скачать книгу бесплатно
– Что Вы, о мой Светоч! Я знаю своё место! Просто я умоляю помочь мне в открытии новых путей для заработка! – скулил Питер.
– О чём же Вы просите, Питер? – уже спокойнее спросил его собеседник.
– Не откажите, мой Светоч, дать мне возможность заработать на торговле с Ост-Индией! Я могу приносить сильно больше, если чуть подвинуть Компанию[122 - Британская Ост-Индская компания – монополист в английской торговле с азиатскими странами. Одна из крупнейших торговых компаний в мировой истории.] хотя бы в торговле с Китаем и Персией!
– Вы с ума сошли, Питер? Есть ли ещё более любимое дитя Британии, чем Компания? И Вы мне предлагаете покуситься на него?
– Ну, мой Светоч, Вы же скоро войдёте в Парламент, и Ваше могущество вырастет! И, может быть, тогда? – умоляюще ныл голландец.
– Возможно-возможно, Питер, но этого не произойдёт в ближайшем будущем! А мне нужны деньги! Наше святое дело нуждается в средствах! – патетически воскликнул предводитель тайного общества.
– Конечно, о мой Светоч! Но где же мне найти доходы?
– Хорошо! Я дам тебе торговлю с Барбадосом[123 - Барбадос – остров в группе Малых Антильских островов в Карибском море. В то время британская колония – один из крупнейших поставщиков сахара на европейский рынок.]. Рекомендательные письма получишь у моего секретаря завтра. Деньги привезёшь мне в срок!
– Конечно, о мой Светоч! – и голландец, низко склонившись, стал пятиться к выходу.
Сев в коляску, Питер задумчиво откинулся на сидении. Уже отъехав на порядочное расстояние от поместья, он, хмыкнув, прошипел себе под нос по-русски:
– Барбадос он мне дарит! Святое дело! Поместье ты себе отгрохал на наши деньги, грабитель! Что же мне делать с этим Барбадосом, а?
??????
Летом, наконец, Грейг разобрался с ситуацией на Чёрном море. Он как-то позабросил дела, сосредоточившись на новых кораблях, тренировках экипажей, а его начальник канцелярии, и, по сути, один из первых помощников, Мартын Фондезин[124 - Фондезин Мартын Петрович (1738–1821) – русский адмирал.], показал свою полную неспособность выполнять возложенные на него обязанности и помогать приказному главе следить за делами.
Получив внушение от меня, Самуил Карлович отправился на Чёрное море, где раздал всем сёстрам по серьгам: командующим флотом назначен был Федот Клокачёв[125 - Клокачёв Федот Алексеевич (1732–1783) – вице-адмирал, первый командующий Черноморским флотом.], Сенявин был отправлен на строительство Николаевской верфи и организацию кораблестроения, к чему он имел способности и желание. Прочих же адмиралов, которые устроили местнические споры и форменную неразбериху, Грейг предложил отправить в отставку, я-то нисколько не возражал – ему виднее.
Особенной похвалы от Самуила Карловича удостоился капитан Фёдор Ушаков, который, по мнению Сенявина, был незаменим в борьбе с чумой, стал правой рукой адмирала в наведении порядка, а затем прекрасно исполнял функции начальника над портом Очакова. По ходатайству своих командиров Ушаков за заслуги свои представлен был к ордену Святого Иоанна, причём сразу двух степеней.
Также Грейг рекомендовал назначить отличившегося капитана начальником Порта Херсонес, который он и должен быть построить. Такая награда и повышение для молодого ещё моряка были вполне заслуженными по мнению целых двух адмиралов, а уж я-то, памятующий о том, кто такой был в моём мире Фёдор Фёдорович, ничуть этому не препятствовал.
??????
– Эх, барин! Легко тебе говорить-то! А как мы от дома-то родного уедем? – мастер Кузовков швырнул шапку оземь, а остальные работные, собравшиеся на площади возмущённо загудели.
– Не поняли вы меня, люди добрые! – Лобов поморщился, но руки не опускал, – Я говорил только то, что завод закрывается! Всё одно закрывается! Слишком уж далеко теперь возить уголь выходит! Дорого! Железо Ваше уже не продаётся! А дальше уж каждый сам может решать: кто на землю хочет вернуться, кто на другие заводы переехать, а кто и со мной на государевы харчи перейти!
– Как же, что же, выходит, почти всем переезжать придётся! – Кузовков неверяще смотрел на Лобова.
Тот вздохнул:
– Братцы, да неужели вы сами не понимаете, что железо ваше больно дорого выходит, и что завод ваш выработался?
Народ ревел, бабы рыдали, мужики потрясали кулаками. Командир солдат, что пришли с Лобовым – поручик Трушинин, напрягся, крепче за ружья схватились и его люди. Всё шло к бунту, пусть и бессмысленному, но так привычному для русского человека. Как объяснить себе, что завод, который несколько десятков лет кормил столько людей, а последние годы даже хорошо кормил, стал вдруг не нужен? Только найдя виновного!
Но процесс остановил местный священник, отец Василий. Он вышел на помост и поднял руку. Народ, уважавший своего духовного пастыря, притих.
– Чада мои! Ужель вините вы в страданиях своих сего человека? – и он показал на Лобова. Люди подтверждающе загудели, – А ведь он пришёл помочь вам! Помочь! Без него вы бы не имели такого выбора. Он вам его дал, а вы его проклинать, аки гонца, что принёс плохие вести! Ужель вы не понимали, что завод закрывается? Приказчики почти все уехали, угля вторую неделю совсем мало привозят, а вы думаете, что всё хорошо?
Возможно ли не ведали вы, что всё – заводу больше не жить? Али не понимаете вы ничего в железном деле? Вот ты, Игнат Кузовков, ты, разве не видел, что завод должен закрыться?
Мастер растерянно развёл руками.
– Молчишь! А ведь всё ты знаешь! Эх! Люди добрые, идите-ка домой! Думайте, детушки! Господь с вами!
Люди задумчиво разошлись, уже не такие обозлённые. А вечером к Лобову пошли ходоки, выяснять условия переезда.
– Отче! – спросил Алексей у священника, – Почему Вы решили вмешаться?
– Так, дети это мои, господин инженер! Дети! Я же здесь родился, мой батюшка покойный священником тут был, я всю жизнь с этими людьми бок о бок. Тот же Кузовков – ведь отец его Степан помогал доченьку мою первую хоронить! Сам же пришёл помочь. А я того же Игната – молодой он совсем был, отговорил соседа, Николку Чашникова, убить – тот девку у него отбил, а теперь они дружки не разлей вода!
Все грехи и тайны мне ведомы, все их радости и горести со мной поделены. Как же глупышей таких мне не уберечь-то? Ведь кинься они на тебя, твои солдаты всенепременно бы стрелять начали! И солдатам грех был бы! Нет, никак не возможно отцу духовному такое допустить! Лучше бы и меня тогда побили, только бы не видеть этого!
– Ох, отче! – Лобов поклонился священнику, – Спасибо Вам!
– Чего спасибо? Ты то что, сын мой, творишь? Пусть люди и догадались, что заводу конец, но зачем же их так, как котёнка неразумного, в ошибки тыкаешь? Зачем ты их так огорошил? Спешишь, молод ещё! А если бы я рядом не оказался, то как ты потом перед начальниками своими объяснялся? Что бы ответил на вопрос, где люди, которых тебе привезти поручили? – священник ласково улыбался, и вправду глядя на молодого инженера, словно на сына.
– Отче, а научите меня, как с людьми говорить?
– Что же не научить, сын мой! Научу, дорога-то длинная впереди…
– А что же так, батюшка, Вы здесь не останетесь? Здесь же приход Ваш.
– Что Вы! Как здесь! Я же своих чадушек знаю! Почти все с тобой поедут. Подумают да поедут. На месте крестьянствовать останутся только две семьи – хочешь, скажу кто? Нет? – усмехнулся немолодой священник, – К соседям никто из наших не пойдёт, снова начинать с низов, да ещё там, где тебя все знают – нет, не захотят. А ты им единственный выход предлагаешь, что гордость их не потревожит.
Как есть все мастера, да подмастерья с тобой уедут. Значит, и я с ними буду! Я же сейчас без семьи – бирюк! Попадья-то моя уже восемь лет как в могиле лежит, а сыны учатся: один вот скоро священником тоже станет, а второй – в сам Петербург отправлен, говорят, к науке тяготение имеет. Мой Аникитушка он завсегда к мастерам да инженерам приставал – почему мол, да зачем и как. А потом сделал из кожи да палочек эдакую стенку для кузнечного меха, пребольшую такую, да как прыгнет с ней с колокольни, благо она у нас невысокая. Пострелёнок!
Так что, я с тобой да моими чадами духовными поеду, господин инженер! Епископ наш меня благословит, я с ним дружен. Говоришь, к тёплому морю? Хорошо, наверное, там!
– Хорошо, только вот земли неосвоенные, отче! Всё заселять придётся, крестьяне, конечно, едут уже, но ведь…
– Ничего, сын мой! И здесь завод не сразу ставился, а со старыми знакомыми-то завсегда проще начинать! Не грусти! Всё будет хорошо! Давай помолимся за успех!
??????
– Молодой человек! Я вижу Ваш интерес к исследованию «горючего воздуха», но не могу понять причин, кои к этому Вас подвигают! Ведь Вы же учитесь физике! При чём здесь этот флогистон, не понимаю! Возможно, Вы хотите перевестись к профессору Леману, на химический курс? – академик Вильке говорил, как всегда, очень сухо и жёстко, в кабинете также сидел ректор университета Эйлер, и Аникита обмер от ужаса, предчувствуя страшные кары, что обрушаться на его голову.
– Не надо меня к Леману, Иван Карлович! Очень мне Ваши лекции по сердцу! Христом богом прошу, Иван Карлович! – взмолился юноша.
– Господин Никольский, Вы очень способный молодой человек, но Вы чрезвычайно распыляетесь! Меня не устраивает Ваша самодеятельность!
Выволочку профессора ученику прервал своим деликатным покашливанием из удобного резного кресла старый Эйлер:
– Иван Карлович, Вы уж так не усердствуйте с юношей! Чай, в его годы, Вы ещё не так разбрасывались!
Вильке даже порозовел:
– Но всё-таки, молодому человеку не сто?ит заниматься самостоятельными исследованиями, не получив законченного образования! К тому же его интерес к «горючему воздуху» совершенно несвязан с физикой, которую он изучает.
– Но, Иван Карлович, я же думаю об использовании подъёмной силы этого газа! Мне кажется, что с его помощью возможно подняться в небо! Я с детства мечтаю научиться летать! – Аникита так расчувствовался, что слёзы выступили из его глаз.
– Ну-ну, молодой человек! Не надо! Всё будет хорошо! – голос Эйлера, показалось, просто зазвенел, словно у молодого, – Иван Карлович Вас не обидит! Ведь, правда, Иван Карлович?
Вильке пытался сдержать улыбку, но она рвалась наружу, как весенняя трава прорывается через последний зимний снег.
??????
– Садись, пан Антоний! Посидим, как раньше, выпьем вина? – мне его привозят из-под самого? Парижа, съедим кабанчика – я его сам убил! Да и повар мой, он учился во Франции и России – знает толк в еде! Не обессудь только – прислуживать нам некому, разговор у нас наедине, как ты и просил.
– Благодарю тебя, друг Анджей, за доверие и понимание. Позволь мне выпить за твоё здоровье! – сотрапезники подняли тяжёлые серебряные чаши с вином, а потом начали активно есть, обмениваясь похвалами повару. Наконец, утолив голод и жажду, друзья продолжили беседу.
– О чём же ты хотел поговорить, Антоний, что приехал ко мне в Замосць[126 - Замосць – город в Польше, майорат рода магнатского Замойских.] из само?й столицы?
– Положим, Анджей, ехать не сильно далеко, к тому навестить старого друга мне никогда не станет в тягость!
– Однако же, ты не навещал не любимого шляхтой друга много лет, Антоний.
– Два года, друг мой! Но я же писал тебе!
– Писал… А кто знал, кроме нас, что ты мне писал, а? Таился ведь? Ха-ха!
– Не обижайся, Анджей. Ты по-прежнему один из самых влиятельных людей в Польше, хотя тебя за твои идеи шляхтичи и не очень любят, но мнение твоё ценят!
– Ты хочешь сказать, боятся меня? – снова захохотал хозяин дома.
– Нет, Анджей, именно, что ценят мнение, хотя и не следуют ему! Ну, и бояться тоже! – также засмеялся гость.
Вволю навеселившись, приятели снова выпили вина?.
– Так всё-таки, Антоний, что же ты хотел с ос мной обсудить?
– Анджей, до тебя уже дошли слухи, что Потоцкие с Огинскими желают в обмен на всю Малопольшу получить помощь Австрии и освободиться от русской опеки?
Замойский громко прочистил горло, затем достал трубку, набил её, раскурил от свечи на столе, выпустил несколько колечек дыма, задумчиво посмотрел на собеседника, и только потом ответил вопросом:
– Антоний, а правда ли говорят, что многие шляхтичи, особенно в восточных землях, настолько прониклись русским духом, что направляют своих детей учиться в России? А некоторые даже отказываются от веры предков и принимают православие?
