скачать книгу бесплатно
Так что все виды схем, микросхем и первичных деталей для устройств и приспособлений самого разного рода и вида я изучил в мастерской еще к шестнадцати годам. Мог их так собрать и скомпоновать, получив игрушку или продукт, который хотел, что отец только иногда лишь головой водил из стороны в сторону. Руки у меня, как он не раз говорил матери и друзьям, откуда нужно росли, а голова соображала нестандартно. Порой я, особо и не задумываясь, находил и вовсе нетривиальные решения. Отец меня очень редко хвалил, но направлял умело, порой только лишь косвенно намекая на то, с чем мне надо разобраться, чтобы собрать ту или иную модель.
Я рос спокойным и здоровым, но в тоже время озорным ребенком. Чрезмерного спокойствия во мне не было. Я мог часами играть с чезранами (роботы и биороботы самых разных форм и видов) в разные игры. Любимой игрой были прятки в Нэируме. Я вскоре так выучил этот огромный комплекс зданий, сооружений, открытых пространств между ними, что знал все его самые потаенные места, что над поверхностью, что под ней. Путешествовал по запрещенной для меня зоне, в общем, озорничал, иногда намеренно терялся так, что меня искала служба безопасности, проверяя все уголки, стараясь меня выявить, как биологический объект, но я на этот случай тоже подстраховывался. Отцу за меня влетало, но он терпел. Руки никогда не распускал.
С пятнадцати лет у меня с отцом возникло негласное соревнование. Он делал все для того, чтобы в любой момент засечь место моего нахождения, а я все делал для того, чтобы усложнить ему эту задачу и не быть видимым. Тогда я еще не знал, что это – всего лишь игра, что в моей голове, а также в туловище были приспособления, позволявшие неким лицам, об их существовании я, естественно, не догадывался, вычислить меня в любой точке на Марсе. Моя свобода, как и свобода всех оцаланов, измерялась, как земляне будут говорить, только лишь длиной поводка. Бегал я тогда на длинной привязи, а незримые кураторы только лишь издалека наблюдали за мной, не вмешиваясь в ситуацию и позволяя событиям идти своим чередом. Их все устраивало. Замысел, в соответствии с которым я появился на свет, неукоснительно делал свое дело. Все события в моей жизни были заранее предрешены, все, да не совсем все.
Опять-таки, такой вывод я делаю, глядя на ситуацию с высоты прожитых лет. В юности ты вообще не задумываешься о таких вещах, как слежение за тобой, даже не догадываешься о том, что в твоей нынешней жизни все схвачено, что тебе заранее определен удел и суждено сыграть некую роль, после чего сойти в небытие или получить следующее воплощение.
Штраг (роль) делает инчарсов. Я, как и многие мои соотечественники, вначале восстал против догм и правил, норм поведения и законов, принятых не только в Удвиле, в соседних зонах, но и на всем Марсе. Вот только роль этакого бунтаря и возмутителя спокойствия, которая была мне уготована, я не сыграл, как и роль примерного оцалана, которым хотел казаться и отчасти был отец. В этом я пошел дальше родителей, сменил много ролей, прежде чем приблизиться к самому себе такому, которого сам формировал, размышляя над тем, а кем все-таки мне необходимо быть.
Отправной точкой, сменившей мою жизнь, был, пока мои родители мирно беседовали, раздумывая над тем, что же делать дальше в сложившихся обстоятельствах, сон, неожиданно приснившийся мне. Спали дети и юноши долго, около шести часов, если считать марсианские сутки равные земным. Так землянам проще будет воспринимать то, о чем пойдет речь. Я не был исключением. Сны мне редко снились, но в ту ночь со мной произошло событие, определившее во многом дальнейшую судьбу. Причем я даже подумать не мог, что со мной подобное произойдет и где, в контролируемом сне.
Ведь, что такое сон? Всего лишь отдых физического тела при снижении активности работы ума, разума и сознания, которые при этом в некоторой мере предоставлены сами себе. Поэтому ты, если у тебя есть способности воспринимать то, что происходит с тобой во сне, иногда, сам не понимая, что творится, видишь события и личностей, которых никогда не воспринимал раньше и не знал, что такие есть. Сон – это сложная жизнь тонких оболочек, ума, разума, сознания и психики во взаимосвязях со знанием того, что сошло и установилось в них с духа и тонких тел.
Чтение и толкование снов – отдельная наука, от которой, когда приходит время, необходимо отойти полностью, чтобы не попасться окончательно в ловушку и сохранить свободу. Проверил на себе. Я ведь до определенного времени и знать не знал, что владею способностями управляемого сна, что могу по своему разумению и хотению посетить во сне даже прошлое. Вот только на таких умных, как я, уже давно наши на Марсе управу. Мне предстояло узнать на себе, что такое быть нарушителем установленных правил и законов, которые железными плитами отделяли сознание от реального мира, делая так, чтобы ты жил в плену догм и иллюзий, постепенно разлагаясь и теряя то, что имел.
Излишне говорить, что в Удвиле состояние сна четко контролировалось соответствующими специалистами и службами. Во сне тебе могли сформировать и проецировать на тебя любое изображение. Это, земляне, очень легко сделать, особенно, если владеешь определенными способностями и инструментами. Во сне ведь часть твоего сознания может путешествовать по разным мирам. Так вот, список этих миров, куда разрешалось забредать сознанию или твоей точной копии – двойнику, который у тебя всегда находится над головой, был четко установлен. Несанкционированные полеты и проникновения отслеживались и пресекались, а способности забирались.
Одно дело ты был ребенком или юношей, другое – взрослым инчарсом. Тебя, если ты не вел себя подобающе, могли не только «освободить» от сновидений и воспоминаний, мешавших тебе жить в соответствии с пониманием контролеров из спецслужб, но и перепрограммировать личность таким образом, что ты вообще забывал, что когда-то что-то мог или видел. Причем делалось это так, как вы записываете на компьютер в уже имеющуюся среду ту или иную программу.
Биопрограммирование у нас было нормой жизни. Его без помех на должном уровне позволяли осуществлять технологии и достижения, состоявшие на вооружении ширтов. Агенты и корпорации «заботились» о спокойствии граждан и об их облике, а также о том, чтобы они мало знали и были ограничены. Мачра – свобода в рамках дозволенного, была на Марсе уделом граждан.
На Земле программирование судьбы и личности будет проявлено еще больше, но осуществляться будет по-другому, так сказать, мягче. К тому же подобная обработка будет в вашем времени поставлена на поток и станет осуществляться автоматически. Проблема-то будет состоять в том, что ко времени, когда прочтут мои записки, способности вообще не будут у людей проявляться в силу ряда причин, но в основном благодаря критичному ослаблению сознания и последствиям магической работы, а также обработки сознания самого разного рода воздействиями и мировоззренческим дурманом.
Технология доброго бога, что ни говори, самое изощренное и коварное, что только можно придумать. Внедрялась она и на Марсе, но все-таки уровень инчарсов был еще достаточно высок, чтобы им, учитывая знания, так откровенно промыть и прочистить мозги. Впрочем, ширты и другие организации делали все, чтобы его как можно больше понизить и сделать инчарсов все более управляемыми существами.
Я, хотел того или нет, вынужден был с юношества окунуться в круговорот событий, которые и были как раз следствием этого постепенного покорения одними кастами и кланами других. При этом лучшие представители инчарсов делали все для того, чтобы остановить прессинг, осуществляемый на них со стороны ширтов, корпораций и самых разных орденов, отстоять позиции и не дать возможности уничтожить или покорить тех, в ком способности ума, разума, сознания и интеллекта еще проявлялись с особой силой. Таких представителей нашей цивилизациями называли лаосами.
В юношестве я еще не знал, что являюсь лаосом, даже не предполагал, что могу им быть, поступая порой импульсивно и без знания того, кем являюсь. Приоткрыл же, точнее, начал приоткрывать мне истинную ситуацию незнакомец, вышедший на меня во сне, о чем я и намереваюсь рассказать. Причем этот незнакомец точно не принадлежал к инчарсам, как и вообще к марсианам. Он, как я сразу понял, принадлежал к лицвалам, проживавшим на Лаэсе (Фаэтоне). Он-то и предупредил меня об опасности, но все по порядку.
Во сне, несмотря на войну, развернувшуюся в уделе Удвил и вокруг него, я не видел картин войны. Надо мной было чистое и светлое небо, покрытое редкими тучками. Светило солнце. Я шел по улице большого города. Он был мне не знаком, но я во сне знал, что это один из крупнейших городов на Марсе. Об этом свидетельствовали сооружения, уходящие верхушками и шпилями высоко в небо. В воздухе бесшумно сновали летательные аппараты самых разных видов и размеров. Я же находился где-то в центре города на огромной площади, где среди развязок и многоуровневых переходов и дорог зеленел парк. Зелень, такая редкая на Марсе, здесь представала во всей своей красе передо мной. Признаться, я нигде раньше не видел такой яркий и насыщенный зеленый цвет листьев. Он завораживал и побуждал к тому, чтобы на него долго смотреть, ведь растительность на Марсе была слегка бурого цвета. Зелень на кустах и деревьях, как только она возникала, сразу рыжела, а тут такое буйство жизни, такая красота…
Внезапно, я сам не заметил, как передо мной из листьев появился мой верный помощник и гид Катиал. Шар подлетел ко мне, застыл на расстоянии двух арчей (три метра) и завибрировал, а потом возле него в воздухе появилась картина неизвестного мне места, расположенного на поляне среди зелени.
«Тебя ждут», – прозвучала мысль Катиала в моей голове.
«Кто?»
«Он не представился, но встреча важна».
«Куда идти?» – спросил я, не задумываясь об опасности.
«Следуй за мной», – прозвучало в голове.
Я, еще не подозревая, что будет дальше, последовал за Катиалом, который исчез среди зелени. Как я оказался на поляне среди густой зелени уже не помню. Здесь было пустынно и тихо. Деревья чуть ли не смыкались надо мной в единый свод, стоя в задумчивости, как будто что-то должно было произойти. Я оглянулся по сторонам. Никого. Катиал куда-то исчез и признаков того, что он есть где-то рядом, не подавал. Но, что меня больше всего удивило, так это то, что, когда я обратился к нему с вопросом: ты не ошибся, приведя меня сюда, шар ответил: «Нет, подожди минутку. Вскоре появится тот, кто проведет тебя…».
Кто появится и куда проведет, я так и не успел спросить. Внезапно передо мной в пяти шагах возникла фигура мужчины, закутанная в плащ. Я почему-то не удивился и не испугался. С интересом смотрел на незнакомца. Он был высокого роста и не спешил открывать лицо. Через прорезь в маске на меня внимательно смотрели глаза. Беседу первым начал я, хотя меня учили не вступать во сне в беседы с неизвестными личностями и сразу же просыпаться, если такая встреча произойдет.
– Разве ты не знаешь, что согласно кодексу поведения во сне, тебя здесь не должно быть? Если нас обнаружат, то могут наказать. Тебя это не пугает или ты ширт?
– А я разве не пугаю тебя?
– Ты? – я задумался, а потом произнес: – Нет, ты меня не пугаешь, но зачем ты меня сюда позвал и где мы? Да, и покажи свое истинное лицо.
Как только я это сказал, маска, закрывавшее лицо мужчины, спала. Мне открылся облик мужчины средних лет, принадлежавшего к инопланетной цивилизации. Его большие глаза, прямой нос, тонкие губы, высокий лоб, который венчал обруч, – все выдавало лицвала. Именно такими я видел фаэтонцев перед тем, как планета прекратила свое существование.
– Ты из лицвалов?
– Это особого значения не имеет, но ты не ошибся в предположениях.
– А зачем ты пришел?
– Предупредить тебя. Пришло время тебе начать путь к тому, кем ты был ранее. Иначе ты не выживешь, будешь влачить жалкое существование и рано уйдешь из жизни.
– А откуда ты знаешь, как у меня сложатся дела?
– У меня было время наблюдать за тобой.
– Ты, наверное, ширт, раз так говоришь, – сделал я, как мне казалось, обоснованный вывод.
– Я Монриг Рафут Ируакр. Я – твое прошлое воплощение. Я – это ты сам, но умудренный опытом, силой и знанием. Я пока еще могу помочь тебе, значит, и самому себе. Поэтому я здесь. А теперь выслушай меня. У нас очень мало времени, тем более что по твоему следу уже идут.
– Кто?
– Те, за кого ты принял меня.
– Мой отец…
– Я все знаю, – прервал меня Монриг. – Твой отец решает, что вам делать. Его решение будет правильным. Он не хочет попасть в Уйлиц, понимая, что лучше безболезненная смерть, чем жалкое существование без сил и возможностей что-то изменить в своей судьбе.
– Если все решает отец…
– Пришло время тебе определить свою судьбу. Ты сделаешь выбор сам и тогда, когда окажешься в дицихе. Тебе придется поднапрячься, чтобы направить целг, который будет у тебя, вот в это место.
После слов Монрига передо мной развернулась неизвестная мне местность. Чем дальше я всматривался в карту, тем больше понимал, что местность расположена не в Удвиле, а на границе зоны.
– Запомнил?
– Где это?
– Удел Орбак ты должен знать.
– Так оттуда же на Удвил наступают дачаэны!?
– Вот путь, по которому ты обязан прибыть на место к скале Водзиг.
В следующую секунду передо мной развернулась карта местности и объемное изображение места, где мне надлежало быть.
– И что там?
– Должен найти вот это место. Камень Сигр будет тебя ждать.
Передо мной возникло изображение камня. Он поворачивался в воздухе передо мной вместе с частью скалы, из которой выступал.
– И что дальше?
– Разберешься на месте, поговорив с ним. Твоя ладонь – пропуск внутрь. Тебе придется найти место на камне и приложить ее так, как увидишь и почувствуешь. И не медли, когда представится возможность. Для тебя – это единственный способ уцелеть. Ты рано повзрослеешь, но иного выхода нет. Я все сказал. Если все выполнишь правильно и вовремя, мы с тобой еще поговорим. А сейчас мне пора уходить. За тобой уже идут. Просыпайся. Сон ты не будешь помнить, но место, куда надо прибыть, не забудешь. Отцу и матери ничего не говори. Так будет лучше для всех. Тебя они не поймут. Знание проявится в тебе в нужный момент, только сделай волевое усилие и помни: что бы ни происходило, жизнь на этом не заканчивается для тебя…
После этих слов фигура Монрига исчезла, как будто ее и небывало, а я резко проснулся, пройдя во сне за несколько мгновений неизвестные мне пространства. Какое-то время я лежал, а потом, ощутив вибрацию на нарше, согнул руку, чтобы посмотреть на него. Напульсник вибрировал. На нем время от времени загорался красным светом вмонтированный датчик, что было следствием того, что во сне я нарушил неписаные правила поведения. А это означало одно: визит в наш дом ширтов или других агентов влияния. Пришлось звать отца и мать. Они, прервав беседу, подошли ко мне. Взглянув на меня, лежащего на ложе и на напульсник с мигающим датчиком, отец изрек:
– Беда не приходит одна. Здесь оставаться мы точно больше не можем. Иначе…
Фразу отец не договорил, но мне и так все было ясно.
– Спи пока, – сказала мать, отключая устройство. – Завтра рано вставать.
Я не возражал. Сам не пойму почему, но я хотел спать. Уснул, как только приложил голову к подушке, но уже без сновидений. Родители же после вынужденного визита ко мне окончательно решили бежать. Вначале, как я уже говорил, мы отправились в Гавлац, но отец, прежде чем туда прибыть, высадил меня и сестру в дачном домике, а сам с матерью отправился в город. С того момента я их больше не видел.
Как оказалось позже, правитель Гавлаца был предателем. Как только отец и мать прибыли к одному из друзей отца, их сразу же схватили. Мухату нужны были оцаланы, особенно после уничтожения Нэирума. Поэтому за всеми оцаланами в городе и в его пригородах было установлено наблюдение. Сигнал о прибытии гостей агенты, работающие на Мухата, получили немедленно. Шансов у моих родителей тогда не было. Мухат же, зная, кто такой Матиотан, обрадовался. В его руки попал один из лучших интеллектуалов. Мухат решил передать отца Урэне, а это значило работу на врагов под строжайшим контролем. Родители на это, как узнали, что им предстоит, не пошли. Оба ушли из жизни добровольно, имея на этот случай встроенные в ротовой полости капсулы с мгновенно действующим ядом.
Я же, оставшись в домике со старшей сестрой, решил действовать так, как во сне мне сказал незнакомец. Сон почему-то именно тогда ярко и во всех деталях вспомнился мне. Также я вспомнил, что Монриг ничего не говорил мне о том, чтобы я не делился информацией с сестрой. Дальция, услышав мой рассказ, слегка удивилась, но быстро справилась с собой. Поразмыслив, она предложила:
– Дождемся родителей, потом решим, что делать.
Сам не зная почему, я сказал:
– Они уже не вернутся сюда, – чем еще больше удивил сестру.
Щемящее чувство возникло у меня тогда. Я не знал, что точно произошло с родителями, но был убежден, что на месте оставаться долго нельзя, о чем и сказал сестре. Она, подумав, согласилась со мной.
– Куда же мы денемся?
– Полетим к Водзигу, – уверенно сообщил я место, куда нам надо срочно отправляться.
– Ты так доверяешь этому незнакомцу?
– А у меня больше, кроме него и тебя, некому доверять. Здесь нас, если мы останемся, точно схватят. Я в лагерь не хочу, в сиций (интернат) тоже. Попробуем скрыться, хоть это и опасно.
– Оттуда же наступают дачаэны! – слабо сопротивлялась сестра.
– У тебя есть лучшие предложения?
Сестра молчала. В один момент мы стали беглецами, у которых не было приюта. Возвращаться в столицу не было смысла. Это мы оба тогда понимали.
– Ладно, – подумав, согласилась со мной сестра. – Попробуем отправиться туда, куда тебя направили. Может быть, какое-то время переждем там. Если нет, – сестра задумалась.
– …Тогда придумаем что-то другое, – продолжил я невысказанную ею мысль.
– А на чем добираться будем?
– Так в дицихе есть мастерская, а в ней карч. Придется нам поработать. Карч, хоть и старой модели, но летит еще быстро. Мне поможешь?
– Веди, илий (мастер на все руки), – усмехнулась сестра.
Дальция была на девять лет меня старше, готовилась вскоре закончить обязательное обучение и выйти замуж, но этому не суждено было сбыться. Что было положительно в сложившейся ситуации, так это то, что Дальция на уровне разбиралась в моделях самых разных летательных аппаратов, следовательно, могла оказать мне квалифицированную помощь. Вдвоем мы быстро управились. Карч через три часа нашей работы был вполне готов к тому, чтобы следовать в заданном направлении. Мы быстро собрались, погрузив все необходимое, после чего я, не доверяя сестре, повел машину в режиме невидимости на средней скорости как можно ниже над поверхностью так, чтобы ее нельзя было заметить. Если бы мы поднялись выше в воздух, то нас сразу бы засекли. Защита карча была на низком уровне, но лучше что-то, чем ничего.
Так, земляне, в восемнадцать лет я уже сам определил свою судьбу, без колебаний приняв к действию совет Монрига. Это и спасло мне жизнь, позволив стать в конечном итоге правителем одной из ведущих зон, а также председателем планетарного Совета Марса. Однако до этого времени должны были пройти столетия. Я же только начинаю рассказ о днях своей юности, прошедшей по большей степени в войнах и противостояниях. Начало – всегда трудное дело, но вместе с тем и успешный старт, если подготовиться…
Глава 2
В забытом бункере
Когда в юности ты прикасаешься даже частично к знаниям и знакомишься с предыдущим воплощением духа, который ты представляешь в нынешнем воплощении, тебя охватывает легкий трепет и незнакомое доселе чувство радости. Как будто что-то просыпается в тебе давно забытое и отложенное до лучших времен.
Ты, глядя на свое прошлое воплощение, думаешь, что он твой учитель. Отчасти это так, но все же тот, которого ты видишь, даже обладая знаниями, опытом и навыками, не смог сделать то, что намеревался.
Теперь он, связавшись с тобой, побуждает тебя продолжить его дело, предупреждает об опасностях, называет вещи своими именами, намекая, что положение дел еще хуже, чем он говорит.
Ты же с некоторой опаской слушаешь его, воспринимая происходящее, как некий сон, но это не сон, а реальный мир, с которым ты едва-едва начал соприкасаться.
Кто рано взрослеет, тот, если не сломается, может достичь многого, в том числе и сотворить себя сильной личностью. Не я первым так поступаю. Также не я последний в этой череде…
Элоджил. Из дневника
Пилотирование летательных аппаратов, потомки, было моей страстью с возраста четырнадцати лет, хотя и раньше я тренировался на самых разных тренажерах, имитирующих полет, чтобы разобраться с управлением летательных аппаратов и почувствовать себя в роли пилота. Отец не мешал мне, но и не подталкивал к этому. Вообще папа выдерживал в отношении меня и моего воспитания правильную линию. Он мог только лишь слегка подтолкнуть или направить меня словом, жестом, даже едва заметной усмешкой и озорным блеском глаз, но не больше. Я не слышал от него приказов или распоряжений по типу: пойди и займись тем-то или «как ты мне уже надоел». Даже будучи занятым, отец всегда уделял мне внимание, пусть и немного, но этого вполне хватало для ребенка и юноши, который увлеченно занимался своим делом. Также отец не запрещал мне даже опасные забавы, считая, что в любом случае мне необходимо убедиться на собственном опыте, с чем я имею дело.
К шестнадцати годам я вполне сносно пилотировал любой малогабаритный летательный аппарат, а к семнадцати годам уже, рискуя разбиться, выжимал из того, что было под рукой, максимально возможное. Причем хитрец-отец, когда я готовился к тому, чтобы поступить в муций, ставил мне условия по типу: выучишь от сих до сих, после этого можешь отправиться в Нэирум, чтобы потренироваться пилотировать карчи или целги. В Нэируме у отца были знакомые, которые позволяли мне тренироваться на всем или почти на всем, что, так или иначе, было на площадках и в ангарах. А было в Нэируме сосредоточено немало самых разных средств, в том числе и летательных аппаратов.
Между нами говоря, Нэирум кроме всего прочего был еще и одновременно этаким центром, куда с окрестных городов и поселений свозили поломавшуюся технику, если ее не могли починить в местных условиях. Поэтому для меня было раздолье на здешних площадках, где присутствовали все образцы и виды ходящих, летающих и ползающих машин и приспособлений, аппаратов и роботов.
Гинзаг – лучший друг и товарищ отца, когда я приезжал в Нэирум, только лишь вздыхал и хмурил брови, но неизменно говорил:
– Дуцир (помощник Гинзага) предоставит тебе все, что захочешь, но если, как в прошлый раз, поломаешь… – Гинзаг странно вертел головой, приоткрывал рот, намереваясь мне что-то сказать, складывал руки на груди, а потом произносил: – Будешь отрабатывать. Сам будешь помощником ватлла (мастера по починке техники). Не отпущу тебя в столицу, а отцу скажу, чтобы принял меры.
Я отвечал в том духе, что не подведу его, но частенько нарушал обещания. А когда Гинзаг, гудя, меня распекал, опускал голову и молча выслушивал его замечания, давая выговориться.
Зато помощники Дуцира меня любили. Я, когда приезжал из Мэарэи, вносил в жизнь коллектива разнообразие. Мне прощали выходки и не слишком-то за них выговаривали, делали это, скорее, для виду. Впрочем, как-то раз, когда я сильно разбил, забавляясь, оркат, отцу пришлось платить за его восстановление. Как говорили ватллы, когда я после этого случая к ним снова прибыл: «Ты, главное, сам не расшибись, а остальное мы поправим». За такие слова и доброе, терпеливое отношение ко мне я и любил ватллов. Эти гениальные, как мне казалось, сборщики и механики могли сделать все в буквальном смысле, имея под рукой необходимые материалы.
Я, когда Нэирум был уничтожен, ни о ком так не жалел, как о них, и определил сам для себя тогда главное: что бы ни произошло, я доберусь до тех, кто отдал приказ уничтожить Нэирум с его обитателями. Доберусь и накажу. Как я это сделаю, я еще тогда не знал, зато знал, что так точно будет.
Урэна, правитель вэцлаха Лоуй, – вот, кто был по моему видению главным виновником уничтожения Нэирума. Он и должен был, как я считал, ответить за все. Мысль об этом только-только начала созревать в моем сознании. И это была не месть, а нидза – необходимое действие, которое следовало совершить непременно. Ведь тот, кто позволяет себе не отвечать ударом на удар врага, либо существо забитое, смирившееся с мыслью о рабстве и не имеющее сил что-либо сделать, либо – выжидающее момента для того, чтобы со знанием и умением нанести ответный удар по противнику. Себя, естественно, я причислял ко второму типу инчарсов.
Как-то так сам незаметно для себя я сформулировал один из основных законов, в соответствии с которым жило наше общество. Закон гласил: на действия противника всегда и при любых условиях должен быть адекватный ответ. Я не был удаглом (сломленным инчарсом), которому все равно, что с ним будет, но не был и вержаком – существом, живущим местью. Однако я знал точно: агрессор должен получить по заслугам рано или поздно. Если в данный момент я ничего не мог сделать для этого, то в мою обязанность входила необходимая подготовка для того, чтобы я был готов осуществить должное действие. По-иному и быть не могло. А иначе, зачем жить? Влачить жалкое существование покоренного и подотчетного существа? Делать вид, что ничего не происходит и день ото дня жевать, как жвачку, привычную пищу и тихо проклинать противников, которые только лишь посмеиваются от твоей несостоятельности?
У меня был не тот характер, чтобы проходить мимо того, что требует моего должного участия и проявления необходимых качеств. Я жаждал справедливости, хотел, чтобы все было честно. Этим, как я понял с годами, надо переболеть, чтобы обрести некий иммунитет. На поздних стадиях болезнь, под названием – борьба за справедливость – чаще всего заканчивается летательным исходом и ты, отстаивая идеалы, сам становишься жертвой собственных ложных представлений, играя своей смертью на руку врагам.
К мудрости в конечном итоге приходит тот, кто обретает внутри себя несколько иное видение происходящего, понимая, что стоит за тем или иным действием и не участвует в играх сил, которые разыгрывают на Марсе спектакль под названием – борьба за равенство и справедливость. Я вовремя понял, что в принципе их быть не может лишь потому, что у каждого своя правда и справедливость.
Если говорить вашим языком, земляне, то волку, если он не съест барашка, будет плохо. О барашке я и не упоминаю. Он точно не обрадуется. Учитывая то, что в физические тела воплощаются как представители духовной субстанции, так и представители темных энергий, паразитирующие на воплощениях духа, питающиеся их энергиями, то все вопли о равенстве справедливости и мире – пустой звук невежд и профанов. Волк никогда не откажется от пищи, а барашек, если не научится себя защищать, рано или поздно станет пищей для волков. Иного не дано в нашей реальности, где все устроено так, чтобы энергии одних питали других. Но хуже всего, земляне, что это борьба и война идет внутри каждого из нас.
