Митрохины университеты

скачать книгу бесплатно

Что же касается Митрохи, то он остался в одном из казацких лагерей вблизи Томаковки, где в те годы еще существовала Томаковская Сечь. Левко с казаками, несмотря на занятость, направился к Горьпе. Как бы то ни было, а помог Левко перевезти Горьпу в Чигирин вместе с дедом и внучатами. Были у него добрые знакомые, которые их и приютили. А Левко подался в лагерь, где его ожидал Митроха, да с подарками… Теплой одежды у хлопца не было. Осень понемногу вступала в свои права, а за ней уже притаилась зима, поглядывая пристальным взглядом на бескрайние просторы Украины, подумывая, как же их замести снегом, сковать морозами, а реки устлать льдом.

Левко вовремя прибыл. Митроха ожидал его, расспрашивая казаков, когда же Левко появится. А что ответишь мальцу, если казак, как ветер в поле, может налететь и явиться неожиданно, а может и не вернуться?.. Семен на вопросы Митрохи только лишь вздыхал. «Почекай, хлопче. Не журись. Нiкуди Левко не подiнеться. Прийде, коли схоче, та потрiбно буде…». И Митроха ждал, слегка хмуря брови, да покусывая губу.

Левко же, как нарочно, задерживался. Как узнал позже Митроха, договорился казак о том, чтобы их с Левком к себе в дом взяла Мариша. А Мариша, когда казак ей сказал, что придет, да не сам, обрадовалась. Посмотрела на Левка и ответила:

– Вас приму, но на мне – женись. Свои дети будут, а не приемные.

Левко туда-сюда, а деваться некуда. Можно было, конечно, у других знакомых зиму пережить, да только нужна была Митрохе материнская забота, вот Левко и согласился, но условия свои поставил и жесткие. Первое и основное было, что Мариша ему не будет мешать казаковать и делом заниматься, что только лишь поздней осенью, зимой и ранней весной он будет в Чигирине. И согласилась Мариша, хоть и моложе была Левка на двенадцать лет. Жизнь у нее не сложилась. Первого мужа убили. Детей от него не было. Шляхтичи, бывало, к ней заходили… но после того, как Мариша встретила Левка, панство в дом – ни ногой. Хмурила брови Мариша, руки упирала в боки, слегка покусывала губу и говорила незадачливым кавалерам: «Идите отсюда, пока ухват не взяла».

И ретировались и женатые, и неженатые, до ласого шматочка (вкусного кусочка) в лице Мариши склонные. Слова с делом у Мариши не расходились. Если что, на помощь кликала. В общем, связываться с ней против ее воли никто не хотел. Был, правда, один случай, который свел Маришу и Левка. Помог ей казак, который проездом в Чигирине был, освободиться от шляхетных угодников. Левко «поговорил» с местными шляхтичами, пообещав в случае чего расписать лицо, как писанку, но кулаками. Связываться с характерником, который к тому же не то десятком, не то сотней воинов руководил, не решались даже самые гоноровые шляхтичи. «Дурная» слава ходила, как женщина непрошенная, по следам Левка. То его оборотнем называли, то к нечистой силе причисляли, а казак в ответ только лишь посмеивался. Много сказывали о Левке, да мало правды было в словах…

Своих детей у сечевика не было. Жизнь была посвящена казачеству и казацкой науке. Еще до беседы с Маришей Левко решил, что Митроха будет его сыном, если, конечно, того захочет. Так что, как сказал в беседе Левко Марише: все будет зависеть от Митрохи. Если он захочет меня и тебя принять, – будет дело. Если нет, – все останется по-старому. Мариша, слушая казака, только лишь вздыхала. Уж очень ей замуж хотелось, но хотение – дело глупое и положение дел только лишь ухудшающее, если ты ничего не делаешь для того, чтобы приблизить желаемое для тебя событие. Поэтому Мариша решила казака не неволить, как и Митроху. Она почему-то с самого начала знала, что Митроха не откажется стать сыном Левка.

Митроха с радостью встретил Левка. День, когда сечевик появился в лагере, выдался теплым и солнечным. Накануне холодные ветры поутихли, а небо расчистилось от туч. Солнце, как будто отыгрываясь за то время, пока скрывалось за тучами, активно насыщало землю теплом лучей. Бабье лето входило в свои права. Казаки, тем не менее, собирались на зимовки. Казацкий лагерь понемногу пустел, но Семен и его друзья пока что никуда не собирались уходить.

Смотрел Левко на Митроху, в обществе казаков вышедшего его встретить, и сердце его наполнялось какой-то необычной радостью. Он видел в этом парнишке себя. Перебросившись словами с товарищами, Левко подошел к Митрохе и присел перед ним на корточки так, что его глаза оказались напротив глаз парнишки. Какое-то время казак и Митроха молчали. Левко смотрел чуть мимо глаз хлопца, изучая его.

– Ждал меня? – негромко спросил Левко.

Митроха кивнул и усмехнулся.

– Одежду я тебе привез. Примеряй.

Из сумы казак достал плотную рубаху, штаны и маленькие сапожки. На руке у казака был жупан, размер которого вполне подходил Митрохе. Парня не надо было долго уговаривать. Быстро переодевшись, Митроха явил себя в новом виде. Одежда сидела, как будто была шита по Митрохе.

– Совсем казак, – сделал вывод Левко. – Со мной в Чигирин поедешь? Там перезимуем. Буду тебя казацкой науке учить.

– Поеду. А где мы там жить будем?

– Есть у меня на примете одна хатка, да хозяюшка черноброва…

– Жена твоя?

– Да, – подумав, после длительной паузы согласился Левко.

– А мою мать татары увезли. Когда ты меня научишь, я им отомщу.

В ответ Левко только лишь вздохнул.

– А когда поедем? – не отставал Митроха.

– Завтра или послезавтра. Посмотрим, что нам небо скажет и ветер, – Левко поднял глаза и посмотрел на небо.

– Тепло вроде будет, – сообщил Митроха и усмехнулся.

«Тепло, аж горячо», – мысленно согласился с ним Левко.

Не прошло и трех дней, как Митроха, Левко и еще несколько казаков отправились в путь. В Чигирин прибыли без приключений. Там на зиму и остались. Мариша приняла Митроху, как родного сына. Ему, конечно, было непривычно, но, окруженный теплом и заботой новых родителей, Митроха зажил, как вареник в сметане. Даже работать его не заставляли. Он сам проявлял инициативу, спрашивал, что ему делать по хозяйству. Мариша всегда работу находила. А Левко начал учить Митроху искусству, как жить надобно…

Вначале Левко научил Митроху, как правильно дышать, а потом – как правильно, видя себя сильным, совершать те или иные движения. У Митрохи не сразу получалось, но парень он был упрямый. Настойчивости ему было не занимать, как и упорства. Упражнения, которые показывал вместе с этим Левко Митрохе, были просты, но в этой простоте и заключалась сложность. Выйдя во двор, не взирая на зимний холод, сын и отец медленно и плавно выполняли движения. Со стороны, глядя на них, можно было подумать, что учитель и ученик совершают некий странный танец, приседая и вытягивая вперед ноги или руки.

– Чувствуй и слушай себя. Сила крепнет в тебе. Нет нигде в мире силы, кроме тебя, – наставлял Митроху Левко. – Всю силу собираем в кулак, – медленно вытягивал руки, собранные в кулаки, перед собой Левко. – Спешить не надо. Тщиться тоже. Делаем все спокойно, ровно и естественно. Сила любит тишину и последовательность. Ее губят спешка и эмоции.

Митроха во всем наследовал Левка. Казак же все делал для того, чтобы Митроха прочувствовал и движение, и силу. Левко никуда Митроху не торопил, ни к чему не принуждал, не ставил перед ним целей к такому-то времени чем-то овладеть. Так сын и отец, поскольку Митроха принял Левка, как отца, а Маришу – как мать, и занимались делом, а когда Славута стряхнул со своих плеч ледяные оковы, слегка подсохла земля, а на деревьях из почек уже стали появляться зеленые листочки, потянулись казаки, как перелетные птицы, на Сечь.

Сечь – Матушка, а Великий Луг – Батюшка. Огромные пространства Великого Луга, расположенные между Славутой и речкой Конкой, манили к себе всех здешних жителей. Днепр, привольно разливаясь, создавал вместе с речкой Конкой природную среду, которую сложно описать. Если в двух словах сказать, то плавни, рощицы деревьев и даже плавневые леса вперемешку с протоками, каналами и канальцами, озерцами служили местом обитания самых разных животных, и, конечно, бесчисленного количества рыбы в речушках. Весной, когда Днепр разливался, он затапливал огромные пространства до речи Конки. Кое-где оставались лишь островки растительности. Когда же разлив заканчивался, а вода отступала, не было места лучшего для жизни, чем здешнее раздолье, которое так любили казаки.