banner banner banner
Тарас Бульба. Повести из цикла «Миргород»
Тарас Бульба. Повести из цикла «Миргород»
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Тарас Бульба. Повести из цикла «Миргород»

скачать книгу бесплатно

Тарас Бульба. Повести из цикла «Миргород»
Николай Васильевич Гоголь

Классики и современники
В настоящей книге публикуются две повести Н. В. Гоголя («Тарас Бульба» и «Вий») из цикла «Миргород», который автор задумывал, как известно, как продолжение «Вечеров на хуторе близ Диканьки», предполагая и дальше знакомить читателей с жизнью и бытом малороссийских крестьян, казаков и мелких помещиков. От веселых и романтических парубков и дивчин, вдохновенно-поэтических описаний украинской природы Гоголь перешел к изображению прозы жизни.

Подготавливая материал для повести «Тарас Бульба», писатель по крупицам собирал исторические эпизоды, включая информацию из личных архивов и необнародованных источников. При этом, выкладывая мозаику истории Украины, классик разбил сухие факты народным фольклором, искусно смешал исторические факты и художественный вымысел.

«Вий» – повесть об испытании духовной стойкости перед лицом враждебных, темных сил мира. Стоило Хоме усомниться в себе, как он забыл все свои заклятия и молитвы и погиб… Фантастическая, но весьма поучительная история.

Николай Васильевич Гоголь

Тарас Бульба. Повести из цикла «Миргород»

На передней обложке использован кадр из фильма Владимира Бортко «Тарас Бульба», 2009 г.

На задней обложке использован фрагмент картины С. И. Васильковского «Чумацкий Ромодановский шлях», начало 1900-х годов

© Оформление А. О. Муравенко, 2022

© Издательство «Художественная литература», 2022

Я разгадывал науку веселой и счастливой жизни…

Имя Николая Васильевича Гоголя, которого литературная критика ставит в один ряд с Александром Пушкиным, а иногда даже называет «предтечей русской литературы», вот уже на протяжении примерно сотни лет прочно связано со старейшим российским издательством «Художественная литература». За время всей многолетней истории «Худлита» здесь неоднократно выходили и полные собрания сочинений признанного классика не только русской, но и мировой литературы, и отдельные сборники и произведения, в том числе и в рамках популярной серии «Классики и Современники».

Николай Васильевич Яновский (Гоголь) родился 1 апреля (20 марта по старому стилю) 1809 года в местечке Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии в зажиточной по тем временам украинской семье (у Гоголей было около 400 душ крепостных и свыше 1000 десятин земли). Согласно семейному преданию, происходил из старинного казацкого рода и предположительно был потомком Остапа Гоголя – гетмана Правобережного Войска Запорожского Речи Посполитой. Ряд исследователей, чье мнение сформулировал В. В. Вересаев, считают, что происхождение от Остапа Гоголя могло быть и сфальсифицировано Афанасием Демьяновичем, дедом будущего писателя, для получения им дворянства, так как священническая родословная (а он был священником, впоследствии оставил духовное поприще и поступил на службу в гетманскую канцелярию) была непреодолимым препятствием для приобретения дворянского титула. Получив дворянскую грамоту в 1792 году, Афанасий Демьянович сменил фамилию «Яновский» на «Гоголь-Яновский». При рождении будущий писатель был назван Николаем Яновским (согласно церковной метрике). По прошению его отца Василия Афанасьевича в 1820 году Николай Яновский был признан дворянином, а в 1821 году за ним закреплена фамилия Гоголь-Яновский. Николай Васильевич впоследствии отбросил вторую часть фамилии, говоря, что «ее поляки выдумали», оставив себе только первую – «Гоголь».

Когда в 1809 году в семье родился младенец, все решили, что мальчик долго не протянет – настолько он был слабеньким.

Но ребенок выжил.

Рос он тщедушным и болезненным, к нему липли все болячки. Переболел золотухой, потом скарлатиной, следом – гнойным отитом. И все это на фоне непроходящих простуд.

Да и семья будущего писателя по части наследственности была неблагополучной. Дед и бабка со стороны матери были суеверны, религиозны, верили в приметы и предсказания. Одна из теток и вовсе была «слабой на голову»: могла неделями смазывать прическу сальной свечой, чтобы предотвратить поседение волос, строила рожи, сидя за обеденным столом, прятала под матрас кусочки хлеба.

Экзальтацией и приступами ипохондрии страдали оба родителя Гоголя: отец Василий Гоголь был склонен к меланхолии и постоянно подвергался мистическим настроениям (например, свою будущую жену он увидел во сне младенцем). Резкая смена эмоционального состояния, от крайней веселости до полного затихания, неподвижности, почти кататонии, наблюдалась у матери классика – Марии Косяровской. Родители, скорее всего, передали свой недуг сыну, который то и дело писал друзьям, что его «нервическое расстройство… возросло ужасно… К этому присоединилась болезненная тоска, которой нет описания. Я… не мог остаться в покойном положении ни на постели, ни на ногах…»

Именно влиянию матери, а она была женщиной религиозной, нервной и впечатлительной, рассказывала маленькому Николеньке о «последних временах», о гибели мира и Страшном суде, об адских муках грешников, и приписывают те религиозность и мистицизм, которые к концу жизни овладели всем существом Гоголя.

Современники свидетельствовали, что при жизни Николая Гоголя преследовали приступы тоски, которые перемежались весельем и активностью – чем ближе к смерти, тем реже; писателя мучили фобии и пароксизмы неведомой болезни.

Советский психиатр, основатель социальной психиатрии Дмитрий Евгеньевич Мелехов, опираясь на воспоминания друзей классика и на его откровенные письма, в своей книге «Психиатрия и проблемы духовной жизни» задним числом поставил Гоголю неутешительный диагноз: маниакально-депрессивный психоз, который в XIX веке не был еще классифицирован.

Помимо Николая, в семье было еще одиннадцать детей. Шестеро мальчиков и шесть девочек. Первые двое мальчиков родились мертвыми. Николай – третий ребенок. Четвертым сыном был рано умерший Иван (1810–1819). Затем родилась дочь Мария (1811–1844). Все средние дети также умерли в младенчестве. Последними родились дочери Анна (1821–1893), Елизавета (в замужестве Быкова) (1823–1864) и Ольга (1825–1907).

Детские годы будущий писатель провел в родном имении Васильевке (другое название Яновщина) и в окрестных селениях, довольно живописных местах, с древней историей, народными легендами и казацкими традициями. С этим краем связаны события вековой вражды православных украинцев и католиков поляков, героическая история свободной Запорожской Сечи, события эпохи Петра I, знаменитая Полтавская битва, воспетая А. С. Пушкиным. Все это, соединившись с поэзией фольклора и творческим воображением автора, найдет потом отражение в произведениях Гоголя.

В возрасте десяти лет Гоголя отвезли в Полтаву к одному из местных учителей, чтобы подготовить мальчика к гимназии высших наук в Нежине князя Безбородко. Дети состоятельных родителей, однокашники Гоголя, поступили в гимназию, в отличие от него, со знанием латыни, французского и немецкого языков. Гоголь завидовал им, чувствовал себя ущемленным, чурался однокашников, а в письмах домой умолял забрать его из гимназии. Болезненный, хилый, мнительный, мальчик был унижаем не только сверстниками, но и нечуткими педагогами. Ненадлежащие знания давала отчасти и сама гимназия, в первые годы своего существования не слишком хорошо организованная; например, история преподавалась методом зубрежки, преподаватель словесности Никольский превозносил значение русской литературы XVIII века и не одобрял современную ему поэзию Пушкина и Жуковского, что, впрочем, лишь усиливало интерес гимназистов к романтической литературе. Уроки нравственного воспитания дополнялись розгой. Доставалось и Гоголю. Редкостное терпение, умение молча сносить обиды дало Гоголю первое прозвище, полученное от гимназистов, – «Мертвая мысль».

Но вскоре мальчик обнаружил у себя незаурядный талант в рисовании, потом и завидные литературные способности. Появились единомышленники, с которыми он стал издавать рукописный журнал, помещая в нем свои статьи, рассказы, стихотворения.

К гимназическому периоду относятся его первые литературные опыты в стихах и в прозе, преимущественно в комическом духе, например, сатира «Нечто о Нежине, или Дуракам закон не писан» (не сохранилась). Однако в это время Гоголя занимает мысль о государственной службе на поприще юстиции; такое решение возникло не без влияния профессора Н. Г. Белоусова, преподававшего естественное право и уволенного впоследствии из гимназии по обвинению в «вольнодумстве» (во время расследования Гоголь давал показания в его пользу). Другим увлечением Гоголя-гимназиста стал театр. Он принимает горячее участие в постановке школьных спектаклей, играет комические роли, рисует театральные декорации. Молодой человек имел отличные актерские способности. Однажды в гимназии разыграл сцену перед профессорами, выставив себя сумасшедшим. Те поверили и отправили его в лечебницу.

Вероятно, поэтическим и актерским талантом Николай Васильевич обязан именно отцу. Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский долгое время работал в Малороссийском почтовом ведомстве, но в 1805 году вышел в отставку, женился и стал постоянно проживать со своим семейством в имении Васильевка Полтавской губернии. Он был образованным, разносторонне развитым человеком, любил веселье, шутки, литературу, сам слыл неплохим поэтом, писателем, а особой его страстью был театр.

Вместе со своим другом, помещиком Трощинским Василий Гоголь-Яновский организовал домашний театр и с увлечением писал для него пьесы, участвовал в постановках.

Семь лет проучился юноша в Нежине, приезжая к родителям лишь на каникулы.

Зимой 1828 года, после окончания гимназии, Николай решает отправиться в Петербург. К тому времени уже скончался его отец (смерть случилась скоропостижной, для всей семьи это был настоящий удар), сын как мог пытался поправить дела поместья, которые без главы семейства начали расстраиваться, так как мать оказалась совершенно не приспособлена для ведения большого хозяйства. Но и в этих делах Гоголь не очень преуспел, оказав самую большую помощь семье тем, что отказался от своей доли наследства, чтобы мать могла эти средства распределить между младшими дочерьми.

Возвращаться домой Гоголю совершенно не хотелось, и он отправился в столицу, томимый желанием служить Отечеству. Каким образом может быть полезен государству, он не мог сказать наверняка, но тогда еще точно не связывал себя с литературой, думая, что сможет пригодиться на поприще государственной службы.

В Петербурге молодого человека подстерегает ряд ударов и разочарований. Чиновно-бюрократический мир с равнодушным безразличием отнесся к провинциалу: служба не находилась, столичная жизнь для юноши, обладавшего весьма скромными средствами, оказалась не по карману.

Горькое разочарование испытал Гоголь и на литературном поприще. Возлагаемые им надежды на поэму «Ганц Кюхельгартен», привезенную из Нежина, не оправдались. Изданная в 1829 году (под псевдонимом В. Алов), она успеха не возымела (Гоголь тотчас же скупает почти весь тираж книги и предает его огню). К этому, возможно, прибавились любовные переживания, о которых он говорил в письме к матери (от 24 июля 1829), рассказывая о «страшной» любви к какой-то даме. Но уже в следующем послании – ни слова о девушке, лишь скучное описание некоей сыпи, которая, по его словам, не что иное, как последствие детской золотухи. Связав девушку с болячкой, матушка сделала вывод, что ее сыночек подхватил срамную болезнь от какой-то столичной вертихвостки.

На самом деле и любовь, и недомогание Гоголь выдумал, чтобы выцыганить некоторую сумму денег из родительницы.

Служба в Департаменте уделов, куда он смог поступить, оказалась однообразной, нудной, скучной и на редкость формальной, из-за чего Гоголь вскоре бросил ее. Он пытался поступить в театр, ведь когда-то у него хорошо получалось, чувствовал в себе желание служить искусству, но так и не прошел ни одного прослушивания.

Говорят, его не брали из-за невыразительного голоса, хотя для многих его одноклассников это было совершенной неожиданностью, ведь они видели Гоголя на сцене и точно знали, что в нем заложен колоссальный актерский талант! На писательском поприще – та же картина. Его произведения тех лет либо вообще никто не печатал, либо они не пользовались популярностью. Насмешки литературных критиков больно ранили чувствительное самолюбие будущего классика, он переживал мучительные поиски своего призвания и места в жизни.

Люди, с которыми он на тот момент близко общался, сетовали на его капризность, неискренность, холодность, невнимание к хозяевам и трудно объяснимые странности.

В Петербурге он первое время держался общества земляков, состоявшего отчасти из прежних товарищей. Нашел, что Малороссия, да и сама малороссийская жизнь, возбуждают живейший интерес в петербургском обществе. Так родилась идея написать «Вечера на хуторе близ Диканьки». Как сказали бы сегодня: нашел свою нишу в литературе. Эти рассказы, изображавшие картины украинского быта, блиставшие веселостью и тонким юмором, произвели большое впечатление на Пушкина. «Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!..» Книга сразу же стала невероятно популярной, ее высоко оценили ведущие литераторы того времени. Гоголь стал «своим» в лучших литературных салонах Петербурга и плотно вошел в так называемый «пушкинский круг». В это время он знакомится с актером Михаилом Щепкиным, писателем С. Т. Аксаковым и его сыновьями Константином и Сергеем, публицистом Михаилом Погодиным. Со всеми ними Гоголь сохранит дружбу до конца жизни.

В 1834 году Гоголю предложили должность преподавателя истории при Петербургском университете. Он с воодушевлением принял предложение: днем читал лекции в университетских аудиториях, а по вечерам изучал историю Украины и писал новые произведения. Судя по отзывам студентов, Гоголь был неважным преподавателем. Его лекции по истории были скучными, иногда он вовсе забывал о них и не приходил, а порой проводил со студентами только полчаса из положенных двух.

Вскоре вышли новые сборники – «Арабески» и «Миргород» – а также несколько исторических статей. Все произведения горячо принимаются публикой, а именитые мастера в один голос признают, что с каждой новой книгой талант Гоголя все ярче расцветает и проявляется.

По всеобщему признанию, комедия «Ревизор» и роман «Мертвые души» являются ключевыми в библиографии писателя. Идею обеих книг подсказал Николаю Васильевичу Александр Сергеевич Пушкин. Реальную историю приписки «мертвых душ» Пушкин слышал от одного помещика во время своей кишиневской ссылки. В 1835 году Гоголь приступил к написанию романа и через некоторое время прочитал Пушкину наброски.

Тот сначала много смеялся, но с каждой новой перевернутой страницей все более мрачнел и хмурился, а в финале произнес: «Боже, как грустна наша Россия!..» Но через некоторое время Гоголь отложил рукопись «Мертвых душ», не завершив ее.

Сам император пришел в восторг от «Ревизора», большинство представителей литературного круга также нашли ее злободневной и талантливой. Но чиновники, коих в Петербурге было немало, купцы и полицейские ополчились против автора, заявляя, что для него «нет ничего святого». К удивлению Гоголя, его безбожно ругали, но при этом на все четыре представления «Ревизора» в Петербурге совершенно невозможно было достать билета – их раскупали мгновенно.

После постановки комедии Гоголь довольно поспешно покинул Россию и отправился в Европу, где прожил следующие десять лет. Объяснял свой отъезд тем, что оставил слишком много душевных сил на постановку комедии и ему требуется время, чтобы восстановиться. Жил в Германии, потом переехал в Швейцарию, а позже в Париж.

Именно во Франции его застигла весть о смерти Александра Сергеевича Пушкина, которую Гоголь переживал невероятно тяжело, а, возможно, так и не смог справиться с этой потерей до конца своих дней. Может, именно эта новость стала одной из ступенек к душевному кризису, который настиг писателя в 1845 году. Его настроение и мысли стали меняться со скоростью света. Он начал слышать голоса. Спасаясь от самого себя и созданных воображением ужасов, Гоголь становится глубоко верующим человеком. Сначала хотел вернуться в Петербург, однако отправился опять в Италию. Там в 1841 году Гоголь закончил работу над романом «Мертвые души», после чего приехал в Россию, поселившись в Москве, у своего друга Михаила Погодина.

Роман ушел в печать, преодолев многочисленные цензорские препоны. Он, как и «Ревизор», вызвал неоднозначные оценки. Кто-то восхищался, кто-то называл автора «врагом России, которого нужно сослать в Сибирь».

Сам Гоголь в это время начинает страдать от постоянных затяжных депрессий, и в 1842 году снова уезжает за границу. Там работает над вторым томом «Мертвых душ».

Но некоторое время спустя Гоголь рукопись сжег.

Лишь в 1849 году Николай Васильевич вернулся в Россию на совсем. По памяти восстановил весь текст второго тома своего романа. Но это далось ему с трудом, так как на писателя снова и снова наваливались приступы нечеловеческой тоски, когда он ничего не мог делать и жить ему совершенно не хотелось. С января 1852 года принялся рьяно соблюдать все церковные посты и совершенно отказался от еды. Это привело к еще более серьезным проблемам со здоровьем. В ночь с 11 на 12 февраля он сжег несколько своих рукописей, втом числе и второй том «Мертвыхдуш».

И последующие дни до самой смерти, которая наступила 21 февраля 1852 года, он не только не выходил из дома, но и практически не вставал с постели.

Сотканный из противоречий, Николай Васильевич Гоголь поражал всех своей гениальностью на поприще литературы и странностями в обыденной жизни. Он был труднопостижимым человеком.

Например, спал только сидя, боясь, чтобы его не приняли за мертвого. Много ходил по дому, выпивая в каждой комнате по стакану воды. Периодически впадал в состояние длительного оцепенения. В течение всей жизни жаловался на боли в желудке. Однако это не мешало ему за один присест съесть обед на четверых, «полирнув» все это банкой варенья и корзиной печенья.

Немудрено, что уже с 22-летнего возраста писатель страдал хроническим геморроем. По этой причине никогда не работал сидя. Писал исключительно стоя, проводя на ногах по 10–12 часов вдень.

Да и смерть великого писателя была загадочной: то ли он умер от отравления, толи от рака, толи от душевной болезни.

Поставить точный диагноз врачи безуспешно пытаются уже более полутора столетий.

Самая распространенная версия – летаргический сон. Слух о якобы страшной смерти писателя, похороненного заживо, оказался настолько живучим, что до сих пор многие считают его абсолютно доказанным фактом. А поэт Андрей Вознесенский в 1972 году даже увековечил это предположение в своем стихотворении «Похороны Гоголя Николая Васильевича»:

Вы живого несли по стране!
Гоголь был в летаргическом сне.
………………………………………………..
Крик подземный глубин не потряс.
Трое выпили на могиле.
Любят похороны у нас,
Как вы любите слушать рассказ,
Как вы Гоголя хоронили.

Вскройте гроб и застыньте в снегу.
Гоголь, скорчась, лежит на боку.
Вросший ноготь подкладку прорвал сапогу.

Отчасти слухи о своем погребении заживо создал, сам того не ведая, Николай Васильевич Гоголь. Дело в том, что писатель был подвержен обморочным состояниям и страдал сомнамбулизмом. И очень боялся, как бы в один из припадков его не приняли за мертвого и не похоронили.

В «Завещании» он писал: «Находясь в полном присутствии памяти и здравого рассудка, излагаю здесь свою последнюю волю. Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться…»

Известно, что спустя 79 лет после смерти писателя могилу Гоголя вскрыли для перенесения останков из некрополя закрывшегося Данилова монастыря на Новодевичье кладбище. Говорят, что тело его лежало в непривычной для мертвеца позе – голова повернута вбок, а обивка гроба изодрана в клочья. Эти слухи и породили укоренившуюся уверенность в том, что Николай Васильевич умер страшной смертью, в кромешной тьме, под землей.

Но этот факт практически единогласно отрицают современные историки.

Считается, что писатель В. Лидин, который был по существу единственным источником сведений об эксгумации Гоголя, в своих письменных воспоминаниях был очень противоречив и, мягко говоря, неправдив. Именно он утверждал, что дубовый гроб писателя хорошо сохранился, обивка гроба изнутри была изорвана и исцарапана, в гробу лежал скелет, неестественно скрученный, с повернутым набок черепом. Так с легкой руки неистощимого на выдумки Лидина и пошла гулять по Москве страшная легенда о том, что писатель был похоронен заживо.

Следующая версия – самоубийство.

В последние месяцы своей жизни Гоголь переживал тяжелейший душевный кризис. Писателя потрясла смерть его близкой знакомой, Екатерины Михайловны Хомяковой, которая внезапно умерла от стремительно развившейся болезни в 35 лет. Классик бросил писать, большую часть времени проводил за молитвами и неистово постился. Гоголем овладел страх смерти, знакомым писатель сообщал, что слышал голоса, говорившие ему, что он скоро умрет.

Именно в тот лихорадочный период, когда писатель пребывал в полубреду, он сжег рукопись второго тома «Мертвых душ». Считается, что сделал он это во многом под давлением своего духовника, протоиерея Матфея Константиновского, который был единственным человеком, прочитавшим это так и не изданное произведение, и настоятельно рекомендовал уничтожить записи. Священник оказал огромное влияние на Гоголя в последние недели его жизни. Считая писателя недостаточно праведным, батюшка требовал, чтобы Николай Васильевич «отрекся от Пушкина», как от «грешника и язычника». Он призывал Гоголя постоянно молиться и воздерживаться от пищи, а также безжалостно запугивал ожидающей его расправой за совершенные грехи «в миру ином».

Депрессивное состояние писателя усиливалось. Он слабел, очень мало спал и практически ничего не ел. Фактически добровольно сживал себя со свету.

По свидетельствам врача Тарасенкова, наблюдавшего Николая Васильевича, в последний период жизни тот за месяц «враз» постарел. К 10 февраля силы уже настолько оставили Гоголя, что он не мог больше выходить из дома. 20 февраля писатель впал в горячечное состояние, никого не узнавал и все время шептал какую-то молитву. Собравшийся у постели больного консилиум назначает «принудительное лечение». К примеру, кровопускание с помощью пиявок. Несмотря на все усилия, в 8 часов утра 21 февраля Н. В. Гоголя не стало.

Однако и версию о том, что писатель намеренно «заморил себя голодом», то есть по сути совершил самоубийство, большинство исследователей не поддерживают. Да и для летального исхода взрослому человеку необходимо не есть дней сорок. Гоголь же отказывался от пищи около трех недель, да и то периодически позволял себе проглотить несколько ложек овсяного супа и выпить липового чая.

Еще одна версия – врачебная ошибка.

В 1902 году вышла в свет небольшая статья доктора Баженова «Болезнь и смерть Гоголя», где он делится неожиданной мыслью – скорее всего, писатель умер от неправильного лечения.

В своих заметках доктор Тарасенков, впервые осмотревший Гоголя 16 февраля, писал: «…пульс был ослабленный, язык чистый, но сухой; кожа имела натуральную теплоту. По всем соображениям видно было, что у него нет горячечного состояния… один раз он имел небольшое кровотечение из носа, жаловался, что у него руки зябнут, мочу имел густую, темноокрашенную…»

Эти симптомы – густая темная моча, кровотечения, постоянная жажда – очень похожи на те, что наблюдаются при хроническом отравлении ртутью. А ртуть являлась главным компонентом препарата каломель, которым, как известно из свидетельств, Гоголя усиленно пичкали доктора «от желудочных расстройств».

Особенность каломели заключается в том, что она не причиняет вреда лишь в том случае, если быстро выводится из организма через кишечник. Но это не произошло с Гоголем, у которого из-за длительного соблюдения поста в желудке просто не было пищи. Соответственно, старые дозы препарата не выводились, новые поступали, создавая ситуацию хронического отравления, а ослабление организма от недоедания и упадка духа лишь ускорили смерть.

Кроме того, на врачебном консилиуме был поставлен неверный диагноз – «менингит». Вместо того чтобы кормить писателя высококалорийными продуктами и давать ему обильное питье, ему назначили ослабляющую организм процедуру – кровопускание. И если бы не эта «медицинская помощь», Гоголь мог бы остаться жив.

У каждой из трех версий смерти писателя есть свои приверженцы и противники. Так или иначе, тайна не разгадана до сих пор.

«Скажу Вам без преувеличения, – писал еще Иван Тургенев Аксакову, – с тех пор, как себя помню, ничего не произвело на меня такого гнетущего впечатления, как смерть Гоголя… Эта странная смерть – историческое событие и понятна не сразу; это тайна, тяжелая, грозная тайна – ее надо стараться разгадать… Но ничего отрадного не найдет в ней тот, кто ее разгадает».

Во многом тайной за семью печатями являлась жизнь Гоголя. Еще таинственнее была его смерть. Но волшебная магия гоголевского слова живет и пленяет уже не одно поколение миллионов его читателей.

Тарас Бульба

I

– А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники? И эдак все ходят в академии? – Такими словами встретил старый Бульба двух сыновей своих, учившихся в киевской бурсе и приехавших домой к отцу.

Сыновья его только что слезли с коней. Это были два дюжие молодца, еще смотревшие исподлобья, как недавно выпущенные семинаристы. Крепкие, здоровые лица их были покрыты первым пухом волос, которого еще не касалась бритва. Они были очень смущены таким приемом отца и стояли неподвижно, потупив глаза в землю.

– Стойте, стойте! Дайте мне разглядеть вас хорошенько, – продолжал он, поворачивая их, – какие же длинные на вас свитки![1 - верхняя одежда у малороссиян. (Прим. Н. В. Гоголя.)] Экие свитки! Таких свиток еще и на свете не было. А побеги который-нибудь из вас! я посмотрю, не шлепнется ли он на землю, запутавшися в полы.

– Не смейся, не смейся, батьку! – сказал наконец старший из них.

– Смотри ты, какой пышный! А отчего ж бы не смеяться?

– Да так, хоть ты мне и батько, а как будешь смеяться, то, ей-богу, поколочу!

– Ах ты, сякой-такой сын! Как, батька?.. – сказал Тарас Бульба, отступивши с удивлением несколько шагов назад.

– Да хоть и батька. За обиду не посмотрю и не уважу никого.

– Как же хочешь ты со мною биться? разве на кулаки?

– Да уж на чем бы то ни было.

– Ну, давай на кулаки! – говорил Тарас Бульба, засучив рукава, – посмотрю я, что за человек ты в кулаке!

И отец с сыном, вместо приветствия после давней отлучки, начали насаживать друг другу тумаки и в бока, и в поясницу, и в грудь, то отступая и оглядываясь, то вновь наступая.

– Смотрите, добрые люди: одурел старый! совсем спятил с ума! – говорила бледная, худощавая и добрая мать их, стоявшая у порога и не успевшая еще обнять ненаглядных детей своих. – Дети приехали домой, больше году их не видали, а он задумал невесть что: на кулаки биться!

– Да он славно бьется! – говорил Бульба, остановившись. – Ей-богу, хорошо! – продолжал он, немного оправляясь, – так, хоть бы даже и не пробовать. Добрый будет козак! Ну, здорово, сынку! почеломкаемся! – И отец с сыном стали целоваться. – Добре, сынку! Вот так колоти всякого, как меня тузил; никому не спускай! А все-таки на тебе смешное убранство: что это за веревка висит? А ты, бейбас[2 - балбес.], что стоишь и руки опустил? – говорил он, обращаясь к младшему, – что ж ты, собачий сын, не колотишь меня?

– Вот еще что выдумал! – говорила мать, обнимавшая между тем младшего. – И придет же в голову этакое, чтобы дитя родное било отца. Да будто и до того теперь: дитя молодое, проехало столько пути, утомилось (это дитя было двадцати с лишком лет и ровно в сажень ростом), ему бы теперь нужно опочить и поесть чего-нибудь, а он заставляет его биться!