скачать книгу бесплатно
Глуповатый джентльмен предположил, что это бедный родственник: видимо, он здесь ни с кем не знаком. А Сомс направился прямо к Майклу.
– Кто эта молодая женщина с рыжими волосами?
– Марджори Феррар.
– Она предательница. Выгоните ее!
Майкл опешил.
– Но мы ее очень хорошо знаем. Она – дочь лорда Чарлза Феррара и…
– Выгоните ее! – повторил Сомс.
– Откуда вы знаете, сэр, что она предательница?
– Я только что слышал, как она повторила то, что было в заметке, и прибавила еще кое-что похуже.
– Но она у нас в гостях…
– Недурна гостья! – сквозь зубы проворчал Сомс.
– Нельзя выгонять гостей. А кроме того, она внучка маркиза. Скандал будет грандиозный.
– Ну, так устройте скандал!
– Приглашать мы ее больше не будем, но, право же, это все, что можно сделать.
– Вот как? – сказал Сомс и, отойдя от зятя, направился к той, на которую только что донес. Майкл, взволнованный, последовал за ним. Ему еще не приходилось видеть тестя приготовившимся к прыжку. Подойдя, он услышал, как Сомс сказал негромко, но очень внятно:
– Сударыня, вы были так любезны, что назвали мою дочь выскочкой – назвали в ее же доме.
Майкл видел, как молодая женщина оглянулась и с видом обиженным и наглым широко раскрыла свои холодные голубые глаза.
Потом она засмеялась, а Сомс сказал:
– Вы предательница. Будьте добры удалиться.
Вокруг стояло человек шесть, и все они слышали! Проклятье! А он, Майкл, хозяин дома! Выступив вперед, он взял под руку Сомса и спокойно сказал:
– Довольно, сэр! Ведь мы не на мирной конференции.
Все притихли; никто не шелохнулся. Только глуповатый джентльмен потирал свои белые руки.
Марджори Феррар сделала шаг по направлению к двери.
– Я не знаю, кто этот человек, – сказала она, – но он – лжец!
– Неправда!
Бросил это слово смуглый молодой человек. Он смотрел на Марджори Феррар; их взгляды встретились.
И вдруг Майкл увидел Флер. Очень бледная, она стояла за его спиной. Конечно, слышала все! Она улыбнулась, подняла руку и сказала:
– Сейчас будет играть мадам Карелли.
Марджори Феррар направилась к двери; глуповатый джентльмен следовал за ней, все еще потирая руки, словно снимая с себя ответственность за инцидент. Сомс, как собака, для верности шел за ними; за Сомсом шагал Майкл. Донеслись слова: «Как забавно!» Послышался заглушенный смех. Парадная дверь захлопнулась. Инцидент был исчерпан.
Майкл вытер пот со лба. Он восхищался своим тестем и в то же время досадовал: «Заварил старик кашу!» Он вернулся в гостиную. Флер стояла у клавикордов с таким видом, словно ничего не случилось. Но Майкл заметил, что ее пальцы вцепились в платье, и сердце у него заныло. Волнуясь, он ждал последней ноты.
Сомс поднялся наверх и там, в кабинете Майкла, перед «Белой обезьяной», проанализировал свой поступок. Он ни о чем не жалел. Рыжая кошка! «Прирожденная выскочка»! «Деньги?» – «Не так уж много». Ха! «…Такое ничтожество…»! Так она – внучка маркиза? Ну что ж, он указал нахалке на дверь. Все, что было в нем сильного и смелого, все, что восставало против покровительства и привилегий, – дух, унаследованный от предков, – все возмутилось в нем. Кто они, эти аристократы? Какое право имеют напускать на себя важность? Нахалы! Многие из них – потомки тех, кто поднялся на высоту только благодаря грабежам и маклерству! И кто-то осмелился назвать его дочь – его дочь – выскочкой! Да он пальцем не шевельнет, шагу лишнего не ступит, хоть бы ему предстояло встретиться с самим королем! Если Флер нравится окружать себя этими людьми, то почему бы ей этого не делать? Неожиданно у него замерло сердце. А вдруг она скажет, что он погубил ее «салон»? Ну что ж! Ничего не поделаешь. Лучше было сразу покончить с этой мерзавкой и уяснить себе положение. «Я не буду ждать Флер, – подумал он. – Буря в стакане воды!»
Когда он поднимался по лестнице в свою комнату, до него донеслись звуки клавикордов. Он подумал, не просыпается ли от этой музыки его внук. Вдруг послышалось ворчание, и Сомс подскочил. Ах, эта собака лежит у двери, ведущей в комнату бэби! Жаль, что Дэнди не было внизу, уж он бы прокусил чулки этой рыжей кошке! Сомс поднялся выше и посмотрел на дверь комнаты Фрэнсиса Уилмота, находившейся как раз против его комнаты.
Очевидно, молодой американец тоже кое-что подслушал; но с ним говорить об этом нельзя – ронять свое достоинство! И, захлопнув свою дверь, чтобы звуки клавикордов не долетали до него, Сомс крепко закрыл глаза.
VII
Звуки в ночи
Майкл никогда не видел Флер плачущей, и сейчас, когда она лежала ничком на кровати и, уткнувшись в одеяло, старалась заглушить рыдания, он почувствовал чуть ли не панический страх. Когда он коснулся ее волос, она затихла.
– Не падай духом, любимая, – сказал он ласково. – Не все ли равно, что говорят, если это неправда.
Она приподнялась и села, скрестив ноги. Волосы у нее были растрепаны, заплаканное лицо раскраснелось.
– Кому какое дело – правда это или неправда! Важно то, что меня заклеймили.
– Ну что же, и мы ее заклеймили кличкой «предательница».
– Как будто этим поможешь делу! За спиной все мы говорим друг о друге. На это никто не обращает внимания. Но как я покажусь теперь в обществе, когда все хихикают и считают меня выскочкой? В отместку она оповестит весь Лондон. Разве я могу теперь устраивать вечера?
Оплакивает ли она свою карьеру или его? Майкл подошел к ней сзади и обнял ее.
– Мало ли что думают люди, моя детка. Рано или поздно это нужно понять.
– Ты сам не желаешь этого понять. Если обо мне думают плохо, я не могу быть хорошей.
– Считаться надо только с теми, кто тебя действительно знает.
– Никто никого не знает, – упрямо сказала Флер. – Чем лучше люди относятся, тем меньше они знают; и никакого значения не имеет, что они, в сущности, думают.
Майкл опустил руки. Флер молчала так долго, что он опять обошел кровать и заглянул ей в лицо, хмурившееся над подпиравшими его ладонями. Столько грации было в ее позе, что ему стало больно от любви к ней. И оттого, что ласки только раздражали ее, ему было еще больнее.
– Я ее ненавижу! – сказала она наконец. – Если я смогу ей повредить, я это сделаю.
Он тоже не прочь был отомстить Гордости Гедонистов, но ему не хотелось, чтобы Флер думала о мести. У нее это было серьезнее, чем у него, потому что он, в сущности, был неспособен причинять людям зло.
– Ну, дорогая моя, может быть, мы ляжем спать?
– Я сказала, что не буду устраивать вечера. Нет, буду!
– Отлично, – сказал Майкл. – Вот и молодец.
Она засмеялась. Это был странный смех, резко прозвучавший в ночи. Майкла он не успокоил.
В ту ночь все бодрствовали в доме. Сомса мучили ночные страхи, которые за последнее время улеглись было под влиянием сигар и пребывания на свежем воздухе во время игры в гольф. И мешали эти проклятые часы, неуклонно отбивавшие время, а между тремя и четырьмя послышался шорох, словно кто-то бродил по дому.
То был Фрэнсис Уилмот. Молодой человек пребывал в странном состоянии с той самой минуты, как снял с Сомса обвинение во лжи. Сомс не ошибся: Фрэнсис Уилмот тоже слышал, как Марджори Феррар чернила хозяйку дома, но в тот самый момент, когда он выступил с протестом, на него нашло ослепление. Эти голубые глаза, смотревшие на него вызывающе, казалось, говорили: «Молодой человек, вы мне нравитесь!» И теперь этот взгляд его преследовал. Стройная нимфа с белой кожей и золотисто-рыжими волосами, дерзкие голубые глаза, веселые красные губы и белая шея, душистая, как сосновое дерево, нагретое солнцем, – забыть он ее не мог. Весь вечер он следил за ней, но было что-то жуткое в том, какое неизгладимое впечатление она произвела на него в тот последний момент. Теперь он не мог заснуть. Хоть он и не был ей представлен, но знал, что ее зовут Марджори Феррар, и это имя ему нравилось. Он вырос вдали от городов, мало знал женщин, и она казалась ему совсем особенной, необыкновенной. А он изобличил ее во лжи! Волнение его было так велико, что он выпил всю воду из графина, оделся и потихоньку стал спускаться с лестницы. Когда он проходил мимо Дэнди, собака заворочалась, словно хотела сказать: «Странно, но эти ноги мне знакомы!» Он спустился в холл. Молочный свет лился в полукруглое окно над дверью. Закурив папиросу, Фрэнсис Уилмот присел на мраморный ларь-саркофаг. Это настолько его освежило, что он встал, повернул выключатель, взял телефонную книжку и машинально отыскал букву «Ф». Вот ее адрес: «Феррар, Марджори. Ривер Студиос, Рэн-стрит, 3». Погасив свет, он осторожно снял дверную цепочку и вышел на улицу. Он знал, как пройти к реке, и направился туда.
Был тот час, когда звуки, утомленные, засыпают и можно услышать, как летит мотылек. Воздух был чистый, не отравленный дымом; Лондон спал в лучах луны. Мосты, башни, вода – все серебрилось и казалось отрезанным от людей. Даже дома и деревья отдыхали, убаюканные луной, и словно повторяли вслед за Фрэнсисом Уилмотом строфу из «Старого моряка»:
О милый сон, по всей земле
И всем отраден он!
Марии вечная хвала!
Она душе моей дала
Небесный милый сон.
Он свернул наудачу вправо и пошел вдоль реки. Никогда еще не приходилось ему бродить по большому городу в этот мертвый час. Замерли страсти, затихла мысль о наживе; уснула спешка, сном забылись страхи; кое-где ворочается человек на кровати; кто-нибудь испускает последний вздох. Внизу на воде темными призраками казались лихтеры и баржи, красные огоньки светились на них; фонари вдоль набережной горели впустую, словно вырвались на свободу. Человек притаился, исчез. Во всем городе бодрствовал он один и делал – что? От природы находчивый и сообразительный, молодой человек был неспособен поставить диагноз и, уж во всяком случае, не видел ничего смешного в том, что бесцельно бродит ночью по городу. Вдруг он почувствовал, что сможет вернуться домой и заснуть, если ему удастся взглянуть на ее окна. Проходя мимо галереи Тэйта, он увидел человека – пуговицы его блестели в лучах луны.
– Скажите, полисмен, где Рэн-стрит?
– Прямо, пятая улица направо.
Фрэнсис Уилмот снова зашагал. Луна опускалась за дома, ярче сверкали звезды, дрожь пробежала по деревьям. Он свернул в пятую улицу направо, прошел квартал, но дома не нашел. Было слишком темно, чтобы различить номера. Снова повстречался ему человек с блестящими пуговицами.
– Скажите, полисмен, где Ривер Студиос?
– Вы прошли мимо – последний дом по правой стороне.
Фрэнсис Уилмот повернул назад. Вот он – этот дом! Молодой человек остановился и посмотрел на темные окна. За одним из этих окон – она! Поднялся ветер, и Фрэнсис Уилмот повернулся и пошел домой. Осторожно, стараясь не шуметь, поднялся он по лестнице мимо Дэнди, который снова приподнял голову и проворчал: «Еще более странно, но это те же самые ноги!» – потом вошел в свою комнату, лег и заснул сладким сном.
VIII
Вокруг да около
За завтраком все обходили молчанием инцидент, происшедший накануне, но это не удивило Сомса: естественно, что в присутствии молодого американца говорить не следует; однако Сомс заметил, что Флер бледна. Ночью, когда он не мог уснуть, в нем зародились опасения юридического порядка. Можно ли в присутствии шести человек безнаказанно назвать «предательницей» даже эту рыжую кошку? После завтрака он отправился к своей сестре Уинифрид и рассказал ей всю историю.
– Прекрасно, мой милый, – одобрила она. – Мне говорили, что эта молодая особа очень бойка. Знаешь ли, у ее отца была лошадь, которую побила французская лошадь – не помню ее клички – на этих скачках в… ах, боже мой, как называются эти скачки?
– Понятия не имею о скачках, – сказал Сомс.
Но к вечеру, когда он сидел в «Клубе знатоков», ему подали визитную карточку:
Лорд Чарлз Феррар
Хай Маршес бл. Ньюмаркема
«Бэртон-клуб».
У него задрожали было колени, но на выручку ему пришло слово «выскочка», и он сухо сказал:
– Проводите его в приемную.
Он не намерен был спешить из-за этого субъекта и спокойно допил чай, прежде чем направиться в этот малоуютный уголок клуба.
Посреди маленькой комнаты стоял высокий, худощавый джентльмен с закрученными кверху усами и моноклем, словно вросшим в орбиту правого глаза. Морщины пролегли на его худых, увядших щеках, в густых волосах пробивалась у висков седина. Сомсу нетрудно было с первого же взгляда почувствовать к нему антипатию.
– Если не ошибаюсь, мистер Форсайт?
Сомс наклонил голову.
– Вчера вечером, в присутствии нескольких человек, вы бросили моей дочери в лицо оскорбление.
– Да. Оно было вполне заслужено.
– Значит, вы не были пьяны?
– Ничуть.
Его сухие, сдержанные ответы, казалось, привели посетителя в замешательство. Он закрутил усы, нахмурился, отчего монокль глубже врезался в орбиту, и сказал:
– У меня записаны фамилии тех, кто при этом присутствовал. Будьте добры написать каждому из них в отдельности, что вы отказываетесь от этих слов.
– И не подумаю.
С минуту длилось молчание.
– Вы, кажется, стряпчий?
– Адвокат.
– Значит, вам известно, каковы могут быть последствия вашего отказа.
– Если ваша дочь пожелает подать в суд, я буду рад встретиться с ней там.
– Вы отказываетесь взять свои слова обратно?
– Категорически.
– В таком случае, до свиданья!
– До свиданья!
Сомс был бы рад поколотить посетителя, но вместо этого он отступил на шаг, чтобы дать ему пройти. Вот наглец! Ему ясно вспомнился голос старого дяди Джолиона, когда он еще в восьмидесятых годах говорил о ком-то: «Кляузный человечишка, стряпчий». И он почувствовал потребность отвести душу. Конечно, Старый Монт знает этого субъекта; нужно повидаться с ним и расспросить.
В клубе «Аэроплан» он застал не только сэра Лоренса Монта, казавшегося необычайно серьезным, но и Майкла, который, видимо, рассказал отцу о вчерашнем инциденте. Сомс почувствовал облегчение: ему тяжело было бы говорить об оскорблении, нанесенном его дочери. Сообщив о визите лорда Феррара, он спросил:
– Этот… Феррар… каково его положение?
