скачать книгу бесплатно
– Объясните! – жестко потребовал граф Сен-Жермен, наливаясь желчью.
– Нас опередил русский дипломат, князь Сергей Долгоруков.
– Прошу вас рассказать все без вступления, – бесцеремонно перебил его граф, который по своему статусу в масонской ложе стоял гораздо выше сэра Мюррея.
– Как вам будет угодно… – Лицо англичанина снова стало непроницаемым. – Думаю, вам известно, что Руссия[32 - Руссия – так в XVI–XVII веках в Западной Европе называли Россию; а в просторечье – Московией.] препятствовала закреплению польского престола за Морицем Саксонским, сыном Августа II. В начале 1723 года король Август уехал из Варшавы в Дрезден. Князь Сергей Долгоруков отправился вслед за ним, и в Бреславле имел разговор с сыном бывшего короля Польши Яна Собесского, королевичем Константином. Он рассказал ему о желании императора российского Петра II (собственно говоря, даже не столько самого царя, сколько светлейшего князя Меншикова) видеть его на польском престоле. В знак признательности за поддержку королевич подарил князю Долгорукову булатную саблю в ножнах, украшенных драгоценными камнями, и передал в качестве аванса шкатулку с драгоценностями, а также эту реликвию, отвоеванную его отцом у турецкого визиря Кара Мустафы-паши под Веной в 1683 году. Константин понятия не имел, что она собой представляет. Королевич думал, что это всего лишь какой-то христианский фетиш.
– Вы хотите, сказать, что Десница Господняя находится в сокровищнице русских царей?! – обеспокоился граф. – Тогда нам ее не достать.
– Отнюдь. В сокровищницу русских царей Десница Господняя не попала. Князь Сергей Долгоруков – хитрая бестия. Он дипломат, и этим все сказано. Уж не знаю, что он подумал, заполучив реликвию в свои руки (думаю, о ее свойствах князь, как и польский королевич, вряд ли мог знать), но Десницу князь оставил себе. А императору Петру II передал лишь ларец с драгоценностями, чем очень обрадовал юного монарха, который постоянно испытывал недостаток в средствах.
– Ну тогда дело упрощается, – уверенно сказал граф. – Нужно всего лишь поехать в Московию и выкупить реликвию у князя Долгорукова. А если не согласится… что ж, на все воля Божья. Тогда мы не будем ограничивать себя только дипломатическими средствами…
– Туда, где сейчас находится князь Долгоруков, нам не добраться. В 1729 году он был вовлечен своим братом князем Алексеем Долгоруковым в заговор и явился одним из деятельных участников в составлении подложной духовной Петра II, по которой русский престол передавался от имени юного императора его обрученной невесте, княжне Екатерине Долгоруковой, дочери князя Алексея. В 1738 году императрица Анна Иоанновна назначила князя Сергея Долгорукова послом в Лондон, но туда он так и не уехал. Родной племянник князя, Иван Долгоруков, измученный тюрьмой и пытками, показал на допросе, что подложную духовную Петра II писал в январе 1730 года именно князь Сергей. Поэтому вместо Лондона он попал в Шлиссельбург и спустя девять месяцев (если я не ошибаюсь, 8 ноября 1739 года) был казнен близ Новгорода вместе с несколькими своими сородичами. Куда девалась реликвия, неизвестно.
– Дьявол! – вскричал раздосадованный граф Сен-Жермен. – Реликвия ускользнула от меня в очередной раз! Просто мистика какая-то. Придется мне ехать в Московию… или Руссию, как ее теперь называют. Не хотелось бы, но… что делать? Вы там не справитесь, потому что плохо знаете русский язык и обычаи московитов.
– Но я могу быть вам полезен в качестве, скажем, телохранителя…
– Нет уж, увольте. О своем теле я привык заботиться сам. У вас будет другое, тоже очень важное поручение. Слушайте внимательно…
Они заговорили шепотом, низко нагнувшись над столом. Грум дядюшки Мало, юркий и шустрый, как белка, мальчишка с лицом в россыпях мелких веснушек, разочарованно скривился. Он забрался на крышу таверны, которая тоже называлась «Ржавый якорь» и принадлежала его хозяину, и, скрытый от чужих глаз пышной и густой кронй дуба, достававшей почти до дымоходной трубы, внимательно слушал разговор графа и англичанина.
Его совершенно не смущало то обстоятельство, что собеседники жонглировали иностранными языками; большей частью они разговаривали на английском, но иногда переходили на голландский и немецкий. Наверное, и граф Сен-Жермен, и сэр Артур Мюррей очень удивились бы тому факту, что мальчишка знает несколько языков и может писать и читать.
Глава 3
Отец возвратился домой, как по заказу – на следующий день после убийства неизвестного. Глеб долго колебался, звонить ему, чтобы рассказать о происшествии и фотографии, или нет, но в итоге все же счел благоразумным промолчать. Его мучили сомнения.
Во-первых, он все еще был под впечатлением увиденного. Во-вторых, у них в роду не было никаких Глафир. А в-третьих, отец чересчур ответственно относился к своему положению в достаточно узком и закрытом для посторонних мирке консультантов и экспертов по древностям, чтобы все бросить, наплевав на договор с «Сотбис», и мчаться, сломя голову, в какую-то Тмутаракань, дабы принять последний вздох от никому неведомой бабы Глаши. Бред!
С генеалогией своего рода Глеб разобрался, еще будучи студентом. А потому знал, что отец и он являются последней ветвью не очень кудрявого генеалогического древа клана потомственных кладоискателей Тихомировых. Кого-то похоронили в Первую империалистическую, кто-то сгинул в Гулаге, две большие и зажиточные семьи советская власть раскулачила и отправила в Сибирь, но туда они не доехали, умерли по дороге – замерзли, так как дело было зимой, а им не разрешили взять теплую одежду, остальных добил голод и Отечественная война.
Спасся от неминуемой гибели только дед Данила, которому каким-то чудом удалось обмануть даже вездесущих палачей НКВД. Может, потому, что по жизни он был великим конспиратором.
Но нигде, ни в каких документах Глеб не встречал имени Глафира. Мало того, о ней ничего не говорили ни дед, ни отец.
Это было, по меньшей мере, странно и удивительно – хотя бы потому, что от него старшие Тихомировы ничего не таили, и Глебу были известны мельчайшие подробности из их интересной, увлекательной и очень опасной жизни подпольных кладоискателей. Именно опасной, потому что в СССР за это незаконное занятие давали большие сроки тюремного заключения с конфискацией имущества. А Тихомировы ни разу не прокололись.
Скорее всего, решил Глеб, эту бабу Глашу отец знал в связи со своей работой в «поле» – то есть на раскопках. Тихомирову-младшему и самому приходилось много раз становиться на постой у жителей сельской глубинки, после чего завязывались знакомства и даже дружба. Особенно это касалось юных представительниц женского пола.
«Да, похоже, эта баба Глаша – всего лишь давняя знакомая отца, – размышлял Глеб. – Наверное, какая-нибудь одинокая старушка, которую и похоронить некому. А как же тогда гонец с письмом? И наконец, изображение анка? Нет, за всем этим что-то кроется! Но что? Вопрос. Звонить бате, не звонить… Странное приглашение, чтобы не сказать больше. В конце концов, отец не батюшка-исповедник. А что если эта бабулька хочет рассказать, где находится какой-нибудь клад? – тут Глеб невольно рассмеялся. – Мечтать не вредно… Твое предположение, друг сердечный, – это бред сивой кобылы. Такие чудеса случаются только в рассказах старых кладоискателей, и эти истории ничем не отличаются от охотничьих баек. Вранье одно…»
С этой мыслью Глеб и отправился на боковую. А утром его разбудил бодрый голос отца:
– Подъем, бравый гусар! Царство небесное проспишь. Никак вчера на балу загулял?
– Батя?! Ты как… откуда?
– Оттуда. Из Лондонграда, как теперь называют столицу Англии наши беглые олигархи и прочее ворье, окопавшееся на острове. А чему ты удивляешься? Взял билет и прилетел. Делов-то: четыре часа лета до Москвы, час – в наш город, и сорок минут езды на такси от аэропорта до дома.
– Только не говори, что ты сильно по мне соскучился!
Николай Данилович немного смутился.
– Как тебе сказать… – начал он, отводя взгляд в сторону.
– Говори, как на духу!
– Я всегда по тебе скучаю. И ты это знаешь. Но вчера со мной творилось что-то неладное. Ближе к вечеру не мог места себе найти. А где-то около двенадцати ночи меня начал звать чей-то голос. Мистика! Сначала я решил, что все это мне чудится спьяну – мы немного посидели с коллегами в ресторане, и я слегка перебрал. Но потом, приняв контрастный душ, чтобы протрезветь, я почувствовал сильный зуд в подошвах. В буквальном смысле. Мне вдруг захотелось вернуться домой. Просто-таки неистовое желание появилось. Я почему-то решил, что у тебя какие-то неприятности. Быстро одевшись, я помчался в аэропорт, ну а дальше тебе все известно. На мою удачу, с билетами проблем не было. Вот и весь мой сказ.
– А почему не позвонил?
– Видишь какая чертовщина… – Николай Данилович беспомощно развел руками. – Свою мобилку я где-то посеял. Наверное, лондонские жулики стибрили. Уж не знаю, где именно. Скорее всего, в пабе, куда я заходил выпить пива. Там было чересчур людно. В общем, толкотня. А просить телефон у коллег, с которыми бражничал в ресторане, было неудобно – все-таки иностранцы; мало ли чего могут подумать. К тому же в нашей среде такие вещи не приветствуются.
– Почему?
– Потому что за время разговора из записной книжки мобильного телефона можно запросто скачать информацию, которая нередко дорогого стоит. У экспертов много связей среди коллекционеров. И не все коллекционеры дружат с законом. Понял?
– Как не понять… Богатые клиенты – это нам белый хлеб с маслом и паюсной икрой. Тем более те, которые нигде не светятся. Они для нас – вообще золотое дно.
– То-то… В общем, пока я пребывал в раздумьях и сомнениях – лететь домой или нет – пошел третий час ночи. Поэтому звонить по телефону, который находился в номере, я не стал. Знаю, что ты очень не любишь, когда тебя будят среди ночи… А приняв решение лететь, я уже думал только об одном – как бы купить билет на ближайший рейс.
– Вот теперь мне все ясно. Завтракать будем?
– Мне бы чего-нибудь для восстановления душевного равновесия…
– Понял, батя, понял. Я там вчера твой армянский коньяк слегка употребил… кажись, полбутылки осталось.
– Давай коньяк. И что-нибудь пожевать.
– Лимон точно есть… а также кусок сыровяленой колбасы и какие-то сухарики.
Они прошли на кухню. Николай Данилович открыл практически пустой холодильник и сказал:
– Я вижу, ты тут совсем без меня обленился. Придется мне становиться к плите, а то совсем дойдешь. За те два месяца, что я тебя не видел, ты стал тощим, как вяленая вобла.
– Так ведь работа в «поле» – это не мед, батя. Тебе ли это не знать.
– Да знаю я, знаю… Но все равно, к желудку нужно относиться бережно, с уважением. Китайцы говорят, что все болезни от желудка.
– Японцы тоже придерживаются такого же мнения.
– Вот и прислушайся к ним. Китайцы – древний народ. А японцы – мудрый. Плохого не посоветуют. Ну и как у тебя успехи?
– Лучше не спрашивай… – Глеб стал мрачнее грозовой тучи. – Дупель пусто. Если, конечно, не считать нескольких серебряных монет семнадцатого века и разной бронзовой дребедени. Боюсь, что не смогу оправдать даже затраты на экспедицию. Год получился провальным.
– А все потому, что ты перестал работать с архивами.
– Батя! Я зверею от этих архивов! Лучше на свежем воздухе десяток шурфов пробить, нежели целый день копаться в пыльных папках.
– В таком случае ты скатишься до примитивного уровня начинающих дилетантов от археологии.
Глеб тяжело вздохнул и ответил:
– Да знаю я, знаю… И все равно неохота. Тебе лимон с сахаром?
– Без разницы…
Они выпили за встречу, закусили. Николай Данилович пытливо посмотрел на мрачное лицо Глеба и спросил:
– Так все-таки, что тут у тебя стряслось? Нутром чую, что появились какие-то проблемы.
– Появились, – не стал спорить Глеб. – Но у тебя.
– Это как понимать? – удивился Тихомиров-старший.
– Сейчас все сам увидишь…
Глеб сходил в кабинет и принес фотографию.
– Вот она, проблема, – сказал он, вручая снимок отцу. – Послание…
При взгляде на фотографию лицо Николая Даниловича вдруг закаменело и покрылось бледностью.
– Не может быть… – пробормотал он чуть слышно.
– Что значит – «не может быть»? – встревоженно спросил Глеб. – Ты о чем?
– Ведьма… Точно ведьма! Это же сколько ей лет? А я не верил… – продолжал говорить сам с собой Николай Данилович, не отводя глаз от снимка.
– Батя! Очнись! – Глеб потряс отца за плечо. – Что с тобой?!
– Ничего… Со мной все в порядке… – Тихомиров-старший наконец оторвался от снимка, налил себе полную рюмку коньяка и выпил одним глотком. – Уф! Это же надо… Баба Глафира собственной персоной. Живая! Как попал к тебе этот снимок?
– Ты посмотри на обороте. Там все объяснено. Или почти все.
Николай Данилович прочитал надпись несколько раз и откинулся на спинку стула; как показалось Глебу, совсем без сил – будто снимок за считанные секунды выпил всю его энергию.
– А теперь расскажи мне все по порядку, – попросил он сына. – Думаю, что твоя история будет очень занимательной. И даже трагической.
– Это точно. Как догадался? – Глеб был поражен.
– Все, что было связано с бабой Глашей, обычно добром не заканчивалось.
– Кто она?
– Сначала хочу послушать тебя. А потом и я выложу все, что знаю.
– Лады… – И Глеб рассказал отцу о событиях прошлого дня, стараясь не упустить ни единой детали.
Николай Данилович долго молчал, а потом сказал:
– Дай сигарету… – Он закурил. – Ну надо же. Вспомнила… Теперь я понял, чей голос доставал меня в Лондоне. Ничего удивительного…
– Ты обещал рассказать…
– Обещал. Не хотелось бы… да куда теперь денешься. Деда помнишь?
– Как не помнить?
– Ну да, ну да… Он сильно тебя любил. «Надёжей» называл. Между прочим, ты стал сильно на него похож. В детстве это было не так заметно… Так вот, Глафира Миновна была бабой Глашей уже тогда, когда дед еще лежал в люльке.
– Что?!
– А то. Сколько я помню бабу Глашу, она всегда была в одной поре. В точности, как на этом снимке. Между прочим, я удивлен тем, что есть ее фото. Она запрещала себя фотографировать. Однажды я ухитрился и несколько раз щелкнул бабу Глашу тогда, когда она этого не видела. И что ты думаешь? Вся пленка оказалась засвеченной. А я, между прочим, фотоаппарат из рук не выпускал и уехал домой сразу же, даже не переночевав. Так что вариант постороннего вмешательства исключается.
– Поэтому ты называешь ее ведьмой?
– Нет. Это всего лишь один мелкий штришок из ее биографии. Нужно сказать, что я мало с ней общался. Вообще-то, Глафира Миновна приходится тебе двоюродной прабабкой. То есть как бы не совсем родня. На ней был женат родной брат твоего прадеда. Притом женился он на ней во второй раз; его первая семья погибла во время страшного лесного пожара. Как сказывал мне дед, баба Глаша была значительно старше своего мужа, но любил он ее без памяти. И долго не старился. А потом сгорел вмиг, как свеча, – за неделю. Дед сказывал, что в гробу муж бабы Глаши выглядел, словно мумифицированные мощи праведника, который пролежал в земле минимум столетие.
– И все равно, я не могу понять – причем тут колдовские штучки? Ведь есть долгожители, даже в настоящее время, которым уже минуло сто двадцать лет. Возможно, в старые времена некоторые жили и дольше. А про эффект моментального старения я недавно читал в Интернете. Это такая болезнь. Может поражать даже детей.
– Про то ладно. Спорить не буду. Не исключено, что баба Глаша – уникум по части продолжительности жизни. Но есть и другие интересные моменты. Например, советская власть в деревушке, где она жила, установилась только после Отечественной войны, кажись, в пятьдесят шестом. И то в усеченном виде – колхоза так и не создали, а всего лишь образовали лесничество. И работали в нем одни местные жители.
– Ну и о чем говорит этот факт?
Николай Данилович кисло улыбнулся и ответил:
– Дед рассказывал, что власти никак не могли найти дорогу в деревню. В девятнадцатом году, когда, согласно указу о продразверстке, большевики выгребали из крестьянских амбаров весь хлеб до зернышка, красноармейский продотряд так и сгинул где-то в окрестных лесах, не добравшись до деревни бабы Глаши. Кивали на белобандитов, но они боялись даже сунуться в те места. С чего бы? А что касается деревенских жителей, так они запросто ездили в город на базар и всегда возвращались. Но вот загадка – никого из посторонних они никогда не подсаживали на свои телеги. Отказывали категорически. Такая петрушка получается…
– Ты меня не убедил, – упорствовал Глеб. – Лично я знаю несколько деревень и скитов, куда долго не ступала нога чужого человека. По крайней мере, до тех пор, пока не появились вертолеты. И опять-таки, даже сейчас я не дал бы гарантии, что где-нибудь в таежной глуши не притаилось небольшое селение, в котором понятия не имеют о современных реалиях.
– Экий ты Фома Неверующий… Что ж, слушай дальше. В деревне этой никогда не было ни врача, ни даже фельдшера, и тем не менее все ее жители доживали до преклонного возраста. Потому что всех их лечила баба Глаша. Она могла вызывать дождь, когда нужно, или разогнать тучи. Она понимала язык зверей. Да-да, не смейся! Баба Глаша была в деревне главным начальником. Да что начальником! Ее боготворили. И боялись, если честно.
– Но я ничего не вижу в ней от ведьмы. Знахарка, ведунья – это да. Не спорю. Но не более того.
– В общем-то, я с тобой согласен. Если уж на то пошло, то она колдунья. Ведьмы, ведуньи и знахарки в этой иерархии стоят пониже. Ты умаляешь ее способности потому, что тебе никогда не приходилось с ней сталкиваться. Нужно сказать – открою тебе нашу маленькую семейную тайну – мы с дедом в свое время договорились, что ты не должен о ней знать. Но теперь… теперь она сама к нам пришла на порог. Пусть и в виде фотографии с приглашением. Между прочим, я предполагаю, что она хочет видеть не столько меня, сколько тебя.
– С какой стати? Почему так думаешь?
– Слава богу, тебе не довелось общаться с бабой Глашей… Она знает все наперед. От нее невозможно что-либо скрыть. Между прочим, как это ни тяжело мне сейчас говорить на эту тему, она напророчила нашей маме скорую смерть. Я тогда, дурак, не поверил, хотя баба Глаша и подсказала, что маме делать, дабы избежать такой участи. Зря мы не поверили… Теперь вот каюсь, да поздно. Между прочим, я почему-то уверен, что ей была известна и судьба гонца. Похоже, он чем-то ей не угодил. Вот она и отправила его в последний путь… с пользой для себя.
– Ну, батя, это уже чересчур! Никому не дано знать ни свою судьбу, ни судьбу другого человека. Это все сказки про белого бычка. Хочешь меня запугать?
– Отнюдь. Ты не из пугливых, мне ли это не знать. Но предупрежден, значит, вооружен, как гласит старинная латинская поговорка. Так вот, в последний мой приезд к бабе Глаше – тебе тогда был год – она живо интересовалась тобой. И сказала, что тебя ждет большое будущее. При этом ее глазищи горели просто дьявольским огнем. Я даже испугался. И после этого я к ней ни ногой.
– А почему раньше ездил? Или она приглашала?
