скачать книгу бесплатно
После Маренго славного, что светится на карте,
Тацит назвал бы первым Бонапарта
Среди великих.
И после мессидора, прериаля и фримера,
И стольких предрассудков, гидр, химеры,
Исчезнувших в веках;
Когда трон пламенем объят, а скипетр в пепле,
Бастилия расстреляна, удары молний крепли
На царственных холмах:
Колоссам и гигантам этим вышли сроки,
На Бога осерчавших, как бульдоги,
Он им ответил: Вон!
Республика свободы подобна океану,
Где встретили отцы, как Левиафана,
Наш девяносто третий год,
Затем Дантон, Сен-Жюст и Мирабо, титаны эти,
Сегодня ж Франция, пример столетий,
Рассматривает злобный эмбрион,
Настолько малый, что война, как пародокс,
Где в капле бьется немощный вольвокс
Напротив вибриона!
Позор какой! И Франции сегодня не к лицу,
Знать, кто там нынче фаворит, в Сен-Клу,
Мопа или Морни?
Да, эти сберегли ему порядок и семью.
Один из них уж тащит девок ко двору,
Другому ближе холуи.
Брюссель, январь 1852.
VI. Восточное
Как-то Абд-эль-Кадер в своем застенке
Мужчину узкоглазого приметил,
Кого страна и шут Тролон, заметьте! —
Зовут, меж тем, Наполеоном третьим; —
Он видел подлеца в оконный переплет,
Как стадо верных слуг за ним отныне
Почтительно поклоны оземь бьёт,
Он, этот рыжий человек пустыни,
Султан, под пальмами рожденный,
Хаджи – задумчивый, жестокий,
И спутник красных львов плененный,
Эмир со взглядом темнооким,
Фатальный и решительный герой,
Как привидение в бурнусе белом,
Когда-то прыгал, увлечен резней,
Затем в ночи он падал на колени,
Саджжаду из широкого шатра достав,
Спокойно руки к небу воздымая,
Молился он у придорожных трав,
В них кровь струилась липкая, живая;
Он жажду утолить сумел мечей,
И восседая на горе убитых тел,
Мечтатель пламенный убийственных ночей,
Он созерцать красу небес хотел;
Но повстречав коварный, лживый взгляд,
Он прочитал позор на лбу чужом,
И мусульманин, доблестный солдат—
Кто этот человек? – воскликнул он.
Он сомневался, но ему сказали так:
Смотри же и возьми свой меч, эмир!
Ты видишь маску эту подлую в усах?
Он самый главный среди них бандит.
Ты эти стоны горькие послушай,
Их крик в ушах, как горестный набат,
Он продал дьяволу свою гнилую душу,
И женами, и матерьми проклят;
Он разорвал им сердце беспощадно,
И сделал вдовами, бесславный душегуб,
Он Францию зарезал кровожадно,
Теперь он гложет этот бездыханный труп.
Тогда Хаджи приветствовал его,
Но силою воинственного духа
С повадкой хищника кочевник боевой
С презрением чудовище обнюхал.
Джерси. 20 ноября 1852.
VII. Добрый буржуа в своем доме
«Как я счастлив, что родился в Китае! У меня есть дом, чтобы укрыться, достаточно всего, чтобы поесть и пить. У меня есть все удобства для нормального существования, у меня есть одежда, головные уборы и множество развлечений; по правде говоря, самое большое счастье – это моя доля!»
Фьен-Си-Хи, китайский ученый.
Есть буржуа, служащие коммерции покорно,
Что ближе даже к Хрису, чем к Младшему Катону,
И ценящие сверх всего лишь ренту и купон,
Держа гарпун на бирже, как будто мушкетон,
Хотя и честные, но из породы толстяков,
И чтят Фалариса за тугость кошельков,
Они и медного быка за золотого держат.
Они голосовали. И завтра же поддержат,
Но если кто-то вдруг напишет откровенно,
С ногами на камине, дымя самозабвенно,
То каждый голосующий рассудит дело так:
Да, эта книга – шок! Чудовищный бардак!
Да, по какому праву вот этот индивид
Напал на Бонапарта, я на него сердит.
Да, он, конечно, нищий. К чему ж такой памфлет?
Он прав, у Бонапарта Закона, Бога нет,
Да, он – клятвопреступник, грабитель и бандит,
И армия корсаров политику вершит,
Он выгнал высших судей, помощников прогнал
И принцам Орлеанским он в ренте отказал,
Он худший из злодеев, зачем же так кричать?
Я голос ему отдал, тогда резон молчать.
Быть против, это значит, себя мне обвинить;