скачать книгу бесплатно
Позднее в Туркестане были организованы чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
Гуманизм и демократичность советских учреждений в борьбе с контрреволюцией
Сложившиеся после победы Октября демократические принципы устройства и работы судебно-следственных и карательных учреждений Советской власти соответствовали социально-политической обстановке в стране, периоду победного шествия революции по территории России. Победивший пролетариат проявлял великодушие по отношению к поверженному врагу. Революционные трибуналы применяли минимальные наказания, чрезвычайные комиссии производили аресты контрреволюционеров лишь в целях пресечения вредной деятельности и изоляции их от общества на время острой политической борьбы. Такие арестованные освобождались, как только заявляли об отказе от дальнейшей активной борьбы с рабоче-крестьянской властью. Выступая 4 ноября 1917 г. на заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, на котором присутствовали фронтовые представители, В. И. Ленин говорил: «Нас упрекают, что мы арестовываем. Да, мы арестовываем… Нас упрекают, что мы применяем террор, но террор, какой применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяем и, надеюсь, не будем применять. И, надеюсь, не будем применять, так как за нами сила. Когда мы арестовывали, мы говорили, что мы вас отпустим, если вы дадите подписку в том, что вы не будете саботировать. И такая подписка дается»
В пылу борьбы восставший народ хотел расправиться с захваченными контрреволюционерами, по распоряжению В. И. Ленина самосуды над юнкерами были прекращены и приняты меры к сохранению жизни всех арестованных, в том числе и министров.
Расследование по делу юнкерского восстания производила следственная комиссия. В ее работе участвовали видные деятели большевистской партии – П. И. Стучка, М. С. Урицкий, П. А. Красиков, М. Ю. Козловский, а также М. И. Модель, Б. Д. Мандельбаум, В. Трушин, левый эсер Г. Д. Закс и другие.
Члены следственной комиссии допрашивали арестованных юнкеров, их командиров, включая генералов, и брали у них подписку такого содержания: «Я, нижеподписавшийся, даю настоящую подписку военно-следственной комиссии Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов в том, что я даю честное слово не выступать вооруженной силой против Советского правительства и не призывать к тому других и явиться по первому требованию вышеупомянутой комиссии». Такая подписка считалась достаточным основанием для освобождения участников юнкерского восстания. Позже следствие было вовсе прекращено в соответствии с декретом Петроградской коммуны об амнистии в ознаменование пролетарского праздника 1 Мая в 1918 г.[10 - Это была первая амнистия, объявленная в Советской стране.]
Фактически никаких репрессивных мер против «Комитета спасения родины и революции», под флагом которого проходило юнкерское восстание, принято не было. «ЦИК констатирует, – сообщалось в газетах, – что никакого приказа об аресте «Комитета спасения» не было… Значительная часть арестованных уже освобождена, и… впредь будут освобождаться все лица, кроме тех, которые угрожают завоеваниям революции».
Как уже было сказано, под честное слово не выступать более против народа были отпущены на свободу генерал П. Н. Краснов и задержанный 31 октября 1917 г. комиссар Временного правительства при Северном фронте, один из организаторов похода Керенского – Краснова меньшевик В. С. Войтинский. Были освобождены и арестованные в Зимнем дворце во время Октябрьского штурма министры-социалисты Временного правительства (А. М. Никитин, К. А. Гвоздев, С. Л. Маслов и другие).
Среди арестованных во время штурма Зимнего дворца находился управляющий военным министерством генерал А. А. Маниковский. 28 октября 1917 г. народный комиссар по военным делам Н. В. Крыленко явился в Петропавловскую крепость, где содержался Маниковский, и от имени Советского правительства предложил ему продолжать работу в военном министерстве. Маниковский согласился и был освобожден из заключения. Однако вскоре выяснилось, что он, работая в министерстве, пытался активно выступать за ограничение прав новой власти по смещению командного состава армии. В связи с этим 20 ноября по приказу ВРК Маниковский был вновь арестован.
В тот же день Совет Народных Комиссаров вынес постановление об аресте и другого генерала – начальника генерального штаба В. В. Марушевского, обвинявшегося в саботаже.
Маниковский и Марушевский предстали перед следственной комиссией. Член комиссии П. А. Красиков, допросив арестованных, пришел к выводу, что «данных относительно активного противодействия политике народных комиссаров в деле не усматривается», и высказался за их освобождение. Однако председатель комиссии М. Ю. Козловский не согласился с этим предложением и написал такую весьма характерную для того времени резолюцию: «Разделяя оценку (П. А. Красикова) фактической стороны – отношения генералов к Советской власти и отметая всякие «юридические» соображения как лицемерную игру в формы, полагаю, что, поскольку задержание генералов продиктовано было соображениями политической стратегии, арест их следует продолжить (хотя бы в интересах авторитета «твердой» власти демократии)». Между тем генералы дали заверения, что не будут выступать против Советской власти. В. Марушевский собственноручно писал: «Современной власти считаю нужным подчиниться и исполнять ее приказания».
1 декабря 1917 г. Маниковский был освобожден. За него поручилась специальная депутация служащих военных учреждений, давших подписку в том, что он «не будет принимать участия в политических выступлениях, направленных против власти Совета Народных Комиссаров», – тогда же был освобожден и Марушевский[11 - Впоследствии Маниковский работал в Красной Армии, умер в 1920 г. Марушевский, нарушив свое «честное слово», участвовал в борьбе против Советской власти.].
17 ноября 1917 г. большевистский Военно-революционный комитет в г. Пскове арестовал генерал-квартирмейстера штаба Северного фронта В. Л. Барановского – зятя Керенского – и направил его в Петроград, в Петропавловскую крепость, как противника революции.
Главковерх Н. В. Крыленко при расследовании показывал, что Барановский, пользуясь своим положением в штабе, посылал телеграммы, «в которых он подробно информировал штабы армий и контрреволюционную Ставку Духонина о происходящем, освещая все в определенном (антисоветском) свете».
В. Л. Барановского нужно было изолировать для пресечения его вредной деятельности, и он содержался под стражей около полутора месяцев. 30 декабря 1917 г. комиссар Северного фронта Б. П. Позерн направил следственной комиссии такую телеграмму: «Случае отсутствия обвинения против бывшего генкварсева Барановского прошу его освободить на честное слово». Барановский дал 4 января 1918 г. Петроградской следственной комиссии такую подписку: «Я даю честное слово, что 1) не буду противодействовать Советской власти, не буду выступать против нее и 2) явлюсь по первому требованию следственной комиссии. Владимир Львович Барановский». В тот же день его освободили.
В октябре 1917 г. (еще до Октябрьского вооруженного восстания) в Петрограде был сформирован добровольческий 151-й Пятигорский «батальон смерти», составленный преимущественно из студентов и гимназистов. Командовал батальоном прапорщик В. Н. Синебрюхов.
12 декабря 1917 г. несколько солдат явились в полевой штаб Петроградского военного округа и сообщили, что ударники из батальона Синебрюхова вербуют солдат в калединские отряды и производят сбор средств в пользу «батальона смерти».
15 декабря комиссар «Полевого штаба» с нарядом солдат прибыл в кафе Филиппова и задержал там бывшего юнкера, младшего офицера «батальона смерти» 17-летнего Ф. Г. Малахова.
Материалы о задержанном Малахове «Полевой штаб» направил в Следственную комиссию революционного трибунала. Через несколько дней Малахова освободили. Он дал такую подписку: «Я, нижеподписавшийся, обязуюсь под честным словом явиться к петроградскому воинскому начальнику не позже 12 января 1918 г., причем заявляю, что отныне никакой контрреволюционной деятельностью заниматься не буду».
Накануне контрреволюционного выступления «в защиту Учредительного собрания», утром 5 января 1918 г., Комитет по борьбе с погромами и ВЧК получили сведения о том, что у прапорщика В. Н. Синебрюхова собираются ударники его батальона. Сотрудники комитета явились на 5-ю Рождественскую, дом 10 (ныне 5-я Советская), и в квартире Синебрюхова арестовали группу ударников. Они признались, что явились к Синебрюхову по его приказу, чтобы участвовать в выступлении «в защиту Учредительного собрания». Хозяина квартиры, прапорщика Синебрюхова, в квартире не оказалось: он скрылся. Вскоре ударники «батальона смерти» были окружены красногвардейцами в помещении курсов Лесгафта, разоружены и распущены.
Когда в Петрограде наступило относительное спокойствие, ВЧК освободила всех арестованных ударников, а дело о них передала в следственную комиссию революционного трибунала. 30 апреля 1918 г. туда явился с повинной и сам В. Н. Синебрюхов. Он показал: «Я принадлежал к организации ударников, которые должны были принять участие в охране Учредительного собрания, когда оно соберется. Вся эта организация находилась в ведении «Союза защиты Учредительного собрания». Я исполнял ответственную функцию в организации ударников – получал деньги от Анатолия Сомова, вольноопределяющегося, который пригласил меня в эту организацию для раздачи остальным членам организации ударников. Сомов говорил, что предстоит выступление против большевистской власти и против тех, кто посягает на Учредительное собрание». Далее Синебрюхов рассказал, что все время после ареста его подчиненных он скрывался вне Петрограда. «За время моих скитаний я пережил очень много, со мной произошел полный душевный перелом, взгляды мои совершенно изменились. Мне 21 год, и взгляды мои еще не сложились прочно и окончательно. Я решил добровольно явиться в Следственную комиссию и предоставить себя в ее распоряжение». И тогда Следственная комиссия революционного трибунала постановила освободить Синебрюхова, обязав его явиться по первому требованию, и так как у него не было документов, выдать ему по его просьбе удостоверение на право проживания в Петрограде. 15 июня 1918 г. дело о Синебрюхове и членах его отряда было прекращено на основании декрета Совнаркома Петроградской коммуны от 1 мая 1918 г. о смягчении участи лиц, совершивших преступные деяния.
Аналогичных примеров мягкой репрессивной деятельности органов Советской власти можно привести немало. Такова была общая линия карательной политики Советской власти. Сразу же после победы Октября Советское правительство обеспечило строгое соблюдение революционной законности в работе советских учреждений, потребовав от всех своих органов, чтобы аресты и иные репрессивные меры против контрреволюционеров производились только судебно-следственными учреждениями. В телеграмме Народного комиссариата юстиции всем Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов от 31 января 1918 г. указывалось: «Подавление или пресечение активных контрреволюционных выступлений должно войти в русло революционного правопорядка. Политические аресты, обыски и выемки должны производиться только одной Следственной комиссией, состав которой должен публиковаться. Целью ее должно явиться только предание суду революционного трибунала… Пусть возмездие будет быстро и решительно, но пусть оно исходит от революционного суда; пусть никто не посмеет сказать, что на территории Советской республики нет социалистической справедливости. Революция сурова к своим активным врагам и великодушна к поверженным и побежденным».
Саботаж – орудие контрреволюции
Стремясь помешать утверждению диктатуры пролетариата, контрреволюция сразу же после победы Октября организовала саботаж мероприятий Советской власти во всех государственных учреждениях. Чиновники и служащие министерств, банков, казначейства, почты и телеграфа, городских управ, больниц, учебных заведений, театров, военачальники в армии отказывались признать Советскую власть и работать под руководством назначенных ею лиц. Одновременно владельцы промышленных предприятий, бойкотируя декреты нового правительства о рабочем контроле на фабриках и заводах, останавливали производство, задерживали выдачу заработной платы рабочим, создавали помехи в хозяйственной жизни страны. Саботаж носил политический характер и поддерживался всем антисоветским лагерем – от монархистов до «социалистов». Все они были уверены в том, что рабочие и крестьяне не справятся с управлением государством и большевики вынуждены будут отступить, передав власть в руки прежних правителей.
В ноябре 1917 г. чиновники-саботажники образовали в Петрограде центральный стачечный комитет при «Союзе союзов служащих государственных учреждений» для руководства забастовкой в учреждениях города. В специальном воззвании организаторы «Союза» заявляли, что решили «приостановить занятия во всех государственных учреждениях».
Саботаж вносил дезорганизацию в работу учреждений, причинял вред народу. Поэтому Петроградский ВРК в обращении «Ко всем гражданам» заявил: «Мы предупреждаем богатые классы и их сторонников: если они не прекратят свой саботаж и доведут до приостановки подвоза продовольствия, первыми тяготу созданного ими положения почувствуют они сами. Богатые классы и их прислужники будут лишены права получать продукты. Все запасы, имеющиеся у них, будут реквизированы. Имущество главных виновников будет конфисковано. Мы выполнили свой долг – мы предостерегли играющих с огнем. Мы уверены, что в этих решительных мерах, если они окажутся необходимыми, мы встретим полную поддержку всех преданных революции граждан, всех рабочих, солдат и крестьян».
19 ноября Совет Народных Комиссаров рекомендовал, не останавливаясь перед арестами и преданием саботажников революционному суду, предложить им «или 1) работать, подчиняясь власти правительства, или 2) вернуть деньги (полученное ими жалованье. – Д. Г.). В случае отказа судить их, как за воровство народного имущества». 26 ноября Военно-революционный комитет опубликовал заявление, в котором объявил чиновников государственных и общественных учреждений, саботирующих работу в важнейших отраслях народной жизни, врагами народа и призвал к общественному бойкоту их. Борьбу с саботажниками повели все советские организации, следственные учреждения и революционные трибуналы.
И все же саботаж продолжался.
Чиновники министерства государственного призрения отказались сдать дела и ключи А. М. Коллонтай, назначенной Советским правительством народным комиссаром. А. М. Коллонтай писала в Военно-революционный комитет: «Прошу немедленно выдать ордер на арест членов стачечного комитета чиновников министерства государственного призрения, а также назначить наряд для приведения в исполнение этого ареста. Подлежат аресту следующие лица: Колумбовский, Волков, Афанасьева, Ордин, Зарин, Чернявский, Маркузе. Одновременно прошу прислать наряд в Министерство государственного призрения (Казанская, 7) (ныне ул. Плеханова) для усиления охраны на сегодняшнюю ночь и в ближайшие дни». 14 ноября 1917 г. следственная комиссия революционного трибунала «ввиду упорного саботажа» арестовала чиновников министерства. После того как забастовщики сдали ключи и документы министерства, Военно-революционный комитет 16 ноября отдал распоряжение (за подписью Ф. Э. Дзержинского) об их освобождении.
Народный комиссариат просвещения 19 декабря 1917 г. писал в ВЧК: «До сведения Народного комиссариата по просвещению дошло, что параллельно с Комиссариатом по просвещению образовались заново некоторые отделы министерства народного просвещения, куда будто бы и направляется вся корреспонденция, адресованная на имя Комиссариата по просвещению, а также и обратно. Это «министерство» отправляет свою корреспонденцию в адрес попечителей округов и других учреждений по народному просвещению. Нам известно, что в 6-й гимназии было собрание около 400 саботирующих чиновников в министерстве просвещения и, возможно, что именно на этом собрании и сконструировались отделы «министерства». Доводя об этом до сведения Комиссии по борьбе с контрреволюцией, прошу выяснить, соответствуют ли циркулирующие слухи действительности, и если окажется, что бумаги обращаются, минуя комиссариат, то принять самые энергичные меры к ликвидации самозваного «министерства», вплоть до ареста членов его. Товарищ комиссара по просвещению Гр. Закс. Секретарь Е. Адамович»
Особенно опасным был саботаж чиновников в учреждениях, ведавших связью, здравоохранением, продовольственным снабжением.
В первые же дни революции саботажники и чиновники объявили о прекращении работы, телефонной станции в Петрограде. В связи с этим 3 ноября 1917 г. декретом Совета Народных Комиссаров за подписью В. И. Ленина заведование телефонной сетью было поручено народному комиссару почт и телеграфов.
Работники министерства внутренних дел отказались выполнять свои обязанности, связанные с охраной народного здоровья. В приказе народного комиссара внутренних дел Г. И. Петровского отмечалось, что «следствием забастовки этих врачей было, между прочим, то, что три телеграммы, уведомляющие о появлении эпидемии чумы в Астраханской губернии и холеры в Бакинской губернии, оставались без рассмотрения».
Чиновники министерства продовольствия и деятели общественных учреждений, занимавшиеся продовольственным снабжением, также отказались сотрудничать с Советской властью.
18 ноября 1917 г. созванный саботажниками Всероссийский продовольственный съезд постановил прекратить доставку продовольствия в революционные центры, а заготовленный хлеб передать в распоряжение Учредительного собрания, когда оно соберется. Съезд избрал так называемый «Всероссийский продовольственный совет» во главе с меньшевиком В. Г. Громаном (председателем Петроградской продовольственной управы).
27 ноября самозваный «Продовольственный совет» созвал в Петрограде в помещении бывшего министерства продовольствия совещание руководителей продовольственных учреждений. Во время заседания в зал вошел Ф. Э. Дзержинский с нарядом красногвардейцев. Феликс Эдмундович объявил, что по решению Совета Народных Комиссаров все присутствующие подлежат аресту. Председатель совещания Д. С. Коробов потребовал предъявить ордер на арест. Ф. Э. Дзержинский ответил, что он является товарищем народного комиссара по внутренним делам, и тут же выписал такой ордер.
В составленном затем протоколе, подписанном всеми присутствовавшими, отмечалось: «Товарищ министра (продовольствия. – Д. Г.) Н. Д. Кондратьев задал Дзержинскому вопрос, арестован ли он, а также другой товарищ министра С. А. Ершов. Дзержинский ответил: «Да»… Представитель служащих в свою очередь спросил, арестованы ли и они. Дзержинский ответил, что вопрос об этом будет выяснен потом. После того как представители служащих заявили, что они не подчиняются Совету Народных Комиссаров и не сдадут дел без распоряжения непосредственного начальства, они также были объявлены арестованными… Дзержинский предъявил требование о сдаче ему всех находящихся у присутствующих бумаг, что было исполнено».
Решительные меры против саботажников способствовали прекращению саботажа. Через некоторое время задержанные по решению СНК были освобождены.
Забастовки чиновников и служащих государственных и общественных учреждений вызывали возмущение широких масс населения, страдавшего от хозяйственной разрухи, продовольственного кризиса и иных неурядиц, вызванных контрреволюционными саботажниками.
В декабре 1917 г. в Народный комиссариат внутренних дел поступило такое заявление: «Настоящим довожу до вашего сведения: 1-е. Во всех частных банках сего числа производится сбор денег на формирование юнкеров по постановлению якобы профессионального союза служащих кредитных учреждений. 2-е. 15 декабря подготовляется всеобщая забастовка всех служащих как кредитных учреждений, так равно разных предприятий. Примите строгие меры. Для этого необходимо арестовать в каждом банке главарей: директоров, доверенных, а в особенности учетчиков. Мы, служащие разных банков, умоляем вас – спасите завоеванную нашу народную революцию. Снимите с учетов всех предателей, они хуже директоров тормозят все дело. Председатель собрания мелких служащих (подпись неразборчива)». Это заявление 19 декабря было передано в ВЧК Ф. Э. Дзержинскому и послужило материалом при расследовании дела о саботаже чиновников бывшего министерства финансов и кредитных учреждений.
28 ноября 1917 г. после «демонстрации в защиту Учредительного собрания» участвовавшие в ней чиновники-саботажники собрались в помещении бывшего Святейшего синода. Здесь они были арестованы сотрудниками Следственной комиссии революционного трибунала. Саботажники скрывали своих активистов, заявляли, что они собрались «случайно» и обсуждали вопросы, не связанные с забастовкой. Некий чиновник Н. К. Васильев, например, так отвечал на вопросы Следственной комиссии: «…Власти народных комиссаров подчинюсь, если ее признает Учредительное собрание…
Забастовка чиновников возникла стихийно… Мое отношение к забастовке было пассивное… В отношении приступа к работе считаю себя обязанным подчиняться решению профессиональной организации» (то есть саботировать. – Д. Г.). Следственной комиссии так и не удалось тогда выявить главарей саботажа. Арестованных чиновников 4 декабря освободили, а 14 декабря была официально объявлена всеобщая забастовка служащих государственных учреждений Петрограда.
Революционный трибунал против саботажников
Слушанием дела о преступном саботаже начал свою работу только что учрежденный в Петрограде революционный трибунал.
10 декабря 1917 г. в бывший дворец великого князя Николая Николаевича пришли представители различных слоев населения. Были здесь и бастующие адвокаты, старые судебные чиновники, друзья и близкие подсудимой – известной буржуазной общественной деятельницы, члена ЦК кадетской партии графини С. В. Паниной. По залу шмыгали бойкие корреспонденты буржуазных газет, все еще выходивших в городе; они заранее распространяли слухи о «жестокости» нового суда. Зал бурлил, клокотал, кипели политические страсти.
В час дня в зал вошел председатель Петроградского революционного трибунала, участник революции 1905 г., рабочий, большевик с 1909 г. Иван Павлович Жуков с шестью заседателями и, заняв место за столом, обратился к публике. «69 лет тому назад, – сказал он, – во время революции 1848 г. во Франции возникли революционные суды, которые назывались революционными трибуналами. И как те первые революционные суды, так и ныне начавший жить русский революционный трибунал, я надеюсь, будет строгим оценщиком, самым ярым защитником прав и обычаев русской революции. Он будет строго судить всех тех, кто пойдет против воли народа, кто будет мешать ему на пути. И я уверен, что невиновные перед волей революционного народа найдут в революционном трибунале наиболее надежного защитника. Объявляю заседание революционного трибунала открытым».
Графиня С. В. Панина – товарищ (заместитель) министра просвещения свергнутого Временного правительства – обвинялась в саботаже. На вопрос председательствующего, признает ли она себя виновной, Панина ответила, что не признает. Председатель предложил секретарю суда огласить доклад Следственной комиссии.
Суть дела заключалась в следующем. Не признавая власти рабочих и крестьян и назначенных ею руководителей Народного комиссариата просвещения, Панина решила не передавать новой администрации денежные средства, имевшиеся в кассе министерства. 15 ноября 1917 г. запиской на имя экзекутора[12 - В царской России экзекуторами назывались чиновники, ведавшие хозяйственными делами и надзором за внешним порядком в каком-либо государственном учреждении.] Дьякова она распорядилась: «Срочно. Секретно… Предлагаю вам немедленно по предъявлении сего все хранящиеся у вас денежные суммы, как в наличных деньгах, так и в процентных бумагах состоящие, передать предъявителям сего – делопроизводителю департамента народного просвещения Рождественному и департамента профессионального образования Козлову и вместе с ними отправиться для внесения сих сумм на хранение в место по указанию означенных лиц». Так саботажники изъяли около 93 тысяч рублей народных денег. Когда пришла советская администрация, в кассе министерства просвещения не оказалось ни копейки.
