banner banner banner
Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам
Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам

скачать книгу бесплатно


В. А. Косоговский указывал, что немалую роль в смене «материала» для «казаков» сыграли и мотивы экономии казенных денег, поскольку «мухаджиры, поступая в “казачью” бригаду, принесли туда своё наследственное содержание целиком»[203 - Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 397.]. Тем не менее ни документы, ни историки, исследовавшие вопрос, не дают четкого ответа, кто именно стоял за указанными событиями. Вопрос, по каким причинам Насреддин-шах изменил свое решение и вместо относительно боеспособного подразделения выделил подполковнику наиболее недисциплинированных представителей персидских вооруженных сил, пользовавшихся в стране большими привилегиями и избалованными этим, остается открытым. А. И. Домонтович писал в 1880 г.: «Очень может быть, что даже назначение с самого начала, в моё распоряжение мухаджиров, вместо предлагаемых гулямов, было сделано с целью поставить новое дело в условия, не возможные для достижения успеха»[204 - Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [И. А. Зиновьеву от А. И. Домонтовича] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 132.]. В. А. Косоговский обвинял в помехах организации ПКБ военного министра, а также начальника гулямов и родственника шаха Ала од-Доуле, который пользуясь родственными связями и своим положением (он подчинялся непосредственно Насреддин-шаху) «убедил шаха не трогать его полка»[205 - Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391.]. Сообщая о кознях командира гулямов, многие из русских наблюдателей и исследователей откровенно намекали на английскую интригу. Однако достоверных доказательств этому нет[206 - Здесь уместно привести цитату из работы Фируза Казем-заде, которая хорошо показывает отношение англичан к приглашению русских инструкторов. «Английская миссия осуждала принятие на службу шахом русских офицеров, – писал он. – Рональд Томсон говорил об этом мирзе Хусайн-хану, но не оказывая сильного давления по этому вопросу, чтобы не подвергнуть опасности переговоры о навигации по реке Карун. Шах отказался открыть Карун и отмахнулся от возражений Томсона на назначение Домонтовича в том же послании, адресованном мирзе Хусайн-хану. Он написал: “У нас есть офицеры и служащие разных национальностей и религий. Мы пожелали иметь одного-единственно-го русского для того, чтобы он обучал несколько сотен наших кавалеристов, как казаков. Это и есть прибывший офицер. Персия – не Афганистан, она – независимая держава и считает нужным иметь дружественные и сердечные отношения со всеми странами, особенно с такими, как Англия и Россия”» [Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2004. С. 138–139].]. Скорее, проблема имела внутриперсидский характер. Ала од-Доуле не хотел терять свое привилегированное положение и обратился к военному министру и шаху, не забыв преподнести внушительный пишкеш (подарок, в данном случае – взятка – О. Г.)[207 - «Пишкеш требует равноценной оплаты со стороны принявшего его», – писал Е.М. Белозерский [Белозерский Е.М. Письма из Персии. М.: Военная типография, 1886. С. 14]. Традиция такого рода подарков с отдариванием в традиционном обществе имеет солидную основу, ведущую свое начало с древности в виде редистрибуции [Васильев Л. С. Восток и Запад в истории (основные параметры проблематики) // Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос, 2000. С. 96–114; Васильев Л. С. История Востока. М.: Юрайт, 2011. Т. 1. С. 79–80; Васильев Л. С. Становление политической администрации (от локальной группы охотников и собирателей к протогосударству-чифдом) // Народы Азии и Африки. 1980. № 1. С. 172–186]. Рассматривать пишкеш в качестве взятки стали европейцы, а вслед за ними – европеизировавшаяся часть иранского общества. Основанием для этого было то, что в руках персидских высших сановников пишкеш превратился фактически в форму вымогательства денег или подарков за услуги или награды.]. К тому же он был родственником Насреддин-шаха. Шах сочетал в себе множество положительных и отрицательных качеств. Его периодические реформаторские «всплески», восхищение Петром I и европейской жизнью разбивались о непостоянство, нерешительность, жадность (в том числе и до денег) и себялюбие. К тому же Насреддин-шах был ленив и легко подпадал под чужое влияние, особенно если оно было связано с личными выгодами (достаточно вспомнить несостоявшуюся концессию 1872 г. барона Пола Джулиуса (Пауля Юлиуса) Рёйтера (Ройтера), по которой практически вся экономика страны передавалась в аренду английскому предпринимателю[208 - Детальнее см. Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2004. С. 92–114. Для получения концессии концессионер подарил шаху 1 000 000 франков, его трем министрам – по 500 000 франков, трем важным сановникам – по 100 000 франков, не считая более мелких подарков [История Востока: в б т. М.: Восточная литература, 1995. Т. 4. Восток в новое время (конец XVIII – начало XX в.): Кн. 2. 2005. С. 71].])[209 - Интересные характеристики шаха даны в: Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я. И. Либермана, 1898. С. 112–150; Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 55–63.]. Нельзя согласиться с российским исследователем Александром Ивановичем Андреевым в том, что шах «более тяготел к русским, нежели к англичанам»[210 - Андреев А. И. Тибет в политике царской, советской и постсоветской России. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та; Нартанг, 2006. С. 57.]. Многое зависело от конкретной ситуации. Вто же время нельзя не согласиться с тем же автором, что правитель Персии в своих внешнеполитических симпатиях был небескорыстен. Например, наблюдавший Насреддин-шаха в течение нескольких лет В. А. Косоговский отмечал его «болезненную жадность» и стремление извлечь личную выгоду из любого предприятия в своей стране[211 - Из тегеранского дневника полковника В. А. Косоговского. М.: Изд-во восточной лит-ры, 1960. С. 17, 32.]. Все эти личные особенности, присущие шаху, со временем неоднократно сказывались на положении российских инструкторов в Каджарской монархии.

В персидской армии существовала система, при которой командиры частей обогащались за счет своих подчиненных. Делалось это различными путями. В «Записке о состоянии вооружённых сил Персии…» и в «Военно-статистическом сборнике» находим следующую схему финансирования на высшем уровне: «Генерал-интендант армии ведёт ведомость всем денежным окладам, предоставляет её ежегодно сам на утверждение шаха, который указывает из каких источников они должны быть уплачены, и тогда выдаются начальникам отдельных частей квитанции для предъявления их государственному казначею»[212 - [Вревский А.Б.] Персия // Военно-статистический сборник. СПб.: Военная типография, 1868. Вып. 3. С. 29.]. Каждая из указанных квитанций должна была быть снабжена печатями 14 высших сановников[213 - Записка о состоянии вооружённых сил Персии, 16 декабря 1863 – 30 января 1864 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 118.]. В. А. Франкини сообщал, что государственные доходы в Персии были сосредоточены в руках министра внутренних дел, поэтому военное казначейство снабжалось по смете, составляемой ежегодно весною «из сумм главного казначейства посредством ежемесячного аванса в 64 000 туманов[214 - Сумма эта, естественно, год из года менялась.] и несрочных добавочных ассигнований». Министру внутренних дел сообщалась общая сумма, а та распределялась военным министром[215 - Франкини. Записка о персидской армии генерал-майора Франкини от 20 сентября 1877 г. // СМА. 1883. Вып. 4. С. 27.]. «Всякий расход, – писал В. А. Франкини, – необходимый для снабжения материалами технических заведений, либо для удовлетворения жалованием частей войск и служащих, должен предварительно быть одобрен военным министром. По получении разрешения, ему предоставляется проект ассигновки (чека – О.Г.), на котором он накладывает свою печать. Одобренные ассигновки, касающиеся материальной части, прямо предоставляются в казначейство для уплаты, те же, которые касаются личного состава, проверяются предварительно в канцелярии Везири-лешкера (контролер Военного министерства – О. Г.). Уплаченные ассигновки возвращаются к Везири-лешкеру, записываются и окончательно передаются в Министерство внутренних дел, где общая цифра их, без всякой другой формальности, вписывается в расход по смете Военного ведомства»[216 - Там же. С. 28.]. «Своевременная уплата по ним (ассигновкам или векселям – О. Г.) производится только в том случае, если в казне есть деньги и притом если казначею поднесен значительный пишкеш, в противном случае деньги удерживаются им для получения с них процентов в свою пользу. Подобного рода злоупотребления повторяются последовательно всеми военными чинами, так что определённое сарбазам[217 - Буквально – «рискующий головой». Так называли в иранской армии солдат регулярных пехотных полков [Тер-Оганов Н.К. К истории происхождения и эволюции персидских военных терминов «jb Ь>» и «jbj-Ф // Сообщения Академии Наук Грузинской ССР. 1976. Т. 81. № 3. С. 749–752].] жалование, обыкновенно, остаётся почти всё в карманах высших административных чинов и полковых командиров»[218 - [Вревский А.Б.] Персия // Военно-статистический сборник. СПб.: Военная типография, 1868. Вып. 3. С. 29.]. Причем финансовую отчетность реально проверить было сложно, поскольку военные чиновники и офицеры вели ее небрежно или даже халатно[219 - Франкини. Записка о персидской армии генерал-майора Франкини от 20 сентября 1877 г. // СМА. 1883. Вып. 4. С. 29.]. Причину такого положения практически все наблюдатели, близко сталкивавшиеся с административными структурами Каджарской монархии, видели в коррупции, разъедавшей государственный и военный аппараты. «Увольняя большую часть сарбазов во временные отпуски, – писал автор статьи в «Военном сборнике», – полковые командиры получают, между тем, от правительства всегда полное содержание по списочному составу частей. Если в государственном казначействе не имеется денег, что бывает весьма часто, то начальникам отдельных частей выдаются бараты, т. е. свидетельства на получение жалования или провианта военным из доходов известных областей или округов. Уплата по этим баратам… производится губернаторами крайне недобросовестно»[220 - [Вревский А.Б.] Персия // Военно-статистический сборник. СПб.: Военная типография, 1868. Вып. 3. С. 29.]. «Сейчас казна выдаёт жалование на 52 000 пехотинцев, – подводил итог В. А. Франкини, – а на основе частных достоверных сведений, наличная численность пехоты не превышает половины этой цифры. Другая половина находится на родине, где она занимается земледельческими работами, или же в городах, на заработках; суммы же, правительством выдаваемые на отсутствующих, разделяются между начальниками от высшего до низшего»[221 - Франкини. Записка о персидской армии генерал-майора Франкини от 20 сентября 1877 г. // СМА. 1883. Вып. 4. С. 4.]. Что касается Ала од-Доуле, командовавшего гулямами, то он, как родственник шаха, имел значительные привилегии в распоряжении своей частью. А. И. Домонтович отмечал, что он жил «чрезвычайно широко и расточительно, подспорьем чему служили деньги от большого некомплекта содержимых им гулямов, в особенности их лошадей»[222 - Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 581. На содержание лошадей персидское правительство также выделяло деньги.]. Естественно, лишаться легко приобретаемого и пополняемого дохода Ала од-Доуле не хотел.

Российским инструкторам сразу же пришлось столкнуться с массой трудностей. Главной из них была денежная проблема, которая со временем стала основной для нового подразделения. В. А. Косоговский в своих воспоминаниях указывал, что первоначально ни определенного бюджета, ни определенного штата не имелось[223 - Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391.]. Но он был не совсем прав. А. И. Домонтович разработал примерный бюджет полка еще до его создания, о чём уже говорилось выше. И в дальнейшем ежегодно составлял расчеты на содержание части, которые предоставлял военному министру для утверждения. Другое дело, что бюджет не был полностью обеспечен. Здесь необходимо отметить одну из серьезных ошибок, которую допускали и допускают многие исследователи ПКБ (не избежали этой участи и мы в одной из своих ранних работ), утверждая, что «бюджет ПКБ состоял из содержания 400 человек, уже состоявших на “казачьей” службе, и из ассигнований из шахской казны, обеспеченных доходами с таможен Северной Персии, находившихся под контролем России»[224 - Гоков О. А. Создание Персидской казачьей бригады // Актуальнi проблеми вiтчизняноi та всесвiтньоi iсторii: Збiрник наукових праць. Харкiв: НМЦ СД, 2003. С. 69; Павлович М.П. Казачья бригада в Персии. (Из истории персидской контрреволюции) // Новый Восток. Кн. 8/9. С. 182; Потапов Г. В. Персидская империя. Иран с древнейших времён до наших дней. М.: Алгоритм, 2013. С. 262; Очерки новой истории Ирана (XIX – начало XX в.). М.: Изд-во восточной лит-ры, 1978. С. 138.]. Более детальное знакомство с финансовой стороной функционирования означенной воинской части убедило нас, что обеспечение ее материального положения доходами персидских таможен стало результатом займа персидского правительства у России 1900 г.[225 - О роли русских займов 1900 и 1902 гг. в изменении финансирования ПКБ говорит в своей статье и И. Тер-Оганов [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада: период трансформации (1894–1903 гг.) // Восток. 2010. № 3. С. 78], однако наши выводы были сделаны независимо от него [Гоков О. А. Роль офицеров Генерального штаба в осуществлении внешней политики Российской империи на мусульманском Востоке во второй половине XIX в. Дисс. канд. ист. наук. Харьков, 2004. С. 165].]

Основанием бюджета после замены гулямов на мухаджиров должно было служить наследственное жалование последних, которое они получали от казны. Это уменьшило планировавшуюся изначально сумму. Предполагалось, что жалование будет одинаковым для лиц, занимавших одно и то же служебное положение[226 - Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 74.]. Но этих денег для обустройства полка на первых порах не хватало, что вынуждало А. И. Домонтовича постоянно хлопотать перед шахом об увеличении финансирования. «Этих денег начальнику “казачьей” кавалерии не хватало, так как в первое время была масса побочных расходов, – сообщал В. А. Косоговский, – напр., заведение палаток и посуды для казаков, навесов для лошадей и многое другое, поэтому полк. Домонтовичу удалось выхлопотать от персидского правительства 10000 туманов (20000 руб.[227 - В. А. Косоговский исходил из курса конца 1890-х гг. В 1879 г. 1 туман равнялся примерно 3 рублям, следовательно, указанная сумма исчислялась в 30 000 рублей.]), из коих 5000 были израсходованы сейчас же»[228 - Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391. См. также: Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 74–75.]. Подполковнику приходилось на ходу корректировать свои представления о ведении хозяйства полка, исходя из иранских условий, а не правил, установленных в русской армии, которые были положены им в основу бюджета. Так, в рапорте от 10 августа 1879 г. А. И. Домонтович сообщал следующее: «Одновременно с формированием полка, я обратился к тегеранским купцам с целью найти подрядчиков на поставку в полк всех предметов его содержания. Необходимость скорее приступить к делу… заставила меня в первое время до заключения контрактов довольствовать полк по базарным ценам и несмотря на то, что содержание его обходится ниже цен, выведенных согласно положениям русской армии. Это относится до довольствия людей и лошадей, что же касается обмундирования, то в бюджете выставлены мною цены весьма малые, чуть ли не менее тех, по которым справляются вещи в казачьих полках; предполагая большую часть вещей и материалов выписать из России, разницу в курсе персидских и наших денег я считал достаточной для пересылки их. Впоследствии ближе ознакомившись с торговлей Тегерана, я предпочёл делать закупки всего и заказы в самой Персии, и, несмотря на неимение в полку никаких подспорных средств, в виде разного рода мастерских, обмундирование полка идет весьма скоро, хорошо и дёшево»[229 - Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 58.].

Кроме того, военная подготовка новоиспеченных «казаков» оставляла желать лучшего. «Мухаджиры, – писал Алексей Михайлович Колюбакин, – потомки знатных мусульманских фамилий, оставивших Кавказ вследствие занятия его русскими. Из политических и военных видов шахское правительство старалось удержать мухаджиров от возврата в Россию и думало создать из них военную касту, подобно каджарской. Ежегодное денежное содержание должно было обеспечить их существование. Поселены были мухаджиры преимущественно в Азербайджане. Знатные, гордые и храбрые горцы, а в начале появления в Персии и очень зажиточные, мухаджиры могли выставить отличную иррегулярную конницу. Но правительство не сумело воспользоваться ими… Отпускаемое шахом содержание… за смертью старшего в роде делилось между его наследниками, таким образом постепенно уменьшаясь, дошло до ничтожных размеров, и не может уже обеспечивать безбедного существования людей, живших праздно, без занятий и оседлости. В то же время, боясь оттолкнуть их от себя строгими служебными требованиями, правительство смотрело крайне снисходительно на отношение мухаджиров к службе и тем совершенно развратило их. По официальным сведениям их считают 1 200 всадников. Что эта цифра существует только на бумаге видно из того, что когда правительство вздумало воспользоваться мухаджирами для формировавшейся в 1879 году “казачьей” бригады, то еле удалось набрать 300 человек. С большим трудом было собрано 600 человек, но из их числа, за вычетом бежавших (их было много, несмотря на хорошее содержание) и совершенно неспособных, осталось 300[230 - В других источниках фигурируют цифры в 400 [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 57] и 200 человек [Высоцкий. Персидская казачья бригада // Военная быль. Париж. 1968. № 89. С. 12]. Сам А. И. Домонтович в октябре 1879 г. сообщал о 400, а по прошествии 14 месяцев службы говорил о 300 мухаджирах [Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 129; Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [от А. И. Домонтовича] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 132].]»[231 - Колюбакин. Очерк вооружённых сил Персии в 1883 г. и население как источник комплектования персидской армии (Составлен по русским и иностранным источникам) // СМА. 1883. Вып. 4. С. 61–62.].

Сам А. И. Домонтович (как, впрочем, и последующие командиры бригады) постоянно сообщал высшему начальству о своеволиях своих подопечных. «Репутация их как самого неспокойного и в корне испорченного бездеятельностью войска, имеют печальную известность», – отмечал он. Даже шах и военный министр «убеждены были в полнейшей их негодности к какой бы то ни было службе, а также невозможности подчинить их». Например, при уже упоминавшемся сформировании полка, несмотря на приказ шаха, 160 мухаджиров, вызванные из Азербайджана, отказались подчиниться и вернулись назад[232 - Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [И. А. Зиновьеву от А. И. Домонтовича] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 132. Впрочем, мухаджиры не были исключением из правил. Показательный случай из практики русских инструкторов 1880-х гг. сообщал Мисль-Рустем. «Однажды шах вызвал Шахсевенский кавалерийский полк (из племени шахсевен) к себе на смотр в Тегеран и приказал их одеть в серые черкески, что и было исполнено; затем, после смотра, он приказал русским инструкторам недели две немного подучить этот полк строю и нашить им погоны, наподобие сформированной ПКБ. Два дня они являлись для обучения, но на третий русские инструкторы были удивлены, узнавши, что шахсевенцы ушли уже по домам, на свою азиатскую границу, не дождавшись даже выдачи желаемых шахом погонов (погонных денег – О.Г.); они нашли, что в два дня довольно обучились; за это, однако, никто из них не был наказан, как будто так тому и следовало быть» [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 135–136].]. Прибывшие же для формирования первого полка «явились… с разными претензиями, в особенности же их офицеры, которые, за весьма редким исключением, ничем решительно не отличаются от простых всадников и столь же далеки от понятия о качествах, требуемых их положением»[233 - Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 74.]. Естественно, такая ситуация значительно усложняла задачи русских инструкторов. К этому дополнялось различие в положении отдельных мухаджиров, связанное со степенью их знатности. Подполковник планировал, что назначение на офицерские посты и система подчинения в его подразделении будет строиться по принципу качества и длительности службы, как это было принято в русской армии. Но реальность оказалась намного сложнее. Мухаджиры, пришедшие в полк в офицерских званиях, требовали их сохранения. Производство незнатных мухаджиров в офицеры за службу было затруднено, поскольку знатные мухаджиры отказывались им подчиняться. «Казачий» полк был, несмотря на свое привилегированное положение, составной частью персидской армии. И здесь на первых порах действовали те же принципы. С самого начала «офицерский вопрос» стал одним из больных для командиров ПКБ. Чтобы понять его лучше, скажем несколько слов о корпусе офицеров персидских вооруженных сил.

Офицеры в Персии, отмечал В. А. Франкини, имелись двух видов: «одни принадлежат к высшему сословию и получают чины и места по протекции или за деньги, а другие к мелкой провинциальной шляхте, и в таком случае назначаются сарбазами, им же подвластными, на должности субалтерн-офицеров[234 - Младшие офицеры. В персидской армии чины ниже сарханга – полковника.] батальона, набираемого в области; но за это офицеры обязаны преподнести полковнику подарок в 30 или 50 туманов, без чего они не допускаются к исполнению обязанностей, потому что в персидской армии чины от султана (капитана) до наиба (прапорщика) жалуются сартипом (генералом) или сархангом (полковником), командиром батальона, а высшие чины от капитана до генерала – военным министром. Генералы же назначаются шахом, но вообще все чины приобретаются за деньги. Однако сарбазы не принимают в свой фоудж офицера, принадлежащего к другому племени; и только высшие начальники – сартипы и сарханги, составляют исключение»[235 - Франкини. Записка о персидской армии генерал-майора Франкини от 20 сентября 1877 г. // СМА. 1883. Вып. 4. С. 8–9.]. Низший офицерский состав комплектовался «рекрутским набором, причём в офицеры должны были идти ханы (помещики)». Срок службы, как утверждал Павел Васильевич Максимович-Васильковский, был пожизненным, в случае убыли младшего офицера на его место назначался новый хан из того же села. «Командир фоуджа сам назначал офицеров на различные должности и ему же было предоставляемо право производить их во все обер-офицерские чины, а в штаб-офицерские чины и выше производились они шахом»[236 - Максимович-Васильковский П. Отчёт о поездке по губернаторствам Западной Персии (Азербайджана и Персидского Курдистана) с приложением описания пройденных путей в зимний период 1900–1901 г.: в 2 ч. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1903. Ч. 1. С. 79–80.].

Из сказанного становится понятным, с какими трудностями в создании единого внутреннего распорядка, основанного на российских уставах, столкнулись российские инструкторы и особенно подполковник. Стремление последнего построить обучение кавалеристов и чинопроизводство (как, впрочем, и всё, что было связано с полком, а затем с ПКБ) на основе принципов и уставов, принятых в России, наталкивалось на местную действительность. Осложняло его также то, что формально новая часть являлась подразделением персидской армии. Соответственно, на нее распространялись законы и принципы, сложившиеся здесь. «Армия поглощает больше половины всех доходов страны, берёт в свои ряды людей из лучшей части населения, а между тем армии в настоящем смысле слова нет – существуют только части разнообразнейшего состава, обучения и вооружения, – писал в 1880-х гг. А.М. Колюбакин. – Грабёж казны, обирательство низших классов высшими, правящими, и продажность всех и всюду, от младших до старших чинов в администрации и в войске, лежат в основании государственной системы. Вся страна со всеми отраслями государственного устройства, составляет как бы добычу десятка тысяч начальствующих лиц, имеющих большую или меньшую долю в дележе»[237 - Колюбакин. Очерк вооружённых сил Персии в 1883 г. и население как источник комплектования персидской армии (Составлен по русским и иностранным источникам) // СМА. 1883. Вып. 4. С. 47–48.]. К тому же патриархально-родовые связи, особенно среди мухаджиров, приводили к существованию в ПКБ двух параллельных цепочек подчинения – официальной и неофициальной, где главами выступали не офицеры, а лидеры кланов, люди знатного происхождения. Таким образом, все эти сложности – отсутствие дисциплины, уставов, низкую воинскую подготовку нижних чинов и отсутствие таковой у офицерского состава, недостаток централизации, тотальную коррупцию, доминирование личных и патронажных связей – предстояло преодолевать русским инструкторам в своей работе[238 - Детальнее об особенностях социальных и религиозных отношений в Иране см.: Iran Religion, Politics and Society Collected Essays. London: Routledge, 1983.248 p.].

9 июля 1879 г. недалеко от Тегерана, неподалеку от Зергенде[239 - Тер-Оганов H.K. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 57. В. А. Косоговский указывал иную дату и уточнял место раположения лагеря. «1 июля 1879 г., – писал он, – был разбитпервый казачий лагерь в Давудие, саду Давуд-хана, брата Незам-оль-Молька, контролёра Военного министерства. Недалеко от деревни Зергенде, летней резиденции российской миссии, в полутора фарсахах (парасанг, парасанга, фарсанг, фарсаг, сайг, таш, йигач, персидская миля – путевая мера, обычно расстояние, которое проходит караван до очередного отдыха, привала или, иначе, расстояние, которое можно пройти пешком за час; в Персии = 6210 метров (или 5549 метров), малый фарсах = 5065 метров. 1 фарсах = 12 000 кадамов = 30 стадиям = 150 танабов = % барида) от Тегерана» [Баумгартен. Поездка по восточной Персии Л.-Гв. Волынского полка поручика Баумгартена в 1894 г. (Географическо-торговое исследование) // СМА. 1896. Вып. 63. С. 92; Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391].], где находилась летняя резиденция русского посольства[240 - В рассматриваемое время только «Россия и Англия имели для своих дипломатических миссий… свои участки земли с постройками, т. е. свою территорию, на котороювласть и законы персов не распространялись, но только были охраняемы персидскими сарбазами. Представители же других стран нанимали для себя частные помещения» [Белозерский Е.М. Письма из Персии. М.: Военная типография, 1886. С. 19; Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 576–577; Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 168].], А. И. Домонтович разбил учебный лагерь. Официальным же днем основания будущей бригады стало 15 июля 1879 г.[241 - Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 57. Н.К. Тер-Оганов аргументировал эту дату тем, что она фигурировала в дипломатических документах, а также в правке русского посланника в Тегеране Николая Генриховича Гартвига. Согласно её данным, 15 июля 1908 г. состоялся смотр-парад ПКБ в связи с днем ее основания. Тем не менее отдельные авторы приводили в качестве дня основания будущей бригады 1 июля – число, когда было подписано новое соглашение об обучении части персидской кавалерии [Аслан-бек. Персидская казачья бригада // Часовой. 1980. № 623 (1). С. 11; Военный лексикон кубанских казаков: словарь-справочник. Краснодар: Краснодарские известия, 2007. С. 69].]

1.4. Создание второго полка и формирование бригады

Благодаря решительности и умелым действиям А. И. Домонтовичу удалось достаточно быстро сформировать первый полк[242 - Следует помнить, что полк этот был полком по меркам персидской армии, т. е. по численности равнялся фоуджу. В русской армии кавалерийский полк насчитывал около 1000 человек, а казачьи полки до 1883 г. имели шестисотенный состав, за исключением терских, состоявших из четырех сотен. В 1883 г. все кавалерийские полки были переведены на шестисотенный состав [Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX веке. Военноэкономический потенциал России. М.: Наука, 1973. С. 52–53].]. «Скоро окончится 4 месяца, как начались формироваться персидские “казачьи” полки, – писал подполковник в записке о состоянии дел с обучением от 24 октября 1879 г. – За это время полк (имелся в виде мухаджирский полк – О.Г.) в 400 человек нижних чинов, вполне сформирован, одет, снаряжён и вооружён. Обучение его также не оставляет желать ничего лучшего. Несколько раз он бывал на смотрах, как сипехсалар-азама, так и его величества шаха и получал самые лестные похвалы, причем высказывалось удивление быстрому успеху как строевого обучения, так и главное, установлению полного порядка и дисциплины в части»[243 - Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 129.]. Как видно из текста, А. И. Домонтович главное внимание обратил на приучение мухаджиров к дисциплине и умению держать строй. Ни в этом, ни в других источниках не сообщается об огневой подготовке и обучении сабельному бою – то есть тех составляющих боевой подготовки кавалеристов, которые необходимы в сражении. Подполковник вынужден был начать с самого главного на тот момент – формирования устойчивого воинского подразделения. И это ему удалось: в течение месяца он довольно сносно подготовил вверенных ему людей. В начале августа русский офицер обратился к военному министру с просьбой устроить смотр полку. Как откровенно признавался А. И. Домонтович, им двигало «желание отметить весьма быстрые успехи в обучении кавалерии, достигнутые в 1 месяц со дня формирования полка»[244 - Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 58.]. Хусайн-хан назначил смотр на 7 августа. Работа, проделанная А. И. Домонтовичем, произвела впечатление на шаха. Довольный смотром, он приказал увеличить состав части до 600 человек[245 - Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 75.], что послужило началом преобразования ее в ПКБ. Однако вопрос, когда именно был создан второй полк, остается открытым. О. А. Красняк в своих работах не указывает точной даты[246 - Там же.], как нет ее и у некоторых других авторов[247 - Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 140–141.]