скачать книгу бесплатно
. Оставляем вопрос о народности этих курганов как не входящий в наши цели, но не можем не указать на сходство некоторых из них с сибирскими, о чем говорилось археологами не раз
. Если эти похоронные памятники далеко лежат от территории кривичей, то взамен них мы укажем такие же и в местностях, ближайших к кривицкой области. В Бежецком уезде Тверской губернии мы находим круги торчмя стоящих камней, а иногда и сами курганы расположены в виде кругов, или встречаются целые кладбища, на которых в большом количестве стоят большие одиночные камни в наклоненном положении
. Поднимаясь далее на север, этого рода памятники располагаются по реке Луге и ее притоку Ордежу. И здесь они являются в виде могил, обложенных камнями по основанию, причем иногда стоят камни торчмя на самых могилах
. Тут мы попадаем уже в область финноугорских племен. С особенной силой выступает этот тип могил в области финского племени воти, входившего в состав Вотской пятины Великого Новгорода. Курганы воти обложены гранитными валунами; внутри могил также оказываются камни, причем покойник или прислонялся в сидячем положении к одному из камней, или последний служил ему изголовьем
. Другие финские племена, ливы и эсты, точно также обкладывали могилы камнями, или обозначали их фигурами из мелких камней на поверхности земли, причем иногда внутри устраивались камеры из плит
. В Финляндии сохранились предания о первобытном населении, чуди, которой приписываются могилы, построенные из камней
. Таковы показания археологические местностей, соседних с территорией кривичей. Те же факты мы найдем и далее, а особенно выдающимся является известный Ананьинский могильник в области древнего Болгарского царства: те же каменные плиты внутри, обкладка камнями снаружи
. Очень близко к перечисленным памятникам стоят могилы Сибири. Мы найдем там и огромной величины плиты, поставленные в наклонном положении на могилах в виде монументов, и могилы, обставленные торчмя стоящими камнями; видим там каменные плиты внутри самых курганов
.
Мы не решаемся из приведенных фактов делать вывод о племенной принадлежности могил с камнями, но нам кажется возможным вывести из них лишь одно заключение, что на территории кривичей, взятой во всем ее объеме, существовало в разные эпохи не одноплеменное население, а было разнородное, и если мы припишем одни признаки похорон славянам, то другие придется отнести на счет какого-то чуждого им племени
.
Несомненно, что до появления в Европе ариев эта часть света была уже занята каким-то населением, которому приписываются некоторыми учеными каменные орудия, находимые на всей европейской территории вообще и в частности на почве России
. В настоящее время все более и более устанавливается мнение, что таким первобытным населением была одна из ветвей урало-алтайского племени, именно ветвь чудская
. К такому выводу привело развившееся в широких размерах и притом глубокое изучение урало-алтайских и, как ветви их, финских языков. Прародиной чудского племени считается область у Алтайских гор и к северо-востоку от них по равнинам Сибири
. Мало-помалу чудское племя распространилось на огромные пространства и колонизировало Европу. Распространение его уже на европейской территории и интересно для нас, главным образом, со стороны вопроса о первобытном населении кривицкой области. Несомненно, что все пространство по среднему течению реки Волги, на восток от нее до Уральских гор, на северо-восток и север до Ледовитого океана и Белого моря, оба берега Финского залива и берега Балтийского моря заняты были угро-финским племенем. Как известно, к нему принадлежат частью еще существующие, частью исчезнувшие народцы: меря, весь, мурома, ливы, эсты, куры, финны в Финляндии, мордва, черемисы, карелы, зыряне, вотяки
.
Природа страны представляла все удобства для обширного распространения этого племени во все стороны, и, действительно, в доисторические времена мы видим существование финских поселений в таких местностях, где в историческую эпоху живут уже чуждые им арии.
Черноморские степи России некогда заняты были, как известно, скифами. Вопрос о племенной принадлежности этого народа решался различным образом. То видели в них монголов, то ариев; но раздавались голоса и в пользу их финнизма
. Нам кажется, можно признать лишь одно, что, судя по имеющимся историческим и лингвистическим данным, скифы, как и принимается теперь, есть термин географический, а не этнографический, и что в числе народов, скрывающихся под этим именем, были и финского происхождения. Таким образом, приходится допустить распространение угро-финского племени далеко на юг. Но не одно только это соображение приводит нас к такому заключению. В настоящее время на скифов устанавливается новый взгляд. Изучение дошедших до нас скифских слов и эпиграфического материала, заключающегося в надписях, открытых в развалинах черноморских греческих колоний, – заставляет видеть в скифах народ арийского в широком смысле, и эранского, или иранского, происхождения в тесном значении, то есть родственный, если не тождественный, с осетинами, и теперь живущими на Кавказе
. Оказывается, что угро-финны подверглись в доисторическая времена сильному иранскому влиянию, что доказывается присутствием осетинских корней и целых слов в угро-финских языках
. Мы не знаем, как далеко на север простирались скифско-эранские поселения: но можно, кажется, сказать, что угро-финское население спускалось далеко на юг, даже в нынешнюю Малороссию
.
Прежде чем следить далее за распространением его по Европе, нам необходимо сказать несколько слов по поводу одного весьма важного при решении подобных вопросов материала, именно топографической номенклатуры. Несомненно, пользование этим материалом с историко-географическими целями весьма опасно и не раз уже приводило исследователей к шатким выводам, но все зависит от того, для решения какого вопроса мы воспользуемся топографической номенклатурой. Применяли пользование ей для определения этнографических границ славянских земель путем подыскивания созвучных названий. Такой способ исследования не может, конечно, не привести иногда к неправильным заключениям. Так, наших кривичей мы можем отыскать и на территории Греции
. Географических названий с корнем крив мы найдем много и в области племени северян. Такие урочища, как Кривое озеро, Кривой рог, Кривичи, Кривка и т. д. могут ли указывать на границы распространения племени кривичей? Мы не знаем, какие причины создали такое имя для данного урочища; не есть ли данное имя простой выразитель главного признака данной местности? В силу родственности русско-славянских племен, каждое из них могло давать урочищам тождественные названия. Но отсюда еще не следует, что топографическая номенклатура совсем не может ничего дать исследователю. Она может сослужить важную службу, если мы пожелаем определить этнографическое распространение двух неродственных племен и направление их колонизации. В этом случае, соображения относительно пользования подобным материалом, высказанные очень давно Надеждиным, кажутся нам вполне основательными
. Не нужно доискиваться, что, собственно, значит каждое название; довольно, если определится его происхождение, если откроется, какому языку принадлежит оно. Мы думаем, что главное значение в топографической номенклатуре имеют названия урочищ, то есть гор, рек, озер, а не населенных местностей, так как судьба последних крайне изменчива, их существование и исчезновение с лица земли стоит в зависимости от множества случайностей, а между тем далеко не всегда новое поселение получает имя прежнего, хотя бы жители его были и старые. Но и новые пришельцы не изменяли старых названий у природных урочищ. В этом случае наблюдается, действительно, важное явление. «На всем лесном севере России, за реками и озерами, новгородские славяне до наших дней сохранили их первоначальные чужеземные имена, объяснимые только языком народов финского или чудского племени. Исключения так ничтожны, что славянам не удалось дать своих имен не только крупным рекам и озерам, но даже и мелким речкам притокам, запрятанным в самых глухих лесных трущобах. Обстоятельство это настолько существенно, что именами этих урочищ и в настоящее время можно определить грани земель, занятых финскими племенами, и выделить те земли, на которых славянские племена были и первыми пришельцами, и коренными жильцами»
.
Признавалось и раньше, что центральная Россия была некогда занята угро-финскими
поселениями, но оказывается, что следы этого племени сохранились в топографической номенклатуре и гораздо южнее. Так, некоторые реки южной России носят имена, созвучные с номенклатурой северо-восточных областей
. В топографических названиях далее Курской губернии можно найти некоторые, объясняющиеся из угро-финских языков, не говоря уже о губернии Черниговской
.
Если мы теперь обратимся к западу, то увидим факты, указывающие на еще более широкое распространение угро-финского племени. Так, в языках датском, франкском, иберийском и баскском находят заимствования из языков финских
. В свою очередь финны взяли много слов у готов
. В топографической номенклатуре Германии, Италии и Франции находят следы пребывания там финнов в доисторическую эпоху
.
Если мы обратим теперь внимание на географическое положение кривицкой области, то окажется, что она лежит в середине этого обширного пространства, на котором, как мы видели, есть основание предположить расселение угро-финского племени в доисторические времена, а потому нельзя допустить, чтобы территория, лежащая на самом важном колонизационном пути, на соединении Волжской и Днепровской систем, осталась почему-то обойденной, не захваченной этим первобытным населением. И действительно, мы имеем данные, дающие возможность отвечать на этот вопрос утвердительно.
Считается несомненным, что большая часть рек с окончаниями на ва, га, ма, ра, са, ша и за носит имена угро-финские, изменившиеся в устах позднейших славянских колонистов и потерявшие всякий смысл, или переделанные для осмысления на славянский лад
. Никто не сомневается, что земли по реке Москве, Клязме, Угре, Жиздре и Оке принадлежали угро-финским племенам; но вместе с ними идут: Икша, Шоша, Руза, Пахра, Протва; подвигаясь на юг и юго-запад, мы найдем реки с именами: Пюмень, Мордвеза, Тюмень, Мышега, Клютома, Нугра, Таруса, Болва, Витьма, Вехра (Вахра), Удога, Езва и даже сам Сож едва ли объясним из языка славянского. Если от Москвы-реки мы двинемся прямо на запад, то попадаем к верховьям Днепра, а перейдя последний, достигнем двинского бассейна. Это местности, где, по сказанию летописи, находилось ядро кривицкого населения. Между тем и здесь угро-финны оставили следы своего пребывания в топографической номенклатуре. На этом пространстве от востока к западу мы находим имена: Желонга, Берега
, Исма, Рема, Вазуза, Костра, Сежа, Осуга, Вязма, Осма, Воп(ь), Вопец
, Надва, Обша, Ельма, Сапша; затем или реки, или поселения: Полга, Толва, Сига
. Перейдя затем к верховьям Волги, мы и тут найдем то же самое. Во-первых, самое имя Волга должно быть, как кажется, причислено к категории только что перечисленных. Тут же оказываются по обе стороны Волги: Симога, Серема, Цна, Емша, Тюдьма, Сорога, Млинога, Ажева. Приходится и верховье Поволжья считать областью угро-финской и удалить с нее кривичей как первоначальных насельников. Третий пункт, верховье реки Западной Двины, точно также не может остаться за кривичами. Уже имя Двина – не славянского происхождения
. Кроме вышеуказанных имен: Обша, Сопша, Емша, на пространстве между Западной Двиной, Торопой и Ловатью мы находим: Дапша, Перегва, Комша, Ока, Олио, Але, Насва. Даже новгородская река Шелонь носила некогда другое название – Сухона
. Если мы направимся теперь вдоль течения Двины, по ее северному берегу, то встретим имена: Ижма, Оша, Спастерей, Лосма, Перевза, Олола, Каруза, Иса, Оршо. Нам остается перейти на левый берег Западной Двины и на правый берег Днепра. Казалось бы, что тут мы должны попасть на территорию, чуждую по своей топографической номенклатуре всякому финнизму. Действительно, редко, в виде единичных случаев, но, тем не менее, и здесь попадаются аналогические имена. Встречаются Цна, Волма, Олса, Жижма и Вижна. Приводя эти факты из топографической номенклатуры, мы думаем, что воспользовались далеко не всеми, предоставляя полностью собрать их знатокам угро-финских языков, но предполагаем, что и приведенных данных достаточно для обоснования той мысли, что в отдаленнейшие эпохи славянское племя вообще не занимало той обширной территории, назначаемой для его европейской прародины, которой может быть признано лишь Прикарпатье в тесном объеме; тем более мы не можем признать за исконные области кривичей ни верхнее Подвинье, ни Поднепровье: нам приходится отодвинуть это племя далеко на юго-запад и исходным пунктом колонизации считать северо-восточные отроги Карпатских гор
.
Позволим себе теперь остановиться на одном соображении, которое в ряду с другими получает, по нашему мнению, некоторое значение. У финнов западных существует для русских два имени: Venoa и Kriev, Русская земля называется Venoama и Krievma
. Обыкновенно народ называет своих соседей по имени ближайшего к нему их племени или колена. Каким образом здесь мы находим двойное название для одного и того же народа? Можно дать такое объяснение, что Venoa явилось при первом столкновении финнов с ильменскими славянами, а потом было перенесено на всех русских славян; что затем, когда приблизились к финнами кривичи, первые, ознакомившись с последними, усвоили их племенное имя, которое и перенесли затем на всех восточных славян. Но, как мы увидим далее, ильменские славяне – те же кривичи и, судя по народным преданиям, также называли себя в древности последним именем. Кроме того, раз установившееся для славян имя Venoa должно было удержаться как первое, ранее укоренившееся, или получить частное значение, а мы видим, что и оно и имя Kriev имеют значение общее. Это соображение не теряет своей силы даже и в том случае, если мы предположим, что имя Venoa получило свое начало при знакомстве финнов со славянами балтийскими. Мы имеем указание, что имя Venedi, из которого, конечно, и произошло Venoa, долго держалось на юге. В письме хазарского кагана Иосифа, писанном около 960 года к испанскому министру финансов Хосдаи Ибн-Шапруту, славяне названы Венентер или Ванантор. Последнее, несомненно, есть измененное Veneti, вариант Venedi
. В VI веке еще вся масса славян носила это имя, хотя и разбивалась уже на два больших колена: Sclavi и Antes, как об этом говорит Иорнанд
. Трудно предположить, чтобы имя Veneti дошло до Хазарии длинным путем с берегов Балтийского моря через Поволжье. Естественнее допустить, что оно за все время от Иорнанда до Иосифа не исчезло и не принадлежало исключительно славянам балтийским. Необходимо обратить внимание еще и на следующий факт. Латыши, и вообще литовцы, знают для русских только одно имя Kreews, то есть кривич
. У них нет, насколько нам известно, никакого намека на имя Venedi или Veneti. Чем объяснить это явление? Перечисляя народы, покоренные Германрихом, Иорнанд между прочим упоминает мерю, мордву, чудь и др.
Сомнительно, чтобы власть готского короля простиралась так далеко на север, в область среднего течения реки Волги и нижней Оки. Едва ли не следует здесь видеть указание на факт обитания угро-финских племен гораздо южнее, что стояло бы в прямом соответствии со всеми вышеприведенными фактами. Имя Venoa для русских славян может вести свое начало от финнов с того отдаленного времени, когда они соседили на юго-западе нынешней России со славянским племенем еще до окончательного раздробления его на отдельные колена. Имя Kriev указывает на момент этого распадения и на ближайшие затем отношения, по большей части враждебные, к передовому русско-славянскому племени, кривичам, шедшим в авангарде колонизации. Тот факт, что у литовских племен для русских славян есть одно только имя Kreews, доказывает только, что в отдаленнейшую эпоху, когда русские славяне группировались у Прикарпатья, они были отделены друг от друга угро-финскими поселениями, а затем столкнулись уже во время разлива русско-славянской колонизации, во главе которой шли кривичи. О движении литовского племени мы будем говорить несколько ниже.
В настоящее время нам не приходится останавливаться долго на описании колонизационного движения угро-финского племени. Мы отметим здесь лишь те факты, которые имеют ближайшее отношение к интересующему нас вопросу. Вначале мы замечаем поступательное движение угро-финнов на запад. Так, племя емь из Заволочья постепенно придвигается и занимает нынешнюю Финляндию. Есть основательное предположение, что весь и емь составляли лишь колена одного племени, причем весь обитала значительно западнее, чем живут в настоящее время остатки этого племени под названием Vepsa
. Несомненно также, что в языке мордвы сохранилось много литовских слов, а самый язык близко стоит к западно-финским, что указывает на пребывание этого народа гораздо западнее, чем в настоящее время
. По всей вероятности, также и ливы в отдаленнейшую эпоху занимали весь правый берег Западной Двины, что видно из их преданий и из топографической номенклатуры
. Весьма возможно также, что поселения корси были расположены в позднейшей Новгородской области и занимали ее юго-восточную часть
. В сопоставлении с раньше приведенными фактами эти данные говорят также в пользу заключения, что вся та территория, на которой в историческую эпоху мы видим действующими кривичей, была занята угро-финскими народами.
Наша летопись, при перечислении инородческих племен, указывает и на отдельные народцы литовского племени. Так, мы находим литву, зимеголу, летьголу
, причем они помещаются на тех местах, где находятся в настоящее время. Но есть основание думать, что правый берег Западной Двины никогда им не принадлежал. Это доказывается существованием топографических названий угро-финского происхождения, во множестве сохранившихся в указанных местностях. В преданиях ливов мы встречаем намек на насильственное подчинение, на вытеснение их с мест прежних поселений латышами. Среди латышского населения сохранился почти до последнего времени остаток этого первобытного ливского населения в виде кревингов
. Таким образом, литовское племя в доисторические времена начало колонизационное движение по берегу Западной Двины. Как угро-финны подвигались с востока на запад, так литовское племя, благодаря тем же условиям местности, направило свою колонизацию на восток. К несчастью, в нашем распоряжении нет уже теперь того материала, который послужил при определении распространения племен угро-финских. Топографическая номенклатура наших западных областей до сих пор с этой стороны совершенно не подвергалась разработке. Раньше нам приходилось приводить археологические данные, указывающие на пребывание в доисторическое время на правой стороне Днепра, в области кривичей, какого-то инородного населения, чуждого позднейшим колонистам, славянам. Может быть, в числе этих оригинальных памятников некоторые должны быть приписаны литовскому племени, но мы не решаемся ничего сказать утвердительно, не чувствуя себя достаточно компетентными в подобных вопросах
. Существуют мнения о распространении литовского племени в отдаленнейшие эпохи до берегов реки Припяти на юг
. Что касается расселения его на восток, то тут могут до некоторой степени помочь косвенные указания. Замечено, как сказано выше, что в языках угро-финнов сказывается сильно влияние на них литовского языка
, притом на такие отдаленно живущие племена, как мордва. Если по языку последняя принадлежит к западным финнам и, следовательно, некогда обитала ближе к западу, то, с другой стороны, можно предположить также и проникновение литовского племени на левую сторону Днепра, распространение его поселений в восточном направлении гораздо далее, чем мы это видим в настоящее время. Наша древнейшая летопись сообщает, между прочим, странный на первый взгляд факт о существовании по берегам реки Протвы какого-то народца, носившего имя голядь. Эти известия крайне отрывочны. В 1058 году «победи Изяслав голядь», а в 1147 году «шед Святослав и взя люди голядь, верх Поротве»
. При перечислении литовских народцев Дюсбург, древнейший прусский летописец, упоминает землю Galindia и народ Galinditae
. Упоминание об этом народе мы встречаем в очень отдаленную эпоху. Император Валузиан, в III столетии по Р. X., носит прозвище: Финский, Галиндийский, Венедский (Фгюпход, TaXivSixog, OvevSipog)
. Голядь, голяди, Galindia и Galindi так близки друг к другу, что едва ли возможно видеть здесь простое созвучие, и весьма возможно, что в лице голяди перед нами является обрывок литовского племени, забравшийся чересчур далеко в своем колонизационном движении на восток и отрезанный затем от главной массы движением племени славянского
.
С вопросом о расселении литовского племени тесно связан другой – об образовании белорусского наречия. Несомненно, тут связываются влияние местности, историческая судьба племени кривичей, радимичей и отчасти вятичей, но нельзя отрицать также и влияния между племенных отношений в доисторическую эпоху. Оригинальные особенности наречия появляются в областях Полоцкой, Смоленской, Новгородской и Псковской еще в такое время, когда ни о каком политическом влиянии Литвы не может быть речи. Укажем хотя бы на торговый договор 1229 года, в котором уже ясно слышны звуковые особенности белорусского языка
. Оказывается, что потомки кривичей на среднем Поволжье говорят впоследствии на великорусском наречии, а по Западной Двине, по правому, а отчасти и по левому берегу Днепра – на белорусском. То же самое, хотя в меньшей степени, случилось с вятичами. Так, самая западная часть Орловской губернии, именно часть Брянского уезда Орловской губернии, – говорит по-белорусски, и поселения жителей, объясняющихся на этом диалекте, тянутся спорадически по Мглинскому и Сурожскому уездам, до пределов Малороссии
. Чем объяснить этот факт, что одно и то же племя, кривичей, говорившее некогда, конечно, на одном наречии, является затем объясняющимся на двух различных диалектах? Единственное объяснение, какое, по нашему мнению, здесь возможно, заключается в том, что две половины одного и того же племени – кривичей, вятичей, все равно – попали в доисторическую эпоху под разные этнографические влияния, которые и оказали различное воздействие на музыкальную, звуковую сторону их языка. Насколько мы знакомы с наречиями великорусским, белорусским и малорусским – различие их состоит не в обилии особенных слов, а в звуках, в музыкальном отношении. Несомненно, эти звуковые особенности в значительной степени обязаны смешению разнородных племенных элементов в доисторическое время, взаимному чисто музыкальному влиянию одного языка на другой. Если мы присмотримся к географическому распространению наречий, то не можем не заметить интересного факта. Великорусское наречие господствует во всех тех областях, где в доисторическое время констатируются угро-финские поселения. Точно так же там, где распространен язык белорусский, мы можем предполагать в доисторическую эпоху распространение литовского племени. После сказанного нами, конечно, сам собой появляется вопрос – каким образом мы представляем себе ход славянской колонизации? К этому вопросу мы теперь и приступаем.
В настоящее время не подлежит сомнению, что европейской прародиной славянского племени было Прикарпатье
. Из этого центра началось движение славянской колонизации во все стороны в виде радиусов. Я уже говорил выше, что расселение в стране, покрытой сплошными первобытными лесами и болотами, должно было совершаться по берегам рек, большая часть которых имеет приподнятые берега. От Прикарпатья расходятся в разном направлении реки. Достаточно указать Вислу, Западный Буг, Припять, Днестр. Их-то берега, а потом и берега их притоков, служили путями для колонизационного движения. Та часть славянского племени, которая в историческое время является под именами угличей и тиверцев по берегам Черного моря, спустилась туда по побережью Днестра. Является вопрос, каким образом колонизировались области по Днепру, Западной Двине и Десне? В этом именно вопросе археология может оказать значительную услугу. Замечено, что по берегам реки Припяти существовали два похоронных типа, причем дреговицкий тип присутствует к югу от упомянутой реки. Точно также к северу от нее является смешение похоронных типов. Важно при этом то обстоятельство, что дреговицкий тип, спорадический на юге, является преобладающим на северном берегу реки Припяти. Затем в углу, образуемом реками Днепром, Припятью и Березиной, на территории весьма не обширной, мы находим смешение погребальных типов, из которых один – несомненно дреговицкого происхождения
, что касается другого типа, то едва ли не придется признать его кривицким. Мы указывали уже раньше, что по берегам рек Беседи, Сожа и Днепра, в южной части области радимичей, встречается похоронный тип сожжения, и сделали предположение, что это есть результат северянского влияния на радимичей; но этому факту может быть дано и другое объяснение. Мы решаемся высказать предположение, что это смешение погребальных типов по берегам реки Припяти, в углу между pеками Припятью, Березиной и Днепром, в углу между Сожем, Беседыо и Днепром, есть результат колонизационного движения русско-славянских племен из Прикарпатья. Весьма возможно, что распадение на отдельные племенные единицы произошло еще на прародине славянского племени, что предполагается и по отношению ариев
. Тогда же могли усвоиться этим отдельным коленам особые названия по случайным обстоятельствам, особенно по характеру местности, которую занимало то или иное колено. Домыслы нашего старого летописца о том, что поляне прозвались так, потому что жили в полях, а древляне – потому что жили в лесах
, конечно, не могут иметь значения хотя бы потому уже, что и поляне попали на новых местах своего обитания в такие же первобытные леса, как и древляне, и последние, как и первые, занимались земледелием. К тому же он отказывается дать объяснение для таких других имен, как кривичи, северяне, дулебы, тиверцы, угличи
. Тайна этих названий кроется, несомненно, в обстоятельствах жизни русско-славянских племен еще в Прикарпатье. Колонизацию свою русские славяне начали, уже распавшись на отдельные племена. Не может быть сомнения в том, что племена, занимающие в историческое время более отдаленные местности к северо-востоку и северу, двигались впереди других. Таким образом, в северо-восточном направлении первыми колонизаторами являются кривичи, в восточном направлении – северяне. За ними следуют по порядку поляне, древляне; но раньше последних двинулись дреговичи, которые были вытеснены с южного берега реки Припяти древлянами; часть древлянского племени перешагнула и на северную сторону Припяти. Этим объясняется незначительное количество случаев похорон дреговичей на южной стороне этой реки и смешение погребальных типов в углу между Припятью, Березиной и Днепром. Дреговичи в своем движении натолкнулись в этом месте на более ранних колонистов кривицкого племени и вытеснили их отсюда за реку Днепр, вернее же, движение кривичей направилось по течению Березины и правых притоков Припяти, затем по берегам левых притоков Западной Двины, пока не достигло последней. Тут для кривицкого племени открывалась дорога на запад по берегам Западной Двины, на север через правые притоки последней, которые приводили кривичей к системе рек Великой и Волховы; на восток Западная Двина вела их в область реки Днепра. Этим движением кривицкого племени и постепенным вытеснением его дреговичами и объясняется, по нашему мнению, нахождение к югу от Западной Двины могил с кривицким похоронным типом сожжения; таким именно ходом колонизации объясняется та спорность границ между Полоцкой и Киевской землями, какую мы наблюдаем в историческую эпоху. Дреговицкая земля не образовала отдельного обособленного политического целого, а причислялась к Киевскому княжеству; в силу этого киевские князья постоянно претендуют на Минск, так как он, вероятнее всего, лежал еще на дреговицкой территории
. Но на него изъявляют свои права и князья земли Полоцкой, князья кривицкие, и в силу именно того обстоятельства, что на левой стороне Западной Двины кривичам удалось закрепить за собою некоторые пункты, как остатки от некогда бывшего заселения ими области к югу от Западной Двины. Таким только образом, кажется нам, примиряются друг с другом и известие летописи о расселении дреговичей от реки Припяти до Западной Двины
, подкрепляемое археологическим данными
, и факт существования кривицкого похоронного типа к югу от упомянутой реки
, и причисление Минска к числу городов кривицких
.
Несомненно также, что ильменские славяне представляют собой не более как часть великого кривицкого племени. Характер местности представлял все удобства для обширной колонизации на север: верхние и правые притоки Западной Двины переплетаются с реками областей Псковской и Новгородской; естественных преград нет никаких. Что новгородцы носили имя словене и удержали это имя навсегда, – этот факт объясняется просто тем, что они как передовые колонисты кривичей, столкнувшись на север от Западной Двины со сплошным населением финского племени, назвав это население чудью, в отличие от него именовали себя словене, оставаясь в то же время кривичами. Память об этом имени долго жила в народных преданиях Новгородской области, хотя, конечно, в искаженном виде
. Мы раньше видели, что похоронный тип, наблюдаемый в курганах области Ильменской и Смоленской, один и тот же – это преобладающее сожжение
. Кроме того, мы находим прямое указание, что славянское население Псковской области представляет собой кривичей. Так, одна из летописей, рассказывая о призвании варягов и занятии Трувором Изборска, добавляет: «а то ныне пригородок псковский, а тогда был в Кривичех больший город»
, но в одно и то же время этот город носил название Словенска, а ключи, протекающие подле него, Словенских ключей
. Как след колонизации кривичей с верховьев Западной Двины в область Ильменя долго сохранялось для Торопца другое имя Кривич, или Кривитебск
.
С верховьев Западной Двины не трудно было перешагнуть в область верхнего течения Днепра. Что колонизация кривицкого племени шла именно в таком направлении с запада на восток, к этому приводит еще и следующее соображение. Прежде всего, обращает на себя внимание известие летописца в рассказе о расселении русско-славянских племен. «А другии (Славяне) сели на Полоте, иже и полочане. От них же и кривичи, иже сидят на верх Волгы, и на верх Двины, и на верх Днепра, их же и город есть Смоленск: ту-бо сидят кривичи»
. Далее при перечислении русско-славянских племен находим объяснение, что «и в Полотьске кривичи»
Таким образом, полочане являются такими же кривичами, как и славяне смоленские. Мало этого. В этом летописном рассказе ясно указывается и самое направление колонизации кривичей с берега Западной. Двины к верховьям, как ее, так и рек Волги и Днепра. Древнейшими поселениями кривичей приходится признать двинские, полоцкие, а самый Смоленск, появившийся еще в доисторические времена, представляет из себя город кривицких колонистов, пригород полоцкий. Сообщение летописца о том, что у кривичей главный город – Смоленск, не имеет значения, так как явилось в конце XI или в XII веках, когда Смоленск действительно или начинает играть, или уже играет политическую роль. Но такого значения первоначально он не имел. Достаточно повнимательнее приглядеться к другим летописным известиям, чтобы убедиться в этом вполне. Скомкав в одно факты различных эпох, наш летописец не сумел окончательно стереть в них давней исторической действительности. Летопись в известной легенде о призвании варягов, делая участниками его и кривичей, ясно указывает, что это были кривичи Полоцка
. Никакого упоминания о кривичах смоленских нет. Это указание стоит в полном соответствии с другим, где рассказывается о взятии Олегом Смоленска. Князь взял с собой, в числе других ополчений, и кривичей. Выходит, что он вел кривичей на кривичей. Стало быть, те, которые находились в войске Олега, были полочане. Смоленск без всякого сопротивления сдается и принимает княжеских посадников
. Не было еще распадения кривицкой земли на отдельные политически обособленные единицы, и пригород мирно следует примеру своей метрополии. Обратим внимание на договор Олега с греками. Мы видим, что князь требует дани на города: Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов и Любечь
. В походе на Царьград участвовали и кривичи, и вот на главный город их, на старый Полоцк, как на представителя земли, и берется дань. О Смоленске не может быть и речи, как не имевшем еще политического значения. Нам как бы противоречит упоминание о Смоленске у Константина Багрянородного. Но в том месте, где мы находим известие об этом городе, трактуется исключительно о торговых сношениях, причем намечены и города, лежащие на великом водном пути. В Византии был известен путь через Новгород Великий, а о дороге через Западную Двину они совершенно не знали, в силу чего у ученого императора не упомянут Полоцк
. Другое дело скандинавы. Они прекрасно ознакомились с обоими путями и через Волхов и через Западную Двину. При существовании несомненных торговых сношений, этих витязей, предлагавших свои боевые услуги тому, кто больше даст, более интересовали политические отношения посещаемых ими стран. В их рассказах поэтому фигурируют имена местностей, имевших политическое значение. Оказывается, что в скандинавских сагах древнейшего происхождения нет упоминания о Смоленске, но зато как важный политический центр фигурирует Полоцк. Скандинавы знают Киев: он, по всей вероятности, с отдаленнейших времен известен у них под именем Днепра-города; они знают Новгород, говорят о Полоцке, но им не известен Смоленск, который появляется лишь в позднейших скандинавских литературных произведениях. Проезжая из Балтийского моря в Черное через Западную Двину и Днепр, или из Финского залива – через Неву, Ладожское озеро, Волхов, Ильмень, Ловать, Пало и т. д., или через Ловать, Кунья – Двина, Ельша, Ватря, Днепр, – скандинавы или были вблизи Смоленска, или шли мимо последнего и должны были знать его. Были кроме того и случаи, чисто политического характера, когда Смоленск мог быть упомянут, если бы играл хоть какую-нибудь политическую роль
.
Перешедши в область реки Днепра и Волги, кривицкое племя колонизировало огромные пространства, расселяясь далее и далее на восток. Оно перешло к системе реки Вазузы с Гжатыо, оттуда перешагнуло на берега реки Москвы и колонизировало территорию, вошедшую затем в состав земли Суздальской. Что колонизация на среднее Поволжье шла с востока, лучшим доказательством служит то обстоятельство, что в состав Смоленской земли входили области по рекам Исконе и Исме и даже переходили за них к востоку.
Раздавались мнения, что кривичи не представляют из себя славянского племени или, по крайней мере, являются смешением славянского элемента с литовским, причем самое имя кривичи готовы были производить от кривее, как назывался верховный жрец у литовцев
. Это мнение возникло, во-первых, потому что летопись в своем перечислении славянских племен не упоминает кривичей
, а во-вторых, вследствие сильно сказывающегося на последних литовского влияния со стороны языка и некоторых черт быта. Но летопись раньше очень ясно говорит, что кривичи и полочане – одно и то же племя
, а пропуск имени кривичей при перечислении русско-славянских племен вполне понятен: летописец выразил здесь только сохранившийся еще в его времена взгляд, что полочане есть главная часть племени, а стало быть, не было нужды, назвав полочан, упоминать и кривичей. Это главенство полочан подтверждается, как мы только что говорили, и другими соображениями. Лингвистическое влияние литовского племени на кривичей едва ли подлежит сомнению. По этому вопросу мы только что высказали свое мнение. Теперь, когда нам известен ход кривицкой колонизации, мы можем представить себе ее движение в таком виде.
Финское племя, подвигавшееся с востока на запад, простершее некогда, как мы видели, свои поселения до карпатской прародины славян, было, однако же, немногочисленно около этих местностей, что доказывается немногочисленностью топографических названий к западу и спорадичностью памятников древности, какие могут быть приписаны угро-финским племенам. В очень отдаленные времена литовское племя распространилось далеко на восток, разрезало угро-финские поселения надвое и стерло те из них, которые находились к юго-западу от Днепра (в районе Днепр – Двина – Припять). Славянское племя теперь было на севере отделено от чудского. Затем началось колонизационное движение славян, во главе которых двигались кривичи. Они частью уничтожили, частью ассимилировали литву на пространстве между Припятью, Двиной и Днепром, затем врезались между литовскими племенами у верховьев Днепра, раздвоили их, снова уничтожили или поглотили те из них, которые были отброшены к востоку, как, например, голядь. Но передовые ветви кривицкого племени неудержимо стремились все вперед и вперед на север, восток и северо-восток. Понятно, что те кривицкие поселения, которые ушли далее в указанных направлениях, подвергались литовскому влиянию менее, чем оставшиеся на Двине и в Приднепровьи, но зато эти передовые колонисты в своем дальнейшем движении столкнулись со сплошным, а не спорадически уже рассеянным угро-финским населением, и должны были уничтожить или ассимилировать его
. Вот почему мы имеем право предполагать, что Смоленская земля при самом выступлении своем на историческую сцену носила в себе уже начала раздвоения, что в двух половинах ее, западной и восточной, существовала даже в то время значительная разница в населении, явившаяся результатом взаимодействия разнородных этнографических элементов.
В то время когда кривичи раскидывали свои поселения на огромные пространства с берегов Западной Двины до Финского залива и среднего течения Волги, территорию между реками Днепром и Сожем колонизировало другое славянское племя, радимичи. Границы его колонизации в северо-восточном направлении указываются археологией. Мы видели, что преобладающий тип похорон на пространстве, ограничиваемом указанными реками, есть погребение. К северу от города Ельны мы замечаем резкую перемену: преобладающим является сожжение. Вот эту черту, от Ельны до Днепра на запад и до верховьев Десны на восток, можно считать границей между двумя племенами – кривичами и радимичами. Тут, по верхнему течению Сожа и его притоков, столкнулись они, и вследствие характера местности должна была произойти чересполосица. Племя радимичей, насколько можно составить себе о нем понятие по летописным данным, не отличалось ни высоким культурным развитием, ни воинственностью. Оно довольно легко подчиняется власти киевских князей, а затем территория его дробится между тремя политическими центрами: Киевом, Смоленском и Черниговом
