скачать книгу бесплатно
Затем один из них отодвинул доску в дальней стене сарая и, махнув на прощанье Лисоньке, выбрался наружу. Второй последовал за сообщником. Оба знали, что ни со двора, ни из окна трактира их не увидеть…
Все это время девушка, подобрав под себя ноги, сидела на широком топчане, где обычно устраивались здешние шлюхи со своими «дружками на раз». За все время схватки она не издала ни звука.
Но когда мужчины ушли – не удержалась, подбежала к тайнику, приподняла край плетеного щита и злорадно сообщила в черную яму:
– Тебя не убьют, мерзавец! Надо бы, но не убьют! Жабье Рыло денег на ветер не бросает, тебя продадут за море! И я желаю тебе попасть в лапы самой сварливой, жестокой, старой, уродливой и похотливой хозяйке!
Вернув щит на место, девушка вернулась на топчан, растрепала свои рыжие волосы, расшнуровала платье на груди и терпеливо стала ждать – когда же Кудлатый забеспокоится и придет искать своего приятеля?..
* * *
Прощаться с летом – так уж прощаться, чтоб потом всю зиму сладко вспоминать золотые, насквозь прогретые солнцем денечки!
По погоде на День Всех Богов загадывали, будет ли удачен год до следующего праздника. Если верить этой примете, на Аргосмир должна была снизойти долгая череда удач.
Город прифрантился. Жители побогаче вытащили из чуланов ярко раскрашенные деревянные цветы, сберегаемые с прошлого праздника, и прицепили над входами в свои дома. Те, кто победнее, еще с вечера принесли из-за городских ворот охапки цветов и зеленых ветвей (не еловых, храни Безликие, конечно же, не еловых, не траурных!), всю ночь продержали зелень в корыте с водой, а наутро, как умели, украсили свои двери и окна.
Но на улице, по которой шел сейчас Шенги с друзьями, этим, как выразился Фитиль, сеном даже не пахло. Это был квартал ремесленников и торговцев средней руки, и каждый старался показать соседям, что дела у него идут хорошо. Так что вокруг пестрели красками и позолотой деревянные цветы и ветви, колыхались алые и синие ленты.
– Сегодня принято обходить все семь храмов, – с удовольствием рассказывал Шенги своим нарядным, умытым, причесанным ученикам. – Правда, в наши дни мало кто соблюдает старые обряды, но раз уж попали в столицу в праздник, сделаем все толком.
– У нас работа опасная, благоволение богов не помешает, – солидно поддакнул Нургидан.
Шенги, скрыв усмешку, кивнул:
– Здесь, на побережье, – четыре храма. Да еще три – восточнее, ближе к дворцу. Из здешних друг с другом спорят в богатстве два храма: Того, Кто Колеблет Морские Волны, – туда мы сейчас идем – и Того, Кто Повелевает Ветрами.
– Понятно, – фыркнул Дайру, – как раз возле порта и пристроились.
– Они очень, очень пышные, но им не тягаться с теми, что ближе к дворцу. Вот, скажем, храм Того, Кто Зажигает и Гасит Огни Человеческих Жизней…
– Это который рядом с памятником Королю-Основателю? – брякнул Нургидан. – Ага, красивый. Купол – как сложенные ладони…
– А ты откуда знаешь? – удивился Шенги.
Нургидан растерялся: как объяснишь, что он делал возле королевского дворца?
Нитха поспешила выручить друга:
– Когда Глава Гильдии болел и лежал во дворце, я бегала узнавать, как он себя чувствует. Тогда и храм видела… Не заходила я внутрь, не заходила, – покосилась она на встревоженного Рахсан-дэра. – Полюбовалась, пока мимо бежала! А потом рассказала ребятам.
– Да, он красив, – кивнул Шенги. – Но мне больше нравится храм Того, Кто Одевает Землю Травой, там дивная резьба. Он стоит у входа в Лунные Сады… вот туда мы обязательно зайдем! Там садовники воистину творят чудеса! Мне особенно нравится уголок, который называется «цветник дори-а-дау».
– Дори-а-дау? – с недоумением повторила Нитха. – «Красавица из глубины»?
– Да, так в старину называли дочерей Морского Старца, подводных хозяек.
– И сейчас называют, – ухмыльнулся Фитиль. Он шел чуть позади и сам себе удивлялся: зачем он прибился к этой компании? Ему бы подцепить девчонку да закатиться с нею в трактир! Чего ради он тащится за этой дружной стайкой?
А Шенги продолжал рассказывать про «цветник дори-а-дау»:
– Садовники усыпали там землю чистым крупным песком, как на морском дне, поставили настоящие кусты кораллов, оплели их заморскими невиданными растениями – не отличить от водорослей! А главное, они что-то сделали со светом. Не знаю, в чем фокус, но свет там зыбкий, струящийся, словно глядишь сквозь воду…
Нитха мечтательно вздохнула, и Рахсан-дэр ревниво вмешался:
– Не сомневаюсь, что Лунные Сады прекрасны, и с нетерпением жду мгновения, когда смогу усладить их видом мои очи. Но если ты, уважаемый Охотник, чувствуешь красу того, что произрастает вокруг, тебе надо побывать на берегах Нарра-кай, величайшего и прекраснейшего из наррабанских озер. Все озеро – храм его хранительницы, богини Кай-шиу. Озерная Дева не принимает иных жертв, кроме цветов. Жрецы разводят вдоль берегов целые поля цветов, так подбирая сорта, чтобы цветение не прекращалось круглый год…
Дайру с интересом слушал рассказ – и в то же время поглядывал на Фитиля.
«Ух, какой колючий взгляд… Опять завидует, что ли? Бьюсь об заклад, ему охота сказать что-нибудь злющее. Но сегодня нельзя. Сегодня даже пьяный матрос, прежде чем разбить скамью о башку приятеля, скажет, наверное, что-нибудь вроде: „Не позволит ли господин его побеспокоить?..“ Впрочем, сказать гадость можно и с любезным видом. Интересно, кого он ужалит первым? Нургидана? Рахсан-дэра? Шенги?»
Но первым оказался ужален именно Дайру.
Фитиль обратился к нему любезно-снисходительным тоном, с участливой улыбочкой:
– Это все славно… но тебе-то чего по жаре через весь город тащиться? Помолиться можно и дома, боги услышат… а в храм тебя все равно не пустят.
Это был меткий удар. Дайру густо побагровел. Все правильно. Раб – домашняя скотина, а скотине не место там, где люди говорят с богами. Ни в один храм Дайру не пустят.
Нургидан шагнул к Фитилю, но Нитха удержала его за рукав: драку в светлый праздник учинять стыдно, а без мордобоя Дайру и сам за себя постоять сумеет.
Шенги тоже не стал вступаться, только усмехнулся, пытаясь угадать, что ответит грубияну его смышленый ученик.
Дайру и в самом деле быстро взял себя в руки. Глаза его еще были жесткими, но рот уже растянулся в улыбке, лишь самую малость фальшивой:
– А просто погулять по городу в славной компании разве плохо?.. Ах да! Я же совсем забыл… ты ведь спас мне жизнь в подземной реке, а я тебе даже спасибо не сказал! Моя бесконечная благодарность! – И юноша учтиво поклонился.
Фитиль вытаращил глаза, а умница Нитха тут же подхватила затею: вскинула руки по-наррабански к груди, закивала:
– Без тебя мы пропали бы, спасибо тебе!
Тут и до Нургидана дошло, он подхватил колючим голосом, плохо вяжущимся со словами:
– Помог ты нам вчера, спасибо…
Рахсан-дэр слегка удивился – с чего молодежи понадобилось именно сейчас благодарить вчерашнего спутника? – но ничего особо странного в этом не углядел. А Шенги закусил губу, чтобы не расхохотаться.
Охотник не благодарит напарника.
Сейчас ребята жестко поставили наглеца на место. Самым вежливым образом они сказали: да, мы побродили с тобой по складкам Подгорного Мира, но не вздумай считать себя нашим напарником. Ты для нас чужак, без спросу прибившийся к дружной компании. И терпим мы тебя только из учтивости…
Юные победители гордо прошествовали мимо остановившегося Фитиля. Рахсан-дэр, ничего не поняв, спокойно шел рядом с ними. А Шенги задержался возле молодого Охотника.
– Шустрые ученики, а? – Фитиль постарался спрятать обиду под ухмылкой.
– Ну, не они же первыми начали! – без враждебности откликнулся Шенги. – Что ты к Дайру привязался?
– Да я что, я ничего… – начал было Фитиль, но взглянул в доброжелательные глаза Охотника – и махнул рукой: – Так, злость взяла: еще ученики, браслет то ли будет, то ли нет… а уже команда, друг за дружку держатся.
Как и Дайру вчера, Шенги подумал: «А ведь завидует…»
– Хорошего напарника подобрать трудно, – сказал он понимающе. – Я вот с разными хорошими людьми по складкам ходил, а настоящая напарница была одна, до сих пор забыть не могу! А эти… знаешь, они первое время друг друга терпеть не могли, все норовили друг другу пакость учинить. А потом, со временем…
– Со временем, да… – задумчиво ответил молодой Охотник. – Только это самое «время» еще вытерпеть надо. Я же из Отребья. С кем ни попробую в паре ходить – нарываюсь на разные подковырки… Нехорош я, видите ли, уродился!
– А Дайру легче?
– А ты меня с рабом не равняй!
– Про тебя ходят слухи, что ты со всеми напарниками свары затеваешь…
– Просто успеваю первым! Как почую, что мне сейчас что-нибудь обидное скажут, или просто вижу, что глядят на меня сверху вниз… ну, я сам тороплюсь грубияна срезать. Мне и учитель говорил: если без драки не обойтись – бей первым!
Шенги хотел сказать, что он думает о напарнике, который норовит истолковать каждый твой взгляд как начало ссоры. Но его остановила теплая нотка в слове «учитель».
– Ты у кого обучался?
– У Джалидена Алмазного Ясеня из Рода Дейар! – гордо отчеканил Фитиль.
– У того, что погиб на Спутанных Тропах? Я слышал о нем много хорошего.
– Ха! Это был лучший в Гильдии Охотник! Уж получше тебя, даже не сомневайся!
– От него ты тоже в каждый миг ждал обиды?
– Да ты что, он же меня учил! Ну, строг был, выдрать мог… так это ж для моей пользы!
– Вот, – задумчиво сказал Шенги. – От других ты в каждом слове подвоха ищешь, а от учителя и трепка – не во зло… Слушай, а ты сам-то не думал взять ученика?
– Я?! – изумился Фитиль. – За каким демоном?
– Он глядел бы на тебя снизу вверх, а ты от него не ждал бы зла. А пока обучение идет, вы друг к другу привыкнете, к недостаткам притерпитесь… вот тебе и напарник!
– Да что ты за чушь несешь?
– Почему – чушь? Джарина так себе напарницу вырастила… Ох, глянь, мы же за разговором от наших совсем отстали. Давай-ка прибавим шагу!
Сбитый с толку Фитиль пошел быстрее, хотя только что собирался бросить Шенги и его дерзких сопляков. На ходу он размышлял над странными словами Совиной Лапы. Нет, на кой ему сдался ученик, а?!
* * *
Пока Кудлатый пил вино и поглядывал в распахнутое окно, за ним самим зорко приглядывали двое незнакомцев: мрачный наррабанец с серьгой в ухе и тощий лысоватый тип, смахивавший на голодную шелудивую дворнягу.
Наконец Кудлатый потерял терпение, подозвал служанку, расплатился за себя и Щегла и встал из-за стола. И тут же у него на пути встал незнакомец, похожий на дворового пса:
– Приятель, с праздником тебя!
– И тебя, – учтиво откликнулся Кудлатый, но незнакомец не сделал движения, чтобы его пропустить.
– Слышь, добрый человек, рассуди наш с дружком спор. Он говорит, что ихний Гарх-то-Горх его даже из Наррабана здесь углядит. А я говорю: не может такого быть, чтоб всякие заморские боги в нашей земле власть имели. Ежели ты заморский бог, так ты у себя за морем командуй, верно? А он говорит…
– Я не жрец, чтоб о богах судить, – сухо отозвался Кудлатый, стараясь не сорваться на грубость. – В храм зайдите да жреца спросите. А меня пропусти, я спешу.
Назойливый собеседник не посторонился.
– Да что наррабанцу в нашем храме делать? Он по-нашему и понимает-то через два слова на третье, где уж ему со жрецом умные беседы вести… Так вот, я ему и толкую: ежели этот самый Гарх-то-Горх…
Терпение Кудлатого лопнуло. И все же ради праздника он не влепил настырному «богослову» так, чтоб тот кувыркнулся через стол. Просто подхватил болтуна под мышки, поднял на воздух, переставил в сторонку – и пошел себе к выходу.
Но тут в его локоть вцепилась смуглая ручища.
– Ты трогать мой друг? – с сильным акцентом вопросил мрачный тип с серьгой. – Зачем?
– Клешню убери, крокодил наррабанский! – возмутился Кудлатый, рывком выдергивая локоть из наглой пятерни.
Наррабанец тут же забыл об обиде, нанесенной другу: появилась более животрепещущая тема для беседы.
– Я не крокодил! – возопил он, апеллируя к трактирному сброду, притихшему в предвкушении веселой драки. – Все посмотреть – я не крокодил! У крокодил есть зубы и хвост, а у меня нет хвост…
– Зубов у тебя сейчас тоже не будет! – рявкнул Кудлатый и от души врубил заморскому зануде.
Тот растянулся на столе.
– Да куда ж это годится – в такой день драться? – возмутился кто-то из угла. Вместе со словом увещевания в Кудлатого полетело оловянное блюдо. От блюда он увернулся, но на пути уже встали двое моряков, которые не прочь были поразмяться.
Некоторое время трактир оглашался звуками ударов, звоном посуды, треском мебели, воплями и вдохновенными тирадами, в которых Безликие поминались в таких выражениях, что любого жреца хватил бы удар. «Шумное веселье» сбросило на время оковы праздничного благочестия и зажило полнокровной яркой жизнью…
Когда потасовка угасла, Кудлатый (единственный из участников схватки, кто остался на ногах) пошел к двери, не обращая внимания на восхищенные взгляды тех, кто предпочли остаться зрителями.
В дверях его остановил Аруз.
– А платить?! – Пузо хозяина возмущенно колыхнулось под фартуком. – За посуду, за скамью разбитую!..
– О чью башку скамья разбилась, тот пусть и платит.
– Стражников позову!
Угроза подействовала на Кудлатого. Он извлек из кошелька несколько медяков, сунул трактирщику и поспешно вышел.
Аруз задумчиво глянул ему вслед:
«Крепкий парень. Может, взять его вышибалой, когда поймет, что остался без дружка?..»
А Кудлатый, не подозревая, что ему подыскали работу, пересек двор, задержался у входа в сарайчик, прислушался – вроде тихо? – и позвал:
– Эй, голуби, хватит ворковать!
– Голуби – на голубятне! – отозвался раздраженный женский голос. – Заходи, тут некому мешать!
