка до грудины. На ковёр на полу гостиной вывалились кишки жертвы. К удивлению палача, русский не потерял сознание от боли, а, сделавшись мертвецки бледным, застонал. Из глаз потекли слёзы. Вторым на очереди был ребёнок. Изнасиловав мальчика под стоны и мычание родителей, Хизар одним движением ножа отрезал ему член вместе с мошонкой, после чего вытащил кляп и засунул отрезанные органы в рот потерявшему сознание ребёнку.

– Что, сучка, скулишь? – Хизар склонился над женщиной. – Своего русского выблюдка жалко? Вас, свиней, в республику никто не звал.

Подошёл к мужчине, отвесил тому пощёчину, взял за подбородок и, приблизив свою зловонную пасть к его лицу, прошипел:

– Не нравится? Смотри дальше, мразь!

Жестоко изнасиловав женщину, тем же самым ножом, которым кромсал её ребёнка и мужа, сначала отрезал ей груди, а потом голову. Взяв голову за волосы, подошёл к мужчине.

– А всего-то надо было тебе закрыть пасть и не совать своё свиное рыло куда не просили! Подыхай, собака! – Хизар смачно плюнул в лицо мужчины, пристроил отрезанную голову на стол рядом с мальчиком и вышел из квартиры, заперев входную дверь на ключ.

Мальчишка умер через несколько минут от потери крови, не приходя в сознание, а несчастный отец и муж, наблюдавший показательную казнь самых дорогих его сердцу людей, умер в агонии через два часа после ухода палача.

На следующий день Хизар вернулся с канистрой бензина, ещё раз посмотрел на дело своих рук, облил все комнаты и поджёг квартиру. Почуяв вкус крови и власти над жертвами, он сорвался с тормозов. Кровавые эпизоды злодеяний Хизара слились в большую, полноводную реку, кровавые воды которой уносили жизни русских, армян, в общем – «неверных». В начале 1992 года, когда в республике прокатилась волна нападений на воинские части и арсеналы вооружения, он урвал себе лёгкий бронежилет первого класса защиты и автомат Калашникова, который ему не понравился из-за своих размеров, мешающих скрытному ношению на дело. А вот бронежилет пришёлся по вкусу, в нём было спокойнее. К осени 1994 года Хизара можно было приравнять к серийному убийце, только в окружении Дудаева не было желающих наводить порядок в республике. В начале осени он стал обладателем пистолета-пулемёта «Борз»[8 - «Борз» – волк (чечен.).]. С этой «игрушкой» он и продолжал свои похождения до ноября 1994 года.

4

Утро 24 ноября не отличалось от утра предшествующих дней. Звонок будильника, умывание, завтрак и сборы на службу. За окном шёл снег, падая большими хлопьями. Зима окончательно взяла власть в свои руки. Столбик термометра больше не поднимался выше нуля градусов, а снег продолжал сыпать, укрывая всё вокруг своим одеялом.

Прошло больше двух недель, как Матвей подписал контракт. Нет ничего томительнее ожидания. Когда ждёшь наступления конкретной даты или события – это одно, а когда ожидаешь «леди Неизвестность» – другое. Но время шло, про него не вспоминали. Единственное, что напоминало о предстоящей командировке, это неразобранная сумка, а также конверт с письмом и деньгами, начавший замусоливаться в нагрудном кармане кителя.

«А может быть, в верхах что-то не срослось и всё отменяется? Баба с возу – так ей и надо!» – в очередной раз подумал он и вышел из квартиры.

Настроение было хорошим, шёл, насвистывая себе под нос какую-то мелодию. Дежурная машина приехала без опоздания. Окунувшись в тёплый полумрак кунга, увидел, что свободных мест нет – придётся ехать, согнувшись в три погибели.

– Чего стоишь в проходе, не видишь, тебе с заднего ряда машут? – толкнул Матвея в бок командир одного из мотострелковых взводов, Андрей Ильин.

– Значит, нам туда дорога, – Матвей похлопал Андрея по плечу. – А то я уже собирался к тебе на колени пристроиться.

– Размечтался! Иди, противный, пока дама не передумала.

Матвей и Андрей были друзьями детства, жили по соседству и учились в одной школе. Жизнь периодически разводила и сводила их, как бы проверяя дружбу на прочность. Они постоянно подкалывали друг друга. С чего это началось и как переросло в традицию, они не помнили. Но каждая их встреча непременно начиналась с безобидной шутки или розыгрыша.

Это махала Женя. Когда Матвей подошёл, она вскочила и предложила:

– Садись, а я к тебе на колени сяду.

Как бы неудобно было ехать, Матвей не посмел бы предложить то же самое девушке. Но раз уж предложение исходит от самой девушки – другое дело.

– Привет! – сказала Женя, устраиваясь удобнее на коленях Матвея. – Не тяжело?

– Привет. А ты уже села?

– Везёт же! Я тоже так хочу! – воскликнул Ильин, увидев довольные лица сослуживцев.

– Иди ко мне, малыш, я и тебя возьму, – Матвей призывно поманил его рукой. – Женя подвинется.

– Перетопчется! Я эгоистка и делить тебя ещё с кем-то – не собираюсь.

Он сделал вид, что не услышал сказанных слов. Не стал выяснять: когда это, скажите на милость, я стал вашей собственностью? В то же время он понял, что эти слова сказаны от души и идут от сердца девушки. «Вот это поворот! – подумал Матвей. – Чёрт побери! Эти слова дорогого стоят и звучат как признание в любви». Не найдя подходящих слов в ответ, обнял Женю за талию и прижал к себе. Душа пела от восторга – о таком начале дня он даже не мечтал.

Доехали до КПП бригады. Народ с шумом вывалился из тёплой будки автобуса и, пройдя через вертушку, отправился в свои подразделения. Матвей спрыгнул на землю и, резко развернувшись, подал Жене руку:

– Сударыня, разрешите вам помочь.

– Вы так обходительны, – вкрадчиво сказала Женя, очутившись на земле. – Идём?

– С тобой куда угодно.

Возле КПП частенько стояли гражданские автомобили, поэтому, проходя мимо машин, Матвей не обратил внимания на припаркованный возле ворот УАЗ-«буханку» светло-серого цвета с гражданскими номерами.

– Лейтенант Горбунов! – окликнули его.

Возле УАЗа стоял Михаил Иванович, в дублёнке до колен и в ондатровой шапке.

– Твою дивизию! – отрешённо буркнул Матвей, сдерживая отборные ругательства в адрес не вовремя появившегося контрразведчика. – Женя, ты иди, – нехотя разжал пальцы, отпуская руку девушки. – Это надолго.

– Всё хорошо? – она уловила раздражение кавалера, хорошее настроение вмиг улетучилось, уступив место тревоге.

– Иди, – Матвей подмигнул ей, натянуто улыбнувшись, и, не оглядываясь, подошёл к контрразведчику. – Здравия желаю. Я уж думал, что про меня забыли и всё отменяется!

– Доброе утро! Ну что вы, как можно? Просто вы и ещё несколько товарищей были в качестве запасных игроков. Вы играете в футбол?

– Нет, – всё ещё злясь, отрезал Матвей.

– Зря. Вас отобрали на случай форс-мажорных обстоятельств, и они настали. Но об этом позже. Через два с половиной часа с аэродрома вылетает борт, и нам нужно на него успеть. Я надеюсь, у вас всё готово?

– В принципе да. Только нужно уладить вопрос с командованием. Я же не могу вот так взять и уехать.

– Об этом не беспокойтесь, все вопросы относительно вашего отсутствия в части будут улажены. Я уже дал команду начальнику Особого отдела. Если вопросов больше нет, мы должны ехать. Вам ещё нужно переодеться и взять свои вещи.

– У меня есть десять минут? Мне необходимо кое-что взять в каптёрке.

– Время ещё есть, тем не менее поспешите, – ответил контрразведчик, посмотрев на часы.

Матвей рысью пронёсся по территории бригады, вбежал по лестнице на четвёртый этаж казармы и только теперь спокойно вошёл в расположение батальона.

– Дежурный по роте, на выход! – подал уставную команду дневальный и отдал воинское приветствие вошедшему офицеру.

– Отставить! Прапорщик Приходько в расположении?

– В каптёрке.

Матвей вошёл в каптёрку. Михалыч надевал утеплённую куртку, собираясь на построение.

– А, Матвейка, здравствуй! – как всегда радушно встретил Михалыч. – Как дела? Когда на охоту поедешь? Собирался, а всё на службе да на службе.

– Здравствуй, Михалыч, как раз сейчас уезжаю.

– Желаю удачной охоты.

– Спасибо! Слушай, ты человек надёжный, поэтому то, что я сейчас скажу и о чём попрошу, должно остаться между нами. Договорились?

– До-го-во-ри-лись, – протяжно ответил Михалыч, садясь на табурет. – Что-то ты темнишь, сынок.

– Пожалуйста, не перебивай, – Матвей достал из кармана конверт. – Я не знаю, какой будет официальная версия моего отсутствия на службе. Ты ничего не знаешь! Повторяю: ни-че-го! Возьми этот конверт и сохрани у себя. Если со мной что-нибудь случится – отдай его лейтенанту Камарину, распечатав его, он сообразит, что делать дальше. Вот, кажется, и всё. Если что, не поминайте лихом, – закончил Матвей и протянул руку.

Потерявший дар речи Михалыч поднялся с табурета, взял конверт и положил его в нагрудный карман кителя, похлопал рукой по карману и сказал:

– Здесь надёжнее.

На протянутую руку Матвея не обратил внимания, а сгрёб его своими сильными ручищами и по-отечески обнял, после чего легонько оттолкнул и перекрестил.

– Ступай с богом, сынок, – сказал Михалыч, смахивая с глаза навернувшуюся скупую слезу.

Через двадцать минут Матвей уже открывал входную дверь квартиры. Быстро переоделся, сложил в сумку вещи, согласно приготовленной записке, лежащей поверх вещей. Ещё раз всё проверил, присел на дорогу и выбежал на улицу.

На военной площадке лётного поля стоял один-единственный самолёт, АН-26. Матвей сел в центральной части салона в районе несущего крыла, чтобы в полёте меньше ощущать болтанку. Поочерёдно запустились два турбовинтовых двигателя, самолёт дёрнулся и мягко покатился по рулёжным дорожкам. В салоне было шумно, но терпимо. Последний поворот и короткая остановка. Винты взвыли, и самолёт начал разгон по взлётно-посадочной полосе, быстро набирая скорость. Отрыв. Когда самолёт набрал высоту своего эшелона, Матвей расстегнул ремень безопасности, вытянулся в удобной ложбинке лавочек вдоль борта, свободного пространство было хоть отбавляй, положил голову на свою сумку и уснул.

Проснулся от того, что стал замерзать. Сел. В салоне было прохладно. Помассировав помятое лицо, переместился поближе к иллюминатору и пристегнулся ремнём, поняв, что самолёт снижается. Самолёт нырнул в облака и какое-то время летел, как «ёжик в тумане». Постепенно облака стали таять, под самолётом появился просвет, и вот облака уже над самолётом и стремительно уносятся вверх. Картина, открывшаяся внизу, напоминала топографическую карту крупного масштаба. Небольшие населённые пункты с чётко очерченными границами, поля и рощицы, разделённые друг от друга паутиной дорог. Земля медленно приближалась, очертания предметов и объектов становились чётче, и вот уже можно различить отдельные дома, машины и людей. Приземлились. Матвей с облегчением выдохнул, радуясь окончанию полёта. Последний разворот на месте и остановка, винты остановились, и теперь на уши стала давить непривычная тишина. Из кабины пилотов вышел борттехник.

– Ну что, не замёрзли? – обратился он к пассажирам. – Наш самолёт произвёл посадку на авиабазе города Моздока. Температура наружного воздуха пять градусов тепла. Командир корабля и экипаж прощаются с вами. Не забывайте багаж и ручную кладь. Спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании, – выдал заготовленную фразу борттехник, пока опускалась аппарель.

Народ медленно потянулся на выход. Матвей спустился по сходням аппарели, поставил сумку и потянулся – от длительного неподвижного лежания и сидения затекли мышцы. Только сейчас, при свете дня, ему удалось рассмотреть тех людей, с кем прилетел. В своей бригаде он их не видел. Все пятеро были примерно такого же возраста, как и он. Держатся особняком, значит, друг с другом не знакомы.

А вот контрразведчик сразу же попал в радушные объятия какого-то кавказца, появившегося возле самолёта в сопровождении военного в звании капитана. Перекурив, Михаил Иванович подозвал прилетевших с ним «туристов» и сказал:

– Товарищи, сдайте документы, удостоверяющие вашу личность. Не волнуйтесь, так надо, – успокоил он, уловив недоумённые взгляды людей. – Они будут храниться в отделе контрразведки Моздока. Разрешается оставить именные медальоны.

Матвей нехотя достал из нагрудного кармана удостоверение личности и передал его капитану. То же самое сделали остальные.

– У всех собрали? – спросил Михаил Иванович у капитана.

– Так точно!

– Хорошо. Вы свободны. А вы берите свои вещи и продолжим наше путешествие.

Кавказец привёл их на вертолётную площадку. Подойдя к одному из вертолётов, остановились. Это был транспортно-штурмовой вертолёт МИ-8. Разместились на лавочке вдоль правого борта, а сумки побросали на мешки и коробки, которыми было завалено всё внутреннее пространство салона.

– Все? – спросил борттехник вертолёта.

– Да, можно лететь, – ответил ему кавказец.

Борттехник поднял лестницу и закрыл сдвижную дверь…

Полчаса полёта показались вечностью. Вертолёт приземлился на окраине села Знаменское.

«Нет, уж лучше по травке, по земельке, ножками, – думал Матвей. – Хорошо, что я никогда не хотел быть лётчиком».

– Можно выходить, – сказал борттехник, выпрыгивая из вертолёта на землю.