База икс

скачать книгу бесплатно


Нас разделяли только реденькие ветки шиповника и тридцать метров практически открытого пространства. Нам, вжавшимся в землю, было слышно, как припечатываются к почве подошвы ботинок впередиидущего, как слегка поскрипывает «упряжь» идущего вторым, как остановился и, совершенно не думая о соблюдении тишины, высморкался третий. Именно он, проходя мимо наших позиций, замедлил шаг и пристально всмотрелся в переплетение ветвей укрывающего нас кустарника.

«Ну, гад, ну, ну же! – буквально взмолился я. – Вскинь, сволочь, автомат, только вскинь!» Ствол моего «калашникова» буквально упирался ему в ребра. Но бандит не остановился, не вскинул оружие, а пошел дальше, так и не получив свою порцию свинца.

Когда же спина четвертого, удаляясь, замелькала среди деревьев, а следом за ним потянулись пятый и шестой, я слегка задергался – заволновался. Когда мимо нас прошел пятнадцатый, а вереница идущих не заканчивалась, я крепко, очень крепко задумался и, уже сожалея о столь опрометчивом высказанном чуть раньше желании, хотел теперь только, «чтобы мы стали маленькими-маленькими», такими, чтобы нас не заметили, и чтобы, не дай бог, кто-нибудь из моих бойцов не пошевелился, не чихнул, не вздохнул, перемещая затекшую от неподвижности и напряжения ногу. Впрочем, в своих бойцах я был уверен, гораздо большие опасения вызывал у меня лежавший по левую руку фешник, но и с его стороны пока не прозвучало ни единого шороха.

Рядовой Прищепа

Сашка заметно нервничал. Не надо было быть великим стратегом, чтобы понять: ситуация, в которой они оказались, складывалась далеко не лучшим образом. Хорошо, если банда небольшая и оставшиеся с командиром ребята справятся своими силами, а если нет? Что тогда? Даже поддержать своих огнем будет практически невозможно. Разве что навесными выстрелами из подствольных гранатометов, и то половина «ВОГов», влетев в кроны деревьев, грозила разорваться над спинами спецназовцев, а не их противника.

«Если придется схлестнуться не на шутку, если пойдет что-то не так, пацанам некуда даже будет отходить! – с тревогой рассуждал оглядывающий склон хребта Прищепа. – Быстро спуститься невозможно, к тому же отступи командир – и вся остальная часть группы превратится в мишени. Вот хрень-то».

Сашкин взгляд метнулся вправо-влево, вдоль только что покинутого ими хребта. Увы, на всем протяжении, куда только за вершинами деревьев пробивался взгляд, скат хребта представлял собой крутой обрыв. Ни подняться, ни спуститься. Быстрый отход не получался никак, разве один-другой разведчик могли успеть съехать по веревке, удерживаясь за нее перчатками, дабы не обжечь руки. По уму следовало бы уже давно начать отход в глубину леса, но любое движение, случайно произведенный шум могли привлечь внимание противника и навредить оставшимся на вершине спецназовцам.

«Вот завяжется бой, тогда и отведу». Оценив обстановку, Прищепа выбрал для себя, как ему показалось, наиболее правильное решение и, немного успокоившись, застыл в ожидании.

Старший прапорщик Ефимов

Худой, сгорбившийся под тяжестью рюкзака безбородый, но отнюдь не молодой «чех» как раз миновал меня, когда у кого-то из лежавших слева бойцов буркнуло в животе. Звук был негромким, но безбородый дернулся, словно споткнувшись, замер и начал медленно разворачиваться в нашу сторону. Ствол его автомата качнулся вверх-вниз и замер точно перед моим лицом. А может, мне это только казалось? Нет, это именно так и было – черный провал ствольного канала и я – глаза в глаза. Зрачок смерти, нацеленный в мою жизнь. Я сцепил зубы и почувствовал, как покрываюсь потом. Мой палец, оттопыренный чуть в сторону (чтобы не потерять чувствительность), мгновенно лег на холодный металл спускового крючка.

Времени я не отмечал, но те одна-две секунды, что он пялился в мою сторону, тянулись неестественно долго. Вся моя сущность подсказывала: спусти курок, убей его первым! Но разум, привыкший подчинять себе чувства, сдерживал, не давал пойти на поводу у чувств. Нажми я на спусковой крючок, и всем нам, лежавшим здесь на краю обрыва, не миновать смерти, нас слишком мало. А если еще и спустившиеся вниз бойцы, вместо того чтобы делать ноги, ввяжутся в бессмысленную сечу (а в том, что они ввяжутся, я не сомневался), то трупов с нашей стороны станет еще больше. И я, напряженно согнув палец, ждал. Ждал, когда «чех» уйдет или у меня не останется выбора…

«Чехи»

Какой-то неестественный для леса звук донесся до слуха шедшего в середине колонны Вахи Шамхалова. Вздрогнув, он остановился, развернулся влево и прислушаться. Тщетно. Столь напугавший Ваху звук не повторился. Слышались только шлепки подошв по ссохшейся глине да приглушенное сопение идущих.

– Что встал? – буркнул шедший следом за Вахой угрюмый моджахед Далхан Алхазуров по кличке Шрам, прозванный так из-за большого, тянувщегося через все лицо шрама.

Сам Шрам говорил, что это «подарок» от схватившегося с ним в рукопашную русского спецназовца, но хорошо знающие Алхазурова люди утверждали, что шрам этот оставлен тюремной заточкой в бытность Далхана обыкновенным зэком. Но даже если это и соответствовало истине, то сейчас, годы спустя, сомнительно, что кто-нибудь прилюдно решился бы бросить Далхану в лицо обвинение во лжи. Шрам давно заматерел и славился своей легкостью на расправу со вставшими у него на пути. Без разницы, будь то свои или чужие.

– Да, вот… да тут, – залебезил Ваха, тыкая стволом прямо в куст, за которым сидел старший прапорщик Ефимов. – Показалось… может, русские?

Далхан не дал ему договорить.

– Топай давай, не задерживай других. Если так любопытно, ступай и посмотри, может, что и найдешь, мину ногой, например, – Алхазуров усмехнулся.

Ваха судорожно сглотнул. Напоминание о мине заставило его забыть о только что сделанном предположении. Русские… влезет же в голову. Да откуда здесь им взяться? Да они бы уже со всех стволов…

– Пошел, пошел! – снова поторопил Далхан и, едва не врезавшись в сгорбатившегося Ваху, встал, ожидая, когда тот тронется с места. Шахмалов еще раз судорожно сглотнул и, решив не искушать судьбу, двинулся прочь.

Старший прапорщик Ефимов

Я не расслышал, что сказал один чеченец другому, хотя, похоже, говорили они на русском. Но после сказанных слов «горбатый» ссутулился еще больше, тем не менее упершийся мне в лицо ствол дрогнул, уполз в сторону, а державший его бандит отвернулся и, подталкиваемый все тем же шедшим следом бандитом, заторопился нагнать все более и более удаляющуюся спину впередиидущего. Я же, когда грозившая непосредственно мне опасность миновала, убрал палец со спускового крючка, но ни мгновение не раздумывая, сместил мушку вправо, прицеливаясь в следующего.

А банда все шла и шла. На четвертом десятке я сбился со счета и перестал считать. И так было ясно, что их много больше, чем нас. И каждый проходящий мимо пронизывал скрывающие нас кусты взглядом. И казалось, что многие замечают распластавшихся за ними разведчиков, но, не желая связываться, идут дальше. Я же видел каждый брошенный в нашу сторону взгляд, и мой палец, снова и снова ложившийся на спусковой крючок, немел в ожидании крика: «Русские»!

Это ожидание вымотало меня гораздо больше, чем свистопляска боя. Когда бандиты наконец прошли, и в лесу воцарилась небывалая тишина, я почувствовал себя абсолютно разбитым. Но привычка и необходимость действовать оказались сильнее изнурившей меня усталости. Мои обязанности за меня никто выполнять не собирался. Привстав, я повернулся к своему радисту.

– Костя, связь! – начав говорить, я почувствовал, что мои губы ссохлись. Шепот сразу же поглотила окружающая листва, но меня услышали. Каретников, не поднимаясь на ноги, отполз в глубину кустов и, подтянув к себе рюкзак с радиостанцией, начал спешно готовить ее к работе. Я же повернулся к Батуре и, чтобы быть наверняка услышанным, чуть повысив голос, скомандовал:

– Наблюдать! – после чего пополз к уже расправившему антенну Каретникову и уже там, в кустах орешника, поднялся. Фешник, добравшийся следом, встал рядом.

– Что собираешься передавать? – как будто невзначай поинтересовался он, и я ответил, даже не задумавшись над причиной этого вопроса.

– Надо вызвать артуху. – Я уже успел снять координаты местности.

– Нет! – твердо возразил он, чем заставил меня едва ли не вздрогнуть от дикости такого требования.

– Черт возьми, что происходит? – вознегодовал я, недоумевая от непонимания причины столь странного поведения этого навязанного мне в спутники «товарища».

– Нас… Здесь… Нет… – едва ли не по слогам произнес он, и я едва не заскрипел зубами от злости.

– Да и хрен с ней! Не расстреляют. Костя, передавай…

– Не надо.

«КЯ» оказался в руке фешника раньше, чем я закончил фразу. Фешник улыбался, я улыбнулся в ответ и скосил свои глаза вниз на уровень пояса. Я стоял к фешнику боком, но ствол моего автомата совершенно случайным образом уже был повернут в его сторону, а указательный палец правой руки покоился на спусковом крючке.

– Ты не выстрелишь, – спокойно возразил на мой «аргумент» этот шустрый «товарищ».

– Первым – нет. – Я и не собирался отрицать очевидное. – Но ты уверен, что я не успею сделать это после того, как выстрелишь ты? – спросил и тут же подумал: а если даже и не успею, долго ли останется после этого жить тебе?

– Извини.

Нет, он не чувствовал себя проигравшим, скорее вовремя отступившим. А что ему оставалось делать, если в подтверждение моих мыслей в нашу сторону уже разворачивал свой ствол наконец-то сообразивший что к чему Батура? Тем же самым занимался и Юдин. А вот лежавший в десяти метрах правее Довыденко этот ожесточенный диалог если и слышал, то все равно слов разобрать не смог, поэтому оставался безучастным.

«Фешер, мать его! Может, дать ему за такое в морду?» – Удивительно, но я почему-то на него не злился. Даже оружие, только что направленное мне в грудь, воспринималось как нечто несерьезное.

– Извини, – повторил он еще раз, и пистолет скользнул в предназначенную ему кобуру.

Я не сомневался, что именно так и будет. А он странный человек. Зачем ему надо было вытаскивать пистолет, если на плече висит автомат? Привычка? Кто он? Оперативник, привыкший действовать внутри здания?! Да черт его разберет. К хренам!

– Не надо выходить на связь, – уже не потребовал, а попросил фешник. – То, ради чего мы идем, гораздо важнее, чем десяток-другой убитых бандитов.

– Важнее? – Я усмехнулся и привычным жестом поставил оружие на предохранитель. – Важнее убитых «чехов»… А ты знаешь, что мне их смерти совершенно ни к чему?

Он удивленно воззрился на меня, и я был вынужден пуститься в пространные рассуждения.

– Жизни наших парней, убитых этими ушедшими сегодня от нас бандитами – вот что по-настоящему важно. Они ушли, и кто-то из наших уже завтра умрет! – Я махнул рукой, отрезая всякое продолжение дискуссии. Фешник усмехнулся. Наверное, сказанные мной слова прозвучали излишне пафосно. Ну, черт с ними! Плевать!

– Каретников, сворачивай радиостанцию, все равно слишком поздно, они уже далеко! – Я замолчал. Чуть южнее хребет раздваивался, и куда после этого продолжила бы движение банда, можно было только гадать. К тому же начни бить артиллерия на таком от меня расстоянии, и я никаким образом не смог бы ее корректировать. – Батура! Довыденко и Гаврилюка сюда. Спускаемся к группе.

– Есть. – По-видимому, все еще ошеломленный только что на его глазах развернувшейся сценой боец поднялся и, не отрывая взгляда от пристыженно молчавшего (по крайней мере, мне хотелось, чтобы это было именно так) фешника, поспешил выполнить мое приказание.

– Мир? – протянул руку Виктор, и я, криво усмехнувшись, подал свою.

Странный человек – только что был готов всадить в меня пулю, и вот, нате вам, пожалуйста: «Мир?» Хотя собирался ли он в меня стрелять, тоже вопрос. Когда фешник выхватил пистолет, «чехи»-то были еще совсем рядом. Так что это… проверка на вшивость? И кто из нас ее прошел? Н-да…

Но в чем-то он все же прав: мы ведь вышли выполнить предписанное ему задание, а не гонять по лесу первых попавшихся нам бандитов. Так что вступать в бой или вызывать артиллерию действительно не следовало. И потому, поскрипев зубами, я вынужденно согласился с его доводами. От дурных привычек бить противника всегда и везде пора было начинать отказываться. Ибо специальная разведка, она потому и специальная, что задачи у нее «не токмо «фрицев» косить»…

Рядовой Гаврилюк

Только когда его окликнули, Алексей посмел оторвать от спускового крючка палец и пошевелиться. Мышцы затекли, шею ломило.

– Уходим!

Тихий окрик Довыденко – как глоток свежего воздуха. Снайпер с трудом привстал на одно колено, затем, опираясь на винтовку, поднялся на ноги. И только тогда почувствовал, что насквозь пропитался выступившим по всему телу потом. Налетевший ветерок прошелся ознобом по спине и прошелестел в листьях орешника. Гаврилюк перехватил винтовку поудобнее, поднял лежавший тут же в кустах рюкзак и, прихрамывая то на одну, то на другую ногу, направился к пулеметчику. Спрашивать ничего Алексей не стал, молча подошел к Эдику, молча ткнул того кулаком в плечо, получил ответный дружеский тычок, улыбнулся и поспешил к обрыву. Веревка и спуск вниз, какие-то секунды – и вот она, твердая почва под ногами. Теперь снова придется двигаться вперед, привычно, как всегда…

Старший прапорщик Ефимов

Я долго вспоминал, как вяжется саморазвязывающийся узел и даже вроде бы вспомнил, но применить его не решился. Поступил проще. Обвязался одним концом, а второй с большей частью веревки, так и остававшейся обведенной вокруг дерева, бросил вниз. После чего, почти как барон Мюнхаузен, удерживая сам себя, начал спускаться. Оказалось, что делать это было даже проще, чем думалось. Знай себе, переступай ногами да мало-помалу трави фал. Если бы не оружие и рюкзак, то вообще красота. Увы, веревка кончилась, когда до основания обрыва оставалось метров десять. Я, едва не упустив ускользающий веревочный конец, вцепился в него обеими руками и замер на месте, спешно раздумывая, что делать дальше. Вот сглупил так сглупил! Надо было проверить, хватит ли веревочной длины. Но нет же, даже на глазок путем не оценил, решил, что если и не хватит, то каких-то три-четыре метра. А тут десять! И, как назло, под ногами ни одного уступчика, ни одной рытвинки! Конечно, обрыв неотвесный, и попадались бы на нем хоть изредка деревца и корневища, я бы спустился без проблем. А здесь голая глина, слегка влажная и потому скользкая. Я снова посмотрел вниз. Высоковато. Даже если лечь на живот и скользить, цепляясь за ускользающую поверхность всеми выступающими частями тела, то и тогда останется риск переломать копыта.

– Отойди! – скомандовал я стоявшему внизу фешнику и стал осторожно стаскивать с себя рюкзак. Сперва освободил левую руку, затем, перехватив веревку, правую. – Отойди! – снова потребовал я у фешника, вознамерившегося принять мой РР на руки. Тот кивнул и наконец-то отошел в сторону, а я положил рюкзак на глиняную поверхность и отпустил. Набирая скорость, словно сорвавшийся со склона камень, он рухнул вниз, за пару секунд преодолел участок склона и глухо ударился о землю. Звук получился смачным, весомым, однозначно указывающим на не слишком веселую перспективу моего приземления, совершенного подобным же образом. Тем временем рука, державшая веревку, начала затекать.