Под колпаком. Сборник рассказов

скачать книгу бесплатно


– Что ты помнишь из своей прошлой жизни? Как тебя зовут? – спросил я.

– Ничего, я не помню ничего. Кто вы такие? Что вам нужно от меня?

– Нам от тебя ничего не нужно, – ответил я. Отныне ты наш брат по несчастью, позже придумаем тебе имя. Развяжи его, Боб.

– Нежданчик! – сострил Боб. – Или кто – то против?

– Возможно, – ответил я. – Хотя подкидыш тоже не плохо!

– Да пошли вы, – мягко проговорила Ласка. – На, поешь немного, – она протянула горемыке пакет с замороженными креветками.

– Не могу, – обхватив свой живот руками, ответил он.

– Что с тобой? – не унималась Ласка.

– Не знаю, будто кто – то грызёт его изнутри.

– Этого ещё не хватало, – возмутился Боб.

– О чём ты думаешь, Философ, – спросила Ласка.

– Игра продолжается, но чёрт меня возьми, я облазил каждый миллиметр этого проклятого места и ничего не нашёл. Ешьте, еле кому полезет пища в горло, ночка предстоит жаркая. Свеча догорает, ветер усиливается, всего вам доброго друзья мои, да хранит нас бог.

– Ни дать, ни взять, Философ, – снова сострил Боб.

Минутную паузу разразил дикий рёв подкидыша. Его лицо побледнело, вены на висках набухли. Он скрючился в три погибели и начал кататься по полу. Ещё минуту спустя его рот наполнился кровью, тело успокоилось, и наступила мёртвая безоговорочная тишина.

– Отмучился, – пробормотал Боб.

– Это не случайность, будьте на чеку, – произнёс я. – Здесь ничего невозможно предугадать. Всё начинается и заканчивается внезапно.

– Что это? – завизжала Ласка, вцепившись в мои запястья тонкими, но довольно жилистыми пальцами.

– Что за хрень вылезла из его живота? – отскочив назад, прокричал Боб.

– Где? – спросил я, пытаясь, высвободиться из плена Ласки.

– Да вот же морда.

Внутренне я был готов к неизбежным сюрпризам, но состояние Ласки меня не на шутку встревожило. Я никак не мог освободить руки. Её мышцы парализовало, мозг отказывался воспринимать действительность. Мои запястья кровоточили, длинные ногти Ласки вонзились в мою плоть до самых костей, от боли и от её пронзительного визга я терял концентрацию.

Тварь выскочила из чрева подкидыша и стремительно слиняла в противоположный от нас угол. Пламя свечи выросло и я лицезрел это хищное порождение ада. Очередной выведенный в лаборатории злобный мутант, смесь кошки, рептилии и скорпиона. На мохнатой кошачьей морде блестели круглые золотистые глаза. Пасть широко открыта, видны белые заострённые как медицинские иглы зубы. Туловище вытянутое, конечности невероятно мускулистые, длинный хвост с шипом на конце.

– Боб, давай за скамейкой, – скомандовал я.

– Но это, же баррикада, – удивленно произнёс он.

– К чёрту шутки, Боб.

Он развернулся и скрылся в трубе.

– Ласка, Ласка, – думал я про себя, – что ж ты делаешь, дурёха. Расслабь мышцы, освободи мои руки, очнись же, девочка моя.

Вернувшись вооружённым, Боб занял боевую позицию. Тварь приступила к разведке боем. Она подбегала к нам на довольно близкое расстояние, маневрировала, производила немыслимые выпады вперёд, назад и стремительно скрывалась в неосвещённой части помещения. Боб держался молодцом, он понимал, что исход схватки лишь в его руках, он отчаянно молотил скамейкой по полу, стараясь поразить цель. Его силы иссякали на глазах, и это забавляло мутанта, существо словно играло с ним. Я не знал чем помочь и вдруг уязвимое место твари обнаружилось. Я заметил, что под прямыми потоками холодного воздуха, проникающего в помещение через трубу, мутант слабеет и затормаживается.

– Холод! Боб, тварь боится холода! Возьми это на заметку, дружище.

– Я понял.

Но как показало следующее мгновение, он совершенно, ни черта не понял. Он отбросил скамейку и начал вытанцовывать какие – то индийские танцы.

– Нет, Боб, нет.

– Так надо, Философ. Прости меня, друг.

– Ты ни в чём не виноват, – закричал я. – Да пусти же ты меня.

Видит бог, мне нечем было помочь этому несчастному человеку, Ласка связала мои руки, чёрт знает, сколько дней я не употребил ни крошки пищи, отдавая свою долю ей, я совершенно выбился из сил. Я видел как Боб, раззадорив мутанта, побежал по лестнице вверх, видел, как тварь устремилась за ним в погоню, видел и проклинал себя за беспомощность.

Не знаю, сколько времени прошло, может час, а может всего минута, перед тем как мне удалось освободиться, но то, что я совершил первым – это поспешил на помощь Бобу. Мои ноги не слушались, соскальзывали с мороженой арматуры, запястья кровоточили и болели, в глазах темнело. Добравшись до самого верха, я увидел безжизненное тело мутанта, оно свисало на половину из трубы, словно брошенная кем – то половая тряпка. Холод сделал своё дело. Я посмотрел вниз и увидел Боба, его тело лежало, не шевелясь на поверхности снега. Я был полностью уверен, что если вступить на снег непременно окажешься в его вечных объятиях, как я был рад своей ошибке. Металлическая лестница снаружи не доходила до снежного покрова примерно метр, я быстро и беспрепятственно добрался до Боба.

– Что ты натворил? – закричал я, склонившись над неподвижным телом Боба.

– Зачем так орать? – открыв глаза, ответил Боб.

– Что? – не веря своим ушам, произнёс я. – Ты жив! Сукин сын, ты жив.

– Да это так, – слегка улыбнувшись, произнёс Боб.

– Не вздумай шевелиться, я произведу обследование. Она укусила тебя?

– Нет, я просто ударился затылком о твёрдую наледь. Лёгкое сотрясение и все дела.

Всё равно нам необходимо немного отдохнуть, нам предстоит нелёгкий путь обратно, карабкаясь по этой проклятой лестнице.

– Я в порядке, Философ, а что с Лаской? – спросил он, поднимаясь на ноги.

– Чёрт побери, – мелькнуло в моей голове. – Я совсем забыл о Ласке.

Новый поток сил ворвался в моё худощавое тело. Я велел Бобу двигаться первым на тот случай если его силы иссякнут, и с божьей помощью мне удастся его удержать. Впереди себя я не видел ничего кроме чёрных протекторов на подошвах Боба. Какая – то невероятная ярость раздирала мою душу. Спасая Боба, я потерял Ласку. А может, нет, ах, сколько бы я сейчас отдал за то, чтобы ошибиться в своих предчувствиях. Путь наверх казался бесконечным. Мои ноги то и дело соскальзывали, я бился подбородком о холодную арматуру, что – то кричал. Когда вершина покорилась, перед нами предстал не менее нудный и опасный спуск. С каждой новой ступенькой мой пульс ускорялся, я, словно не спускался, а проваливался в какую – то чёрную беззубую пасть. И вот оно счастье. Ласка сидела за столом, утирая крупные слёзы жёстким рукавом ватника. Труп незнакомца изчез.

– Вы оба живы, мальчики! – прозвенел её голос.

Я не успел ей ответить, Боб закряхтел и повалился на пол, устремив меня за собой. Он так крепко вцепился в моё плечо, что мы рухнули, словно два бесхозных мешка с опилками. Прилив сил спал. В моём теле болел каждый миллиметрик, что говорить о Бобе упавшем с такой высоты головою вниз.

– Зе энд, – прохрипел Боб.

– Нет, – закричала Ласка. – Что он сказал, Философ?

– Что ты сказал, Боб? – спросил я.

– Не знаю, но чувствую что, что – то верное.

– Нет, это просто последствия после тяжёлого сотрясения мозга.

– Моё сердце скоро разорвётся, а тело, словно кусок замороженного мяса.

– Он и вправду слишком холодный, – промолвила Ласка. – Ему нужно что – то горячее.

– Пальцем я делан, если не смогу вскипятить воду? – рявкнул я, вскочив с полу.

– Каким способом, старина? – еле слышно произнёс Боб.

– Точно не знаю, но я сделаю это. Прижми его к себе, Ласка.

Подбежав к столу, я высыпал креветки, освободив тем самым целлофановый пакет, затем, не медля ни секунды, я налил в него немного холодной воды из пластиковой бутылки, внезапно появившейся на нашем столе. Я не отдавал отчёта своим действиям, руки словно сами хватали всё подходящее и творили с этим невероятные чудеса. Я держал целлофановый пакет, над самым пламенем свечи, лихо перегоняя воду из одного края в другой. Не знаю, сколько прошло времени, но фокус удался, вода закипела. Ловким движением рук я перелил кипяток в заранее приготовленный стакан, изготовленный мною из пластиковой бутылки.

– Вот, попей немного, это поможет согреться, – с ноткой невероятной гордости произнёс я.

Боб не ответил. Он сделал всего один маленький глоток и глаза его закатились.

– Нет, – закричал я. – Ты не помрёшь.

«Всё кончено, – шептал чей – то противный голос внутри меня. – Чудес не бывает, всё кончено друг».

– Мне страшно, – послышался растерянный голос Ласки.

– Иди ко мне, я не дам тебя в обиду, – промычал я.

– Кто следующий, ты или я?

– Никто, больше никто. Ты веришь мне, Ласка?

– Да. Обними меня.

Странное дело за всё протяжение времени пока мы были вместе, я ни разу не посмотрел на неё как мужчина на женщину. Я любил её как сестру. Я жалел и оберегал её. Только сейчас в тусклом свете догорающей свечи, я заметил красоту её крупных лучащихся добротой глаз. Только сейчас я заметил, как прекрасны её длинные чёрные волосы, её губы, её шея и овал белоснежного лица. Неужели всё, что открыто и доступно мы замечаем и любуемся им в самом конце, а всё время «до» ищем чего – то запретное и несуществующее. И как ей удаётся находясь в этой отвратительной обстановке оставаться такой свежей и привлекательной. Только сейчас я понял, чего ей это всё стоило, довольствуясь скудной порцией воды.

– О чём ты думаешь, Философ?

– Пожалуйста, не называй меня больше так, мне больше не нравится это имя.

– А как тебя называть?

– Называй меня Андрей.

– Андрей, почему?

Ответа не последовало, наши губы сблизились и слились.

***

Сладостный стон страсти слетал с её нежных раскалённых губ. Я не видел её глаз, но я чувствовал её тело. Словно ласковая змея она извивалась и отдавалась мне полностью. Тишина, укутанная чёрною шалью ночи, слушала и не решалась обронить ни единого звука. Два сердца, обречённые на неминуемую гибель, пылали невидимым пламенем и бились в одном оглушительном ритме. Её ногти вонзались в мою спину, но я не чувствовал боли.

– Это было великолепно, – прошептала она, уткнувшись своим хлюпающим носиком в мою влажную волосатую грудь.

– О да. Это было чертовски великолепно! – Ответил я.

Рой мыслей с невероятным шумом возвратился в мою истерзанную думами голову. Миг счастья закончился и остановившееся время снова пошло, отчеканивая ровные монотонные шаги. «Там, где – то там, далеко-далеко мы были и жили. Как мы жили? Бродили ли мы, беззаботно упиваясь красотой природного пейзажа, или страх и тревога наполняли наши души? Свет раскалённого солнца или блеск луны падал на наши юные необузданные тела? А может быть прямо сейчас холодные струи ливня безжалостно стирают последние отпечатки наших подошв. Проклятая дьявольская нора: здесь все кошки серы, а козыри биты. Что же нам делать дальше?» – думал я, слушая дыхание Ласки. «Мы просто герои, мы несчастные персонажи в чьей – то очередной бульварной книжонке. В чём замысел автора? Продуман ли хеппи-энд изначально или же и его самого терзают смутные сомнения. Жизнь и счастье. Мучение и смерть. Выбор не прост, но неизбежен, ибо у каждого начала должен быть конец». Я не заметил, как заснул и оказался в другом, но не менее ничтожном месте.

Огромный водопад от земли и до самого неба, бурлящая вода напоминающая кипяток, в какой – то стеклянной прозрачной пробирке. Осторожно приближаюсь и чувствую холод. Ватник становится невыносимо тяжёлым, ещё несколько шагов и я превращусь в бездушный кусок льда. Не решаюсь обернуться, там за спиною ночь, чёрное жидкое месиво и ещё что – то или кто – то. Я слышу смех металлический неприятный смех. Я не боюсь его. «Это предатель» – шепчет чей – то голос, небрежно царапая нежные поверхности барабанных перепонок. «Иди за ним следом, твоё „я“ уничтожено, ибо нет в тебе больше ни души, ни личности».

Сон оборвался. Моя правая щека, ощущает какой – то слабый но доселе неизведанный холодок. Что это? Поток воздуха или чьё – то дыхание? С максимальной осторожностью я освободился из прочных объятий спящей Ласки и направился к столу.

Я ощупал поверхность стола и обнаружил новую пухлую свечу. Я зажёг спичку и поднёс к фитильку дрожащее пламя, словно озарение свыше, осветило мрачное покрытое плесенью убожество. Первое что бросилось в глаза это большой чёрный квадрат на полу. Я рухнул на четвереньки и пополз. «Пресвятые угодники», – проговорил я вслух. Таинственный лаз смотрел на меня своим чёрным прохладою сквозящим глазом. Опустив свечу вниз, я заметил очертание узкого коридора уходящего куда – то в тёмную непроглядную тьму. «Вот и ответ!» – мелькнуло в мозгу, переполненном неожиданно ворвавшейся радостью. Я уже было метнулся разбудить Ласку и поделиться этой приятной новостью, но по какой – то самопроизвольной системе моя голова повернулась в сторону стола. Привычных вещей я не обнаружил. Отсутствовали креветки, вода, спички, но по самому центру деревянной столешницы лежал белый свёрток, перевязанный тонкой капроновой нитью. Я сорвал нить и впился глазами в свежие чернила коряво написанных строк.

Здравствуй, отчаянный пленник мира под колпаком.

Не ликуй и не бей в фанфары, слушай и мотай на ус. Неважно имя моё, не важны даты и время. Воздух разряжен, а кровь, текущая по твоим венам не имеет ни цвета, ни запаха. Ты борешься за жизнь, а жизнь умерла, она спит и ей снятся скучные чёрно-белые сны. Ты терзаешь свою голову вопросами. Кто ты? Как оказался в этом убогом месте? А чем ты хуже других?

Постой, угадаю. Теперь ты изнемогаешь от желания узнать: кто я. Я – Бог! Да, да не удивляйся, именно Бог. Не тот, который сотворил мир и вселил в него жизнь. И не тот, которого никто и никогда не видел. Слушай и плачь над своим унизительно ничтожным существом. Однажды – это было настолько давно, что не имеет никакого смысла ворошить окаменевшую золу прошлого. Я был молод и упрям в правильности своих убеждений. В моей груди не слышалось биение сердца, а на висках не пульсировали синие набухшие вены. Мой организм не знал усталости, и только сбитые до крови ноги напоминали о том, что я обычный смертный. Я шёл вперёд. Шёл, невзирая на голод и погодные капризы. Шёл, чтобы доказать, доказать целому огромному миру о том, как он заблуждается. И я дошёл! И я проорал в эти пьяные, лоснящиеся от жира морды. «Очнитесь!» – горланил я, стоя на зловонном заляпанном биологическими отходами камне. «Всё, что вам кажется мифом и байками уже завтра обретёт твёрдую форму бытия. Глядите! Я показал совершенно обычную ладонь и, щёлкнув двумя пальцами, произвёл яркое пламя огня. И это не иллюзия и не шарлатанство. Подойди и убедись лично». Но в место этого, толпа взревела и набросилась на меня словно стая глупых жаждущих крови гиен. Они привязали меня к позорному столбу и забили камнями. А потом когда насытившееся зрелищем стадо разбрелось по своим убогим углам, ко мне подошли два жутко пахнувшие калеки и, освободив изуродованное тело, бросили в яму, клича голодных свихнувшихся на мертвечине собак. Тут мои глаза открылись, а изодранные камнями мышцы наполнились свежей доселе невиданной мощью. И словно восставший из ада я встал на ноги и, хрустя переломленными костями, выпрямился в спине. Собаки поджали хвосты и, скуля по – щенячьи припали на передние лапы, а обезумевшие от увиденного калеки остолбенели и превратились в безжизненные потрёпанные временем истуканы. Но и после этого всего, я не проклял человечество. Мне стало его ещё жальче. И вот тогда во что бы то мне ни стало, я поклялся излечить и спасти его. Я изобрёл сыворотку, которая попадая в живой организм, убивает и возрождает его заново. Свойства мозговых клеток изменяются, оставляя лишь мизерную долю информации из прошлой жизни. Поначалу мне приходилось самому караулить и стерилизовать несчастных, но потом по мере их стремительного роста, этим ремеслом занимались другие, очищенные и перевоплотившиеся в иное сверхновое существо. Из века в век, в новый созданный моими верными слугами мир, тянулись длинные вереницы обретших свободу людей. Они двигались тайно, не спеша, приближаясь к самой крайней точке севера, где ни когда не вступала и не вступит нога обычного человека. Минуя километровые коридоры, проложенные через вечные льды и водные глубины, они попадали в мир. Мой мир. Структура крови разрушалась, и путь назад становился узкой, кишащей неожиданностями дорогой к смерти. Конечно, всё человечество мне спасти не удалось. Они плодятся настолько быстро, что, не ведая сами, обрекают себя на долгое бессмысленное мучение. Ты был в числе последних, кого я спас от не минуемого тлена. И ты оказался крепким орешком. И твой друг Винт. И Боб, которого ты, кстати, сам убил, напоив бедолагу вскипевшей водой. Тепло и чистый кислород – это самый лютый враг созданного мною организма. Твои мозги постоянно прогрессировали. Сыворотка была бессильна. Я испугался непредвиденных обстоятельств и миллионы ни в чём не повинных людей были отправлены в вечный, беспробудный анабиоз. Я был на столько зол, что поместил вас в сырой наполненный сюрпризами отсек. Я жаждал смотреть и наслаждаться, как вы будите метаться в панике, пытаясь помочь друг другу и умирать мучительной, но заслуженной смертью. Я даже подослал к вам свою дочь. Да, да! Но эта глупыха прониклась к тебе чувствами и, то, что произошло между вами месяц назад. А ты думал прошлой ночью? Это поставило окончательный крест на все мои многовековые страдания и победы. Я слишком люблю свою дочь, и пусть она будет счастлива с тобой, чёртов туземец. Но повторюсь: не ликуй и не бей в фанфары, ибо с этой минуты ты становишься вечным владыкой и пленником мира под колпаком.

Дочитав послание до конца, я впал в какое – то необъяснимое оцепенение. Мои руки тряслись, а мозг вспыхнул жутким пламенем ярости. Всё новая и новая информация возрождалась в моей стёртой истерзанной памяти. Я повернул голову и увидел Ласку. Её бледное, я бы даже сказал, невероятно бледное лицо, выражало мёртвое, непоколебимое спокойствие. Игра закончилась и маски сняты. Холод её ладони коснулся моей руки.

– Идём, – произнесла она тихим, но чертовски приятным голосом.

Глупый птенец

Глупый птенец – он чувствует крепость крыла, и мир, искусно сплетённый родителями из тонких ивовых прутиков, кажется тесным. Он смотрит вдаль и задаётся одним единственным вопросом: «Что там спрятано за этим густым непроницаемым туманом?» Туман рассеется, но он не намерен ждать, он больше не верит в сказки взрослых, они пропитаны ложью и ужасом. Взрослые вечно чего – то боятся. «Глядите!» – кричит он, стоя на самом краешке гнезда. «Сейчас я шагну вперёд и полечу!» Он расправляет крылья и падает вниз. Земля стремительно несётся навстречу. Птенец не боится, он пуст и самонадеян, в его лексиконе нет слова «страх», он полон решимости и вдохновения. Несколько секунд падения не учащают биение его сердца. Хлоп. И мир, до селе казавшийся постоянным, пускается в какую – то странную необъяснимую круговерть. Встать на ноги и взмахнуть крыльями, недавно это казалось легко и просто, но невидимые потуги под названием боль, диктуют свои суровые правила. Он смотрит вверх и плачет. Облака словно белоснежные завитушки, молчат и грациозно скользят по синему бархату неба. Он видит пейзаж, который наполняет его жалкое существо немыми и совершенно незнакомыми ощущениями. «Что это такое?» – спрашивает он себя, глядя на длинные и невероятно тонкие стебли трав, мирно покачивающиеся под напором слабого воздушного потока. «Что это за круглые прозрачные катышки, свисают с листьев и, отрываясь, падают вниз?» Очередная попытка подняться, опять не увенчалась успехом. Но глупый птенец не сдаётся, он не в силах смириться с тем, чего нет, чего никогда не существовало в его скудном детском мировоззрении. Он поднимается и падает. Падает и поднимается. Силы иссекают, крылья становятся неподъёмно тяжёлыми, он ложит голову на землю и закрывает глаза. До боли знакомые голоса врываются в ёго ушные раковины и щекотят барабанные перепонки. Убитые горем родители ошалело мечутся между лесных зарослей и кричат его имя. Он хочет ответить и не может. Крылья свистят так близко, что, кажется ещё чуть-чуть, и они коснутся его тельца. Чуда не происходит. Ночь опускается на тихо шелестящие кроны деревьев. Тысячи сверчков расчехляют музыкальные инструменты и, настроившись на нужную ноту, сливаются в один душещипательный фальцет, наполняя тишину леса чудеснейшим колоритом ночной музыки. Сотни крылатых теноров, укрывшись в прохладе листвы и выкатив грудь колесом, демонстрируют невероятные способности своих голосовых связок.