скачать книгу бесплатно
Финала событий он уже не увидел, да это было и неинтересно. Милиция должна была разобраться с поджигателями сама, а охранник на входе в гостиницу должен был забыть свидетеля, сообщившего о «драке».
На следующее утро, тридцать первого августа, Никифор поехал в Жуковку.
В Брянске его дела были закончены. Он выяснил, кто из отцов церкви непосредственно занимался внедрением чёрных программ в жизнь губернии, начиная с культуры и заканчивая социальной сферой, и позвонил в Москву. Теперь судьбой эмиссара Синклита должен был заняться местный отдел оперативного реагирования Катарсиса, имеющий популярное в народе название «Овёс». Данные Хмеля проверят, разработают селективный трафик – цепочку «случайных», с виду никак не связанных событий, финальное из которых приведёт к фатальному концу отца Федюни, координатора конфессиональных связей Патриархата. Этот человек согласился работать на конунгов добровольно, и жизнь его, весьма греховная по всем оценкам, должна была прерваться.
В самой Жуковке Никифору необходимо было нейтрализовать деятельность ещё одного церковного слуги – отца Зиновия, дьякона Велейской церкви Кирилла и Мефодия, связанного с бандитами Клуба спортивного совершенствования в Фошне. Именно через него работал отец Федюня, получающий распоряжения непосредственно от конунгов. Зиновий же организовал и атаку на Школу Шерстнева, к счастью, не получившую развития благодаря действиям Хмеля.
Кроме того, Никифору нужно было предупредить начальника местного отделения УВД подполковника Вильяма Коробко, являвшегося дядей убитого Сёмы Блющева. Этот слуга народа землю рыл, чтобы найти убийц, и посадил в СИЗО уже немало народу, никак не причастного к преступлению.
В Жуковском районе всё ещё шла охота на «террориста» из не ведомой никому ЧК, убившего гендиректора Клуба спортивного совершенствования в Фошне. Поэтому частные автомашины останавливались милицейскими патрулями на всех дорогах района. Остановили и спортивную «Ауди RS-6» Никифора с брянскими номерами (естественно, он заранее сменил московские номера на местные), хотя он вовремя заметил патрульную машину и снизил скорость.
– Ваши документы, – козырнул инспектор ГАИ, с автоматом под мышкой.
– А ваши? – вежливо ответил Хмель.
Лейтенант нахмурился, разглядывая спокойное лицо водителя, нехотя процедил сквозь зубы:
– Лейтенант Муракамов, областное УВД. Ваши документы, гражданин водитель.
Хмель протянул ему малиновую книжечку:
– Полковник в отставке Степанчук. Что тут у вас происходит, лейтенант? Меня уже третий раз останавливают.
Инспектор развернул удостоверение, прочитал фамилию, шевеля губами.
– Водительские права?
– Конечно, как же без них, – достал пластиковую карточку Никифор. – Так что случилось, командир?
– Ловим тут группу… террористов, – снова нехотя, через силу признался лейтенант; сравнил фото на документах, вернул Хмелю. – Будьте осторожны, полковник, не берите подозрительных пассажиров.
– Хорошо, не буду, – сделал озабоченное лицо Никифор.
– К кому едете?
– К родственникам в Жуковку, сестра у меня там, тётки.
– Езжайте. – Инспектор отвернулся, отошёл к другой остановленной машине.
Никифора так и подмывало спросить, не посулило ли начальство миллион долларов за голову «террориста», ликвидировавшего Семёна Блющева, но мысль об этом благополучно скончалась в голове. Не хватало ещё, чтобы у хмурого лейтенанта зародились подозрения о странной осведомлённости «полковника в отставке» о происходящих в районе событиях.
В Жуковке Хмель оставил машину у деда Сидора Мокеевича, родственника Онуфрия, который жил на самой окраине города, напротив небольшого сельца Латыши, и отправился к Тарасову пешком.
Встреча с другом и Витязем, обеспечивающим безопасность Серебряного мальчика, длилась около часа. Они обсудили варианты выполнения задачи, наметили план действий, и Никифор отправился выполнять свою часть плана.
Вечером в Жуковке произошли два события, мало кого заинтересовавшие: население города не следило за работой милиции, не доверяя ей почти всецело, и не участвовало активно в религиозной жизни столицы района.
Сначала неизвестные лица забросали камнями двухэтажное здание УВД, разбив стёкла в пяти окнах на первом и втором этажах. Этими неизвестными оказались двое местных жуковских алкоголиков, впоследствии так и не сумевших объяснить, что заставило их совершить этот «подвиг».
Зато пока охранники здания гонялись за камнеметателями, в здание проник ещё один неизвестный злоумышленник, которого никто не заметил, и нанёс увечье начальнику милиции подполковнику Коробко – сломал ему челюсть. Удар был нанесён так быстро и умело, что подполковник очнулся только через час после нападения. На груди его обнаружилась записка от руки: «Не прикрывай подонков и насильников, иначе последуешь за ними! Это предупреждение последнее».
Найти злоумышленника, пригрозившего всесильному главе Жуковской милиции, так и не удалось. План «Перехват» не сработал.
А чуть позже в дом к молодому батюшке Иннокентию, заправлявшему в местной церкви, у которого остановился на постой гость из Брянска отец Зиновий, заявился бородатый, с рыжими всклокоченными волосами мужик и недолго побеседовал с представителями церкви. После чего батюшка Иннокентий «угорел в бане», как потом рассказывала его жена, и долго не ходил на службу, а гостя отца Зиновия наутро и вовсе увезли в больницу, якобы от «отравления грибами».
Лишь один человек, кроме самих пострадавших, знал истинные причины «угара и отравления» церковных деятелей – Никифор Хмель, он же «рыжий мужик». Батюшку Иннокентия он всего лишь попугал, чтобы тот никогда больше не привечал посланцев БЕСа. А отца Зиновия крепко побил, применив в финале один из приёмов боливака, отражавшийся на деятельности желудочно-кишечного тракта. Эмиссар конунгов теперь вынужден был лечить «язву желудка», а по сути снимать наведенную психофизическую структуру – порчу. «Язва» эта начинала открываться, как только отец Зиновий замышлял появиться на территории Жуковского района. А поскольку он был человеком сведущим в магии, на следующий день после «беседы с мужиком» уехал.
Первого сентября, с началом нового учебного года, Никифор отбыл в Москву.
Глава 8
НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ, В АФРИКУ ГУЛЯТЬ
Жуковка – Фошня
Девочки с энтузиазмом окунулись в школьную атмосферу, несмотря на первые страхи и сомнения: всё-таки это была стрессовая ситуация – перейти из обычной средней школы в Школу Шерстнева, – и Тарасов вздохнул с облегчением. В глубине души он побаивался, что Акулина и Оля закомплексуют в непривычной обстановке. Однако всё обошлось. Да и учителя в Школе подобрались отменные, знали своё дело и быстро привязали к себе новых учениц, найдя каждой занятия по вкусу.
Так Акулина, склонная к математике, стала заниматься у Корнея Филипповича, преподающего математику, а Оля, предпочитавшая гуманитарные науки, вошла в группу расширенного изучения русского языка. При этом обе не перестали заниматься английским языком, что оказалось вовсе не таким уж сложным делом, поскольку усваивался иностранный язык на игровом уровне, без напряжения и заучивания правил.
Сергий тоже влился в коллектив Школы без конфликтов со «старой гвардией» и с самим собой. Он вообще рос бесконфликтным человеком, рассудительным и спокойным, но всегда мог постоять за себя. К тому же таких, как он, в Школе было ещё трое – двое мальчишек и девчонка, – готовящихся к поступлению в институты, и Сергий быстро сдружился с ними, вдруг обретя соратников, относящихся к жизни с той же степенью ответственности. Да и по возрасту они были близки: самому Сергию исполнилось тринадцать лет, как и Вадику, Андрею и Веронике – по четырнадцать.
Вероника оказалась спортсменкой, занималась теннисом, и мальчишки стали провожать её на тренировки, а потом и сами начали увлечённо учиться играть в теннис, что сблизило их ещё больше. Девочка нравилась всем троим, хотя красавицей назвать её было нельзя. И всё же что-то в ней было, внутренний шарм, милая открытость и непосредственность, притягивающие парней. Плюс роскошная улыбка, заставляющая вздрагивать юные сердца.
Тарасов узнал, что Вероника является дочерью брянского хирурга Саковича, рано оставшегося без жены, и что за её судьбой пристально наблюдают координаторы местной Славянской Общины. Девочка обещала стать целителем, так как с малого возраста умела определять болезни людей и лечить многие из них.
Первая неделя сентября прошла для Глеба Евдокимовича в хлопотах по обеспечению и налаживанию нового распорядка жизни.
Сначала он возил всех детей в Фошню каждое утро и забирал их из Школы вечером. Потом стал оставлять Сергия на два-три дня, а с ним – через неделю – и обеих дочерей. В Школе были созданы все условия как для обучения, так и для проживания тех, кто приехал учиться издалека.
После уничтожения Хмелем – «неизвестным террористом» – предводителя «спортсменов» Семёна Блющева и исчезновения отца Зиновия, руководившего «чёрным подпольем» в Жуковском районе, попытки давления на директора Школы прекратились. Непрогляд, по сути – слой пространственно-временных колебаний воздуха, закодированных амплитудно-фазовыми характеристиками голографических решёток природы, установленный волхвами над территорией района, продолжал действовать, не позволяя злой воле чёрных магов проникать в дома жителей района. Но Тарасов, включивший внутренний «резонатор» организма, настроенный на ловлю отрицательных энергетических потоков, чувствовал, что конунги заинтересовались Фошней, и начал готовиться к появлению новых эмиссаров Синклита.
Его предчувствия сбылись в середине сентября.
Как обычно, в понедельник он повёз свою «мелкую» команду в Фошню, собираясь забрать девочек вечером. Сергий захотел остаться в Школе до пятницы, и Глеб Евдокимович не стал возражать, хотя данное обстоятельство его напрягало. Несмотря на уверения охранников Школы в отсутствии к ней интереса со стороны «подозрительных лиц», это не снимало ответственности с Тарасова, которому поручили защищать Серебряного мальчика всеми доступными средствами.
Проехали Латыши, Гришину Слободу, а за Велеёй Тарасову стало неуютно, будто в спину подул пронизывающий холодный ветер. И тотчас же Сергий, сидевший на переднем пассажирском сиденье, оглянулся и проговорил:
– За нами едет машина.
Тарасов и сам обратил внимание на зелёный отечественный джип «Патриот», появившийся сзади и державшийся на пределе видимости, но только теперь связал его появление со своими ощущениями.
– Это те, кто был в лесу, когда мы ходили за грибами.
– Как ты их вычислил?
Сергий улыбнулся, не отвечая.
Тарасов хмыкнул, понимая, что мог бы вопрос не задавать: Сергий отлично видел ауры людей и мог разбираться в их энергетической направленности.
– Понятно. Что ж, пусть едут, а мы посмотрим, чем это закончится.
Щебечущие на заднем сиденье Оля и Акулина примолкли. Они тоже почуяли неладное.
«Импреза» разогналась, плавно вошла в поворот. Она могла двигаться даже со скоростью в триста километров в час, но сельские дороги не дотягивали до европейских автобанов, и максимум, на что мог рассчитывать такой опытный водитель, как Тарасов, – это сто восемьдесят километров в час. Тем не менее «Патриот» отстал и больше на горизонте не показывался. Однако замечание Сергия, что его пассажирами являются «те же люди, что следили за ними в лесу», заставило Глеба Евдокимовича задуматься. К случайным событиям эти две встречи отнести было нельзя.
Догнать «Импрезу» джип не смог и возле Школы не появился.
Зато Тарасов неожиданно увидел его у сельской управы на центральной площади Фошни. Подумав, он остановил машину прямо за джипом, вылез и, не торопясь, обошёл «Патриот» кругом, внимательно его осматривая. Окна джипа были открыты, и его водитель и пассажир, на которых Глеб Евдокимович не обратил никакого внимания, с недоумением воззрились на него, не понимая, чего хочет моложавый, спортивно подтянутый мужик.
Тарасов достал мобильник, набрал номер:
– Алексей Алексеевич, пробей-ка по базе данных тачку с нижегородскими номерами: джипер «Патриот», У 666 БЮ. Ага, я подожду.
Сидящие в джипе молодые люди переглянулись.
Стукнула дверца, на асфальт спрыгнул могучего телосложения парень с редкой щетиной на подбородке, одетый в пятнистые шорты цвета хаки и такую же майку. На поясе у него висел нож в чехле.
– Эй, деревня, ты чо делаешь?
Тарасов мельком глянул на него, не отнимая трубку от уха.
– Тебя спрашивают! – с угрозой проговорил парень.
– Я понял, Алексей Алексеевич, – сказал Тарасов, пряча телефон, оглядел парня с ног до головы. – Интересно, что делает в нашей глуши машина нижегородской Национальной лесной компании? Не представитесь, молодой человек?
– Да кто ты такой?!
– Я-то местный житель, а вот вы кто? Какого дьявола колесите по Жуковскому району? Людей преследуете? Неужто ваше начальство решило начать вырубку леса вокруг Жуковки?
– Тебе какое дело?
– Мне, может, и никакого, а власти заинтересуются. Так что советую убраться отсюда подобру-поздорову. Это я только с виду мирный, но могу и шум поднять, гаишников натравить. Всех вы вряд ли купите. Годится вам такой вариант?
– Да мы, бля, тебе…
– Поехали, Фил, – буркнул водитель джипа, окинув Тарасова нехорошим взглядом. – Мы с ним потом поговорим.
– Ну-ну, потом так потом, – с иронией сказал Глеб Евдокимович. – Не надорвитесь от грандиозных планов, не то как бы вам не пришлось остаться здесь навсегда.
Парень в пятнистом псевдовоенном наряде сел в джип. Машина взревела двигателем, покатилась прочь.
Тарасов проводил её глазами, хотел было сесть в свою «Импрезу» и вдруг заметил летящий над площадью плоский серый лист, напоминающий пыльную газету. Лист вёл себя как живой, рыскал из стороны в сторону, не подчиняясь порывам ветерка, кружил над домами и словно что-то искал.
Тарасов замер, автоматически закутав себя индивидуальным слоем непрогляда.
Над Фошней кружил глядун – антенна пси-пеленгатора конунгов, способная засечь мыслеизлучение определённого человека.
– С-сволочь! – одними губами произнёс Тарасов, доставая мобильник.
– Онуфрий Павлович?
– Слушаю, – отозвался после паузы пестователь Общины.
– Я к тебе сейчас подъеду.
– Хорошо.
Серый прямоугольник глядуна стал невидимым, исчез.
Тарасов подождал ещё немного, запуская «щупальца» своего ментального восприятия в разных направлениях, но больше ничего негативного в районе Фошни не учуял. Конунги выключили свой «пеленгатор». И всё же сам факт появления «антенны» глядуна говорил об интересе чёрных магов к деревне. А точнее – к Школе Шерстнева. Конунги ничего не делали просто так, ради забавы или развлечения. Они явно искали кого-то. То есть – Серебряного мальчика.
Онуфрий жил в старой бревенчатой избе на краю Велеи.
С виду изба была как изба, построенная ещё в начале прошлого века и мало чем отличавшаяся от других домов деревни, сохранившихся в целости и сохранности. Однако внутри это был вполне современный дом, имеющий технологичную начинку со всеми коммуникациями. И Тарасов невольно оробел, хотя уже бывал здесь пару раз. В молодые годы слова «маг» и «волхв» ассоциировались у него с древними практиками колдовских таинств и особым эзотерическим бытом колдунов, где не место было современной технике и красивому современному интерьеру. Здесь же, в доме Онуфрия, ничего мудрёного вроде химических реторт, колб, сушёных лягушачьих лапок, трав и прочей «каббалистической» дребедени не было.
Стены комнат были оклеены светлыми обоями с красивым сетчато-муаровым рисунком. На них висели картины, написанные маслом и акварелью, не копии – «живые» оригиналы: горы, море, лес и лунный пейзаж. Красивые бра по углам комнат в форме птиц создавали приятное ощущение движения. Мебель стояла стильная, явно выполненная на заказ. В кабинете волхва располагался мощный компьютер «Пенза» с двадцатидвухдюймовым монитором «Харьков», а в гостиной висел на стене тонкий, двухметровый, жемчужный лист телесистемы «Сварог», имеющий спутниковый транслятор.
Онуфрий усадил гостя в удобное кресло, предложил завтрак.
– Только кофе, – покачал головой Тарасов, – если можно.
– Я не последователь квасного патриотизма, – усмехнулся Онуфрий. – Хотя кофе не люблю. Тебе чёрный, с молоком?
– Чёрный, с лимоном.
Онуфрий вышел.
Тарасов проводил его внимательным взглядом, отмечая худобу волхва и его угловатую манеру держаться.
Он знал историю пестователя, приговорённого к смерти болезнью: в тридцать шесть лет у Онуфрия Павловича определили рак желудка. В тридцать семь Онуфрий ушёл из дома – жил он в Почепе – в Брянские леса, на островок посреди Белоберёзовых болот, – не хотел, чтобы близкие видели, как он угасает в мучениях, – и прожил там без пищи сорок дней! Ничего не ел. Пил только ключевую воду.
Болезнь уже начала заявлять права на его тело: желтела кожа, мутило от солнца, катастрофически падал вес и покидали силы. Он же построил скит, пока ещё мог что-то делать, и начал свой Великий пост.
Ходил голый. Зарос бородой. Падал в голодные обмороки. Знал, что умирает, но стоически не думал об этом, жил минутой. Читал захваченные с собой книги по древнерусской истории и мифологии. Беседовал с духами природы, научился видеть их «третьим глазом». А на сороковой день при ясном сознании понял, что болезнь ушла!
С тех пор Онуфрий и начал свой путь подвижника и славителя древних русских богов, пока не стал волхвом и пестователем Славянской Общины «Родолюбие». Говорили, что он умеет выходить «за угол времени», становиться недосягаемым никаким средствам наблюдения, но лично Тарасов этого не видел.
В доме запахло свежесваренным кофе.
Вошёл хозяин, толкая впереди изящную тележку-поднос, на котором стояли чашки с дымящимся кофе и чаем, лежали сухари.
– Или ты не будешь сухари? – поймал взгляд гостя Онуфрий. – Есть сыр, варенье.
– Благодарю, не надо.
Тарасов взял чашку, бросил в неё ломтик лимона, отпил.
Кофе был вкусный и слегка припахивал мятой.
