Бешеный мир

скачать книгу бесплатно

Бешеный мир
Роман Анатольевич Глушков

Абсолютное оружие
Заряжайте свои дробовики, ибо привычный нам мир летит в тартарары! Человечество раскололось на два вида: тех, кого поразила загадочная болезнь под названием «Зов», и тех, до кого она еще не добралась. Первых за их звериную кровожадность не мудрствуя лукаво назвали зомби. Вторые пытаются выжить в царящем повсюду хаосе, но с каждым днем их становится все меньше, а зомби – все больше… Потерявший всю свою семью бывший артист циркового родео Степан Четвертаков и его напарник, беглый зэк по кличке Ананас, – наемники, очищающие мир от бандитов и зомби. Бизнес наемников шел неплохо до тех пор, пока однажды они не спасли от смерти незнакомца из Индии, что разыскивал в России свою превратившуюся в зомби сестру. Что и стало началом свалившихся на них затем крутых неприятностей…

Роман Глушков

Бешеный мир

© Глушков Р. А., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Как ужасно не знать, кто вечером будет живой, а кто – мертвый.

    Астрид Линдгрен

Глава 1

Капитан псковского гвардейского десантно-штурмового батальона Александр Ураганов был очень крутым парнем. Даже сам юго-западный склон Эвереста не мог бы сравниться с ним в крутизне, поскольку, я уверен, у Сашки хватило бы сил и упорства покорить сей легендарный альпинистский маршрут. Единственное, что еще могло считаться круче Урагана, так это вареные яйца. Но он в конце концов обставил в этом плане и их! Жаль, только радоваться победе не пришлось ни ему, ни мне. Потому что когда в одно далеко не прекрасное утро в голове Ураганова прозвучал Зов, мозги капитана тут же сварились вкрутую, и он превратился в зомби. Со всеми вытекающими отсюда проблемами. И самой главной из них было обуявшее Сашку нестерпимое желание сожрать своего напарника…

…То есть меня!

С чем я, разумеется, категорически не согласился. И оказал яростное сопротивление Сашкиной попытке позавтракать мною.

Мы проработали на пару с Ураганом полтора года – достаточный срок для того, чтобы называться не только деловыми партнерами, но и настоящими товарищами. Мы столько раз вытаскивали друг друга изо всяких передряг, что даже перестали говорить друг другу за это спасибо. Хотя, говоря начистоту, Сашка спасал меня чаще, чем я его, ведь он, влипая в неприятности, всегда имел больше шансов выпутаться из них, не дожидаясь подмоги. Что, впрочем, было в порядке вещей для человека, способного убить за раз голыми руками, а также ногами, полдюжины врагов-людей или двух-трех простых зомби-копателей. Я же – сорокапятилетний цирковой артист – не мог похвастаться такой физической мощью. С моими силенками и одного-то зомби в рукопашном бою не одолеть. А кидаться с кулаками на такого свирепого зомби, в которого вдруг превратился капитан Ураганов, было и вовсе равносильно самоубийству…

А началось то злополучное утро вполне обыденно. Как об этом зачастую пишут в книгах: ничто не предвещало грозу. Кроме разве что обычной майской грозы – той самой, которую так любил поэт Тютчев. Однако сверкающие зарницами, тяжелые тучи ползли по горизонту не к нам, а на запад, к Самаре, и, по всем признакам, должны были обойти нас стороной. Мы же с Сашкой проснулись по привычке с первыми лучами солнца и, прежде чем возобновить наш путь, уселись завтракать.

Я не сомневался, что сегодня мы наконец-то настигнем банду Дырокола, за которой гонялись вот уже вторую неделю. Так что перед финальным этапом нашей погони было необходимо хорошенько подкрепиться. Еще неизвестно, доведется ли нам пообедать, а я не испытывал удовольствия охотиться за негодяями на голодный желудок.

Мы торопились. Но пять минут, потраченные мной на умывание и мытье посуды, нам погоды не делали. Так, по крайней мере, я тогда думал. И думал неправильно. Потому что, пока я ходил к реке и обратно, в нашем маленьком лагере успели произойти судьбоносные перемены.

Вернувшись к машине с вымытыми мисками, ложками и кружками, я обнаружил, что напарник все еще не загасил костерок и не собрал вещички, чем он вроде бы хотел заняться в мое отсутствие. Напротив, то, что он творил, было не упаковкой наших нехитрых пожитков, а их распаковкой. Сидя на коленях у костра, Сашка рвал полиэтиленовый пакет, содержимое которого высыпалось перед ним на землю. И, тем не менее, он продолжал кромсать пакет в клочья, как будто именно это, а не сворачивание лагеря, интересовало его сейчас больше всего.

– Какого черта ты делаешь? – раздраженно спросил я, остановившись позади занятого ерундой товарища. – Опять, что ли, психуешь из-за того, что Дырокол удрал от нас под Бобровкой?

Вместо ответа Сашка сунул себе в зубы обрывок пакета и, рыча, затряс головой – ни дать ни взять хищник, поймавший и треплющий мелкую добычу.

Все это напоминало глупую и неуместную шутку. Вот только капитан Ураганов был не тем человеком, который стал бы валять передо мной дурака. Потомственный офицер в четвертом поколении, он сохранял достоинство, даже играя со своими детьми; жена и дети Сашки проживали неподалеку от Саратова, в фортеции Красный Яр. А выходя на тропу войны и почуяв запах врага, Ураган являл собой прямо-таки воплощение серьезности и целеустремленности. И всегда смотрел на меня – циркача, потомка таких же циркачей, – с неодобрением, когда я, бывало, откалывал ради куража один из своих аренных трюков.

Что же вдруг ни с того ни с сего нашло на Сашку? Тут напрашивался лишь один ответ – самый нежелательный и самый страшный.

Проклятый Зов, сгубивший к этому дню едва ли не половину населения планеты, все же дотянулся до моего напарника. И теперь он, лишенный разума и превращенный в зомби-копателя, начисто забудет обо всем, что еще пять минут назад было для него дороже всего на свете. Забудет и пошагает отсюда прямиком на северо-запад – в Москву, к Котловану. Туда, куда стремятся все до единого зомби и где сегодня царит такой кромешный ад, который не пригрезился бы в безумных фантазиях самому Иерониму Босху. И любому, кто встанет на пути зомбированного Урагана, грозила скорая и неминуемая расправа.

А первым таким кандидатом на уничтожение – или, вернее, на пожирание живьем, – предстояло стать мне – его другу, соратнику и деловому партнеру.

Вообще-то, будь на то моя воля, я бы не стал мешать Сашке. И отпустил бы его с миром, постаравшись уйти от него как можно незаметнее. Но дело в том, что спасаться бегством было поздно. Едва я подал голос, как все внимание Урагана сразу переключилось на меня. А что бывает, когда зомби-копатель замечает вблизи от себя нормального «чисторукого» человека, всем известно. И никаких исключений из правил тут не было, нет и быть не может в принципе.

Отшвырнув растерзанный пакет, новоиспеченный копатель вскочил на ноги и, продолжая утробно рычать, вперил в меня остекленевшие глаза с ненормально расширенными зрачками. Лицо Сашки также ненормально побледнело и сделалось как у трехдневного покойника – пепельно-серым, цвета папиросной бумаги.

Уже по этим двум признакам можно почти безошибочно диагностировать одержимость человека Зовом. Третьей такой особенностью являлись его движения – неестественные, словно бы механические. Они могли быть как дергаными, так и заторможенными, но за их нескладностью всегда скрывалась огромная, смертоносная сила.

В случае с Ураганом зомбирование могло усугубиться тем, что оно не затронуло его отточенные до автоматизма боевые навыки. Такое порой случалось, когда под воздействие Зова попадали настоящие профессионалы своего ремесла, использующие его на уровне инстинктов. И тогда обычный с виду копатель становился гораздо опаснее. Особенно если в своей прошлой жизни он имел дело с оружием, взрывчаткой или огнеопасными веществами.

– Только не профи! – пробормотал я, осторожно развернувшись и попятившись к автомобилю. Посуда в моих руках легонько дребезжала, выдавая охватившее меня нервное напряжение. – Только не профи, мать твою! Только не профи, чтоб тебя!..

Черта с два! Фортуна никогда не считала меня своим любимчиком, что в очередной раз и доказала.

То, что из Сашки получился зомби-профи, было абсолютно предсказуемо – с его-то десантно-штурмовой подготовкой! Я понял это еще до того, как он на меня набросился – по тому, как он весь подобрался перед броском, уподобившись взведенной пружине автоматного затвора. Точно так же он вел себя перед боем со своими прежними врагами. И так он повел себя сейчас, готовясь свернуть мне шею одним сильным и молниеносным движением. Или проломить мне ударом кулака височную кость. Или выдрать кадык, что давалось Урагану с той же легкостью, с какой я срывал с ветки яблоко. А может, он хотел прикончить меня другим смертоносным приемом, которых в его арсенале насчитывалось предостаточно. Это уже не имело для меня значения, так как, повторюсь, в рукопашном бою с Сашкой мои шансы на победу были нулевые.

В данный момент при мне был только нож – жалкий защитный контраргумент против ветерана-десантника, и я не удивлюсь, если в итоге мой же нож воткнется мне же в глотку. Чтобы вооружиться чем-то посерьезнее, мне следовало добежать до автомобиля. В его багажнике хватало огнестрельного добра, способного остановить зомби. А еще на водительском сиденье лежал мой пояс с револьверами, который я держал под рукой всю ночь, но перед завтраком убрал в машину. Ее и меня разделял всего десяток шагов. Небольшое расстояние, если бы речь шла об обычной драке. И довольно существенное в стычке с копателем-профи. Во время бегства я волей-неволей повернусь к Сашке спиной, а это верная гибель. Вдобавок мне еще надо открыть автомобильную дверцу и вытащить оружие. Это тоже займет считаные секунды, вот только противник не даст мне даже такой малой форы.

Боевая пружина, в которую превратился Ураган, недолго держалась на взводе. И выстрелила, едва помутившийся взор напарника засек движущуюся цель. Мгновение, и копатель устремляется ко мне с животным рыком, при этом взгляд его остается остекленевшим, а лицо – мертвенно-бледным, ничуть не багровея от злобы.

Изо рта Сашки торчит обрывок полиэтилена, похожий на пену, что вылетает из пасти бешеной собаки. Что читает сейчас у меня на лице Сашка, неизвестно, но точно не злость и не ярость. Я все еще растерян и не знаю, как мне поступить. Но жребий брошен, и теперь мне так или иначе придется защищаться, чем бы ни обернулся для меня этот неравный поединок…

От брошенной мною в лицо Урагана железной посуды тот отмахнулся, будто от стаи назойливых мух. Но одна из мисок таки попала ему в лоб и отвлекла от цели. Всего лишь на мгновение, но этого мне хватило, чтобы броситься несущемуся на меня противнику под ноги.

Реакция у профи оказалась на высоте – заметив краем глаза мой маневр, он моментально подпрыгнул. И перескочил бы через меня, если бы я не успел схватить его за лодыжку.

Удержать Сашку у меня, конечно, не получилось, но сбить его с ног вполне удалось. Разогнавшись, он не успел сгруппироваться, чтобы обезопасить падение. И шмякнулся ниц с такой силой, что будь он все еще нормальным человеком, то отшиб бы себе о землю внутренности. Но зомби на мелочи вроде ушибов, вывихов и сотрясений внимания не обращают, а сломать Урагану ногу мне не повезло. Упав, он тут же перевернулся на спину, сделал кувырок назад и, оттолкнувшись руками, снова вскочил на ноги – натуральный ванька-встанька весом в центнер с гаком!

Впрочем, пока он занимался акробатикой, я тоже не сидел… вернее, не лежал сложа руки. Мне не было нужды кувыркаться, поэтому я очутился на ногах раньше противника. После чего воспользовался отыгранной форой и, уронив с головы шляпу, бросился к водительской дверце машины.

Добраться до револьверов можно было быстрее, чем до арсенала в закрытом багажнике. Правда, лишь в теории, поскольку Сашка вновь налетел на меня, когда я ухватился за ручку дверцы. Мне следовало бы развернуться к нему лицом, чтобы не заработать удар в спину, но я все же рискнул и распахнул дверцу. А затем нырнул в кабину, на передние сиденья, отчего вражеский кулак угодил мне не в основание черепа, куда изначально метил Ураган, а промеж лопаток. Что было уже не фатально, но все равно больно, и у меня на миг перехватило дыхание.

Наш «Гранд Чероки» – или Большой Вождь, как мы его любя называли, – был просторной машиной, но не настолько, чтобы устраивать у него в салоне драку. Это понимал даже зомби. Он не стал запрыгивать в джип следом за мной, а ухватил меня за сапоги и потащил наружу. Да так резко, что я едва успел схватить пояс с револьверами и прижать подбородок к груди. Не сделай я последнего, то стукнулся бы затылком о порог кабины, когда мгновением позже вылетел из нее. А так я лишь ударился о землю уже ушибленной спиной, что тоже было не фатально, но по-прежнему чертовски больно. Но как бы то ни было, за время моего короткого падения я выхватил из кобуры один из револьверов – им оказался Бедлам – и взвел боек…

Вот только стрелять, как назло, было не в кого! Не угасшие в Сашке инстинкты подсказали ему, что раз в моих руках появился ствол, то переть на меня врукопашную лучше не стоит. Отпустив мои ноги, он моментально ушел с линии огня: вскочил на капот и, перекатившись по нему, спрыгнул на землю по другую сторону джипа.

Попасть в него, стреляя из лежачего положения, стало невозможно, и мне пришлось срочно менять позицию.

– Да пропади ты пропадом! – выругался я, с кряхтением поднимаясь на ноги. Отбитая спина болела так, что каждое движение давалось мне с трудом. Отчего со стороны я, наверное, и сам напоминал теперь неуклюжего зомби.

Профи действуют на уровне одних лишь инстинктов, а иначе Сашка вспомнил бы, где он тоже может раздобыть оружие. Но капитан напрочь утратил память и логическое мышление. Вместо того чтобы вытащить из багажника дробовик или винтовку, он повел себя как дикий зверь, нарвавшийся на способную дать отпор жертву. То есть сменил прямолинейную тактику на более коварную и осторожную. И когда я, поднявшись с земли, снова хотел взять Урагана на мушку, тот успел скрыться в густых прибрежных кустах.

Свежих следов, примявших траву, в ней не наблюдалось. Не иначе, противник удрал от меня по тропинке, которую мы протоптали, когда ходили в кусты по нужде. Но расстреливать их наугад являлось бессмысленно – Сашки там уже явно не было. Он мог улизнуть оттуда под прикрытием зарослей куда угодно, и ни один сучок не хрустнул бы при этом у него под ботинком.

Мог ли он теперь оставить меня в покое? Да, если я прямо сейчас прыгну в джип и, ударив по газам, умчусь прочь, подальше от этого места. Память у зомби короткая, как ствол ружейного обреза. Они быстро забывают тех, кому повезло от них убежать, и преследуют несостоявшихся жертв лишь до тех пор, пока те не скроются с их глаз. А за оставшимися вещами можно вернуться позже – когда Сашка успокоится и, всецело подчинившись Зову, уйдет отсюда в направлении Москвы.

Ураган являлся тем редким копателем, которого я был готов пощадить, пусть даже он мог натворить немало бед на пути к Котловану. Но лучше я скажу его жене и сыновьям, что он остался жив – хотя бы в таком плачевном виде, – нежели сообщу им куда более трагичную новость. Миллионы людей, чьих близких постигла та же беда, продолжают верить, что однажды Зов умолкнет, и все копатели, очнувшись от наваждения, вернутся домой, к своим семьям. И это в любом случае куда лучше, чем жить вообще безо всякой надежды. Вот и пусть Сашкины родные надеются на чудо, а не уподобляются мне – человеку, знающему, что никакие чудеса уже не вернут ему то, что он когда-то потерял.

Я похлопал себя по карманам, ища ключи от зажигания. Как назло, они остались в куртке, которую я бросил возле костра, когда пошел мыть посуду. Что ж, деваться некуда: без ключей Большого Вождя не завести, а значит, хочешь не хочешь придется за ними вернуться.

Суматошно оглядевшись и не обнаружив подкрадывающегося ко мне двуногого хищника, я подбежал к костру, схватил валявшуюся на земле куртку и сей же миг рванул обратно к машине.

Вне всяких сомнений, моя беготня была замечена прячущимся в кустах Сашкой. Но револьвер, который я все время держал на виду, должен был отвадить его от нападения. Хорошо, что замыкание в мозгах Урагана не убило в нем страх нарваться на пулю. А судя по тому, как шустро он от меня скрылся, можно было предположить, что у меня получится отпугнуть его повторно. Если не демонстрацией взведенного Бедлама, так выстрелом в воздух.

Перебросив револьвер в левую руку, правой я вытащил ключи из кармана куртки и вставил их в замок зажигания. Сам я при этом поостерегся садиться за руль и остался снаружи. Пока «Гранд Чероки» не будет готов тронуться с места, я должен быть ежесекундно готов к отражению атаки, с какой бы стороны она ни последовала. А при стрельбе с водительского сиденья мой сектор обстрела заметно сужался. Да и решетить джип изнутри пулями тоже не хотелось.

Двигатель завелся с первой попытки, и я подумал, что все-таки разойдусь с бедолагой-напарником бескровно, но увы – Сашка имел на сей счет иное мнение.

Не успел я порадоваться урчанию мотора, как позади меня возникла стремительно движущаяся ко мне тень. Если бы она не отразилась в стекле открытой дверцы, сам бы я ее точно не увидел. И не успел бы отреагировать на ее появление. Несмотря на то что я пребывал настороже, Ураган все равно застал меня врасплох. И, выгадав момент, приблизился ко мне так, что еще секунда, и я гарантированно стал бы трупом.

Гвардейского капитана-десантника подвела не выучка – она, как всегда, оказалась на высоте, – а звериная одержимость зомби. Он не смог оставить в покое свою жертву, даже когда нападать на нее стало небезопасно. За что и поплатился, как бы я ни хотел избежать такого конца.

У Сашки были свои защитные инстинкты, а у меня свои. И хоть мы оттачивали их в разное время, в разных местах, в совершенно разных условиях и с разными целями, нынешние смутные времена показали, что и я, и Сашка, сами того не подозревая, неплохо к ним подготовились.

Когда я засек несущуюся ко мне сзади бесшумную смерть, то без малейших колебаний развернулся и выстрелил навскидку. После чего, продолжая давить пальцем на спусковой крючок Бедлама, еще дважды ударил по собачке бойка правой ладонью, выпустив в противника три пули всего за секунду. Так, как учили меня корифеи американской цирковой школы, где я в свое время отучился три года. Так, как затем я семнадцать лет проделывал это на арене бродячего цирка «Легенды Дикого Запада», колесившего по России вплоть до воцарившегося сначала в ней, а потом и в остальном мире хаоса…

Когда я спустил курок, Ураган находился от меня примерно в восьми шагах. Он уже занес для удара подобранную им в кустах увесистую палку, собираясь размозжить ею мне череп. Но в итоге сам лишился головы, разнесенной в клочья экспансивными пулями сорок пятого калибра, и рухнул навзничь, вмиг превратившись из зомби-копателя в обычного мертвеца.

Чтобы остановить врага, даже такого живучего, мне хватило бы и одного точного попадания ему в голову. Второй и третий выстрел были сделаны мною лишь потому, что я пребывал на нервах и из опасения промахнуться стрелял навскидку дрожащей рукой.

Не промахнулся…

При взгляде на мертвого и отныне безвредного Урагана я ощутил неимоверную усталость и душевное опустошение. И потому где стоял, там и уселся на землю, привалившись спиной к колесу и продолжая держать в руке револьвер.

Вообще-то расслабляться было еще рано, ведь стрельба грозила привлечь сюда других копателей, что могли околачиваться неподалеку. Прежде чем переводить дух, мне требовалось удостовериться, что в округе нет другой опасности. Но я так и не сумел побороть охватившую меня апатию. Слишком неподъемный моральный груз внезапно обрушился мне на плечи. И я всерьез засомневался, что смогу вынести его, не сломавшись под его тяжестью.

В эти суматошные минуты я не задумывался над тем, чем обернется для меня утрата напарника. Не дать себе подохнуть – единственное, что волновало меня, пока я отражал его атаки. Но теперь, когда передо мной замаячила перспектива объясняться с женой Сашки и смотреть в глаза его осиротевших детей, моя победа над ним стала выглядеть совсем в ином свете.

Я поймал себя на мысли, что отчаянно ищу повод, который позволит мне отвертеться от поездки в Красный Яр в качестве скорбного вестника. Ну да ладно – съезжу, не рассыплюсь. Гораздо неприятнее было другое: что теперь делать с бандой Дырокола, которую мы с Ураганом нанялись уничтожить. Без него один я с этими отморозками вряд ли справлюсь. А на поиски другого напарника (вернее, даже двух, учитывая, какого матерого бойца я только что потерял) уйдет много времени. Так много, что Вован Дырокол успеет натворить новых мерзостей и скроется куда-нибудь за Урал, где ищи-свищи его потом, как вошь на медвежьей шкуре. И тогда все его зверски убитые и изнасилованные жертвы останутся неотомщенными. А я не только лишусь положенной мне награды, но еще и останусь в убытке, ведь не поеду же я к Сашкиной семье с пустыми руками. Мне надо будет обеспечить ее на пару-тройку месяцев продуктами и иными необходимыми вещами, которые при таком раскладе придется взять из собственных, тоже не слишком богатых запасов.

В общем, впору было хвататься от досады за голову… Хотя, если обмозговать дальнейшую стратегию моей охоты с учетом новых обстоятельств, можно провернуть ее и в одиночку. Да, это будет трудно, но теоретически такое выполнимо.

Вован Дырокол и его кореша – самые обычные зэки, что сбежали из тюрьмы и, опьянев от свободы, куролесили теперь на полную катушку. Они не строят планов на будущее и не изобретают хитроумных тактик своих действий. Все, что они делают, это катаются по здешним краям и творят беспредел: грабят, убивают и насилуют всех, кто попадается им на пути и не может дать отпор. Обычные двуногие шакалы, которых сегодня в России тысячи. И которых нашими с Ураганом стараниями становилось пусть ненамного, но меньше. Так что если за сегодня, пока я занимаюсь похоронами Сашки, меня осенит идея, как загнать Дырокола в западню, можно сказать, что на этом полдела будет сделано.

– Спешите видеть и не говорите потом, что не видели! На арене нашего цирка – великий и неподражаемый Стэнли Квадро, самый виртуозный стрелок Дикого Запада из восточного полушария планеты! – горько усмехнувшись, подытожил я свои раздумья дежурной речью конферансье, что когда-то предваряла мой выход на цирковую арену. – Сегодня вы станете свидетелями того, о чем будете вспоминать до конца своих дней! Двадцать четыре выстрела из четырех револьверов за шесть секунд – и ни одного промаха! Встречайте, дамы и господа – достойный хранитель традиций легендарных стрелков Уайта Эрпа и Дикого Билла Хикока – Стэнли Квадро и четыре его молниеносные пушки! Ваши аплодисменты!.. Тьфу!

Я сплюнул, словно хотел избавиться от мерзкого привкуса во рту, пускай воспоминания о прошлом давно не вызывали у меня никаких эмоций: ни светлой грусти по ушедшим денькам, ни желания начисто забыть все то, чем это славное времечко в итоге закончилось…

Глава 2

С чего начинается апокалипсис?

Надо полагать, не с картинки в твоем букваре, а с чего-то жуткого и зловещего: глобального катаклизма, смертоносной пандемии или тотального иссякания каких-нибудь жизненно важных ресурсов. Апокалипсис нынешней земной цивилизации, который длится вот уже четыре года и который давно называют так в прямом, а не в переносном смысле, начался с мелкого и несуразного происшествия. Это потом про него вспомнили и занесли его задним числом в анналы истории. А поначалу тот случай даже не попал в новостные сводки – настолько он был малозначителен на фоне других тогдашних новостей.

И действительно, какой интерес для широкой публики может представлять обычный псих, что одним погожим мартовским днем прорвался в недостроенную часть станции Московского метрополитена «Трубная». Конечно, если бы он кого-то убил или начал выкрикивать провокационные лозунги, о нем непременно сообщили бы в СМИ. Но все, что он натворил – начал, ломая ногти, одержимо скрести руками пол в тоннеле. А когда психа попытались оттуда вывести, он устроил потасовку с рабочими и охраной. Но как бы он ни сопротивлялся, его все равно скрутили и отправили по назначению – в одну из городских психбольниц.

Работники «Трубной» могли бы забыть об инциденте уже на следующий день – чего только не происходит ежедневно в огромном столичном метро! Но, к их удивлению, назавтра в тот же самый тоннель прорвались уже три психа! И все трое также приступили к царапанью пола голыми руками. Причем это была вовсе не одна компания сумасшедших. Каждый из них прибыл туда сам по себе: один утром и двое – после обеда. Всех их, разумеется, тоже отловили и спровадили вслед за вчерашним копателем, однако дело принимало серьезный оборот. Чем бы ни объяснялось загадочное паломничество безумцев к этому ничем не примечательному месту, впредь подобное было недопустимо. И потому все входы в технические помещения станции были взяты под охрану. Которая также была усилена в вестибюле и на перроне – на всякий случай.

И действительно, повышенные меры предосторожности оказались не напрасны. На протяжении всей ближайшей ночи еще несколько агрессивных безумцев, разбивая двери станции, проникали внутрь и устремлялись к известной лишь им одним цели. Никто из них ее, правда, не достиг, но ситуация уже не лезла ни в какие ворота. Особенно после того, как выяснилось, что атаки психов вовсе не думают прекращаться. Напротив, их интенсивность лишь усилилась, и происходили они теперь едва ли не ежечасно.

Администрация «Трубной» забила тревогу. К месту неординарного ЧП были стянуты наряды полиции и «Скорой помощи». И только теперь в теленовостях и в Интернете вовсю заговорили о странном нашествии психов на отдельно взятую станцию Люблинско-Дмитровской линии метро. А они штурмовали ее уже со всех направлений: как с «Цветного бульвара» – по подземному переходу, – так и со станций «Достоевская» и «Сретенский бульвар». В последних двух случаях атакующие прыгали с перронов на пути и бежали по тоннелю в нужную сторону, подвергая себя смертельному риску и нарушая график движения поездов.

К вечеру третьего дня этого локального безумия начальник метрополитена распорядился полностью закрыть «Трубную».

На четвертый день были закрыты также «Цветной бульвар», «Достоевская» и «Сретенский бульвар». На остальных ближайших станциях были введены беспрецедентные меры безопасности. Так же, как на расположенных на поверхности технических объектах метрополитена – тех, через которые можно было пробраться на блокированную «Трубную».

А психи все продолжали и продолжали прибывать. Хуже того, к ним присоединился кое-кто из сотрудников метрополитена и дежурящих на станциях полицейских. На их внезапное сумасшествие поначалу не обратили внимания, но когда их застукали скребущими пол в том самом тоннеле, все сразу стало ясно. А вот причина, помутившая рассудок всем этим бедолагам, увы, совершенно не поддавалась объяснению.

Ушлые журналисты быстро выяснили личности упеченных в психушки граждан, счет которых шел уже на десятки. И сразу обнаружили вторую общую для них странность: еще четыре дня назад никто из них не являлся душевнобольным. Даже подозрительных симптомов и тех не проявлял. Редкий копатель – кажется, тогда и вошел в обиход этот термин – ранее обращался к психологу, психиатру или неврологу. А на психиатрическом учете состоял всего один из них, да и тот был лишь безобидным шизофреником. Все копатели являлись обычными гражданами – и коренными москвичами, и приезжими, – не знакомыми друг с другом, представителями разных слоев общества. И если бы не полицейские кордоны, все они в итоге оказались бы там, где был пойман первый псих и куда затем неудержимо влекло его последователей.

Люди сходили с ума совершенно спонтанно и без видимых причин. Один из копателей ехал после работы домой, к семье, но вдруг остановил машину прямо посреди Крымского моста и отправился через полгорода пешком на северо-восток, к «Трубной». Другой гулял в парке с шестимесячным сыном, а потом вдруг напрочь забыл о коляске с ребенком и решительно пошагал в том же направлении. Многие просто покидали службу в разгар рабочего дня. Некоторые из них, кого начальство или коллеги попытались остановить, без разговоров вступали в драку. И дрались с таким остервенением, словно это был для них ни много ни мало вопрос жизни и смерти.

Тема психической московской эпидемии взорвала Интернет. Она быстро и надолго обосновалась на ведущих местах новостных рейтингов и в топах сетевых блогов. Да и с чего бы ей было утратить популярность, если сенсационные новости с «Трубной» приходили ежедневно, а то и ежечасно? В психиатрических больницах Москвы не хватало мест, чтобы принимать больных, которых с каждым днем привозили туда все больше. Довольно скоро их число доросло до критического, что обернулось бунтами и массовыми побегами. Правда, все копатели бежали в одном, легко предсказуемом направлении, где их снова ловили и возвращали в клиники. А впоследствии – в развернутые по всей Москве и Московской области специальные карантинные центры. Там феномен неизвестного науке, прогрессирующего массового психоза взялись изучать светила российской и мировой психиатрии. И не только они, но и эксперты в других медицинских областях, что могли иметь хоть какое-то отношение к возникшей проблеме.

Впрочем, гипотеза о вирусной причине данного заболевания была почти сразу отвергнута. На это не указывал ни один признак, и вирусологи лишь развели руками. К тому же, если бы маниакальная страсть к раскопкам в метро была заразной, эпидемия распространялась бы очаговым способом, как и любая другая. Чего в Москве вовсе не наблюдалось. И все же кое-какая закономерность там присутствовала. Первые жертвы психоза были охвачены им в непосредственной близости от «Трубной». Но с каждым днем это происходило все дальше и дальше, а спустя десять дней копатели потянулись к ней не только из столицы, но и из пригорода. Затем – из области, а вскоре – и из соседних областей.

Сотни людей с остекленевшими глазами брели напролом к заветной цели, отделенной от них тогда десятками километров. И ладно бы просто брели, никого не трогая, никуда не вторгаясь и не мешая дорожному движению! К несчастью, все происходило с точностью до наоборот, и копатели превратились в серьезную проблему далеко за пределами Москвы. Особенно когда во время пути их одолевал голод. Тогда они уже не останавливались ни перед чем. И разграбления ларьков, магазинов, кафе и ресторанов были лишь самыми безобидными их злодеяниями. Потому что когда психи не могли добраться до обычной еды, они без малейшего зазрения совести прибегали к убийствам и каннибализму. Правда, пока это были лишь единичные случаи. Но по мере увеличения числа зомби такие инциденты фиксировались все чаще.

Кстати, о зомби. С подачи Интернета, где копателей, не мудрствуя лукаво, сразу нарекли этим голливудским прозвищем, в конце концов их стали называть так повсеместно. И никого, даже теледикторов и репортеров, не волновало, что настоящие зомби должны быть прежде всего мертвецами. Не говоря об иных качествах, присущих этому виду нечисти, вроде заразных укусов, после которых покусанный зомби человек вскоре сам превращался в одного из них. После укусов копателей, которые, несмотря ни на что, продолжали оставаться живыми людьми, человек мог заразиться разве что столбняком или СПИДом. Но как бы то ни было, однажды прилипшее к ним вроде бы не самое удачное прозвище так за ними и закрепилось.

Охваченная беспорядками территория в центре Москвы разрасталась словно огромная гноящаяся язва. Трубная площадь, Цветной бульвар, прилегающие к ним участки Бульварного кольца и улицы Неглинной, а также ближайшие кварталы превратились в натуральный театр боевых действий. Копателей стало так много, что они начали сбиваться в стаи и прорываться сквозь заградительные укрепления. Они делали это столь жестоко и упорно, что у полиции и солдат не осталось выбора кроме как стрелять в самых кровожадных зомби на поражение. Но их не останавливали даже пули! На возводимые у них на пути бетонные и стальные стены копатели отвечали быстро растущей численностью своего воинства. Которое, несмотря на свою неорганизованность, рвалось к единой цели и потому обладало напором, способным сокрушить любые заслоны.

Через три недели работники карантинных центров расписались в своем бессилии и перестали отлавливать копателей в эпицентре беспорядков. Это было разумное и своевременное решение. С некоторых пор на Трубной площади и в ее окрестностях все перевернулось с ног на голову: не санитары охотились на психов, а психи гоняли явившихся по их души санитаров. Зомби были невосприимчивы к слезоточивому газу и холодной воде из водометов, а резиновые пули отскакивали от них, как от стенки горох. К тому же все чаще среди них попадались индивидуумы, обладающие нехарактерной даже для буйных психопатов силой и агрессией. Это были, как правило, молодые копатели крепкого телосложения, которые до своего помешательства активно занимались спортом или тяжелым физическим трудом. Если такая ходячая машина смерти подбиралась к своей жертве на расстояние удара, ту не спасало даже огнестрельное оружие. «Берсерки» – так впоследствии обозвали этих копателей, – продолжали драться, даже заполучив в грудь целый автоматный магазин или потеряв пару конечностей. Да что там – даже лишившись головы, тело берсерка еще какое-то время рвало и метало вокруг себя все, что попадало ему под руку. А окончательно умирало лишь после того, как теряло всю кровь или его разрывало на части.

За нескончаемыми атаками на полицейские укрепления было не сразу замечено, что многие зомби стали заниматься тем, что им запрещали делать, не пуская в метро. А именно – рыть землю голыми руками. При той неистовости, с которой копатели взялись за работу, немудрено, что она начала у них спориться. Когда же на это обратили пристальное внимание, Трубная площадь (которую в Сети уже окрестили Трупной) и бульварные аллеи были покрыты глубокими рытвинами. А также кровью тех, кто ковырял асфальт своими изувеченными пальцами. Но для зомби это были сущие пустяки. По крайней мере, в дальнейшем история не знала ни одного копателя, скончавшегося от подобных ран или заражения крови.

Всем наблюдающим за московскими событиями было очевидно: падения полицейских заслонов на Трубной – всего лишь вопрос времени. Причем самого ближайшего.

Так оно и случилось. Ежедневно усиливающийся натиск зомби вынудил защитников станции отступить. Но прежде чем они сдали позиции и эвакуировали последних обитателей близлежащих зданий, все входы на «Трубную» были залиты бетоном. И когда орда безумцев заполонила отданную ей на поругание площадь, а также окрестные кварталы, бульвары и улицы, она наткнулась на внушительный бетонный саркофаг. Его уродливый серый купол возвышался на месте некогда стоявшего там памятника. И этот барьер копатели при всем старании не смогли бы ни своротить, ни разбить, ни тем более процарапать ногтями.

А отступившая полиция сформировала новое кольцо укреплений в радиусе примерно трехсот метров от саркофага. Только оно было сооружено уже с другими целями и являлось, так сказать, односторонне проницаемым. Все рвущиеся к Трубной зомби пропускались через защитный периметр совершенно беспрепятственно. Но если они вдруг решали вырваться обратно – например, в поисках еды, – их либо отлавливали, либо, в случае особо дерзких и опасных прорывов, уничтожали.

Прорывы случались, даже несмотря на то, что копатели не испытывали нехватку в продовольствии. Оно, а также бутылки с водой доставлялись им ежедневно на специальных бронированных грузовиках. Те регулярно въезжали в карантинную зону и сгружали автокранами поддоны, на которых стояли контейнеры с продовольствием. Которое тут же растаскивалось вечно голодными от усердной работы безумцами. И хоть его на первый взгляд хватало на всех, включая новоприбывших, многие зомби все равно не утрачивали желания добыть себе пищу самостоятельно. Что им уже категорически воспрещалось, и ничем хорошим это для них не оборачивалось.

Разумеется, что ни о каком свидании зомби с родственниками не могло быть и речи. Некоторые вконец отчаявшиеся граждане убедились в этом на своем горьком опыте, проникнув за ограждение, дабы увидеться со своими обезумевшими близкими. Увы, ни разу великая сила любви не сокрушила барьер безумия, отделяющий копателей от их психически нормальных жен, детей, родителей, братьев и сестер. Редко кому из этих безутешных родственников посчастливилось убежать от набросившихся на них психов и вернуться обратно целыми и невредимыми. Психи всегда безошибочно определяли в своей среде «чисторуких» чужаков и не питали к ним ни капли жалости или сострадания.

Все благоразумные люди из числа ищущих свою родню довольствовались информацией, которую получали в созданном для них специальном справочном центре. Военные фиксировали на видеокамеры пересекающих периметр копателей и потом устанавливали их личности. А установив, предоставляли их родственникам бесплатные гостиницы, где они могли проживать неограниченное время на полном соцобеспечении. Само собой, что если зомби не добирался до Трубной, пропадая без вести по дороге к ней, то жилплощадь и бесплатное питание его родне в Москве уже не предоставлялись.

Исчезнувших копателей также насчитывалось немало. Чем дальше они проживали от Москвы, тем длиннее и труднее был их путь к ней. Путь, на котором их поджидали не только естественные преграды – реки, горы, леса и болота, – но и враги: люди, готовые сами защищать себя и свои семьи от агрессивных безумцев. И чем дальше, тем таких людей становилось все больше. Потому что ни армия, ни полиция были не в состоянии взять под охрану каждый дом. А тем более – каждого человека, ведь в группе риска заболеть этой болезнью находились все без исключения граждане, от мала до велика…

Но почему?

Да, это был, пожалуй, самый актуальный на тот момент вопрос! Спустя месяц с начала безумия на Трубной, когда стало понятно, что оно не намерено сходить на нет, паника началась не только в России, но и в Европе. Радиус зоны аномального поражения расширялся, и в Москву уже шли зомби из Санкт-Петербурга, Тамбова, Пензы, Вологды, Воронежа, Курска… И не только оттуда, но и из восточных районов Украины и Беларуси. Что автоматически превращало кризис в международный, ведь копатели не признавали государственных границ и создавали пограничникам уйму трудностей. Нам чужие психи были не нужны – своих хватало с переизбытком. Однако, сбиваясь в стаи, те все чаще прорывались на нашу территорию, что требовало дополнительных мер для их сдерживания. Как от России, так и от ее соседей. На что последние шли не слишком охотно. И предпочитали перекладывать заботу о своих вырвавшихся за кордон невменяемых гражданах на ту страну, куда они столь одержимо рвались. Чем избавлялись от необходимости строить у себя карантинные центры и выделять немалые средства на их содержание.

А пока политики спорили и искали виноватого в нетипичной массовой миграции, ученые в поте лица продолжали биться над разгадкой ее природы. Ни на йоту не приблизившись к истине, они возложили свои последние надежды не на копателей, а на гипотетическую цель, к которой те стремились. Ради чего спустились под землю – в тоннели закрытой станции «Трубная», – прихватив с собой уйму всяческого научно-поискового оборудования.

Царящее наверху безумство ученых не беспокоило, хотя зомби уже содрали вокруг саркофага практически весь асфальт и теперь столь же усердно ковыряли глинистый слой под ним. По ходу работы среди них даже возникло разделение труда: одни копатели углубляли котлован, другие перебрасывали вырытые ими землю и камни к его краю. Наблюдающие за этой вакханалией стражи периметра заметили еще кое-что. Примерно дюжина копателей не желала пачкать руки, а вела себя подобно надсмотрщикам или бригадирам. Вполне возможно, что упорядочивание процесса копки было как раз их заслугой.

Оставалось неясно, как эти начальники управляют своей рабочей силой. Зомби умели издавать звуки, но между ними отсутствовало какое-либо звуковое общение, даже примитивное. Тем не менее перемещающиеся из конца в конец котлована «бригадиры» совершенно точно не были бездельниками. Издали их можно было даже принять за нормальных людей, которых зомби по какой-то причине не замечали и не трогали. Хотя при взгляде на них в бинокли помощнее эта иллюзия моментально пропадала. Остекленевшие глаза, мертвенно-бледная кожа и неестественность движений не оставляли сомнений в том, что «бригадиры» – такие же копатели, как и сотни окружающих их собратьев по несчастью.

Несмотря на то что зомби не прекращали свое круглосуточное рытье, саркофаг над «Трубной» защищал от них работающую на станции научную экспедицию. Которая тоже трудилась день и ночь напролет. Но если копатели, скорее всего, имели представление о цели своих поисков, то ученые вели разведку недр под станцией фактически наугад, понятия не имея, что конкретно они ищут. Тем более что все недра столицы, в особенности под ее центральными районами, были давным-давно прозондированы и картографированы.