Свет погасших звезд. Они ушли в этот день

скачать книгу бесплатно


Практически с первых же дней своего пребывания на новом месте Эфрос развил бурную деятельность. Зная, что ему выдан своеобразный карт-бланш и что у него развязаны руки, он энергично взялся за дело. Во-первых, расширил труппу, не только пригласив в нее актеров из ЦДТ (самым ярким представителем среди них был Лев Дуров), но и взяв несколько молодых актеров, из которых собирался очень быстро сделать настоящих звезд. Среди последних были: Ольга Яковлева, Валентин Гафт, Валентина Малявина. Кроме этого, он собирался активно привлекать к работе и саму ленкомовскую молодежь в лице Александра Збруева, Александра Ширвиндта, Михаила Державина, Всеволода Ларионова, Льва Круглого и др.

Во-вторых, свою репертуарную политику Эфрос начал строить на драматургии современных авторов, а не на советской революционной классике. Поэтому «Первую конную» сменил спектакль по пьесе Виктора Розова «В день свадьбы» (1964), а «Хлеб и розы» – «104 страницы про любовь» (1964) Эдварда Радзинского. Все эти новшества, которые Эфрос достаточно быстро внедрил в ткань Ленкома, дали моментальный эффект: зритель не просто пошел в его театр, а буквально повалил в него. И отныне каждая новая постановка Эфроса в Ленкоме становилась сенсацией театральной Москвы: и «Мой бедный Марат» (1965), и «Снимается кино» (1965), и «Мольер» (1966), и даже чеховская «Чайка» (1966). Как отмечает Т. Шабалина:

«Лирико-драматические (отнюдь не публицистические!) спектакли Эфроса по современной драматургии (Розов, Радзинский, Арбузов) были предельно актуальны – они становились сгустками экзистенциальных проблем тогдашней интеллигенции, размышлениями о месте личности в обществе. Однако столь же актуальными были и классические спектакли Эфроса – при том, что в них не было и следа насильственного „осовременивания“…»

То, что Эфрос сумел вернуть массового зрителя в Ленком, рассматривалось властями как его несомненная заслуга. Однако этот плюс перечеркивал огромный минус, который власти Эфросу простить никак не могли: он лишил Ленком приставки «идеологический», что приравнивалось к святотатству. И если в годы хрущевской «оттепели» это еще прощалось, то в середине 60-х, когда к власти пришел Леонид Брежнев, это уже выглядело вызовом системе. Брежневская команда для того и пришла к власти, чтобы покончить с разного рода экспериментами, не только в политике, но и в искусстве. Власть поняла, что эксперименты либералов исподволь подпиливают идеологические подпорки общества, например, в искусстве пытаются стать альтернативой базовой системе – социалистическому реализму.

Роковым для Эфроса стал 1967 год – год 50-летия Октябрьской революции. К этому юбилею практически все советские деятели искусства выпускали в свет юбилейные произведения, и только Эфрос на этом поприще не отметился (даже такие режиссеры-бунтари, как Олег Ефремов или Юрий Любимов, выпустили в своих театрах спектакли на юбилейную тему: «Большевики» в «Современнике» и «Послушайте!» на Таганке). Кроме этого, за последний год в Ленкоме началось серьезное брожение среди актерского состава, который разделился на две группы: любимчиков Эфроса, которых он занимал в каждой своей постановке, и нелюбимчиков, которым роли выпадали через раз, а то и вовсе не доставались. Нелюбимчики писали в высокие инстанции жалобы, где просили либо воздействовать на Эфроса силой своего высокого положения, либо прислать к ним другого режиссера. Власти выбрали последний вариант. Так в марте 1967 года Эфрос был уволен из Ленкома.

Отставка Эфроса взбудоражила театральную общественность. Правда, в основном либеральную. За режиссера попытались вступиться ряд его коллег, которые дошли до ЦК партии, но их усилия ни к чему не привели – Эфрос в Ленком не вернулся. Но поскольку авторитет у него был большой, без работы его тоже оставить не могли: разрешили работать в Театре на Малой Бронной. Но не главным режиссером (им был Александр Дунаев), а всего лишь очередным. Однако в новую обитель Эфрос пришел не один, а привел с собой 11 актеров, которые в знак солидарности с ним (единственный случай в истории советского театра!) покинули Ленком. Это были: Ольга Яковлева, Лев Круглый, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Леонид Каневский, Лев Дуров, Геннадий Сайфулин, Валентин Гафт, Дмитрий Дорлиак, Ирина Кириченко, Виктор Лакирев.

Первые годы работы Эфроса на Малой Бронной оказались трудными. Его первая же постановка – «Три сестры» А. Чехова (1967) – была запрещена, поскольку цензура нашла в ней «искажение классики». Эфрос и в самом деле несколько ушел от канонического прочтения этого произведения, поскольку жажда экспериментаторства никуда из него не выветрилась. За это он и поплатился. 14 мая 1968 года в Театре на Малой Бронной состоялось выездное заседание худсовета Министерства культуры, на котором выступили прославленные актеры МХАТа Алла Тарасова, Алексей Грибов и Михаил Кедров. В своих речах они камня на камне не оставили от спектакля Эфроса. Например, Тарасова заявила следующее: «Нельзя искажать Чехова. Вершинин не мог полюбить такую Машу, а барон Тузенбах просто отвратителен… Герои принижены, романтический, поэтический Чехов уничтожен, актеры болтают текст без точек и запятых…» 30 мая спектакль «Три сестры» был сыгран в последний раз, после чего его сняли с репертуара.

Та же история случилась и со вторым спектаклем Эфроса («Обольститель Колобашкин» Э. Радзинского). После этих запретов Эфроса свалил с ног первый инфаркт. Когда режиссер поправился, он решил впредь избегать актуальных современных тем и аллюзий и практически весь свой последующий репертуар стал строить на театральной классике. В итоге за последующие 15 лет работы на Малой Бронной из 19 спектаклей, поставленных там Эфросом, 13 принадлежали к русской, советской и зарубежной классике.

Кроме этого, помимо работы в театре, Эфрос преподавал в Щепкинском училище (с 1964 года), работал на телевидении (стал одним из родоначальников такого жанра, как телеспектакль) и снимал как режиссер художественное кино. Плюс к тому же успевал ставить спектакли и в других столичных театрах (таких постановок было восемь). Так, в 1975 году Юрий Любимов пригласил его на Таганку поставить «Вишневый сад» А. Чехова. Но эта работа лишь развела двух выдающихся режиссеров. Причем поначалу ничто не предвещало разлада.

За год до этого Эфрос снял Любимова в главной роли в своем телеспектакле «Всего несколько слов в честь господина де Мольера», и они прекрасно ладили. Но стоило Эфросу взяться за постановку «Вишневого сада», как от той идиллии не осталось и следа. То ли Любимов стал ревновать Эфроса к успеху, то ли ему не понравилась эфросовская трактовка чеховского произведения, но дело завершилось скандалом. В июле 1975 года состоялась премьера версии Эфроса, а осенью Любимов показал зрителям «Вишневый сад» в своей интерпретации. С тех пор два режиссера больше не общались. А спустя несколько лет и вовсе стали врагами.

Еще один похожий скандал случился в конце 70-х, когда Эфрос ставил спектакль «Возвращение Дон Жуана». На главную роль он пригласил своего бывшего ученика по Щепкинскому училищу Олега Даля, которого до этого уже успел снять на телевидении (в телеспектакле «По страницам журнала Печорина») и в кино (в фильме «В четверг и больше никогда», который прервал 13-летнюю паузу Эфроса в большом кинематографе). На обоих фильмах режиссер и актер прекрасно относились друг к другу и расстались друзьями. Потом судьба свела их вместе в театре – в спектакле «Месяц в деревне». Второй их совместной работой на сцене Театра на Малой Бронной должен был стать «Дон Жуан». Но этому проекту не суждено было осуществиться, поскольку еще в ходе репетиций отношения между актером и режиссером испортились. Как записал в октябре 1977 года в своем дневнике Даль: «Эфрос как человек примитивен и неинтересен, а иногда просто неприятен. Женский характер. Как режиссер – все через себя. Требует повторения. Отсюда раздражающий меня лично формализм… Он мечтает собрать вокруг себя личностей, которые, поступившись своей личной свободой, действовали бы в угоду его режиссерской „гениальности“, словно марионетки. Он мечтает не о содружестве, а о диктатуре. Но это его мечта, тщательно скрываемая. Он весь заведомо ложен, но не сложен… Вот в чем для меня заключен основной момент раздражения к Эфросу, к его коллективу, к его искусству».

В итоге буквально накануне премьеры «Дон Жуана» Даль попросту сбежал из театра, даже не предупредив об этом Эфроса. Как заметил автор пьесы Эдвард Радзинский: «Даль сбежал почти как Подколесин в „Женитьбе“. И на роль Дон Жуана был приглашен Андрей Миронов.

В августе 1983 года положение Эфроса на Бронной стало шатким. Он, объединившись с главным режиссером театра Дунаевым, позволил себе выступить против директора театра Ильи Когана. Но того взяло под свою защиту столичное Управление культуры, и режиссеры проиграли сражение. Поскольку Дунаев был главным режиссером, его трогать не стали, а вот Эфросу дали понять, что его дни в театре почти сочтены. Поняв это, Эфрос взялся за постановку своего последнего в этом театре спектакля. Как покажет время, этот спектакль станет пророческим.

В основу постановки была взята пьеса Дворецкого «Директор театра». Герой пьесы, главный режиссер одного из театров, попадал в творческий и жизненный кризис и никак не мог найти из него выхода. В итоге эти метания приводили режиссера к ужасному выводу: что он разлюбил дело всей своей жизни – театр. Заканчивался спектакль трагически: режиссер умирал за рулем своего автомобиля от внезапной остановки сердца. Спустя три года после премьеры того спектакля от такой же остановки сердца умрет и сам Эфрос.

В начале 1984 года главный режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов, находясь на лечении в Англии, захотел остаться там чуть дольше положенного, на что власти отреагировали отрицательно и потребовали возвращения режиссера. Но тот проигнорировал это требование, поскольку на Западе он чувствовал себя более комфортно, чем на родине. К тому же и жена его, венгерка Каталина, не горела желанием возвращаться в СССР. В итоге Любимова на родине объявили предателем и лишили советского гражданства. А в качестве замены Любимову на Таганку был командирован Эфрос, который практически сразу согласился с этим назначением, так как его пребывание на Бронной было ему уже в тягость.

Соглашаясь возглавить Таганку, Эфрос полагал, что он делает благое дело: ему хотелось сохранить этот театр от развала и сдать его в целости и сохранности Любимову сразу, как только ситуация с ним благополучно разрешится. Но этот благой порыв никем не был понят. Сам Любимов заклеймил Эфроса позором, назвав его штрейкбрехером, а часть его артистов объявили новому режиссеру бойкот. Трое из этих артистов – Леонид Филатов, Вениамин Смехов и Виталий Шаповалов – демонстративно покинули труппу, уйдя в «Современник». Чуть позже один из них, Филатов, будет сожалеть об этом своем поступке. Вот его слова: «Я свой гнев расходовал на людей, которые этого не заслуживали. Один из самых ярких примеров – Эфрос. Я был недоброжелателен. Жесток, прямо сказать… Как бы дальним зрением я понимал, что вся усушка-утряска произойдет и мы будем не правы. Но я не смог с собой сладить. И это при том, что Эфрос, мне кажется, меня любил. Потому что неоднократно предлагал мне работать…

Я виноват перед ним. На 30-летии «Современника» я стишок такой прочитал. Как бы сентиментальный, но там было: «Наши дети мудры, их нельзя удержать от вопроса, почему все случилось не так, а именно так, почему возле имени, скажем, того же Эфроса будет вечно гореть вот такой вопросительный знак». Хотя это было почти за год до его смерти, но он был очень ранен. Как мне говорили…»

Да, публичные выпады трех покинувших Таганку актеров доставили Эфросу много душевных огорчений. Но это все же были выпады не из-за угла, а борьба с открытым забралом. А вот действия некоторых актеров Таганки, с которыми Эфросу пришлось работать, доставляли ему куда большую боль и муку. Эти люди вымещали свою злобу на режиссере исподтишка: прокалывали шины у его автомобиля, резали его дубленку в раздевалке, писали на ней слово «жид» и даже… насылали на него порчу, втыкая «заговоренные» иголки в дверь его квартиры. Эфрос жутко страдал от этих проявлений злобы к нему, хотя внешне старался никому этого не показывать. Однако масштаб его страданий всем стал понятен очень скоро – когда в самом начале 1987 года Эфрос умер от внезапной остановки сердца.

В тот роковой день 14 января Эфрос должен был присутствовать на приемке нового спектакля, поставленного молодым режиссером. Эфрос встал пораньше и стал делать зарядку. В этот момент ему стало плохо с сердцем. Жена, известный критик Наталья Крымова, бросилась ему на помощь, уложила на диван. Дала лекарство. Эфросу вроде бы полегчало. Но спустя час случился новый приступ – куда более тяжелый. Родные вызвали «Скорую». Но та почему-то долго не ехала. Самое обидное, что Институт скорой помощи находился в пяти минутах ходьбы от дома режиссера, но дойти туда самостоятельно Эфрос не мог. Однако и «Скорая помощь», которая все-таки добралась до его дома, ему тоже не помогла. Как выяснилось, у этой бригады не было никакой аппаратуры для помощи сердечникам. Пришлось посылать за другим реанимобилем. А пока тот ехал, Эфрос скончался. На часах было около часа дня.

18 января – Николай РУБЦОВ

В 60-е годы имя этого поэта было известно многим. Его называли «вторым Есениным», прочили ему мировую славу. Но сравнение с Есениным стало роковым. Этот поэт почти в точности повторил судьбу своего предшественника, уйдя из жизни почти в том же возрасте и тоже в результате трагедии.

Николай Рубцов родился 3 января 1936 года в городе Емецке Архангельской области в простой семье. Его отец – Михаил Андрианович – работал начальником ОРСа местного леспромхоза, мать – Александра Михайловна – была домохозяйкой. В семье Рубцовых было пятеро детей: три дочери и два сына. На момент рождения Николай был пятым, самым младшим ребенком в семье (чуть позже родится еще один мальчик – Борис).

Перед самым началом войны семья Рубцовых перебралась в Вологду, где отец будущего поэта получил высокую должность в местном горкоме партии. Проработал он там чуть больше года, после чего в июне 1942 года его призвали на фронт. Дело, в общем, для военного времени обычное, однако незадолго до отправки Рубцова-старшего в его семье случилась беда: умерла жена. Так как оставить четверых детей без взрослой опеки (к тому времени дочери Рая и Надежда умерли после болезни) отец никак не мог, он вызвал к себе свою сестру Софью Андриановну. Та приехала в Вологду, однако взять всех детей отказалась. Поэтому с ней уехала лишь старшая из дочерей – Галина, а младшие были разбросаны кто куда. Альберт был отдан в ФЗУ, а Николай и Борис отправились в Красковский дошкольный детдом.

Что такое детский дом, да еще в голодное военное время, объяснять не надо. Пятьдесят граммов хлеба да тарелка бульона – вот и весь тогдашний рацион детдомовцев. Иногда детишки ухитрялись воровать на воле турнепс и пекли его на кострах. И хотя всем обитателям детдома жилось несладко, однако Коле Рубцову особенно. Совсем недавно у него была любящая мать, отец, несколько братьев и сестер, и вдруг – полное одиночество. Особенно оно обострилось после того, как часть детдомовцев, в том числе и его брата Бориса, оставили в Краскове, а Николая вместе с другими отправили в Тотьму. Так оборвалась последняя ниточка, связывавшая мальчика с родными. Единственным лучиком света тогда для 7-летнего Коли была надежда на то, что с фронта вернется отец и заберет его обратно домой. Но и этой мечте мальчика не суждено было сбыться. Его отец оказался подлецом: он женился во второй раз, и вскоре у него появились новые дети. Про старых он забыл.

Между тем среди детдомовцев Рубцов считался одним из лучших учеников. И хотя учили их намного хуже того, что было в средних школах (на четыре предмета был один учитель), однако дети и этому были рады. И третий класс Коля закончил с похвальной грамотой. Тогда же он написал и свое первое стихотворение.

Что касается характера мальчика, то, по воспоминаниям его товарищей по детдому, он был среди них самым ласковым и ранимым. При малейшей обиде он отходил в сторону и горько плакал. И кличку он тогда носил довольно мягкую для мальчишки – Любимчик.

В июне 1950 года Рубцов закончил семилетку и, едва получив диплом, покинул стены ставшего ему родным детдома. Его путь лежал в Ригу, в мореходное училище, о поступлении в которое он мечтал все последние годы своего пребывания в детском доме. Он был преисполнен самых радужных надежд и ожиданий. Но его мечте так и не суждено было сбыться. В мореходку брали с 15 лет, а Николаю было четырнадцать с половиной. Поэтому он вернулся обратно в Тотьму и там поступил в лесной техникум.

И все же его мечта о море сбылась в 1952 году. Закончив техникум и получив на руки паспорт, Рубцов отправился в Архангельск, где вскоре устроился помощником кочегара на тральщик «Архангельск» – «старую калошу», которая уже проплавала 34 года. Вся ее команда состояла из прожженных бичей, призвать к порядку которых было не очень просто. В море они работали как черти, однако на берегу только и делали, что шлялись по бабам да кабакам. Судя по всему, именно там Николай пристрастился к выпивке – пагубной привычке, которая станет в итоге роковой.

В марте 1955 года Рубцов возвращается в родные для него края – в Вологду – и впервые пытается найти своего отца. Однако эта встреча не принесла Николаю радости: он встретил совершенно чужого ему человека, который жил другой жизнью. Вскоре после этого Рубцов ушел в армию. Он служил на Северном флоте: был визирщиком на эскадренном миноносце. Служба давалась ему легко, чему, видимо, немало способствовало прежнее, детдомовское, прошлое. Трудностей он не боялся. Уже через год стал отличником боевой и политической подготовки и даже был удостоен права посещать занятия литературного объединения при газете «На страже Заполярья». Его стихи стали все чаще появляться в этом армейском органе печати.

В октябре 1959 года Рубцов демобилизовался и приехал в Ленинград, где устроился рабочим на Кировский завод. Там впервые стал получать хорошую зарплату – 700 рублей. Для неженатого человека это были приличные деньги. Как писал сам поэт в одном из писем той поры: «С получки особенно хорошо: хожу в театры и в кино, жру пирожное и мороженое и шляюсь по городу, отнюдь не качаясь от голода».

Однако чуть ниже: «Живется как-то одиноко, без волнения, без особых радостей, без особого горя. Старею понемножку, так и не решив, для чего же живу».

В 1960 году Рубцов решает продолжить учебу без отрыва от производства и поступает в девятый класс школы рабочей молодежи. Одновременно с этим он активно посещает занятия литературного объединения «Нарвская застава» и литературный кружок при многотиражке «Кировец». Пишет он тогда много, буквально поражая товарищей своей поэтической плодовитостью. В 1962 году свет увидела первая книжка Рубцова под названием «Волны и скалы», изданная тиражом 5 тысяч экземпляров. Окрыленный этим успехом, Рубцов через год уезжает в Москву и поступает в Литературный институт.

В Москве Рубцов поселился в общежитии Литинститута и довольно скоро стал известен в среде молодых столичных поэтов. Написанные им стихи – «Осенняя песня», «Видения на холме», «Добрый Филя» – вскоре были опубликованы в журнале «Октябрь» и стали очень популярны у читателей. Хотя в стенах самого института отношение к молодому поэту было далеко не однозначным. Половина его коллег считала его бездарностью, часть говорила, что он «поэт средних возможностей», и только малая толика остальных видела в нем будущую надежду русской поэзии.

По мнению людей, близко знавших поэта, он был очень мнительным человеком. Рубцов знал очень много всяких рассказов про нечистую силу и порой темными ночами рассказывал их друзьям на сон грядущий. А однажды он решил погадать на свою судьбу необычным способом. Принес в общежитие пачку черной копирки и стал вырезать из листов самолетики. Затем он открыл окно и сказал товарищу: «Каждый самолет – судьба. Как полетит – так и сложится. Вот судьба… (и он назвал имя одного из своих приятелей-студентов)». Самолетик вылетел из окна и, плавно пролетев несколько десятков метров, приземлился на снежной аллее под окном. То же самое произошло и с другим самолетиком. «А это – моя судьба», – сказал Николай и пустил в небо третий самолет. И едва он взмыл в воздух, как тут же поднялся порыв ветра, легкую конструкцию подняло вверх, затем резко швырнуло вниз. Увидев это, Рубцов захлопнул окно и больше самолетиков не пускал. Почти целую неделю после этого он ходил подавленный.

Учеба Рубцова в Литинституте продолжалась до декабря 1963 года. После чего его выгнали. 3 декабря он заявился в пьяном виде в Центральный дом литераторов и устроил там драку. Поводом к скандалу стало то, что лектор, читавший лекцию о русской поэзии, не упомянул имени Сергея Есенина, что возмутило Рубцова. И он полез на лектора с кулаками. Для всех, кто знал Рубцова, это не стало неожиданностью: Есенина он очень любил и готов был защищать его имя при любых обстоятельствах. Так получится, что судьба самого Рубцова во многом повторит судьбу Есенина: те же многочисленные скандалы и роковой финал. Есенин погибнет в 30 лет, Рубцов – в 35.

Чуть позже, узнав о причинах драки в ЦДЛ, ректор института восстановит Рубцова в правах. Однако спустя полгода молодой поэт опять учинит драку и его опять исключат. Можно только поражаться тому дьявольскому невезению, которое сопровождало Рубцова почти в большинстве подобного рода случаев. Будто магнитом он притягивал к себе неприятности и всегда оказывался в них крайним. Как писал коллега поэта Николай Коняев: «Рубцов все время с какой-то удручающей последовательностью раздражал почти всех, с кем ему доводилось встречаться. Он раздражал одноглазого коменданта, прозванного Циклопом, раздражал официанток и продавцов, преподавателей института и многих своих товарищей. Раздражало в Рубцове несоответствие его простоватой внешности тому сложному духовному миру, который он нес в себе…»

В январе 1965 года Рубцов вновь вернулся в Москву и благодаря стараниям своих друзей сумел восстановиться на заочном отделении Литературного института. Однако прописки в столице у него не было, поэтому ему приходилось скитаться по разным углам, вплоть до скамеек на вокзалах. А в апреле 1965 года последовал новый скандал с участием Рубцова и он в очередной раз лишился студенческого билета.

В течение последующих двух лет Рубцов побывал во многих местах страны, даже какое-то время жил в Сибири. Осенью 1967 года свет увидела еще одна книга его стихов «Звезда полей», которая принесла ему большую известность. В следующем году его наконец-то приняли в Союз писателей и даже выделили комнату в рабочем общежитии на улице XI Армии в Вологде. В 1969 году он закончил Литературный институт и получил на руки диплом. В сентябре того же года его зачислили в штат работников газеты «Вологодский комсомолец». И в довершение всего дали однокомнатную квартиру в «хрущобе» на улице Александра Яшина. (Отмечу, что переезжал туда Николай, имея на руках всего лишь потрепанный чемодан и томик Тютчева.) Казалось, что жизнь у поэта постепенно налаживается и впереди его ждут только радости. Ведь сколько он уже натерпелся. Однако в самом конце 60-х Рубцов привел в дом женщину, знакомство с которой стало для него роковым…

Личная жизнь Рубцова складывалась несчастливо. В начале 60-х он женился в первый раз на Генриетте Меньшиковой, и в апреле 1963 года у них родилась дочь Лена. Однако спустя несколько лет, из-за пристрастия Рубцова к алкоголю, молодая семья разрушилась.

В конце 60-х рядом с Рубцовым возникла другая женщина, которой суждено будет сыграть в его судьбе роковую роль. Звали ее Людмила Дербина, она, как и Рубцов, была начинающим поэтом. Впервые они встретились в общей компании в стенах общежития Литературного института в мае 62-го, однако дальше шапочного знакомства их отношения тогда не пошли. Более того, Рубцов, носивший тогда пыльный берет и старенькое вытертое пальто, произвел на Людмилу отталкивающее впечатление. Но уже через четыре года после этого, прочитав книгу его стихов «Звезда полей», Дербина внезапно почувствовала к поэту сильное влечение. К тому времени за ее плечами уже был опыт неудачного замужества, рождение дочери. Зная о том, что и Рубцов в личной жизни тоже не устроен, она вдруг решила познакомиться с ним поближе. 23 июня 1969 года она приехала в Вологду, и здесь вскоре начался их роман. Завершился он тем, что в августе того же года Дербина переехала с дочерью в деревню Троица, что в двух километрах от Вологды, и устроилась на работу библиотекарем.

Первое время молодые жили хорошо. Рубцову показалось, что он наконец-то обрел семейное счастье, его вновь стало посещать поэтическое вдохновение. Людмила как могла заботилась о муже. Позднее она вспоминала: «Я хотела сделать его жизнь более-менее человеческой… Хотела упорядочить его быт, внести хоть какой-то уют. Он был поэт, а спал как последний босяк. У него не было ни одной подушки, была одна прожженная простыня, прожженное рваное одеяло. У него не было белья, ел он прямо из кастрюли…»

Однако постепенно отношения Рубцова и Дербиной становились все сложнее. Скандалы следовали один за другим, и молодые то расходились, то сходились вновь. Их как будто притягивала друг к другу какая-то невидимая сила. В январе 1971 года всем стало понятно, что это была за сила – темная, злая… «Я умру в крещенские морозы…» – напишет Рубцов в своей «Элегии». Как в воду смотрел.

5 января Дербина, после очередной ссоры, вновь приехала на квартиру к поэту. Они помирились и даже более того – решили пойти в загс и узаконить свои отношения официально. Регистрацию брака назначили на 19 февраля. Однако ровно за месяц до этого Рубцов погиб.

18 января 1971 года на квартире Рубцова собралась компания его друзей. В разгар веселья Рубцов внезапно приревновал свою невесту к одному из гостей и учинил скандал. Друзья поспешили покинуть негостеприимное жилье подальше от греха. Но Рубцова это не остановило. Он стал требовать от Людмилы объяснений, но та внезапно тоже засобиралась из дома. Это еще сильнее разозлило поэта. Завязалась драка, и молодые упали на пол. Потеряв над собой контроль, Дербина сомкнула свои руки на шее поэта и стала его душить. В иной ситуации взрослому мужчине вполне хватило бы сил сбросить с себя хрупкую женщину, но в тот день все было иначе: Рубцов был слишком пьян, чтобы оказать достойное сопротивление. А ярость женщины была столь дикой, что это придало ей дополнительные силы. В итоге свои руки Дербина разомкнула только тогда, когда Рубцов испустил свой последний вздох. Ее пальцы парализовали сонные артерии, и поэт скончался за считаные секунды.

Вологодский городской суд приговорил Дербину к 7 годам лишения свободы за умышленное убийство в ссоре, на почве неприязненных отношений. Стоит отметить, что за несколько месяцев до этого убийства Дербина отдала в набор свой второй поэтический сборник «Крушина», предисловие к которому написал Рубцов. В этом сборнике было стихотворение, которое просто мистически предрекало будущую беду:

О, так тебя я ненавижу!
И так безудержно люблю,
Что очень скоро (я предвижу!)
Забавный номер отколю.
Когда-нибудь в пылу азарта
Взовьюсь я ведьмой из трубы
И перепутаю все карты
Твоей блистательной судьбы…

Дербина отсидела в неволе пять лет и семь месяцев, после чего ее амнистировали в связи с Международным женским днем. После этого она приехала в Ленинград и устроилась на работу в библиотеку Академии наук. По ее же словам: «Меня немного отпустило только восемнадцать лет спустя – в 89-м, 3 января, на Колин день рождения. Три года до этого епитимью исполняла, наказание за грехи. Раньше все это угнетало, очень тяжело было жить. А снял отец Иринарх епитимью – сразу стало легче, что-то я познала такое, такую истину…»

С момента смерти Николая Рубцова минуло более 30 лет, однако имя его не забыто. Буквально накануне развала СССР, в 1988 году, вся страна с умилением слушала песню в исполнении Александра Барыкина «Букет», написанную на стихи Рубцова. А спустя почти десять лет, в 1996 году, уже в новой России, была открыта мемориальная доска на доме в Вологде, где последние годы жил и так нелепо погиб замечательный поэт.

20 января – Тамара МАКАРОВА

В советском кинематографе было много звездных пар. Однако великих были единицы. Эта актриса была представительницей одной из них и пребывала в этом положении более полувека. Вместе с мужем они сняли более двух десятков фильмов, еще больше выпустили в свет учеников, большинство из которых составили цвет и гордость советского кинематографа. После смерти мужа эта актриса прожила еще 12 лет, но это были уже иные годы – безрадостные. Они были наполнены одиночеством, тоской и болезнями. Накануне своего 90-летия великая актриса скончалась.

Тамара Макарова родилась 13 августа 1907 года в Санкт-Петербурге в семье военного врача. Кроме нее, в семье было еще двое детей: младшие брат и сестра. Их детство было неразрывно связано со службой отца в гренадерском полку, в атмосфере военных традиций и некоторого романтизма. Уже с детских лет наша героиня была жутко влюбчивой. Например, в пятилетнем возрасте она была влюблена в некоего поручика Данилевского и, когда в их доме устраивались вечеринки, цеплялась за него обеими руками и не давала ему ни с кем танцевать.

После переворота в октябре 1917 года Макаровы остались без главы семейства: он погиб. Кругом царили голод и разруха. Однако Тамара даже в такое время успевала учиться в школе и одновременно заниматься в балетной студии. Стоит отметить, что Макарова подавала большие надежды в балете и одно время собиралась поступать в балетную школу Мариинского театра. Однако отец запретил ей это делать. Иногда она в составе студийной бригады участвовала в различных концертах и спектаклях и получала за это продуктовый паек, помогая своей семье.

А в 1921 году Тамара решила создать собственный театр прямо во дворе своего дома. Собрав всю окрестную ребятню, она стала терпеливо обучать ее премудростям актерского ремесла. Вскоре дворовый театр порадовал окрестную детвору премьерой спектакля, на котором случайно оказалась молодая писательница Александра Бруштейн. Увиденное настолько поразило ее, что она добилась того, чтобы районный Отдел народного образования принял решение зарегистрировать детский дворовый театр как штатную единицу и разрешил ему ставить выездные спектакли. За свою работу юные актеры регулярно стали получать хлебный паек.

В 1924 году, после окончания трудовой школы второй ступени, Макарова подала документы в МАСТАФОР – актерскую мастерскую Фореггера, спектакли которого в ту пору ставили Сергей Эйзенштейн, Сергей Юткевич, Анатолий Кторов. Экзамены она сдала блестяще: опыт сценической деятельности у нее был к тому времени солидным. В спектаклях мастерской Макарова играла разные роли, но особенно ей удалась роль… трансмиссии. В эффектном сером трико Макарова виртуозно воспроизводила то, что требовал от нее режиссер, – гордость и презрение. За это ее коллеги дали ей прозвище «американка».

Именно там наша героиня впервые встретилась с 20-летним студийцем Сергеем Герасимовым. Произошло это после того, как Макарова блестяще станцевала чарльстон в эстрадной миниатюре «Модистка и лифтер», – Герасимов подошел к ней, чтобы выразить свое восхищение. В то время он был уже достаточно знаменит благодаря ролям в немых фильмах Григория Козинцева и Леонида Трауберга – «Мишки против Юденича» (1925), «Чертово колесо» и «Шинель» (оба – 1926). Поэтому его расположения добивались многие девушки. Однако в тот раз их отношения ни во что серьезное не вылились. Но вскоре состоялась их новая встреча.

Макарова жила рядом с «Ленфильмом» и часто проходила мимо его стен. И однажды, когда она в очередной раз шла домой привычным маршрутом, к ней внезапно подошла незнакомая женщина. Как оказалось, это была ассистентка Козинцева и Трауберга. Остановив Макарову, ассистентка внезапно спросила ее: «Девушка, хотите сниматься в кино?» Ответ Макаровой был короток: «Конечно, хочу». Так в 1926 году она попала на съемочную площадку фильма «Чужой пиджак». Ей досталась роль машинистки-вамп, сердцеедки, которая всех соблазняет. А в роли агента Скальковского был занят Сергей Герасимов. По словам самой Макаровой, «Герасимов был элегантным актером. Он был из дворян. Козинцев и Трауберг сделали его звездой экрана, респектабельным плейбоем. Мы с ним тогда встречались главным образом в клубах, на танцах. Я танцевала отлично, и он любил танцевать. Тогда были модными чарльстоны. Они были настолько модными, что мы вместе с друзьями – Кузьминой, Костричкиной, Жеймо, Герасимовым – создали маленький ансамбль и даже выступали в филармонии».

Герасимов около года добивался руки и сердца Макаровой, но та все тянула, считая его слишком рафинированным молодым человеком. Ее отношение к нему изменил один случай. Как-то Макарова решила проверить своего кавалера, как тогда говорили, «на вшивость». Она решила пригласить его в один из ресторанов на Лиговке, который считался самым хулиганским районом Ленинграда. Но перед этим она договорилась с несколькими своими приятелями разыграть одну сценку. Приятели должны были изображать из себя хулиганов и подойти к ним в тот самый момент, когда они сядут за свой столик в ресторане. Приятели так и сделали. К чести Герасимова, он не испугался и даже хотел вступить с «хулиганами» в драку, лишь бы не ударить лицом в грязь перед своей дамой. Этот случай окончательно развеял сомнения Макаровой, и спустя месяц она согласилась выйти замуж за Герасимова.

В первые годы молодожены жили очень скромно. У них была одна комнатка в два окна, на которых не было даже занавесок. По словам Макаровой, занавески в то время были пределом ее мечтаний.

В конце 20-х по совету своего мужа Макарова поступила учиться на киноотделение Ленинградского техникума сценических искусств, который вскоре был преобразован в институт. Герасимов в то же время решил перейти в режиссуру – Козинцев взял его к себе ассистентом. Однако в самом начале режиссерской карьеры Герасимова внезапно призвали в армию. Но ему повезло: вскоре врачи нашли у него какой-то изъян в здоровье и комиссовали. Домой Герасимов вернулся не с пустыми руками – он привез две циновки на окна, которые стали первым богатством их семейной жизни.

В начале своей совместной жизни Макарова и Герасимов шли в искусстве параллельными курсами, не соприкасаясь друг с другом. Макарова снялась сразу в нескольких фильмах, но это были не фильмы ее мужа: «Счастливый Кент» (1931), «Дезертир» и «Конвейер смерти» (оба – 1933). Герасимов в те же годы снял два фильма, но ни в одном не предложил своей жене сыграть хотя бы в эпизоде. Так продолжалось несколько лет. И только в 1933 году, когда Герасимов начал работу над фильмом «Люблю ли тебя?», он обратился к услугам Макаровой. И пригласил ее сразу на главную роль. Однако большого успеха эта картина у зрителей не имела.

Всесоюзная слава к Макаровой и Герасимову пришла в 1936 году, когда на экраны страны вышел фильм «Семеро смелых». Успеху фильма сопутствовало само время – дерзновенное, переломное. История о том, как шестеро советских юношей и одна девушка (именно ее и играла Макарова) уезжают в Заполярье и там, сталкиваясь с неимоверными трудностями, с честью преодолевают их, пришлась по душе советскому зрителю. Как принято говорить в подобных случаях, на следующий день все актеры, снимавшиеся в этом фильме, проснулись знаменитыми. Однако, несмотря на шумный успех, картина удостоилась только одной награды, да и то не у себя на родине: приза на Парижской выставке в 1937 году. Та же история случилась и со следующим фильмом звездной четы, который тоже прославлял комсомольский энтузиазм, – «Комсомольск». И только с третьей попытки Герасимов и Макарова сумели растопить сердца кремлевских небожителей: их фильм «Учитель», где речь шла о молодом учителе, приехавшем работать в родное село, был удостоен Сталинской премии за 1941 год.

Новость об этом застала супружескую чету за работой: они экранизировали лермонтовский «Маскарад», где Макарова впервые в своей творческой карьере играла трагическую роль – Нину. Работа над фильмом была завершена в ночь на 22 июня 1941 года, а утром супруги узнали, что началась война. И хотя теперь всем стало не до кино, однако фильм все-таки довели до премьеры. Но большого успеха он не имел: перипетии лермонтовской драмы не могли тронуть сердца миллионов людей, вставших, как один, на борьбу с фашизмом. Поэтому уже вскоре после начала войны Герасимов взялся снимать куда более актуальный фильм – документальную ленту «Непобедимые», где речь шла об обороне Ленинграда. Макарова в создании этого фильма не участвовала, но без дела тоже не сидела: она сначала работала инструктором в Политуправлении фронта, затем стала сандружинницей в одном из госпиталей и медсестрой. Работала она в сложном месте – в нейрохирургическом отделении, где лежали больные с пролапсом мозга.

В 1943 году Макарова и Герасимов все-таки покинули Ленинград и перебрались в Среднюю Азию, в Ташкент, где тогда находились в эвакуации все кинематографические кадры страны. Там они оба вступили в ряды КПСС, и там же в их семье произошло важное событие – в их семье появился еще один человек. Это был сын родной сестры Макаровой – Людмилы – по имени Артур. Он родился в 1931 году, а уже три года спустя в его семью пришло несчастье: его родителей арестовали как людей, причастных к убийству Кирова, и сослали в Сибирь. Макарова не могла остаться безучастной к судьбе своего племянника и забрала его себе. А в Ташкенте Макарова и Герасимов мальчика усыновили, дав ему новое отчество – Сергеевич.

В 1944 году Герасимов вернулся в художественный кинематограф и снял фильм «Большая земля», посвященный подвигу советских людей в глубоком тылу. Макарова сыграла в нем роль простой деревенской труженицы Анны Свиридовой, вставшей к станку на заводе вместо мужа-фронтовика. Однако после того фильма творческие пути супругов временно разошлись: Герасимов в 1944 году возглавил Центральную студию документальных фильмов, и Макарова вынуждена была сниматься у других режиссеров. В 1945 году она снялась в сказке Александра Птушко «Каменный цветок», который стал лидером проката. С этой картиной Макарова впервые выехала за границу – в Италию. Там ей внезапно было сделано заманчивое предложение от одного американского продюсера – сыграть главную роль в экранизации толстовской «Анны Карениной». Вернувшись домой, актриса рассказала об этом мужу и нескольким подругам. Вскоре слух об этом дошел до режиссера Михаила Калатозова, который в те годы был заместителем министра кинематографии. И он возмутился: «Как же вы, Тамара Федоровна, могли дать повод подумать, что вы поедете куда-то сниматься?» В итоге этому проекту не суждено было осуществиться. Хотя сама Макарова очень хотела сыграть эту роль, в душе она понимала, что эта героиня – женщина не ее идеалов. Как скажет сама актриса: «Не люблю таких порабощенных своей страстью женщин». Тут она была абсолютно права.

В кинематографической среде давно ни для кого не было секретом, что брак Герасимова и Макаровой со временем превратился в чисто формальный. Отличавшийся большой любвеобильностью, Герасимов иногда позволял себе увлечения на стороне, о чем его жена прекрасно была осведомлена. Но скандалов не устраивала и на развод не подавала, поскольку знала: нагулявшись, Герасимов все равно вернется к ней. Как скажет много позже актриса Анастасия Вертинская: «В браке Сергей Герасимов – Тамара Макарова было ясно, что Тамара Федоровна была всепрощающим женским началом. Одно дополняло другое – ему надо было ее опекать, защищать, он был человеком сильным. А она, наверное, просто не боролась с ним никогда – судя по ее потрясающим чертам лица, которые сохранились до глубокой старости. Там не было страшных носогубных складок, хищного выражения глаз, губ и отпечатка сожранных людей на лице. Потому что она не боролась за собственного мужа».

В том же 1946 году Макарова снялась в первом своем официозном фильме – «Клятва» Михаила Чиаурели. Картина рассказывала о клятве Сталина, данной им народу после смерти Ленина. Фильм имел большой успех у публики и занял в прокате 4-е место, собрав свыше 20 миллионов зрителей. Через год он был удостоен Сталинской премии – второй в жизни Макаровой.

В следующем году Макарова снялась сразу в нескольких разных по жанру картинах у разных режиссеров: в «Первокласснице» Ильи Фрэза, в «Повести о настоящем человеке» Александра Столпера, в «Трех встречах» Всеволода Пудовкина, Александра Птушко и Сергея Юткевича. Но самым значительным фильмом стала картина ее собственного мужа «Молодая гвардия», где Макаровой досталась роль Елены Николаевны Кошевой – матери Олега Кошевого, руководителя краснодонского подполья. Стоит отметить, что в этом фильме состоялся дебют одних из первых вгиковских учеников Герасимова и Макаровой, которых они набрали в 1944–1946 годах: Сергея Бондарчука, Людмилы Шагаловой, Нонны Мордюковой, Вячеслава Тихонова, Инны Макаровой и др. В 1949 году эта картина была удостоена Сталинской премии. А через год Макарова и Герасимов получили еще одну награду – звания народных артистов СССР.

Последним фильмом сталинской эпохи в послужном списке Макаровой стала картина ее мужа «Сельский врач», которая вышла в 1952 году. После этого в течение нескольких лет она снималась у других режиссеров: в «Дороге правды» (1956) Яна Фрида, «Памяти сердца» (1958) своей вгиковской ученицы Татьяны Лиозновой. Когда в 1956–1957 годах Герасимов снимал картину «Тихий Дон», роли, даже крохотной, для его жены в нем не нашлось. В этом не было ничего удивительного: в те годы Госкино издало распоряжение, где режиссерам запрещалось снимать своих жен в собственных картинах.

В последующие десятилетия Макарова активно преподавала во ВГИКе, в 1968 году стала профессором. Однако она находила время сниматься и в кино, в основном в картинах своего мужа. И хотя – по большей части – это были не главные роли, имя актрисы Тамары Макаровой продолжало оставаться на слуху. Среди самых заметных ее работ: «Люди и звери» (1962), «Журналист» (1967), «Любить человека» (1973), «Юность Петра», «В начале славных дел» (оба – 1980).

В 1982 году Макарова была удостоена звания Героя Социалистического Труда, что было редчайшим случаем для киноактрисы. Сам Герасимов был удостоен этого же звания в 1974 году.

80-е начались для звездной четы хорошо. В 1983 году они отметили славный юбилей – 55-летие супружеской жизни. Тогда же выпустили в свет свой очередной фильм – «Лев Толстой», где Герасимов сыграл великого писателя, а Макарова его жену Софью Андреевну. Фильм вышел на экраны страны в 1984 году, после чего на Макарову посыпались одно несчастье за другим.

Сначала у них с Герасимовым сгорела часть дачи, где они любили коротать свое свободное время. Спустя год из жизни ушел Герасимов. А потом Макаровой пришлось уйти из ВГИКа. А все потому, что Макарова не могла содержать личного шофера на сравнительно небольшую пенсию, а ВГИК не нашел возможности дать его. С этого момента Макарова осталась практически одна. И хотя многие ее ученики периодически навещали ее, однако заменить ей мужа они, конечно, не могли. Был еще ее приемный сын Артур Макаров, который за эти годы вырос до известного сценариста (хит «Новые приключения неуловимых» снят по его сценарию), однако в начале 90-х у него началась новая жизнь – из сценариста он превратился в преуспевающего бизнесмена, – поэтому навещать свою приемную мать он тоже часто не мог. А потом Макарова убили.

Это случилось 3 октября 1995 года в его собственной московской квартире: Макарова зарезали неизвестные его же собственным коллекционным кинжалом. Когда Макаровой сообщили об этом, она потеряла сознание. А потом в ее доме стали раздаваться жуткие телефонные звонки: звонили какие-то неизвестные и угрожали уже самой Макаровой смертью, если она не выплатит им долги ее приемного сына. Актриса написала заявление в милицию, однако там к этому отнеслись без особого внимания. Страну в те годы захлестнул дикий разгул преступности, и заниматься какими-то телефонными звонками стражи порядка не хотели. Тем более что заявительницей была одинокая пожилая женщина, да еще не сегодняшняя, а бывшая знаменитость.

Все эти беды и несчастья вконец подточили здоровье Макаровой. Все чаще ей становилось плохо, она подолгу не выходила из дома. Родственники нашли ей домработницу – тихую деревенскую женщину, которая согласилась не только убираться по дому, но и присматривать за любимой актрисой своей молодости за чисто символическую плату.

Незадолго до своей смерти Макарова выпустила в свет книгу воспоминаний «Послесловие». Книгу свою автор завершила «Неотправленным письмом», адресованным своему покойному мужу Сергею Герасимову. В нем она писала: «Я благодарю тебя за все! И уверена, что мы непременно встретимся. Там».

Эта встреча не задержалась. Тамара Макарова скончалась 20 января 1997 года. В последние дни великая актриса уже никого не узнавала и не могла говорить.

21 января – Виктор ИЛЬЧЕНКО

Судьба отмерила этому артисту всего 55 лет жизни. Он с детства мечтал о море и мог достичь больших высот, работая в Министерстве морского флота, куда поступил сразу после окончания института. Случись так, и жизнь его наверняка продлилась бы значительно дольше. Но он ушел в артисты. И ни разу об этом не пожалел. Потому что сумел стать одним из лучших отечественных артистов эстрады и навсегда остался в памяти своих поклонников как человек, несущий радость.

Виктор Ильченко родился 2 января 1937 года в городе Борисоглебске. Его семья не имела никакого отношения к искусству – его отец был летчиком. И мечтал, что его сын продолжит династию (отец Виктора погибнет в 41-м году при обороне Киева). Однако Виктор еще в детстве стал бредить морем и, когда закончил школу, специально уехал в Одессу, чтобы быть поближе к нему. Там он поступил в Институт инженеров морского флота. Было это в 1954 году.

В институте Ильченко учился с большой охотой и всю свою дальнейшую судьбу мечтал связать с морем. И даже когда он стал выступать в студенческой самодеятельности, в институтском театре миниатюр «Парнас-2», который гремел на всю Одессу, даже тогда ему и в голову не приходила мысль изменить своей детской мечте. И театр он рассматривал исключительно как хобби. Но тут на его пути возник студент третьего курса его же института Миша Жванецкий и сбил его с правильного пути. Уже в ту пору Жванецкий писал миниатюры и предложил Ильченко выступать дуэтом. Дескать, хватит петь чужие куплеты, давай петь свои. И они дома у Жванецкого на Комсомольской улице стали писать миниатюры для собственного дуэта. Позднее сам Жванецкий пожалеет об этом: «Жить бы ему да жить, будучи крупным начальником в морском пароходстве. Так нет – мы вытащили его из той чистоты, погрузили в мир эстрады, я жалею об этом до сих пор. Потому что, находясь на этой вершине, которая ниже многих вершин, – ты теряешь здоровье».

Между тем благодаря «Парнасу-2» устроилась и личная жизнь Ильченко. Именно там он познакомился с молоденькой актрисой Татьяной и очень быстро сделал ей предложение руки и сердца. В 1960 году у молодых родился первенец – сын Сергей, а чуть позже и дочь.

Несмотря на свое увлечение театром, Ильченко не собирался связывать с ним жизнь. Поэтому когда в 1959 году он закончил институт, то устроился работать в Одесское пароходство. Начинал свою службу с инженерной должности, но очень скоро дорос до начальника отдела. Жизнь его складывалась вполне благополучно: он был женат, растил сына и занимал хорошую должность в пароходстве, которая весьма прилично оплачивалась. И ничто не предвещало крутого поворота в жизни Ильченко.

Все свободное от работы время Ильченко продолжал посвящать театру. Только теперь это был уже не студенческий театр, а свой собственный. В 1961 году Ильченко попробовал организовать любительский театр, в котором как режиссер поставил спектакль по Карлу Чапеку «Как это делается». Спектакль не имел большого успеха и мог вполне стать последним самостоятельным спектаклем Ильченко. Но тут на его горизонте внезапно возник Роман Карцев.