скачать книгу бесплатно
– О, это же то, что нужно! – возбудился киношник, предвкушая сенсацию. – Сейчас как раз это «перенесение сознания» нам попробуют объяснить господа учёные из Королевского университета мозга и сознания. Профессор Эдельман и доктор Барнем у нас на прямом включении. Профессор…
Эдельман в который раз натужно откашлялся и сипло, монотонно растягивая слова, отвечал:
– Что такое сознание? Mano, muta, meltia? Одна из фундаментальных проблем философии и психологии. Сегодня это наиболее перспективная ветвь исследований нашего университета, – профессор снова поправил очки и откашлялся. – С позволения господина и госпожи Лоуренс несколько лабораторий Центра исследований высшей нервной деятельности нашего университета, в частности Лаборатории исследований взаимодействия психики с материей мозга, а также мозговой активности и анализа структурных компонентов центральной нервной системы провели тщательное изучение четы Лоуренс. Мы пришли к потрясающим заключениям, которые отчасти поставили нас в тупик…
Эдельман умоляюще зыркнул на коллегу, тот, понял, что профессору нужно глотнуть водички, и включился в беседу, со страстностью увлечённого своей работой учёного и добродушием, очевидно, свойственным его характеру:
– На самом деле, не всё так страшно, – широко расплываясь, поползли в стороны уголки тонких губ на маленькой круглой физиономии доктора Барнема. – Анализ исследований нашего Центра Мозга, как мы его называем, показал, что в случае с мистером и миссис Лоуренс мы имеем дело с возможно новейшим проявлением эволюции мозга человека.
Вачовски ликовал – это точно сенсация – «эволюция мозга»! Он не удержался от реплики:
– А в чём проявилась эта самая эволюция? Не хотите ли Вы сказать, что мои друзья стали суперлюдьми или что-то в этом роде? На вид они такие же, как и были двадцать лет назад, что, безусловно, удивительно. Но ведь такое явление известно и подробно описано в исследованиях летаргического сна.
Барнем тоже радовался возможности пожать некоторые лавры вместо простуженного в конец профессора. Без сомнения, они заранее договорились, что Эдельман, едва сдерживающий «кашлевый лай», будет только намечать контуры научного дискурса, а всю остальную работу выполнит он, Барнем, всё-таки это его монография на эту тему через пару недель выйдет в университетском издательстве, разумеется под редакцией профессора А. Эдельмана. Об этом уже говорили в новостях.
– Видите ли, Ланс, мы имеем дело не совсем с летаргией, точнее совсем не с ней. Наши исследуемые… простите господа… – Барнем слегка склонил голову перед камерой, обращаясь к чете Лоуренс. – Наши исследуемые провели эти долгие годы не просто в обыкновенном сне, в который люди входят помимо своей воли, по велению их мозга, ибо во сне совершается огромная работа по обработке, поступившей во время бодрствования информации, перевод событий из кратковременной памяти в долгосрочную и т.д. Наши испытуемые сознательно вошли в состояние транс-сна, полностью контролируя когнитивные события, происходящие внутри него. Это уже совершенно другой сон, отличный от медленно-волнового и парадоксального. Осмелюсь предположить, что это ещё одно, пока неизвестное науке, состояние сознания.
– Это сенсация! – вырвалось у мало что понимающего ведущего в студии.
Всё это время Киллтаун сидел с полуоткрытым ртом от изумления, потому шеф-редактор программы больше не показывал публике это малоэстетичное зрелище. Но, кажется, звукооператор забылся – всё происходящее в поместье так захватывало воображение, что все будто провалились в историю, которая разыгрывалась на экране. Микрофон у ведущего студии никто не приглушил, и вот, пожалуйста, – эфир прорезал писклявый срывающийся возглас.
Вачовски встрепенулся и многозначительно посмотрел на Лоуренса: киношник явно не был в курсе подобных новостей и хотел показать, что слегка обижен на друга, ведь тот не посвятил его в такие уникальные подробности. На самом деле, его мало интересовали научные теории, гораздо важнее было задать самый неудобный, но самый будоражащий воображение вопрос:
– Так что же всё-таки вы там пережили во время этого удивительного состояния?
4.
«Он знает то, что неизвестно…
Он видит всю Вселенную насквозь…»
Южная Америка, Убежище Кукулькана, 1 июля 2168г.
«…В транспортных катастрофах характерны травмы шейного отдела позвоночника – хлыстовые повреждения. Чаще всего они вызваны резким сгибанием шеи и таким же резким откидыванием головы назад при неожиданном торможении на большой скорости. Тяжесть такого рода травм часто не соответствует степени повреждений транспортного средства. Хлыстовые поражения чаще всего встречаются у женщин вследствие более слабой шейной мускулатуры. Место расположения в транспортном средстве значения не имеет…»
– Если бы только это… – процедил бледный молодой человек с копной разметавшихся золотисто-медовых волос.
Не мигая, он уставился на кружащие в воздухе светящиеся цветные облачка, – под воздействием поля от интерфона на его правой руке, они сгущались в изображения, как будто на невидимом мониторе. Голограммы в световом луче от интро демонстрировали анатомические, медицинские и технические сведения, большинство информации поступало прямо в мозг.
– Атлант… – бормотал он. – Небо на плечах…
Парень судорожно сжимал кулак левой руки и тихонько постукивал им по дивану, погружаясь в медицинский справочник. Белки его глаз покраснели от напряжения последних часов колоссального душевного волнения, взгляд ещё недавно ясно-голубых глаз мутился, подёрнулся пеленой сероватого тумана.
Строение позвоночника. Атлант. Первый шейный позвонок, не похожий на все остальные. В названии явно заключена метафора, этот позвонок очень важен, он держит голову, как мифический герой – небесный свод.
«Лопающийся перелом атланта происходит, когда ломаются и расходятся его дужки в результате сильного удара или падения на голову. При сильном смещении возможно повреждение продолговатого мозга с гибелью пострадавшего на месте происшествия…»
– Уммм… – сдавленный возглас вырвался из разгорячённой, ходившей ходуном груди, парень тяжело дышал, едва сдерживая подступивший к горлу болезненный комок.
Его глаза застилал влажный туман. Обхватив голову руками, он сидел на диване в огромной гостиной в своём мегапривате в Убежище Кукулькана на Гвианском нагорье, а мыслями тянулся за океан, в другую часть света. В голове, будто тянул тревожную ноту древний набатный колокол. За этим гудящим звуком стояла немота и глухота пространства. Ни один звук не мог прорваться сквозь эту завесу. Так оглушает внезапное горе. Рядом на журнальном столе были аккуратно разложены обычные для делового человека бумаги, без которых несмотря на все технологии, не обходится никакое делопроизводство, тем более, юридическое и банковское. Парень резко развернулся и неловко, в несвойственном его статусу и характеру порыве сбросил всё на пол:
– Пропади оно пропадом…
Рывком он вскочил с дивана, ринулся к окну, простиравшемуся во всю стену, задел ногой массивный стул с подлокотниками, который подлетел вверх, как мяч, парень поймал его за выгнутую ножку и поставил на пол, выпрямился, отдёрнул золотистого цвета портьеру, дёрнул ручку, распахнул окно и вдохнул струю влетевшего искусственного ветра. В апартаментах круглые сутки работало кондиционирование, но парню, как будто не хватало кислорода, он тяжело дышал, по телу бежала мелкая дрожь. Стойкое ощущение дежавю мелькнуло в сознании, и потом его заволокло воспоминанием, – всего каких-то два месяца назад, а ныне, будто в прошлой жизни, произошло нечто подобное, только с другим человеком…
Летний день отдавал свои последние распоряжения, по небу тянулся розоватый шлейф всполохов заката.
Молодой человек стоял у окна в мегапривате одного из лучших городов-убежищ мира, среди великолепия, изящно воплощённого в дизайне. Ещё бы, до него здесь жили божественные особы, медиа-знаменитости и президенты Альянсов. Кто-то из служащих говорил об этом, подчёркивая высочайший уровень обслуживания в апартаментах S-класса, но он, как водится, не обратил на эти услужливые заверения никакого внимания. Этот рослый, хорошо сложенный молодой человек не нуждался в такой информации, ведь он бывал и в более роскошных местах, превосходящих и отделкой, и убранством самые фешенебельные дома мира. Бывал он и там, где после Великой Катастрофы уже и вовсе не ступала нога человека, и мог неделями жить в палатке на горном склоне, ни в чём себе не отказывая.
Белая измятая рубашка взволнованного молодого путешественника была полурасстёгнута, правый рукав подобран до локтя, ворот топорщился и мешал движениям головы. Золотоволосый медленно поправил воротник, расстегнул рукав и на левой руке и начал его закатывать, но постояв мгновение бездвижно, оставил всё, как есть, напрочь забыв, что он хотел сделать. Светло-серые брюки с серебристым отливом идеально сидели по фигуре, такого же цвета кожаные ремень и туфли Бертолини ненавязчиво подчёркивали, что их обладатель далеко не простой прожига-горожанин.
С высоты мегапривата на девятом этаже тёмно-зелёные очертания огромного парка расплывались, расходились бурыми пятнами, растворяясь в городском клокочущем бульоне. По привычным маршрутным линиям спешили авто. Внизу копошились боты-уборщики, сновали боты-техники и множество других механизмов. Синие тени главного городского купола слегка смягчали атмосферу. Привычная для глаз перспектива лежащего внизу пейзажа города-убежища с его пирамидальными и многоступенчатыми жилыми и административными комплексами и освежающий искусственный ветер на считанные мгновения расслабляли натянутые до предела нервы. Душевная боль сдавливала горло, раздирала грудную клетку, стискивала черепную коробку. Казалось, мозг лопнет от напряжения.
«Почему они… почему она… объясниться… надежды нет… какой-то идиот не справился с управлением… какой-то… – будь он трижды… боги, что я несу… но как…»
Мысли носились бешеным вихрем. За что? Почему? Что делать? По кругу. До полного изнеможения. Он истязал себя, понимая, что готов скупить всё медицинское оборудование мира, оплатить лечение в Центре Жизни самого дядюшки Асклепия – да хоть у чёрта на рогах! Лишь бы помогло, лишь бы они поставили её на ноги, живую и здоровую, с невероятным розовым румянцем на шелковистых щеках, с сияющими кристаллами умных серых глаз, с обезоруживающей улыбкой и задорным смехом. Всё потускнело, поблекло, весь мир опустел с осознанием того факта, что она лежит сейчас в интенсивной терапии бездвижно, без признаков сознания… Изломанная, израненная, изуродованная…
Вечерело. Дневные краски города всё больше разводила тёмной тушью закатная тень. Зажигались огни. Вконец измотанный страдалец расстегнул нижние пуговицы на рубашке и сбросил её на подлокотник стула. С тех пор как ему стало всё известно, прошло не многим более двух часов, а казалось, что в этом промежутке времени пролегла целая вечность, бездонная пустота и немота. В миллион сто первый раз он прокручивал момент, когда узнал о трагедии.
В этот злополучный день, первый день июля, приёмный сын президента Bricks Corp, как нашаливший мальчишка, впервые улизнул от охраны, чтобы пообедать в одиночестве и просто побродить по коридорам и закоулкам одного из центральных зданий города – «Золотой пристани неба». Он надеялся смешаться с немногочисленной толпой высокопоставленных постояльцев, одет он прилично, но вполне заурядно для своего круга, значит, его никто не приметит и не потревожит. В отличие от божественного лика опекуна-отца, мелькавшего на каждом мониторе в новостном потоке, физиономия опекаемого не светилась нигде. Высокий уровень дезагенации и стопроцентная ПЦ (полная цена личности), дарованные опекуном, давали преимущество – свободу действий.
Но последние месяцы проходили под неусыпным надзором безмерно верного Мерного, в прошлом майора Интерпола, а ныне начальника охраны, лично сопровождавшего главу крупнейшей корпорации. Брик-младший за это время морально измотался и, несмотря на присущие ему спокойствие и рассудительность, граничащую порой с чрезмерной рассудочностью, стремился избавиться от тотального контроля добросовестных охранителей. Его не покидало ощущение, что это не он контролирует ситуацию, а некто «за углом». Только оставаясь в своих личных апартаментах, молодой человек мог расслабиться. Но ему надоедало сидеть взаперти. Стены давили на мозг.
Его убежище располагалось где-то между теми тремя верхними этажами, которые были забронированы для них с отцом на несколько дней. Цель их визита в крупнейший южно-американский город-убежище, конечно же, была деловой. Брика-старшего все знали, как одного из самых успешных Божественных последнего десятилетия.
Когда величественный магнат с опекуном и вооружённой охраной заселялся в апартаменты «Божественных и Бессмертных», служащие обгоняли друг друга, лишь бы оказаться чем-нибудь полезными, а потом в коридорах и барах бойко обсуждали новость дня. Брик заплатил космическую сумму персоналу за то лишь, чтобы до конца их визита никто из служащих не покидал свой пост. Батлеры и горничные, бармены и мойщики, охрана и техники – все до единого шушукались, недоумевали, злились, но терпели. Получить на счёт после пары-тройки трудодней «пятую часть от полной цены» – такое не привиделось им и в самых радужных грёзах Святого Джона!
По тому, что средства связи перестали ловить сигналы, было ясно, Великий и Ужасный настроен решительно. В экстренной ситуации связаться со службами спасения можно было бы только по рации. Скорая электронная помощь, встроенная в систему жизнеобеспечения этого уровня, была наивысшего качества. Беспокоится было не о чем. У служащих не оставалось ничего, кроме как перемывать Брику и его семейке косточки, тем не менее, все сошлись во мнении, что он, похоже, самый крутой после своего отца бизнесмен последнего столетия.
Не удивительно, ведь именно Bricks Corp, а в дни Первой Федерации, когда всем заправлял Альберт Максимилиан Брик, прославленный отец этого самого Великого и Ужасного, Генрика Максимилиана Брика, это ещё просто фамильное предприятие «Брик и сыновья» восстановило банковскую систему, ввело новые стандарты учёта и делопроизводства, а также систему идентификации и оценки личности. В дальнейшем они взяли под свой контроль передовые отрасли экономики – энергетику, драгметаллы, связь. Не брезговал магнат и пищепромом, и строительством, и даже водоснабжением. Хотя на фоне происходящих мировых событий и он оказался всего лишь пешкой в умелой руке «хозяина мира», – не далее, как пару дней назад Брик-старший передал контроль над возглавляемым им супергигантом новому деловому партнёру. Мировые медиа взорвала новость, ошеломляющая своей банальностью и зияющей пустотой неопределённости: «Последняя свободная корпорация сдала бразды правления Goldbridge Enterprise». Всем было интересно, чем это Голдбридж схватил Брика за жабры, чем это уложил на лопатки, какую такую грязную историю нарыл в его «безупречно дезагенированной репутации». Как бы то ни было, Брик удерживал лидирующую позицию в мире большого бизнеса, и куда бы он ни прибыл, – все до единого пресмыкались перед ним, как послушные псы перед главным егерем.
Тем временем, избавленный от Всевидящего Ока систем видеонаблюдения, умеющий каким-то чудом исчезать с мониторов, как неуловимый пиксель, Брик-младший направлялся в ресторацию «Золотой пристани неба». Именно в этот момент подал внутренний сигнал интерфон, некоторую видимую часть которого он носил в виде широкого чёрного с золотыми инкрустациями браслета на правой руке (больше как знак статуса). На защищённой линии связи, которую он разработал и подключил к ней отца и Мерного для личных переговоров и получения нужных сведений, все внешние сигналы блокировались, кроме единственно важных, – в груди шевельнулось нечто неприятное. Пришло сообщение – и он точно знал, о чём оно, точнее, о ком, – сам настроил приём любой информации о той, кого называл не иначе, как Ангел. Дав тексону мысленную команду, Брик-младший рефлекторно сжал в кулаке мягкий монитор в кармане брюк. Всё поплыло перед глазами, пока он мысленно прокручивал полученное сообщение: «…на месте аварии скончались четверо молодых людей… одна пассажирка госпитализирована… достали из горного ущелья… дочь священника… травмы несовместимые с жизнью… состояние критическое… надежды на то, что она выживет…»
Парень судорожно комкал тексон так, что от монитора остался жалкий безжизненный комок пластитекса и кристаллов. Брезгливо отшвырнув в сторону остатки монитора, он медленно багровел. Губы его вытянулись в одну тонкую линию, стиснутые зубы неприятно скрежетнули, голубые глаза потемнели и налились кровью от подступившей горько-солёной влаги. В груди что-то резко кольнуло, сердце затрепыхалось, как раненная птица в клетке, рывками, а в ушах появился шум, как будто где-то внутри включилось ненастроенное старое радио. Молодой человек впервые почувствовал, что начинает терять контроль над собой. Ему жутко захотелось кого-нибудь растерзать. Среди карусельного мельтешения обрывков мыслей сознание цеплялось за какую-то далёкую и совершенно безумную идею о том, что нет такой черты, за которую нельзя переходить в аффекте. Только внезапный выплеск эмоций мог снять эту кипящую пену яростного отчаяния. «Жертва» нашлась моментально. Зрение туманилось, а в глотке беззвучно клокотало: «Неееат!..».
Служащий, встречающий гостей в гулком отделанном мрамором холле, привычно улыбаясь, заметил, что один респектабельного вида молодой человек – явно божественный отпрыск, вдруг остановился на выходе из лифта для особо важных персон, уставился в пол и застыл бездвижно, как статуя, – возможно, ему стало нехорошо. Прекрасно обученные сотрудники никогда не пропустят такие моменты, чтобы оказаться рядом и проявить максимум заботы. Потому-то Джефри мгновенно отреагировал, подойдя к молодому гостю и подчёркнуто вежливо спросив, не нуждается ли тот в помощи. В то же мгновение парень с всклокоченной копной золотистых волос и округлившимися от ужаса небесно-голубыми глазами схватил батлера за грудки и начал трясти, багровея и нервно хрипя от злости. На эту сцену не замедлили отреагировать немногочисленные респектабельные господа, находившиеся в холле: в полном недоумении они повернули свои измождённые тщеславием головы и, начиная испытывать нетерпение, посмотрели на происходящую возню – кто с явным раздражением, а кто равнодушно-отстранённо, как и подобает лучшим представителям общества развитого эгоцентризма.
Джефри попытался высвободиться, но хватка разъярённого отчаянием парня была сильна. Замешкавшемуся батлеру пришлось скрепиться и терпеть, на его счастье недолго, потому что в это время к ним подбежали ещё четверо служащих, ловко скрутили нападавшего и повели в кабинет менеджера отеля. Кто-то успел вызвать местную скорую помощь, и два белоснежных робота аккуратно вкатили незадачливому хулигану дозу успокоительного. Тут же засуетилось личное сопровождение семьи Брик («Где они раньше-то были?» – недоумевали служащие и охрана).
Всё ещё дёргаясь, но, уже едва ворочая языком, нападавший проклинал весь мир и себя самого, и никто не мог понять, что же вдруг случилось с одним из самых почётных и желанных в Куклькане гостей – двадцати трёхлетним опекуном главы Bricks Corp. Все знали, что Брик-старший относился к молодому человеку как к родному сыну, потому почтение ему оказывалось наравне с обожествляемым отцом. Все старались более не прикасаться к нему и стоять на почтительном расстоянии.
Вызвали начальника смены службы охраны, просмотрели видеозаписи, расспросили Джефри и других очевидцев и кое-как разобрались, что гостя вывело из себя какое-то сообщение. Странным было то, что ни на одной видеозаписи не было видно передвижений Брика-младшего в здании. Решили, что такова воля Брика-старшего, и тут же забыли об этом.
Внезапно оказавшийся в центре внимания Джефри, не будучи ротозеем, обратил внимание ребят из охраны на необычный – чёрный, с глянцевым отливом и золотыми напылениями – интерфон на руке гостя. Такие модели устройств связи были доступны не многим даже в высшем обществе, а уж обслуге, тем паче, казались фантастической штуковиной. Пока бесхитростный батлер разглядывал принадлежащие молодому господину другие более миниатюрные и необычные предметы, предусмотрительно вынутые из его карманов, новоявленный невидимка уже тихо-мирно лежал на кожаном диване у менеджера в кабинете.
Наконец, всех служащих отправили на рабочие места, пришёл доктор, побеседовал с разбушевавшимся господином, просканировал его минисканером, ввёл инъекцию безмятежности и дал рекомендации сопровождению. Прочим гостям, обеспокоенным внезапным нарушением привычного уклада ничем не омрачаемой жизни и безупречного обслуживания, менеджер «Золотой пристани» лично принёс «глубочайшие извинения за доставленные неудобства» вкупе с дополнительной порцией амброзии и раздачей на все внутренние панели апартаментов последней версии «Грёз Блаженного Джона». Грёзы раздали всем, чтобы не только бессмертные могли успокоиться и впасть в своё обычное состояние безмятежного парения в необъятных просторах воображения, но и все прочие постояльцы, гости и жильцы уровня «Золотой пристани неба» могли приобщиться к всеобщей нирване.
Брик-старший, узнав, что сын попал в неловкую ситуацию, всеми возможными и более всего невозможными способами старался замять инцидент, чтобы ни один звук о нём, ни одно фото или видеокадр, ни единая буквочка-цифрочка не просочились в сообщения вездесущих медиа.
После беседы с доктором изрядно помятого парня препроводили в его мегаприват и оставили предаваться своему горю в одиночестве. Довольно быстро придя в себя от успокоительного, он тут же замкнулся, потребовав, чтобы его никто не беспокоил. Мерный дежурил на этаже. Дважды к незадачливому хулигану ломился сам Брик-старший. Как назло, все ключи-коды от своих апартаментов хитроумный отпрыск магнатского семейства перепрограммировал сразу же по прибытию. Как ему удалось это провернуть, никто не знал. Ломать двери не стали, чтобы не привлекать излишнего внимания посторонних. Отец пытался дозвониться, но младший Брик не отвечал. Он стал полностью непроницаем для систем наблюдения и связи, блокируя все поступающие извне сигналы.
Пришедший в себя затворник звонил матери, которая, конечно же, была уже в курсе произошедшей трагедии и ожидала реакции сына, который два месяца как «без вести пропал», скрываясь от наёмников (за его голову «некто» назначил оскорбительно высокую цену, но ни матери, ни кому бы то ни было ещё знать это было не положено). Без лишних объяснений, игнорируя её настойчивые расспросы, парень попросил мать оказать семье пострадавшей девушки всевозможную поддержку. Затем он связался с офисом отца в Черноморском филиале, потому как тамошний секретарь Анжела была способна достать что и кого угодно хоть из преисподней. Молодой хозяин потребовал, чтобы она распорядилась организовать максимально надёжный уход за особенной пациенткой крупнейшего медицинского центра Солнцевска и, если возможно, доставку к ней лучших специалистов. Не дожидаясь пока его распоряжения начнут осуществляться, и, желая в первую очередь узнать точный диагноз, взломщик-невидимка через сеть вошёл в систему клиники, куда доставили выжившую в автокатастрофе девушку, и узнал, всё, что нужно, а также внёс дополнения в список её обслуживания на месте и направил туда отряд охраны.
Через пятнадцать минут мучительного хождения кругами по гостиной, получив и отправив нужные данные, он стал лихорадочно носиться по всем медицинским справочникам, хранившимся в Спектруме, считывая-прослушивая сведения о травмах головы и позвоночника. Как выяснилось из карточки поступления в стационар, у пострадавшей помимо множественных переломов и ран повреждены шейные позвонки и главная проблема – лопающийся перелом атланта со смещением, что вызвало травмы головного и спинного мозга, но почему-то не убило её. Девушка, сидевшая рядом в машине, от похожих повреждений погибла на месте. А чего ожидать, когда, столкнувшись с большегрузной фурой на петляющем серпантине дороги, их лёгкий «Бенджи-Фройд», предназначенный для поездок между городами, потеряв управление, был выкинут в ущелье? Конечно же, кто-то из парней беспечно вёл авто сам! Все ребята получили тяжелейшие ранения. Ангела выбросило в ущелье через лобовое стекло и швырнуло с высоты на значительное расстояние от места падения автомобиля. Силясь представить себе эту картину, парень, ранее не знавший страха, ни перед чем не останавливающийся, покрывался потом, его начинало мутить.
Одна мысль, что Ангел выпала из машины в горное ущелье и сломала себе шею, бросала в жар, а затем наступал ступор, – он подолгу сидел и тупо смотрел перед собой в одну точку на полу. Линии замысловатого рисунка на мраморной плитке расплывались, превращаясь в один водоворот, воронку, спирально уходящую куда-то вниз, вглубь, во мрак неизвестности. Так прошли эти часы – целая вечность горя и безнадёжного самобичевания, потому что он мог бы, возможно, предотвратить этот кошмар, она могла бы остаться в городе и не пострадать, будь он сам рядом…
Расчётливый и до сих пор удачливый игрок с ужасом осознавал, что обводной удар от дальнего борта в этом изнурительном фрейме оказался ещё более рискованным, а потери – несовместимыми с приложенными усилиями…
Стоя у окна, понемногу успокаиваясь и трезво глядя в будущее, он уже знал, что полетит назад и сделает всё возможное, чтобы Ангел жила. В карточке значилось, что у девушки крайне редкая группа крови, обозначенная замысловатой химической формулой, а единственный возможный донор был выявлен восемнадцать лет назад в Убежище Муникен, и других похожих случаев до сих пор не обнаружено. Понимая, что этим человеком может быть только он сам, потому что точно такая же формула значилась в его медкарте, хранящейся в сейфе отца, так неуклюже разоблачивший себя в холле невидимка решился на отчаянный и крайне безумный шаг – он полетит назад, через океан, к ней, даже если «Золотую пристань неба» уже окружали наёмники, даже если придётся прорываться с боями и скрываться от снайперов, он полетит назад.
Если несовместимая с жизнью травма не убила её, он должен бороться. Походив по гостиной, зайдя в ванную, золотоголовый освежился холодной водой и переоделся в спортивный костюм. Только сейчас он обратил внимание, что в гостиной разбросаны бумаги, диванные подушки на полу, там же где туфли и галстук, мебель сдвинута так, будто тут только что произошла потасовка. Распинывая подушки, он мысленно вызывал свой самолёт, а затем открыл апартаменты отцу, – тот неприкаянно ходил в коридоре, размахивая шейным платком. Когда открылась дверь, отец и сын встретились взглядами помутившихся от волнения голубых глаз. Оба серьёзные и решительные. Молодой Брик был сыном родного брата Брика-старшего, по непонятным причинам отказавшегося от прав отцовства. Он так же, как опекун-отец, был высок и плечист, те же неширокие скулы, упрямый высокий лоб, прямой нос, густые коричневатые брови, те же золотистые волосы. Правда, шевелюра опекуна за годы значительно потускнела и поредела, несмотря на усилия эскулапов и протекторство самого Асклепия. Лицо отца по обыкновению было гладко выбрито, сын же носил аккуратные усы и вновь вошедшую в моду «мушкетёрскую» бородку.
Внимательно посмотрев друг на друга и убедившись, что всё в порядке, отец и сын уединились. Мерный привычно занял позицию у дверей, отдав распоряжения бойцам по рации, чтобы к зданию никто не мог подойти, не будучи проверен на наличие оружия. Беспечные прожиги-горожане понятия не имели, что по периметру вокруг центра городская охранная система выставила роботизированные заслоны. Так происходит всякий раз, когда фигуры, подобные Брику-старшему посещают этот искусный райский уголок.
Брик-старший молча окинул взглядом гостиную. Несвойственный в их семье беспорядок сообщал о крайней степени напряжения и потере равновесия душевных сил недавнего затворника. Парень обессиленно рухнул на диван. Отец поднял опрокинутый стул, поставил напротив и сел. Казалось, между ними шёл беззвучный диалог, как если бы люди могли общаться биотоками: понятные только им двоим внутренние сигналы текли от одного к другому невидимо, неслышно, но отчётливо и ясно для каждого из них. Отец, конечно, уже знал о случившейся на Черноморском побережье катастрофе, о вызванном самолёте, о спонтанном решении сына и о грозящей им всем в связи с этим решением опасности.
Наконец, глубокий ровный голос Брика-старшего нарушил гнетущее многозначительное молчание:
– Герман, мы не в том положении сейчас, чтобы позволить эмоциям уничтожить многолетние труды. Мы балансируем на грани фола. Крайне опасно сейчас всё бросить и лететь назад. Ты нужен мне, как никогда. Ты же понимаешь…
– Нет, – отрезал сын решительно. – Я уже не тот. Несколько часов назад остался бы и играл в эти прятки-догонялки ещё, сколько угодно. Но моя жизнь потеряет смысл, если не станет её, – он посмотрел отцу прямо в глаза и добавил, – если всё это ради меня, никуда оно не денется. Поверь, я в состоянии контролировать ситуацию. Не бойся, отец, ты ничего не потеряешь. Мне нужно твоё благословение, чтобы спасти мою…
Тут Герман осёкся, потому что впервые столкнулся с необходимостью объяснения, кто она ему, эта девушка, лежащая в интенсивной терапии где-то за океаном. Но не смог продолжить фразу и обессиленно опустил всклокоченную голову.
– Чем я могу помочь? – не удивляясь решимости и настойчивости сына, проговорил Брик-старший.
– Свяжись с Асклепием. Попроси его помочь. У неё повреждён участок мозга. После таких ранений не живут, даже Божественные, даже с имплантами, а вот ей удалось. Она в коме, подключена к системе. Я позаботился, чтобы ей была оказана самая лучшая помощь, но… Ты же знаешь, что такое клиники в наше время. Бардак, отсутствие обеспечения, никчёмные людишки с допусками к врачебной практике, рвачи, бестолковые и наглые… Есть, конечно, уникумы, и ты их знаешь. Помоги не потерять её. Обещаю, что как только покину Кукулькан, ситуация изменится в лучшую сторону для тебя. Я уже направил нужную информацию в разные точки. Все с ума сойдут от нового информ-потока, и головорезам твоих божественных «товарищей по партии» будет не до меня, поверь. Я уйду, сумею. Должен суметь.
– Слушай, сынок, не напрягайся, не переусердствуй, – мягко начал, было, отец, недоумевая, как такое возможно, хотя он десятки раз убеждался, что Герману под силу невозможные вещи.
– Извини, сейчас я хочу побыть один. Собирайтесь. Тебе снова пора в Лионгард. Потом поговорим, дома. Следи за событиями, успокой маму, пожалуйста. Действуем по прежнему плану. Я полагаюсь на тебя.
Они обнялись, и отец тихо вышел, на ходу махнув Мерному. Герман бесцельно прошёлся по комнате. Босые ноги расслаблялись на прохладном полу. Вдруг он почувствовал, что не один в гостиной. Сначала это ощущение казалось паранойей от преследований, ведь именно из-за них ему пришлось тайно, не сказав даже нежно любимой матери ни слова, сбежать из южного приморского рая сначала в Европу, потом за океан. Прохладный вечерний воздух шевелил портьеры на окнах. Чувство присутствия усиливалось. Отчаяние медленно отступало. Где-то в глубине подсознания гнездилась странная мысль: «А что если Ангел посетила меня на прощанье? Что если она отошла?». Он подошёл к окну и глянул в чёрную бездну неба где-то над городским куполом, не обращая внимания на яркие огни и привычный тихий гул города, лежащего внизу. Обильные, как проливной дождь, слёзы выталкивали наружу боль и напряжение последних часов, ужас и чувство вины…
Одиночество, как чёрная дыра, поглощало его мир. Гравитация этого одиночества убивала время, отнимала силы, лишала всего, что могло бы дать надежду. Вот напасть! Человек издревле приговорён к одиночеству особенностями психики. Индивидуальное «я», личность, желая выделиться из человеческой общности, всегда оказывается, будто разорванной напополам. Но если тебе доводится привязаться к кому-то в глубине души, а жизнь, будто разводит между вами мосты, этот внутренний разрыв ощущается больней. Горизонт событий чёрной дыры одиночества режет острым лезвием неотвратимости твою реальность, и всё, что тебе особенно дорого, проваливается в непроглядную тьму, из которой нет возврата. А на поверхности остаёшься ты, голая сингулярность.
И что тебе делать с твоей индивидуальностью в этом одиночестве? Кому она нужна? Ты один смотришь на звёзды в ночи, подпирая кулаком свою бороду. Нет, не нужна тебе эта свобода и независимость, эта оригинальность и неподражаемость. Пропади они пропадом! В одиночестве важно только то, что утрачено и искривлено его необоримой силой.
Слёзы ещё катились по щекам и капали с бороды на пол, когда Герман оторвал себя от окна и, вытираясь рукавом толстовки, поплёлся в спальню. Он упал на необъятную кровать и забылся кратковременным глубоким сном.
Через полчаса три верхних этажа «Золотой пристани неба», отведённых для особенных и довольно странных гостей, опустели.
5.
Лионгард, 2168г.
Начальник Девятого Специального отдела Интерпола сидел у себя в кабинете за массивным дубовым столом. Тёмно-зелёная обивка мебели в полутьме кабинета казалась почти чёрной. Сквозь шторы слабо пробивалось утро. Лионгард лениво начинал привычный разбег первыми пролётами вечно спешащих по своим линиям такси, запахами почти натурального шоколада и кофе в ресторации через дорогу, разговорами бредущих домой техников из ночной смены.
Часы на стене показывали половину девятого. Начальник был хмур. На его крупном прямоугольном сером лице не отображалась ни одна эмоция; оно было похоже на маску человека в годах с опущенными вниз уголками губ, неимоверно уставшего от жизненных перипетий. В его некогда густой угольно-чёрной шевелюре просвечивала седина. Он долго смотрел в одну точку на столе, пребывая в напряжённых раздумьях.
Затем хозяин кабинета пошевелился, словно стряхивая что-то тяжёлое с плеч, и медленно придвинул к себе папку с бумагами, белым пятном выделявшуюся на тёмной поверхности стола. Также нехотя он включил лампу, и по комнате мягко разлился свет из-под полупрозрачного абажура. Громоздкие тёмные гардины наполовину закрывали огромные окна, за которыми всё более размокая, бледнел, начавшийся проливным дождём и не предвещавший ничего хорошего к обеду, непогожий летний день. В кабинете царил полумрак, как в сумерки, а день только начинался.
Начальник надел старомодные очки, с которыми не мог расстаться, считая эту давно отжившую деталь своим талисманом, и открыл папку. Склонившись над столом, он был похож на мистического великана, неповоротливого и угрюмого. Итак, он принялся подробно изучать новое досье.
На папке стоял номер, присвоенный отделом распределения, печати нескольких отделов крупнейшей в мире правоохранной организации и имя «Дэвид Эдвард Финч».
Дата и место рождения: предположительно… ага… почти тридцати три, значит… Родители: не обнаружены… гм… Близкие родственники: не обнаружены. Обучение: школа-интернат Святого Бартоломео, Бат; дистанционный тьюториал Тринити-колледж, Оксфорд. Специальность: магистр международного права… угу… Это он до реорганизации успел общим порядком поучиться. Ну, да. Городишко учёных закрыли лет семь-восемь назад. Туда теперь только научных сотрудников принимают. Понятно… Но это уже не та классическая школа, дух не тот… Военно-спасательная служба (ВСС)… таак… Звание: Капитан… понятно… Спецподразделение Интерпол Европейского Альянса.
… Какой прыткий, а… Специальный отдел… разведка… Значит, под началом Кленденброка, да и Старый Мортимер, и Гарднер точно могли его знать. Спросим. Религиозные организации: не состоял. Социально-политические движения: не состоял. Психотип: интроверт. Характерные черты: самообладание, исполнительность, военная выправка, самодисциплина, логик, не делает поспешных выводов, осторожен, внимателен к деталям, терпелив, щепетилен, целеустремлён, хладнокровен, не-раз-го-вор-чив… Не иначе «Шерлок Холмс». Н-дааа…
Великан за столом ещё больше нахмурился, поправил лампу и продолжил экскурс в досье Финча, начинавшее его раздражать.
Привычки: любит читать на ночь бумажные книги, пьёт чёрный кофе или воду, изредка курит антикварные сигары, никогда не носит гражданскую одежду класса комфорт, только классические костюмы тёмных цветов или форму ВСС, не терпит бранную речь, неприхотлив в быту, избегает личных контактов с окружающими, в гостевых номерах оставляет странные записки персоналу. Дружеские связи: не замечены. Семейное положение: холост. Мировоззрение: атеизм, глобализм. Навыки: стандарт. Языки: стандарт. Особенности: не умеет работать с напарником или в команде, одиночка.
Стоп. Кто он, чёрт возьми? Начальник ещё раз перечитал начало документа. Что значит – «предположительно»? Родители не обнаружены… Что это? Спецотдел не мог выявить детали? Откуда он взялся, этот Финч? Он же не «дитя катастрофы». Тогда каждый человек был учтён, записан в книги главного архива, все дети были пересчитаны. Всех, оставшихся без родителей, определяли в приюты. Так и что же? Слишком уж гладкая биография. Не был, не значился, не состоял. Как там его характеризовали? «Спецагент с потрясающей выправкой, исполнительный и безупречный»? Таких людей не бывает. Людей…
– Я так и знал… – пробурчал начальник вслух, начиная раздражаться сильнее.
Нажав кнопку внутренней связи, он зычно гаркнул на весь кабинет:
– Фишера ко мне. Срочно!
Секретарь, уловив негодование руководителя, всё же осмелилась напомнить, что заседание через пятнадцать минут.
– Знаю, – рявкнул начальник и отключился.
Он ещё раз пересмотрел все бумаги в папке. В послужном списке – только награды. Участие в спецоперациях – засекречено. Суровый чёрный штамп спецотдела разведки. Что ж, это дело обычное для таких, как он. Добраться до этой информации никакому хакеру не по зубам – она не фиксируется в системе или на иных носителях. Она доступна лишь тому, кто назначал задания.
Но всё же, кто он, этот «подкидыш эльфов»? Обычно, если ребёнок потерял родителей, или его подкинули в приют или кому-то в дом, есть сведения об учреждениях, лицах, даты, где и когда это произошло. Всегда можно найти следы сведений о приёмных родителях, семьях, интернатах, благотворительных заведениях, где человек воспитывался. Простым смертным это недоступно, но им-то, спецагентам, грех жаловаться – информации всегда в достатке, надо только знать, где и как её выудить, а уж они-то знают. Но в досье нет ничего. Как он связан с представителями Совета? Чей-то родственник? Приёмыш? Незаконнорожденный? Чей? Или он не совсем человек? Но это же незаконно. Создание бионических андроидов и прочей нежити под общим наименованием «антропоморфный механизм с искусственным интеллектом» давно запрещено специальным постановлением Генеральной Ассамблеи. Давно ли отгремел этот Армагеддон? Не может быть, чтобы спустя всего сорок лет после глобальной катастрофы, последствия которой в некоторых регионах планеты до сих пор ещё не устранены, какой-то идиот вздумает по-новой создавать сверхчеловеческие организмы. Все существующие с тех времён «киберы», а именно усовершенствованные с помощью генетических, квантовых, нано- и кибернетических технологий люди, как правило бывшие спасатели и полицейские, учтены до единого, находятся на службе в Интернациональной Полиции, в частных охранах глав корпораций. Однако досье этого Финча вызывало сомнения…
Рассуждения начальника прервал тонкий голос секретаря по внутренней связи:
– Месье Бланкар, к Вам Фишер.
Густые нахмуренные брови распрямились и приподнялись. Великан пробубнил отстранённо:
– А… да…
Тяжёлая дверь кабинета, украшенная старинными арабесками, приоткрылась, и в комнату будто ворвался ветер, на столе зашевелились бумаги, которые изучал начальник. Не успел он поднять голову, как перед ним возник худощавый молодой человек в синей форме с гладко зачёсанными тёмными волосами.
– Вызывали?
«Типичный исполнитель, функция. Внимательный, выхолощенный блюдолиз. Как же я устал от этих функций…»
– Послушай-ка, Фишер, я говорил тебе подготовить подробное досье на этого «выдвиженца Совета»? Говорил?
Фишера ничуть не смутил резкий тон руководителя.
