Клуб алкогольных напитков

скачать книгу бесплатно


Он был весь сморщен, не сколько даже в лице, что в душе. Его поглотила неизвестность и самобичевание, будто в нем дрались два демона и вот уже на протяжении последних лет ни один из них так и не одержал победу.

Любое воспитание – это хождение по лезвию ножа, никогда не знаешь, где ты совершишь ошибку и сломаешь психику ребенка. Где это чертова грань между избалованностью, вседозволенностью и начало проблем с самоуверенностью и низкой самооценкой? Когда Самогон упустил из виду тот момент жизни своего сына, что тот из милого прекрасного мальчика перерос в негодяя, что идет по головам ради своих корыстных целей?

В такие минуты мечтаешь повернуть время вспять и исправить все ошибки на корню, не замечая, что в любом случае сделаешь другие ошибки и в последствии столкнешься с другой проблемой. Вся наша жизнь – сплошь опыт через просчеты, цена которых порой слишком высока.

– Все грустишь? – спросил его подошедший мужчина.

– Неизбежно, – ответил ему старик.

– Дашь прикурить? – попросил тот. – Давно не имел дела с самокрутками.

– Да трава это. Матрешка и всякая подобная зелень, – отмахнулся Самогон, но все же не отказал.

– Полезная вещь, – улыбнулся мужчина и закурил.

– Хорошо помогает с нервами. Успокаивает, знаешь ли, – поддержал его старик.

И так они стояли в тишине еще минут пять. Наверное, вы слышали о невербальном контакте у коренных американцев – прийти в гости, покурить долгое время и не сказав ни слово уйти – и это считается у них тоже общением. Так и вот эти наши приятели выглядели в данный момент именно как те индейцы. Они молчали, каждый уйдя в свои мысли и не спешили переходить к сути встречи.

– У меня плохие новости, Самогон, – сказал джентльмен, потушив окурок дорогущими ботинками.

– Я был к ним готов, – повторив телодвижение собеседника, ответил бородач. – Говори, что еще натворил мой отпрыск?

– Он придумал новый вид химии, что прозвал Каббала и планирует его поставку в штаты.

Самогон грустно улыбнулся и начал рассматривать свою изношенную обувь. Он был конспиратором в какой-то мере, в частности того, что касалось одежды. Столетиями носил портянки с лаптями и его это устраивало. Пока все же время и жизнь не заставили его одеть кожаную обувь, что в первое время давалось ему тяжело, ведь она была куда тяжелее и неудобнее соломенной лапти. И стоя сейчас в «кирзовых» сапогах (он специально взял такие, что напоминали ему о былых счастливых днях) Самогона, по-видимому, посетила мысль, что и это его качество могло сподвигнуть сына к кардинальным изменениям. Да и вообще Суррогат был из другого теста изначально. Ему нравилось все новое, как бурлила, видоизменялась жизнь вокруг, весь кипиш народа на празднествах, что они посещали вместе. Он был очарователен еще тогда, к нему все тянулись. Ведь и он был новым для всех, как и они для него. Самогон предостерегал сына, говорил: не стоит делать того и иного, но Суррогат лишь мило улыбался и все равно творил хаос.

– Молчишь? – спросил его собеседник, хотя понимал, что старику просто нечего ответить на его информацию. Возможно, другой батя и отреагировал бы бурно: «Да я ему голову оторву!» или «Ну попадись мне мальчишка! Я тебе такое устрою!», но только не Самогон. Психологи сказали бы, что он типичный флегматик, но, кажется, дело немного в другом. Самогон то ли изначально знал, каким станет его сын, то ли уже устал слушать о зле, что он несет в мир.

Так тянулись долгие минуты, пока джентльмен не ушел, лишь кивнув на прощание. Ему казалось, что Самогону надо побыть одному прежде, чем принять хоть какие-то меры. Не всегда всем дается принимать решения сразу, особенно, если это касается твоей родной крови.

Через какое-то время седовласый старик в ушанке с трясущимися от холода руками набрал номер телефона и сказал:

– Мне нужна твоя помощь.

И замолчал вновь. На том конце провода так вообще ничего не ответили и просто положили трубку. Можно было бы сказать, что там его поняли без лишних слов, лишь обратив внимание на грустный голос, но скорее дело было в другом: тот человек не привык получать звонок от этого абонента, и раз такой случай предвиделся, дело и впрямь было дрянь.

За час до встречи в баре

– Спасибо, что приехал, – дружески поприветствовал Самогон своего старого друга.

Снимая верхнюю охотничью одежду кочевников и оставшись в дэгэл[18 - Дэ?ли, дэгэл (монг. дээл) – традиционная одежда монгольских и тюркских народов Центральной Азии; обычно делается из хлопка, шёлка или парчи], Кумыс мило улыбнулся старику.

– У меня был выбор? – усмехнулся он.

– Прости, сынок, – по-отечески извинился Самогон, наливая себе выпить. Разговор предстоял тяжелый, поэтому без тяжелой артиллерии было бы сложно говорить о чем-либо. Он предложил и Кумысу, но тот показал на свою фляжку в нагрудном кармане.

– Предпочитаю все свое носить с собой, – и пригубив напиток, спросил: – Что привело нас сюда? – растирая ладони после холода.

Старик помалкивал, лишь тихо попивая горячительное, а потом, когда понял, что и тишина затягивается и действие алкоголя развязало слегка язык, ответил:

– Суррогат, – голосом надломленным и лишенным сил.

– Тот самый что портит всегда все веселье? – парень понимал, что сейчас не до шуток, но не мог с собой ничего поделать.

– Ты опытный следопыт, Кумыс, и мне нужна твоя помощь, – старик все это время говорил, не поднимая глаз.

Кумысу не нравился ход разговора, если честно. Он наперед предположил, что дело будет нечистым, а предпочитал он именно прямой контакт: бой один на один. Сказывалось детство и воспитание. Отец учил его боевым приемам, учил не бояться смотреть в глаза противнику и всегда идти до конца, в том числе принимать любой исход битвы. А тут, чувствовал парень, замешано что-то более личное и, следовательно, происки разума, а не грубой силы.

– И чем мне тебе помочь?

– Мне нужно, чтобы ты незаметно выкрал одну очень нужную ему… вещь, – он слегка запнулся пред последним словом, не зная, как сформировать свою просьбу.

– Интересно, и что же это? – присев на барный стул поинтересовался парень.

– То, что ему дико необходимо, что является его смыслом жизни.

Любопытно, конечно, ничего не скажешь. Одно то, что старик знает тайну своего «врага». Какой, интересно, ценой он ее раздобыл?

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – ответил все же ему Кумыс.

– Нет, – допив напиток, прошептал бородач, – я слабо верю в свой план, но понимаю, что мне нужно хоть как-то ему противостоять.

– Самогон, не обижайся, но даже если ты помешаешь ему сейчас, разве он изменится?

– Я сделаю все, чтобы его остановить, но не убивать же мне его, ей богу!

– Было бы полезнее, – буркнул сибиряк, посмотрев в окно, где постепенно темнело, и город зажигал свои «гирлянды», превращаясь в сюрреалистичный неоновый мир со своими правилами и порядками.

– Он – мой сын, Кумыс! И я не Тарас Бульба, черт тебя дери! – разгневался под алкоголем старик.

Тот факт, что старик выдал собственную тайну своей родословной уже говорило о многом. Как минимум о том, что он прилично набрался, да и о том, что, видимо, он доверял Кумысу больше, чем этого хотел.

Последний, долго не думая, развернулся к нему и положил руку на плечо.

– Не горячись, – и тяжело выдохнул. – Я помогу тебе, бесспорно. Просто хотелось бы знать, что все не зря. Что это реально его остановит. Ведь лишний раз дорогу переходить Суррогату я не тороплюсь, – а потом более тихо добавил: – я наслышан о его методах покарания.

– Ты боишься? – усмехнулся бородач.

– Лишь глупец не боится Суррогата, – признался парень.

– Я думал, ты более бесстрашен, – горько выдавил старик.

Кумыса это естественно задело, что аж желваки передернулись на скулах, но он промолчал. Сейчас было не до выяснения отношений.

– У меня есть план, – продолжил седовласый, – и пусть он неидеален, но на время его притормозит, – отпив еще пару глотков алкоголя, сказал Самогон. – Поэтому слушай внимательно.

Глава 10

Следующее столь же мерзкое утро с моросящим дождем встречала милая Саке в своем гостиничном номере. Комната столь же безжизненна, как и душа девушки, будто ее покинула жизнь и лишь оболочка показывает, что она наиграно гостеприимна и дружелюбна. Одинокая постель и тумбочка, видавшая виды, шкаф, да и тяжелые скорее от пыли, чем от качества полотна, шторы – все что предстало бы перед вашими глазами окажись вы здесь. Лишь пара вещей сказали бы, что номер обитаем – это фоторамка на «прикроватном столике», где Саке мило улыбается в компании каких-то подростков (открою секрет, мои дорогие читатели, кадр и впрямь особо был бы вам не примечателен, но для юной японки являлся всем миром, ведь если приглядеться, то в левом верхнем углу можно заметить красавца европейской внешности, что случайно поймала вспышка камеры. Кто это, думаю, вы и сами догадались). Так же если вернутся к созерцанию помещения можно узреть циновку вместо привычного футона (ибо она была куда более компактна для переноски), что привезла с собой Саке и сямисэн, на котором она изредка играла в грустные вечера.

Ванная, слабо освещенная единственной лампой, не украсило ее лица с синяками под глазами, да и болезненной бледностью, как бы она не пыталась хоть немного привести себя в порядок, скорее по привычке, чем по надобности.

Выйдя из крошечной уборной, она подошла к обычному ничем не примечательному платяному шкафу и достало одно из двух кимоно, что привезла с собой. И едва завязала оби вокруг тонкой талии, как в дверь постучали.

Саке никого не ждала, поэтому, прежде чем открыть, спросила:

– Кто там?

– Обслуживание номеров, – отозвались в ответ мелодичным мужским голосом.

– Но я не заказывала, – удивилась она, вспоминая о расписании горничных.

– Да, мем, прошу прощения, но у меня вам подарок от администрации отеля.

Саке задумалась. Чтобы это могло быть? Хотя предположительно: либо шампанское, либо шоколад. Такие дешевые гостиницы редко что предлагают стоящее даже своим постоянным клиентам. Но, с другой стороны, через три дня у нее обратный рейс до Киото, так почему бы немного не расслабиться. Она подошла к двери и решительно ее открыла. И до чего было ее удивление, когда она увидела огромный букет прекрасных цветов, за которыми даже не видно было «курьера».