скачать книгу бесплатно
После полумрака закопченной избы от сияния ослепительно белого снега и чистого воздуха закружилась голова. А может, просто от усталости – последние сутки были тяжелыми и насыщенными разнообразными событиями. Разлапистые ели, окружавшие поляну, подернулись туманной дымкой, картинка «поехала», а затем снова встала на место. Только теперь у ближайшей елки появилась девушка в длинном зеленом платье и меховой безрукавке.
Алексей вздрогнул от неожиданности, побежал по тропинке к лесу, выскочил за ограду и остановился в нерешительности.
– Ну, здравствуй, волчонок! – голос у незнакомки был похож на журчание весеннего ручейка, а в зеленых глазах плясали озорные искорки.
Молодой человек заворожено смотрел на лесную гостью, любуясь стройной фигуркой и рыжей гривой рассыпавшихся по плечам волос. Внезапно стало жарко, словно в летний полдень, запахло нагретой на солнце сосновой хвоей и земляникой. Вдохнув этот сладкий, хмельной запах, Алексей пошел к девушке, но через несколько шагов провалился в снег чуть не по пояс и забарахтался, пытаясь выбраться. Растоптанный сапог свалился, застряв в сугробе, и Алексей, чертыхаясь и поджимая голую ногу, стал его вытаскивать. Когда он, наконец, освободил обувку и поднял голову, девушки уже не было.
– Что за черт! – возмутился Алексей. – Знаю, что в лесу голову заморочить может леший, но никогда не слышал, чтобы он в девушку превращался. Кое-как выбрался из сугроба на тропинку и поковылял обратно, хлюпая растаявшим в сапогах снегом. За спиной послышалась противное хихиканье, совсем непохожее на задорный смех незнакомки. Алексей резко повернулся – на него, ухмыляясь, таращился пустыми глазницами козлиный череп. Молодой человек в раздражении плюнул, показал образине кулак и, решив, что свежим воздухом он уже надышался, пошел в избу греться.
– Садись, гость, откушай, – пригласил старик, раскладывая деревянные ложки.
На столе уже исходил паром большой чугунок с кашей, горкой лежали на блюде ломти вяленого мяса. Алексей еще не проголодался после ночной охоты, но отказываться не стал. Жидкая каша с грибами пахла дымом и была почти несоленой, но молодой человек, чтобы не обижать хозяина, молча, хлебал обжигающее варево, закусывая жестким, как подошва, мясом.
Когда чугунок опустел, старик разлил по кружкам травяной настой и поставил берестяной туесок с медом. Алексей зачерпнул ложкой душистого лакомства и с подозрением посмотрел на кружку.
– Чего косишься? – Чурила шумно отхлебнул ароматный чай и крякнул от удовольствия. – Не бойся, не отравлю. Мне это без надобности, да и гостя не пристало обижать. Я, чай, не этот прощелыга Лапша, по совести живу и веру блюду. Да и свой ты.
– Как это «свой»? – удивился молодой человек. – Ты же мне говорил, что чужого во мне почуял.
– А то и значит! – ухмыльнулся колдун. – Оборотней сам Велес хранит, а я ему служу. Рожденный волкодлаком лесу родной, а, стало быть, и мне.
– Велес?! Так ты же старым богам поклоняешься! – вспомнил Алексей разговор крестьян.
– Не старым, а истинным! – колдун погрозил пальцем, его глаза сердито свернули. – Нашим, родным богам я служу, а не иноземному распятому рабу. А ты, что, другим богам требы[6 - Требы – религиозные обряды, в язычестве – с жертвоприношениями.] приносишь?
– Э-э-э, да… нет, – пробормотал молодой человек. Он совершенно не знал, как ответить колдуну, чтобы и не соврать, и не разозлить, поэтому решил перевести разговор на более безопасную тему. – А почему ты меня рожденным волкодлаком назвал? Я не рожденный – меня покусали.
– Как так? – удивленный Чурила даже забыл о важном теологическом вопросе, который только что задал. – Что-то ты, паря, не договариваешь. Коли не по своей воле оборотнем стал, как же так просто в человека перекидываешься? Ведь известно, ежели колдун кого проклянет, или волкодлак покусает, тому обратно в человеческое обличье хода нет. Ну, колдун-то еще может свое проклятие снять, да и то не всегда. А вот от укуса вовек не избавиться. Может, ты врешь? Где укус-то?
Молодой человек вздохнул и закатал рукав рубашки.
– Вот он. Видишь, отпечатки зубов? А это, – Алексей ткнул пальцем в татуировку, – браслет-оберег, что не дает превратиться в зверя. Его мне мой учитель-маг дал, а потом в такой вот рисунок превратил, чтобы не потерял ненароком, или лихие люди не отобрали.
– Укус вижу. И, правда, волкодлачий. А вот оберег слабенький, поди, не больше месяца продержится, потом менять надо будет.
– В этом ты прав, Чурила, оберег временный, а другого у графа не было. И за этот я благодарен, потому и служу ему. Мне деваться некуда, если вовремя не подновить, то рисунок начнет бледнеть, а затем и вовсе исчезнет. Тогда все! – молодой человек сжал в побелевших пальцах деревянную ложку, которую машинально взял со стола. – Не будет больше человека. А ты не знаешь, другого, более надежного средства? Ведь ты же – колдун, – спросил Алексей, виновато рассматривая обломки ложки.
– Нет, – старик покачал головой, – не знаю. Кабы знал, так не сидел бы здесь в лесу. Человека в волкодлака превратить легко, а вот управлять им сложно. Он же не просто диким зверем становится, а чудовищем. Волк, он что? Только ради пропитания убивает, а волкодлак без этого жить не может. Задерет, на куски порвет, даже если жрать не станет. Так, забавы ради. Не знаю, как твоей беде помочь. Слыхал я, был в древности народ такой – невры. Вот они умели в волков оборачиваться, когда хотели, а потом назад в людей перекидываться. А нынче это искусство забылось. Лет пятьсот назад кое-кто помнил еще, а сейчас не осталось никого из тех, ведающих. Измельчал народец, попами замордованный.
Колдун, сокрушенно вздыхая, собрал со стола посуду и скрылся в запечном закутке. Какое-то время там возился, что-то бормотал, потом появился уже в тулупе и поршнях[7 - Поршни – обувь в виде лаптя, сделанная из одного куска кожи, сшитого сыромятным ремнем. Надеваются поршни, обычно, на длинные шерстяные чулки.].
– Я по делам отлучусь, а к ночи вернусь – пойдешь добро свое вызволять. Сам проворонил – сам и пойдешь. Я, может, чего присоветую и до села провожу, а то тропка-то у меня заговоренная – сам дорогу не найдешь. Пока отдыхай, вон, на лежанке, а коли жарко покажется, так подстилку на лавку брось. Тебе выспаться надо, а то глаза-то как у окуня мороженного.
Глава 3
Староста вяло ковырялся в миске с кашей. Ночь выдалась бессонная и хлопотная, да и утро не лучше. Пришлось маленько поучить жену, чтобы со своим нытьем не лезла, да божьим гневом не стращала. Где он Бог-то? Отсюда не видать, да и до людишек, ему, похоже, дела нет. Подумаешь, одним больше, одним меньше. Но на храм Лапша, все же, решил пожертвовать, да и свечку потолще поставить за упокой души убиенного Алексея. Бог-то, он тоже, поди, не дурак – подношения любит.
Лапша покосился на жену, прикрывавшую платком разбитое лицо, и подумал, что Бог его уже наказал, наградив такой бабой. Пять лет как женаты, а детишек все нет. Мужики уж всякие шуточки мерзкие отпускают, пальцем в спину тычут, да хихикают. Говорят, ты, Лапша, в брюхо растешь, а не в корень, поставь, мол, зелена вина, так мы и подсобим. Ведь и рот им, пустобрехам, не заткнешь.
Чтобы отвлечься, староста решил побыстрее покончить с завтраком и заняться приятным делом – пересчитать «заработанное» ночью серебро. Но не успел.
В избу ввалился, ошалело хлопая глазами, запыхавшийся целовальник Митроха.
– Беда, Тихон Силыч! Сбег он!
– Кто сбег-то? – Лапша от неожиданности поперхнулся кашей и закашлялся.
– Дык, оба… оба того… этого… – Митроха плюхнулся на скамью, вытирая шапкой вспотевший лоб.
– Ты что несешь?! – рыкнул, отдышавшись, староста. – С утра уже набрался?!
– Ни-ни.. – Целовальник замотал головой. – Собирался, правда, для успокоения принять, но не успел. Отец Паисий заявился, мол, когда колдуна жечь будем? А я ему говорю, что, сейчас к Тихону схожу, и решим. Только теперь уж, наверное, опосля обедни. Ну, я к тебе и побежал, а по дороге к бане завернул, чтобы, стало быть, проведать, как там колдун, не околел ли. Только в бане-то и нету никого, и дверь с петель сорвана! А вокруг бани волчьих следов видимо-невидимо!
Целовальник вытаращил глаза, икнул и, схватив со стола крынку с молоком, громко забулькал.
– Что ты городишь?! Откуда волки-то?
– Нет, волк один был, а колдуна и вовсе не оказалось.
– Что-то не пойму я ничего. – Лапша вырвал из рук Митрохи крынку. – Хватит лакать! Давай толком рассказывай. Колдун, что, волком оборотился?
– Не знаю! – Целовальник вытер рукавом залитую молоком бороду и затараторил: – Следы-то к бане от села ведут, а уж потом – к лесу. Ну, я по следам-то пошел. Думаю, что это за волк у нас ночью бродил? Страшно стало, а ну как задрал кого, а мы не знаем.
– Да может и не волк это был, а собака? – с сомнением спросил староста, тоже отхлебнув из крынки – в горле внезапно пересохло, и стало жарко.
– А то я волчьи следы от собачьих не отличу! – отмахнулся Митроха. – Ты дальше-то слушай. Ну, дошел я, значит, по следам до села. Волк-то потоптался только у околицы, а пришел он с поля, где мы с тобой ночью немчина прикопали. Я туда, стало быть, и побежал, а самого аж жуть берет. Но, думаю, зверь-то, все одно, уже в лес ушел, может он того парня схарчил. Что свежатинкой-то не закусить? Дошел я, значит, до того места, а там ямина огроменная, и в ней пусто. Нету мертвяка-то. От той ямы волчий след и ведет.
– Так, может, волк покойника-то и сожрал? – с надеждой спросил Лапша.
– Ага, вместе с костями. Чай он не змей горыныч какой, волк-то? Что-нить да оставил бы. Но не в этом дело. Волчий след от ямы идет к селу, а к яме его нет. Навроде, выкопался из сугроба не человек, а волк, к селу побежал, потоптался маленько, но к жилью не пошел – видно Бог нас уберег – потом к бане направился, только и в нее не заходил, видать, уже пустой застал, а уж оттуда в лес утек. Во как! – Целовальник перевел дух – долгая речь его изрядно утомила, облизнул губы и спросил: – Че делать-то будем?
Староста вытер вспотевшие ладони о портки и покачал головой.
– Чудно все это Митроха!
Не то, чтобы Лапша совсем уж не верил в колдовство, оборотней и другую нечисть. Верил, конечно. Но встречаться со всем этим ему не доводилось. А тут непонятные и страшные чудеса до него добрались. Да если бы только чудеса! Ведь и монастырские служки доберутся! Отец настоятель спросит, почему колдуна не устерег и в тот же день не сжег? А люди-то видели, как он с чужим человеком говорил, после этого и колдун пропал. Как бы в сговоре не обвинили или, того хуже, в пособничестве колдуну. Вот вздернут на дыбу, рученьки вывернут, каленым железом припекут – небо-то в овчинку покажется. Тут уж рассказом про оборотня не отбрехаешься.
Лапша передернул плечами, холодный пот струйкой побежал между лопатками, а голове стало жарко, и в груди заломило. Но староста постарался успокоиться – страху воли давать нельзя – начинают мысли путаться, а голова нужна ясная.
– Стало быть, так, Митроха. –Староста хлопнул ладонями по коленям, встал и прошелся по горнице. – Что там с этим сербом – дело десятое. Пусть хоть оборотень, нас это не касается. А колдуна мы с тобой упустили, нам за это ответ держать придется. Ты вот что сделай – как обедня закончится, отца Паисия вином попотчуй. Осталось у тебя еще из старых запасов-то? Да не жадничай, побольше наливай, чтобы до утра не проспался. А то, не ровен час, в Москву подастся, да и наговорит, чего не надо. Ночью, коли к тому времени снега не будет, сходи в поле да к бане – все следы прибери-замети.
Наутро я сам в монастырь поеду. Скажу, мол, появился чужой человек, откель неведомо, обманом в доверие вошел, в гости напросился, каким-то зельем опоил, а ночью колдуна-то и освободил. Буду в ногах у отца казначея валяться, авось заступится перед настоятелем. Не впервой.
– Думаешь, обойдется? – целовальник уже успокоился и даже повеселел немного, поняв, что ответ за случившееся, все равно, не ему, а старосте держать.
– Придется деньгами отцу Кондратию поклониться, и малой мздой тут не обойдешься. Жаден он до денег-то, авось пронесет беду мимо. Не впервой, – снова повторил староста, словно не Митроху, а сам себя успокаивал.
Когда Чурила ушел, Алексей понял, насколько устал за последние сутки, просто неимоверно устал. Чувствуя себя воздушным шариком, в котором кто-то проделал дырку, дополз до печки и с сомнением посмотрел на лежанку под закопченным потолком. Решил, что спать там не рискнет, кинул на лавку сшитое из разноцветных лоскутков, засаленное одеяло и рухнул без сил.
Уснул он, провалившись в вязкую душную тьму, как в болото, кажется, даже раньше, чем успел закрыть глаза. Мутный, тревожный сон закружил в хаосе странных видений. Что-то кричал староста Лапша, скаля желтые и огромные, как у медведя клыки; старик-колдун танцевал с бубном вокруг костра, на котором кто-то корчился и кричал от боли; огромные дубы ползли, цепляясь вывороченными корнями, тянули скрюченные пальцы-ветки. Алексей, задыхался от страха и беспомощности, пытался увернуться, убежать, но ноги не слушались, как это часто бывает в кошмарном сне.
Внезапно бредовые образы исчезли, и мутное марево сна посветлело, как предрассветное небо. Бешено стучавшее сердце успокоилось, стало легко дышать. Сквозь забытье Алексей почувствовал знакомый запах спелой земляники и нагретого солнцем соснового леса. Стало жарко, словно он лежал на солнцепеке. Молодой человек с наслаждением вдохнул сладкий аромат, потянулся, открыл глаза и сразу же снова зажмурился – на лавке рядом с ним сидела та самая девушка из леса. «Если это сон, – подумал Алексей, – то почему сейчас я его не вижу? Или это все же глюк?» Осторожно, чтобы не спугнуть свое видение, приоткрыл глаза. Незнакомка казалась совсем юной – лет шестнадцать-семнадцать, не больше. Высокие скулы, легкий румянец на щеках, зеленые глаза с золотыми искорками смотрят с настороженным любопытством, а распущенные рыжие волосы отливают медью. Молодой человек не назвал бы девушку красивой, и там, в своем веке, в толпе людей он, возможно, ее и не заметил бы. Но было что-то в незнакомке такое, от чего захватывало дух, и сердце начинало трепыхаться, как рыба в садке.
Девушка улыбнулась – словно лучик весеннего солнца сверкнул из-за снеговых туч, и осторожно коснулась щеки Алексея.
– Здравствуй, волчонок.
– Ты кто? – выдохнул молодой человек и тут же испугался, что звук голоса спугнет лесную гостью.
Девушка отдернула руку и наклонила голову, став похожей на диковинную зверушку.
– Леся я, – голос незнакомки звучал тихо и неуверенно. – Ты пошто к нам пришел? Люди злые стали. Убьют тебя. Тебя убивали уже… Не здесь. Там, далеко.
Алексей вздрогнул, но отогнал неприятные воспоминания. Думать о плохом не хотелось, разговаривать – тоже, а хотелось коснуться огненного шелка волос. Прямо нестерпимо хотелось. Молодой человек протянул руку и погладил девушку по голове, перебирая в пальцах пряди волос.
– Ты красивая.
– Красивая?.. – прошептала Леся и задумалась, словно пытаясь понять значение этого слова. Потом, перехватив руку, прижала ладонь Алексея к своей щеке. – Хороший волчонок.
– Ты меня в тот странный мертвый лес специально заманила?
– Да.
– Зачем?
– Не знаю… – девушка выглядела растерянной. – Я играла.
Внезапно она наклонилась и поцеловала Алексея. Поцелуй был легким, почти неощутимым, как касание крылышка мотылька. На мгновение глаза Леси сверкнули зеленым огнем, она вскочила и, шепнув: «Мы встретимся, волчонок!», выбежала из избы. Хлопнувшая дверь заставила молодого человека вздрогнуть. Он перевел дух и сел на лавке, пытаясь разобраться в своих чувствах. Лесная гостья была странной и завораживающе привлекательной. И еще, что-то настораживало в ней. Молодой человек так и не понял, откуда у него это легкое ощущение даже не опасности, а тревожного предчувствия, потер заспанное лицо и поежился – после ухода девушки в избе стало холодно, темно и неуютно.
Короткий зимний день угасал в морозных сумерках. Тусклый свет едва просачивался сквозь небольшое окошко, затянутое бычьим пузырем, серые тени скапливались в углах избушки, делая жилище колдуна еще более мрачным. Скрипнула дверь, Алексей вздрогнул от неожиданности и вскочил, ожидая увидеть вернувшуюся Лесю. Но это был колдун. Он потоптался у порога, сбивая с поршней налипший снег, и прошел к печке.
– Что это ты такой встрепанный, или наснилось чего? – спросил Чурила, грея озябшие руки.
– Здесь девушка была, та самая, из леса. – Алексей упрямо нахмурился, ожидая от старика очередного язвительного замечания. И не ошибся.
– Опять девушка почудилась! Ты, видать, парень, по бабе стосковался. Вот придешь в Москву – найдешь себе девку посговорчивее. Там этого добра хватает.
– Да ну тебя, Чурила! – смутился Алексей. – Не о том я. И ничего мне не почудилось! Была здесь девушка, вот только что. Она Лесей назвалась.
– Кем?! – колдун удивленно вскинул брови и, открыв рот, уставился на молодого человека.
– Лесей… – неуверенно повторил Алексей, озадаченный реакцией Чурилы. – У нее рыжие волосы, как листва осенью, зеленые глаза, и еще… она земляникой пахнет.
– Ну и ну… – пробормотал колдун, опускаясь на скамью. – Где ты, говоришь, ее встретил?
– В лесу, когда волком бегал. Она в меня шишками кидалась, а потом заманила в такое странное место… Там дубы огромные, полусгнившие, я оттуда еле выбрался и прямо к твоей избушке вышел.
– Совсем удивительно… – Чурила покачал головой. – Так ты, значит, в Проклятой дубраве был и живым вышел? А я-то думаю, как ты дорогу ко мне нашел?
– Живым? – переспросил Алексей. – Так там ничего страшного и не было. Неприятное, конечно, место, но я опасности не почуял.
– Вот я и говорю – удивительно. Из Проклятой дубравы люди живыми не выходят, да и зверье туда не суется. Не любит она живых. А может ты?… Да, нет, пустое это… – старик бормотал, что-то под нос и, казалось, разговаривал сам с собой.
Молодой человек подумал, что вопрос о том, можно ли считать его живым или нет, обсуждать не стоит. Когда-то серебряная пуля некроманта оборвала жизнь оборотня Алексея Артемьева, но вмешался Один и вернул его не только в мир живых, но и в родной двадцать первый век. Рассказывать об этом колдуну не хотелось, и Алексей решил вернуться к разговору о лесной гостье.
– Чурила, так ты знаешь, что это за девушка в лесу была, а потом сюда приходила?
– Девушка?! – ухмыльнулся колдун. – Никакая она не девушка.
– А кто?
– Леська. Лесавка она. Дух лесной, а по-нонешнему – нечисть. А ты ей, видать, приглянулся, раз не в болоте утопила, а миловаться пришла. – Старик хихикнул и подмигнул смутившемуся Алексею. – Только мало их осталось, лесавок-то. Они же верой людской живут, подношениями да требами. Без человеческой веры дичают и засыпают в своих материнских деревьях. А Леська-то, вот, рядом со мной прижилась. Да и то правда, силы у нее побольше будет, чем у простых лесавок. Только и ей недолго жить осталось.
Алексей открыл, было, рот, чтобы расспросить колдуна поподробнее, но тот махнул на него рукой.
– Будет об этом. Тебе, Лексей, сейчас не о девках думать надо, а о том, как пожитки свои вызволить. Вишь, смеркается уже. Пора собираться в село, старосту проведать.
Пока Алексей «сражался» с онучами[8 - Онучи – в русской крестьянской одежде обмотки для ноги под сапог или лапоть, портянки.], стараясь поровнее накрутить на ноги тряпки, Чурила выложил на стол длинный нож с костяной рукояткой, холщовую сумку и маленький кожаный мешочек.
– Ты в дверь-то не ломись, а то все село перебудишь, набегут мужики с дрекольем – не отмахаешься. Лапша, все равно, не откроет, особенно, если поймет, кто к нему в гости пожаловал. Вот тут я тебе разрыв-травы припас, – колдун показал на мешочек. – Как к избе старосты подойдешь, то насыпь порошок на ладонь и в дверную щель сдуй. Только глаза покрепче зажмурь, а то запорошит разрыв-травой – ослепнешь.
Да вот, у старосты еще пес больно брехучий. Оборотня он, конечно, не тронет, но разлается и всех собак в округе перебудит. Так ты ему Слово скажи: «Угг тыр маа» и пальцы сложи вот так.– Колдун скрестил большой и безымянный пальцы, а остальные растопырил «козой». – Повтори-ка.
– Уг тыр ма? Это еще что такое? – удивился Алексей.
– Слово, я же сказал! И правильно повтори, али глухой? Угг тыр маа.
Молодой человек даже взмок, пока на все лады повторял странное Слово, стараясь, чтобы оно звучало так же как у колдуна. Наконец, Чурила раздраженно махнул рукой.
– Ладно, авось, сойдет. И откуда ты такой бестолковый взялся, а еще ученик мага. Я б тебя к колдовскому делу на поприще не подпустил. – Затем, задумчиво проворчал, – Хотя, есть в тебе одна заковыка. Может, и сгодилась бы.
Алексей подумал, что он-то в ученики и не рвался, а уж у Чурилы и вовсе оставаться не собирается. Сен-Жермен, хоть дворянин, блестящий кавалер и богат сказочно. А жить в лесной избушке на курьих ножках без всяких удобств – нет уж, увольте. Но развивать тему ученичества не стал, а спросил:
– А Слово-то на каком языке? И что оно означает?
– Древний это язык. Очень древний. На нем наши пращуры говорили тогда, когда еще ни русичей, ни немцев, ни поляков и в помине не было. А что оно значит – не твоего ума дело. Будешь много знать – быстрее на дыбу попадешь. Хватит болтать-то, идти пора.
Молодой человек обижено хмыкнул, но, молча, взял сумку и вышел за Чурилой в холод зимней ночи. Тишина спящего леса не пугала, напротив, она была уютной и умиротворяющей. Очень хотелось перекинуться и снова почувствовать, как тает под лапами снег, как пушистые ветки елочек гладят взъерошенную на загривке шерсть, ощутить запах убегающей добычи и азарт погони. Представляя, как забьется в зубах теплое тельце зайца, Алексей облизнулся и понял, что изрядно проголодался. Утренняя каша с грибами превратилась в смутное воспоминание, а поужинать колдун не предложил. Морозный сумрак леса и чувство голода пробуждали звериные инстинкты, и становилось все труднее сдерживать рвущегося на волю волка. Чтобы отвлечься, молодой человек решил осмыслить то, что с ним произошло в этом мире, и очень удивился, когда понял, что прошло всего немногим больше суток. Но какие это были насыщенные сутки! Пожалуй, самым непонятным в череде людей и событий казался Чурила. О том, что он колдун известно только со слов суеверных крестьян, а сам Алексей ничего колдовского ни у него, ни в избушке не заметил. Разве что странные черепа на кольях, так, ведь, красный отсвет в их глазах мог просто почудиться. То ли дело Сен-Жермен, который ходил обвешанный магическими амулетами как новогодняя елка игрушками. Молодой человек решил прояснить ситуацию.
– Чурила, а за что тебя сжечь хотели?
– А то сам не знаешь? – проворчал идущий впереди старик. – Вестимо, за что – за колдовство.
– Ну, колдовство разное бывает. Оно же не всегда вред приносит, – продолжал допытываться Алексей. – Ты сделал что-то… плохое?
– А разве надо что-то делать? – Старик внезапно остановился и, повернувшись к молодому человеку, сердито сверкнул глазами. – Уже и того достаточно, что я молюсь старым богам. Попы всех рады уничтожить, кто мыслит не по-ихнему. Они и друг друга жрать готовы, аки крысы. А князья и бояре нынешние под их дудку пляшут.
Чурило открыл, было, рот, чтобы продолжить свою обличительную речь, но только махнул рукой.
