скачать книгу бесплатно
– Костя, а если попробовать сопоставить план на гравировке с картой на местности, где найден убитый?
– Идея хорошая, но для большой ЭВМ. Моему компьютеру на это и года не хватит. Сам знаешь, сколько ручейков и речушек сплетено в кружево на этой местности. А если учесть, что на гравировке все это изображено довольно условно, и главное, видимо, заключено в тексте, то суди сам, насколько нам подходит этот вариант.
– Согласен, – уныло кивнул Савин.
– И все же из этого плана мне удалось кое-что выцарапать.
– Ну!
– Техника, Боря… Нам удалось установить тождество почерков гравера на крышке часов и на застежке портмоне.
– Значит, все-таки на застежке ключ к шифру?
– Ключ не ключ, это еще требуется доказать. Но то, что гравер – умелец, каких поискать, можно сказать с уверенностью. Так тонко и чисто выполнить гравировку, да еще в таком микроскопическом масштабе и вдобавок ко всему искусно замаскировать, под силу только незаурядному специалисту граверного дела. А таких профессионалов в нашей стране, поверь мне, Боря, немного.
– Думаешь, ниточка?..
– Не просто думаю, а уверен.
Глава 9
Рана Владимира затянулась по истечении второй недели. Но Макар Медов выздоравливал трудно.
Дни и ночи напролет сидел возле него Владимир, прислушиваясь к тяжелому хриплому дыханию старого каюра. Сидел до тех пор, пока не стали подходить к концу продукты, загодя запасенные якутом.
Он растирал Макара мазями, хранившимися у якута на такой случай в котомке, поил целебными настоями трав и медвежьим жиром, прикладывал к ране толченную в порошок кору деревьев, смоченную спиртом.
А дни шли своим чередом. Шальной разгул октябрьских метелей утихомирил звонкий и веселый ноябрьский мороз, которому на смену пришел хмурый, туманный декабрь.
После Рождества Владимир впервые вышел на охотничью тропу. Продуктов у них осталось всего ничего. Подходила к концу даже вяленая рыба, хотя поначалу казалось, что ее хватит до весны.
Макару полегчало. Рана затянулась, и якут, придерживаясь за стенки избушки и при этом пошатываясь и кряхтя, пытался в его отсутствие ходить, за что не раз получал нагоняй.
Но дело явно шло на поправку.
Может быть, причиной тому были вкусные и питательные бульоны из глухарей и рябчиков, добытых Владимиром, или лечебные процедуры наконец дали желанный результат, а возможно и то, что зима медленно и уверенно скатывалась к весне, но как бы там ни было, а в начале февраля Макар стал на широкие охотничьи лыжи и отправился ставить петли на зайцев…
Олень ринулся напролом через кустарник, но пуля оказалась проворнее.
Отшвырнув в сторону ненужные лыжи, Владимир, зарываясь по пояс в сугробы и царапая лицо и руки о ветви, полез к добыче.
Второй выстрел не понадобился – когда он добрался до оленя, тот дернулся в последний раз и затих.
Быстро и сноровисто освежевав оленя, Владимир разрубил тушу на куски и принялся перетаскивать мясо поближе к лыжне.
Неясный, приглушенный густым частоколом молодого подлеска говор и шорох лыж заставили его прервать свое занятие.
Опрометью нырнув в заросли, Владимир дослал в ствол карабина патрон и, сдерживая бурное дыхание, затаился под корневищем вывороченного бурей сухостоя.
«Неужели опять Делибаш с компанией?!» – подумал Владимир.
Недобро прищурив глаза, он поднял карабин и взял на прицел неширокую просеку, откуда должны были появиться с минуты на минуту незваные гости…
На этот раз впереди шел Колыннах.
Заметив лыжню, Кукольников зло выругался, и на всякий случай решил обезопасить себя и остальных, спрятавшись за спиной старого якута. Держа карабины наизготовку, и осторожно посматривая по сторонам, они медленно скользили по просеке.
Все еще зоркие глаза Колыннаха не подвели и на этот раз. Свежие оленьи следы и пар освежеванной туши, зависший легким облачком в прозрачном неподвижном воздухе, подсказали ему, что удачливый охотник где-то поблизости.
А хорошо зная таежные обычаи, он не сомневался, что вот-вот может заговорить и его карабин.
– Твоя не стреляй! – вскричал каюр. – Моя якута! Моя Ко-лын-нах!
Владимир уже и сам видел, что это не Делибаш с напарниками. Но при этом он не мог не отметить, как человек с определенным военным опытом, что попутчики старого якута отнюдь не новички в военном деле.
Как только Колыннах прокричал первую фразу, они словно по мановению волшебной палочки исчезли с лыжни, и только желтый дождь сухих лиственничных иголок указывал, что пришельцы тут же расползлись по сторонам, охватывая просеку полукольцом.
Поколебавшись какое-то мгновение и решив, что прятаться нет смысла, Владимир поднялся на ноги и подошел к Колыннаху – его он знал с давних пор, – не выпуская при этом из виду попутчиков якута, затаившихся в засаде.
– Ладимир! – радостно закричал Колыннах. – Улахан Ладимир… – Старый якут прослезился.
И начал звать своих попутчиков:
– Ваша ходи сюда! Бойся нету! Ладимир – хороший человека!
Кукольников исподлобья всматривался в спокойное, мужественное лицо бородача. Жандармский ротмистр (а ему никак нельзя было отказать в проницательности) сразу смекнул, что перед ним человек незаурядный, не какой-нибудь таежный бродяга, варнак, личину которого он надел на себя.
Впрочем, такая маскировка не вызывала удивлений: сколько их благородий скрывалось в колымской глухомани после разгрома Белого движения на северо-востоке России. Не всем удалось укрыться в Китае или перебраться в Америку.
Поэтому Кукольников неожиданно вежливо спросил:
– С кем имею честь?..
Офицерская выправка ротмистра была видна даже под меховой одеждой, и Владимир понял, что перед ним один из защитников «единой и неделимой», которые не очень то стремились воевать, а в основном занимались грабежом местного населения и факторий.
Симпатий к этому сброду он не питал. Впрочем, как и к большевикам, о которых имел весьма смутное представление по той простой причине, что слухи о них доходили в колымские дебри разноречивые, да и те пресекались белогвардейцами самым жестоким образом.
Но, зная, с кем предстоит иметь дело, Владимир решил схитрить, поскольку численный перевес был явно не на его стороне, а замыслы пришельцев ему были неизвестны.
С горькой иронией в душе он назвался:
– Подполковник граф Воронцов-Вельяминов.
– Ротмистр Кукольников! – мгновенно подтянулся бывший служака Жандармского корпуса.
Чинопочитание в царской России всегда было на должной высоте, а тем более – в офицерской среде.
– Поручик Деревянов! – выпучил глаза в сторону графа и поручик, не столько от рвения, сколько от неожиданности.
– Прошу за мной, господа! Приглашаю вас отдохнуть с дороги и перекусить, чем Бог послал.
– Спасибо, господин подполковник! – ответил Кукольников.
Он был явно не похож сам на себя, и Деревянов едва не почесал затылок, глядя, как ротмистр угодничает перед этим графом-подполковником, невесть откуда свалившимся на их головы.
– Полноте, господа, не за что. Долг гостеприимства…
Прихватив с собой охотничью добычу графа (то есть взвалив ее на плечи непривычно грустного и унылого Христони), все двинулись вниз по распадку, стараясь приноровиться к легкому размашистому шагу графа…
Макару Медову и старому Колыннаху поставили палатку неподалеку от избушки – господа офицеры не пожелали делить ложе с туземцами.
Владимир и не настаивал на обратном – в избушке и впрямь было тесновато, а морозы уже пошли на убыль.
Якуты жгли в палатке с вечера костерок, разогревая едва не докрасна несколько гранитных обломков. Камень долго отдавал накопленное тепло, и в их очень хлипком жилище до утра было жарко, как в хорошо протопленной бане. Вскоре на наружной поверхности палатки появился ледяной панцирь, от чего образовался кокон со свойствами термоса.
Христоня тоже решил присоединиться к якутам – лишь бы подальше от глаз господ офицеров.
Он страдал безмерно: и от присутствия под боком туземцев, и по той причине, что его использовали в качестве тягловой лошади.
Владимир в душе хвалил себя за предусмотрительность – кожаный мешок с добытым золотом он хранил после ночной стычки с компанией Делибаша в потайном месте, в скалах. А судя по разговорам и многочисленным намекам и выпытываниям, вновь прибывшие именно за этим сюда и пришли.
Конечно, скрыть то, что он занимается старательским промыслом, ему не удалось – промывочный лоток и кирку незаметно спрятать он не мог. Да и не хотел. Но так как в избушке оказалось совсем немного золота – четверть фунта, добыча последней недели, – Владимир показал его Деревянову и ротмистру и посетовал на фатальное невезение.
Поверили ему или нет, неважно – нужно было выиграть время, чтобы убраться подобру-поздорову и подальше от этих пришельцев. За Макара Владимир был спокоен: якут не отличался болтливостью, а предупрежденный им, тем более.
То, что господа офицеры, не обладая старательским опытом, в скором времени доберутся к золотоносной дайке, тоже было маловероятным, да еще в зимний период. На это потребуется не один месяц и то при условии, что им знаком метод пробных промывок. Или нужно, чтобы они знали точное местонахождение золотоносной жилы.
Но Владимир Воронцов-Вельяминов не учел одно обстоятельство, а именно: ему противостоял человек иезуитской изворотливости и проницательности, которому удивлялись даже в Жандармском корпусе, – ротмистр Кукольников.
Не обладая громкими титулами и даже не имея чести называться дворянином, что в царской России было отнюдь не маловажным в продвижении по служебной лестнице, худой и болезненный с виду делопроизводитель, мелкая жандармская сошка, архивная крыса, неожиданно для всех своих коллег сделал стремительную карьеру по части политического сыска. Способность к анализу, хорошая память, невероятное самообладание и сильно развитое честолюбие единственного сына рано овдовевшего мещанина за сравнительно короткий срок службы в Жандармском корпусе позволили ему подняться вровень со старыми титулованными служаками и даже обойти их.
Агентурная сеть ротмистра его стараниями стала одной из самых разветвленных и мобильных. Людей для этих целей он умел подбирать, как никто другой, в самых разных слоях общества.
Плоды его деяний не замедлили сказаться на внутриполитической арене предвоенной России. Были разгромлены большевистские центры в Туле, Пскове, Новгороде, захвачены склады оружия и подпольная типография эсеров в Петрограде, и сам Савинков с трудом сумел ускользнуть из ловушки, сооруженной для него Кукольниковым.
Одесские анархисты, организацию которых он вырубил под корень, пытались устроить на него покушение. Но самодельная бомба, изготовленная в мастерской Яшки Менделя, что, само собой, служило гарантией безотказности, неожиданно (для анархистов) взорвалась в руках боевиков.
Кукольников был инициатором и обширного рапорта на высочайшее имя самодержца всея Руси.
Уже в конце 1915 года он предвидел грядущую революцию и всеми силами стремился оградить русскую армию от большевистских агитаторов, которых партия направляла для подрывной работы среди солдат. Кукольников предлагал создавать из политически неблагонадежных, в основном рабочих и мастеровых, специальные воинские подразделения смертников и направлять их в самые опасные места. Мало того, для страховки – чтобы смертники не разбежались или не взбунтовались – он выдвинул идею заградительных отрядов, состоящих из казаков и черкесов.
К глубокому сожалению Кукольникова, эта затея не выгорела. И разгневанный шеф жандармов, который не был уведомлен о затее с рапортом, отправил самонадеянного выскочку с понижением в должности во Владивосток.
Революционные события в Петрограде застали Кукольникова на Камчатке, где ротмистр с обычными для него упорством и предусмотрительностью создавал еще одну агентурную сеть.
На Камчатке он оказался по самой, что ни есть, прозаической причине: шеф опального жандарма, не желая иметь под боком весьма опасного заместителя, явно метившего на руководящее кресло, постарался заслать его подальше. Впрочем, и сам Кукольников не горел желанием ежедневно выслушивать сентенции недалекого служаки, мнившего себя гением политического сыска.
Камчатка оказалась для него идеальным местом для налаживания связей с американцами и японцами. К первым Кукольников благоволил больше. Янки были прагматиками, так же, как и он, а потому ротмистр точно знал, чего они хотят. С японцами все оказалось сложней. С этими хитрецами нужно было держать ухо востро. Их сладкие речи и неизменные улыбки Кукольникова не убаюкивали. Он им не верил. Правда, приятелей среди японцев завел. На всякий случай. И нередко пользовался их услугами.
Несмотря на то, что Кукольников принимал самое активное участие в Белом движении, особых иллюзий на предмет победы он не питал – чересчур уж хорошо ему были известны те подспудные силы, что привели к краху русскую монархию. Можно сказать, что все эти годы он плыл по течению, потому что иного пути для него не было. А оставаться в бездействии не позволяла его энергичная и целеустремленная, несмотря на внешнюю инертность и холодность, натура.
Особо не надеялся он и на интервенцию, так как сразу раскусил далеко идущие намерения и американцев, и японцев. События в центре России интересовали интервентов поскольку-постольку. Сорвать пожирнее куш и отхватить кусок земли Русской побольше – вот все, о чем они мечтали, по мнению ротмистра.
Свободно владеющий тремя языками (немецким, французским и английским) и довольно сносно изъяснявшийся по-японски, хорошо начитанный, Кукольников тешил себя примером Французской буржуазной революции, потерпевшей поражение. Конечно, твердил он себе, и время иное, и условия не те, но гниющей ране примочки извне мало помогут, если организм сам не сумеет перебороть хворь. Пока народ не поймет, что его обманули, сладу с ним не будет.
Рано или поздно, но это должно случиться, в чем Кукольников был твердо убежден. Он хорошо знал тех, кто возглавлял революционное движение. Многие из них были агентами царской охранки; некоторых Кукольников вербовал лично. Этих людей прельщали не мифические свобода, равенство и братство, а маниакальная жажда власти. Их поступками управляла самая примитивная месть. Они не могли простить богатым – их богатство, предприимчивым – их предприимчивость, умным – их ум. Им нельзя было отказать в настойчивости при достижении цели, – настойчивости, граничащей с самопожертвованием. Но она была направлена на разрушение, а не на созидание.
Когда-нибудь этот молох обернется против них, утешал себя Кукольников. Это как в артиллерийской пушке: выстрел – отдача. Нельзя вытоптать хлебное поле и ждать потом урожая. Все в мире имеет свое начало и свой конец. Поэтому, нужно было набраться терпения и ждать. Но ждать где-либо на заграничных задворках и, вдобавок ко всему, без гроша в кармане, – этого ротмистр позволить себе не мог.
Кое-какие сбережения у него имелись в одном из швейцарских банков, где он завел себе счет во время заграничных командировок. Немалую сумму удалось переправить и в Харбин – выручку от проданной фирме «Свенсон и К°» тайком от Деревянова пушнины. Но это были крохи. Нужен был запас денежных средств посолиднее.
И тут подвернулся случай с татарином Сафи Шафигуллиным, Бориской, который Кукольников конечно же упустить не мог. Богатая золотая жила, открытая старателем в колымских дебрях, сулила бывшему жандарму безбедное существование в ожидании грядущих перемен в России. И этот случай, эту удачу ротмистр не хотел делить ни с туповатым Деревяновым, ни тем более с графом Воронцовым-Вельяминовым.
Намерения графа конечно же не составляли трудной загадки многоопытному ловцу человеческих душ из Жандармского корпуса. Он видел его насквозь.
Глава 10
Подполковник Седлецкий, высокий, рано поседевший брюнет, нервно потирал руки, вслушиваясь в крепкий звонкий голос Савина – тот, не глядя в бумаги, докладывал ему о ходе расследования «Дела № 108/51К».
В кабинете начальника райотдела кроме них сидел и майор Кудрявцев, усталый и раздраженный. Он прилетел утренним рейсом и не успел даже позавтракать, как звонок шефа заставил его сломя голову мчаться на работу.
– Ты мне, Савин, не фантазируй!
Седлецкий пристукнул ребром ладони по столу.
– Сроки поджимают, мне прокурор продыху не дает, а у тебя все белыми нитками шито, – выговаривал он капитану.
– Товарищ подполковник! Я уже вам докладывал, что дело не простое…
– Меня это не интересует! – отрезал Седлецкий. – Поэтому и поручил его именно тебе, капитан.
– Спасибо за доверие, – буркнул Савин. – Стараюсь. Но у меня только одна голова и две руки.
– Ох, влеплю я тебе выговор, – остывая, вздохнул Седлецкий. – Попляшешь ты у меня…
Савин покорно склонил голову, при этом подмигнув Кудрявцеву. Тот только крякнул: и чем только Борька шефа ублажил? Другого Седлецкий уже давно разнес бы в пух и прах.
– Ладно, Савин, что там еще у тебя? Давай в темпе.
Подполковник нетерпеливо посмотрел на часы.
– Я получил запрос МУРа по золоту, – ответил Савин.
И достал из папки бумажный лист.
– А при чем здесь уголовный розыск? – спросил недоумевающий Седлецкий. – Золотом занимаются совсем другие структуры.
– Боюсь, это по нашей части. Дело в том, что МУР просит дать координаты прииска. И прислал нам данные химического анализа золота, которое там добыто. Обычная процедура. Такие запросы рассылаются во все районы области, где идет золотодобыча. Вам это известно.
