скачать книгу бесплатно
– Они и не чувствуют, – ответил Ревич. – Или для них ее, очевидно, просто не существует. Тут им можно только позавидовать. Но с этим-то принципом все просто. Какие, вы говорите, еще остались?
– Перпендикулярности и однократности, – сказал Сергей.
Ревич некоторое время молча думал.
– А вы знаете, какие бывают виды нарушения четности? – осведомился он. – Вы, вообще, уже в курсе, почему опасно состояние нечетности в резервации? Чем грозит нарушение стабильности, знаете?
– В общем, да, – ответил Сергей. – Кравец мне растолковал. Если нечетно, то нестабильно. Это влечет чью-либо гибель. Я помню.
– Хорошо, – проговорил Ревич. – Видите ли, чтоб понять принцип перпендикулярности, надо разобраться в типах нечетности. Так вот, – продолжил он после некоторой паузы. – Существует три типа нечетности. То бишь, три вида нарушения четности. Первый: в резервации кто-то умер, второй: в резервации кто-то родился и третий: в резервацию кто-то вошел снаружи. Как, скажем, в вашем случае. Согласны со мной? Если не понимаете, сразу говорите.
– Нет, нет, – поспешно сказал Сергей. – Пока все понятно. Только вот что… А если кто-нибудь в резервации сошел с ума? – спросил он. – Это же тоже возмущение! Ведь четность разумных нарушается!
– Вопрос интересный, – крякнул Ревич. – И правомочный. Молодец, Сережа! Я тоже так считаю, но наверняка этого никто не знает. А знаете, почему? По той простой причине, что никто в резервации еще с ума не сходил.
– Минутку! А Артем?
– Он ненормален с самого рождения, так что… В общем, эта тема практически не исследована. И поэтому мы всегда говорим о трех типах. Потому что эти три типа подтверждены практикой. А о сумасшествии… Нет такой статистики.
– Стало быть, ваш принцип разумности выведен лишь на основании одного конкретного случая с Артемом?
– Получается так, – согласился Ревич. – Понимаете, Сережа, здесь многое понято и осознано на основании одного, двух конкретных примеров или фактов. Что поделаешь, мы поставлены в такие условия. Нам не дано возможности производить эксперименты. Мы не можем формулировать законы резервации в лабораторных условиях. Эх, если бы было так… Но нет… Мы узнаем их по ходу жизни. К большому сожалению. Хотя, надо отметить, что все принципы были открыты нами в первые же месяцы существования резервации. В последние годы мы ничего нового о резервации не узнали. Просто накапливаем статистику. Уточняем детали… Но как ученый я должен сказать, что нет никаких оснований думать, будто мы здесь застрахованы от какого-либо подвоха. Понимаете, что я хочу сказать? Конечно, прошли годы, люди привыкли к новым правилам жизни, но утверждать, что эти правила завтра не изменятся нельзя. Это было бы глупо и ненаучно. Вы согласны со мной?
– Вполне, – вставил Сергей.
– Ведь может статься, – продолжал Ревич, – что завтра или послезавтра возникнет или неожиданно откроется новый принцип. Или, допустим, обнаружится, что мы неправильно трактовали какой-нибудь из уже известных нам, или еще что… Вы только представьте! Ведь когда имеешь дело с неизвестным, надо быть готовым ко всему. Даже если в течение нескольких лет все стабильно. А стабильность-то может быть кажущейся, так?
Ревич допил чай и поставил пустой стакан на стол.
– Я вам должен сказать, Сережа, что могу болтать очень долго, – сообщил он, улыбнувшись. – Вы уж простите мне эту слабость. Здесь так редко доводится с кем-нибудь поговорить! Что вы… – Он всплеснул руками. – Это в первое время еще кому-то было интересно… Кто-то еще тогда пытался что-то понять в этом абсурде. Это в первое время поначалу казалось, что резервация ненадолго, что она вот-вот исчезнет… Но прошел год, затем прошел второй, и… – Он вздохнул. – …И ничего не изменилось. Потом люди перестали задавать себе вопросы, на которые они все равно не получали ответов. Люди перестали себя мучить бесполезным ожиданием. Они сделали то, чему научились за тысячелетия более всего. Они привыкли, Сережа! Их нельзя в этом винить – такова людская природа… Вот и вы, – сказал Ревич грустно, – человек новый. Образно выражаясь, птица, сбитая в лет. Вы, очевидно, полны решимости докопаться до истины, все здесь перевернуть, бороться до конца и так далее, да?
– Пока я лишь пытаюсь разобраться в ситуации, – пробормотал Сергей.
– Да, да… – прикрыв глаза, произнес Ревич. – Конечно. Мне все это знакомо, Сережа. Здесь, в резервации многие прошли этот путь, и я в том числе. К сожалению, финал одинаков. Смирение и успокоение, м-да… Да! – встрепенулся Ревич. – Я отвлекся немного… – Он на мгновение задумался и взял в руки очки. – Три типа… Рождение, смерть и гость снаружи, – проговорил он медленно. – В любом из этих случаев в резервации возникает ситуация нечетности. В первом и третьем случае такая нечетность называется «плюс-нечетность», во втором – «минус-нечетность». Ну, такая терминология. Не слышали еще?
– Нет. Погодите… А то все перепутается…
– Не мудрено, – Ревич понимающе кивнул. – Ну, давайте снова.
– Значит, в случае рождения человека… – сказал Сергей. – Это называется «плюс-нечетность»?
– Или когда кто-то зашел в резервацию снаружи, – добавил Ревич. – Как вы, допустим. Тоже «плюс-нечетность». В обоих случаях число людей в резервации возрастает. Поэтому и приставка «плюс». Понятно?
– Да, да… – сказал Сергей. – Тогда и с «минусом» ясно…
– Конечно, – сказал Ревич. – Таким образом, пути разные, но приводят-то они к одному, как вы понимаете. К нечетности. И к появлению Прохода, в частности.
– Хорошо, – проговорил Сергей. – Дальше что?
– Вот мы и подошли к понятию Прохода, – сказал Ревич. – Что такое Проход, как и Оболочка, никто не знает. Известен лишь его смысл. Это кратковременная дыра в Оболочке. И в соответствии с тем, какая возникла нечетность, они тоже называются «плюс» и «минус-Проходами». Вам ведь уже объяснили этот механизм, который резервация запускает в действие в случае возникновения нечетности? – спросил он.
– Лучше повторите…
– Итак, когда возникает ситуация нечетности, в Оболочке образуется Проход. Это понятно. А потом происходит одно из двух: либо кто-то выходит через него наружу, либо кто-то умирает. В любом случае Проход тут же исчезает. Стабильность, разумеется, восстанавливается, поскольку восстанавливается четность.
– А сколько времени он существует? Проход этот?
– Несколько часов, – сказал Ревич. – Когда как… Это тоже почти неисследованная тема. А теперь возникает вопрос: в каком месте Оболочки возникает Проход в каждом случае?
– И в каком же? – спросил Сергей.
– Так вот мы подобрались к принципу перпендикулярности. Он как раз об этом.
– Ну, когда я вошел, – сказал Сергей, размышляя, – то, как бы, прорвал Оболочку в этом месте? Там где вошел – там и образовался Проход…
– Правильно. А в первом или во втором случае? Когда в резервации кто-то рождается или умирает? В какой точке возникнет Проход, спрашивается?
– А в какой? – спросил Сергей.
– Согласно принципу перпендикулярности, – сказал Ревич, – Проход возникает в ближайшей к месту возникновения нечетности точке Оболочки. Ну, местом возникновения нечетности будем называть географическое место, в котором она возникла.
– Это как?.. Место, где родился или умер человек, что ли?
– Совершенно верно. А что такое минимальное расстояние? Это перпендикуляр, как известно. Согласны со мной? Поэтому этот принцип так и назвали, может быть, не совсем, кстати, удачно… Можно было назвать, допустим: принцип «кратчайшего пути». Но это, в конце концов, неважно. Важно, что если от места возникновения нечетности провести воображаемый перпендикуляр к Оболочке, то точка пересечения как раз и определяет место, где должен образоваться Проход. В случае, когда в резервацию попадает человек снаружи, это самое место нечетности и место образования Прохода, как вы понимаете, просто геометрически совпадают. Только и всего. Ну, как вам этот принцип на вкус, а?
Ревич утих ненадолго, внимательно глядя на Сергея.
– Забавно… – пробормотал Сергей, отхлебнув чаю. – Так, так… А если родится сразу двое, или, наоборот умрет двое? Ну, или любое четное число людей?
– Если это произойдет в течение очень короткого промежутка времени… Скажем час или два… Тогда, конечно, резервация не успеет погасить нечетность самостоятельно. Тогда четность устанавливается, как бы, естественным путем. Никто не пострадает, все будут живы и здоровы. Примерно то же самое, если снаружи сюда одновременно зайдет четное число людей. Понимаете меня? Голова еще кругом не пошла?
– Она у меня со вчерашнего дня кругом…
– Привыкнете, – успокоил Ревич и опять потер указательными пальцами веки. – Наливайте себе еще чайку, не стесняйтесь.
– Спасибо, я больше не хочу.
– А я, знаете ли, частенько… – Он налил себе новый стакан чаю и сделал несколько неторопливых глотков. – У нас там с вами пустяк остался… Есть, значит, еще такая вещь, как принцип однократного пребывания в резервации. В обиходе называется принципом однократности. Тоже, скажу вам, занятная штучка… Но тут все просто. Суть его заключается в том, что человек, вышедший из резервации, уже не сможет в нее попасть обратно. То есть принцип полупроводимости как бы на этого человека уже не действует, и он точно также не может пройти сюда снаружи через Оболочку, как мы отсюда наружу.
– Это еще что за ерунда такая? – непроизвольно хмыкнул Сергей.
– Это не ерунда, – сказал Ревич, качнув головой, – а принцип однократности. Нравится он вам или нет. Человек, который вышел отсюда, становится для резервации словно меченый. Признаться, это не самый плохой принцип, ведь так?
– Меченый. Хм, – повторил Сергей. – Но почему?.. – Он пожал плечами. – Что это значит?..
– Эх, Сережа, – печально улыбнулся Ревич. – На вопросы типа «почему?» да «зачем?» у нас чаще всего бывает ответ: «этого никто не знает». Здесь, в резервации уже давно никто ничего не спрашивает. Эти времена прошли.
– Да это я так… – проронил Сергей, вздыхая. – Я это уже понял. Просто вырвалось. Эмоция…
– Ничего, ничего, – сказал Ревич. – Мне это знакомо, – Он сделал еще несколько глотков и, прижав стакан к груди, откинулся на спинку кресла. – Я хорошо помню, как во мне и во многих других все внутри протестовало против случившегося. И против того, что случившееся не поддавалось никакому объяснению! И знаете, прошло много времени, прежде чем этот протест угас. Вот как… Угас и все. Время, оно, знаете ли, лечит любые раны…
Ревич закрыл глаза и умолк. Казалось, что он погрузился в воспоминания.
– А связь? – спросил Сергей осторожно.
Ревич неторопливо открыл глаза.
– Что вы говорите?
– Ну, разве это не принцип? Телефоны же в резервации не работают! Не просто так ведь?
– А… Есть такое дело, – согласился Ревич. – Но это вроде бы и не принцип. Видите ли, это обстоятельство не имеет прямого отношения ни к принципу четности, ни к другим принципам. Это своего рода некое дополнительное условие… некое дополнительное ограничение нашего существования. Кстати, не работает не только телефон, но и все другие способы оперативной связи с внешним миром. Телевидение, радиосвязь… Ничего не работает.
– Минутку, – сказал Сергей непонимающе. – Я сам слышал вчера: телевизор работал!..
– Нет, Сережа, – печально улыбнулся Ревич. – Увы, но это была всего лишь запись. По договоренности с городскими властями нам периодически присылают видеозаписи с новостями. А здесь на нашем видеоцентре их крутят. Несколько раз в течение дня. Вот оно как.
– Стало быть, изоляция? – медленно произнес Сергей.
– На то она и резервация, – ответил Ревич грустно.
– А почему бы тогда еще и не выключить воду? – пробормотал Сергей. – Или, скажем, не отменить закон Ома? Или уменьшить силу притяжения… А?
– Пути господни неисповедимы, – проговорил Ревич с вздохом. – У нас еще не самый худший вариант, кстати. Вы понимаете, у каждой резервации ведь свои собственные принципы существования. И люди в них мучаются все по-разному… Вы не слышали раньше о неапольской резервации? Или о мурманской?
– Честно говоря, не помню, – признался Сергей. – Наверное, нет.
– Одну секунду… – Ревич прислушался. Послышался какой-то шорох со стороны входа. – Кто-то пришел. Вы сидите, я ненадолго.
Он поставил стакан на столик, надел свои роговые очки, покряхтывая, поднялся из кресла и поспешил на свое место. Какое-то время Сергей слышал приглушенные голоса через ряды книг. Пришла какая-то женщина. Они несколько минут о чем-то бубнили, потом тонко скрипнула дверь и все стихло. Мелко шаркая, Ревич вернулся.
– Так на чем мы остановились? – спросил он, вновь усаживаясь в кресло и поблескивая линзами очков. – Ах да, неапольская резервация…
– Рудольф Анатольевич, – сказал Сергей. – Бог с ним, с Неаполем. Вы мне лучше вот что скажите. Сегодня я услышал о существовании какого-то права на выход. Что это такое?
– Право на выход? – переспросил Ревич и вскинул брови. – А-а… Тут все очень просто, Сережа, все очень просто. Понимаете, наше общество поделено на две части: имеющие право покинуть резервацию и не имеющие такого права. Не имеют такого права, как правило, местные, то есть те, кто проживал здесь до момента образования резервации.
– Погодите… Но ведь выйти отсюда практически нереально?
– Не забывайте, что есть факторы нарушения четности, так называемые плюс – и минус-нечетности, о которых мы говорили. Если искусственно создавать и контролировать такие ситуации, то все же кое-какой шанс появляется. Маленький, правда…
– Как это – создавать искусственно? – удивился Сергей.
– Вам и это не объяснили? – вскинул брови Ревич. – Вы же были у Кравца, странно…
– Так вот вышло, – сказал Сергей.
– Дело в том, Сережа, – сказал Ревич, – что мы здесь по мере возможностей искусственно нарушаем четность. С помощью плюс-нечетностей. Мы сами у себя в резервации создаем ситуации плюс-нечетности. Не знали об этом?
– Нет, – признался Сергей в недоумении. – Это что означает?.. Вы, что, берете сюда людей снаружи? Один заходит, другой выходит? Так, что ли?
– Именно так, Сережа.
– Простите, но какой же дурак пойдет сюда?.. – пробормотал Сергей растерянно. – Да, и какой в этом смысл? Число же людей в резервации не меняется!
– Меняется, меняется… – вздохнул Ревич. – Вы просто не знаете самого главного.
– И что же это?
– А то, что мы берем сюда людей, которые должны умереть.
– Умереть? – переспросил Сергей, нахмурясь. – Почему это – должны? Как это понять, простите?
– Люди, находящиеся при смерти, – пояснил Ревич. – Нам доставляют людей, находящихся при смерти. С их согласия, разумеется. Вот оно как. Как правило, это смертельно больные или умирающие, одинокие старики. В общем, те, которым осталось жить чуть-чуть. А иначе – вы правы – в этом нет смысла.
Наступила тишина. Сергей был обескуражен, он был в очередной раз ошеломлен и сбит с толку.
– Так это… и есть ваш шанс? – тихо вымолвил он, наконец.
– Именно это и есть наш шанс, – грустно подтвердил Ревич. – Единственный наш шанс. Других нет, к сожалению.
– Но… – начал было Сергей и снова озадаченно умолк.
– А поскольку, все эти люди, – продолжил Ревич, – являются стопроцентными добровольцами, то их бывает крайне немного, как вы понимаете. Случаи такие очень редки. Поэтому, если учесть, сколько человек в резервации претендует на возвращение, то шанс для каждого получается ничтожным.
– Хорошо, – выдавил через некоторое время Сергей. – Ничтожным. Ладно… Тогда как же эти шансы распределяются?
– Старым добрым способом, – ответил Ревич, – Жеребьевкой. И каждый раз кому-то из многих везет. Ну, а раз так, то, естественно, этот процесс необходимо организовать. Определить процедуру, ограничить при необходимости число правомочных, назначить ответственных и так далее. Стандартные действия любого сообщества людей, объединенных общим интересом. Этим как раз у нас и занимается отдел особого назначения. Учет и контроль над этим самым ничтожным шансом. Это, конечно, не единственная сфера его деятельности, но, скажем так, основная.
– Так мне для этого присвоили номер? – догадался Сергей.
– В частности и для этого тоже.
– И что мне теперь с этим номером делать?
– Ничего не надо делать, Сережа, – с вздохом сказал Ревич, – Ваш номер – это лишь ваш шанс в общем котле во время розыгрыша и не более. Если вам повезет, то повезет. Вы спросите об этом в отделе у Кравца. Вам там официально разъяснят. Про жеребьевку и про остальное… Мне, честно говоря, эти тонкости неизвестны и неинтересны. Очень уж напоминают мышиную возню. Хотите, можете молиться, чтоб жребий пал на ваш номер. Что еще в наших силах? Лично я не молюсь и давно уже ни на что не надеюсь. Слишком редко на нашу долю выпадают эти жеребьевки, чтоб из-за этого не спать по ночам или взывать к божьей милости.
Ревич замолчал, вдруг как-то съежился, шевельнул губами, потом быстро снял очки и стал тереть веки пальцами. Некоторое время они молчали. Сергей обдумывал услышанное и, наблюдая за библиотекарем, заметил, что Ревич несколько помрачнел.
– Вы здесь с самого начала? – поинтересовался Сергей, спустя какое-то время. – Я так понимаю, что вы тоже не местный?
– Да… – тихо вымолвил Ревич и опустил голову. – Я здесь с самого начала. Здесь почти все с самого начала. В основном, сегодняшний состав резервации определился в самые первые дни. Знаете, город был так перепуган, что народ обходил эти места за километр! В округе, я помню, перекрыли все движение, расставили по периметру милицию, ГАИ… Мы здесь метались под колпаком резервации, в городе метались вокруг резервации – в общем, паники было предостаточно.
– Когда это случилось? – сказал Сергей. – Я даже этого не знаю, потому что не из вашего города…
– Восьмого июля исполняется четыре года, – произнес Ревич и сделал небольшую паузу. – Вот оно как. Уже четыре года длится наша эпопея, четыре года… Понимаете, Сережа? Это ведь своего рода вечность! А с другой стороны – мгновение. Я до сих пор прекрасно помню события тех дней. Весь ужас тех дней… М-да…
– Расскажите, Рудольф Анатольевич, – попросил Сергей. – Хотя бы вкратце. Если вас не затруднит.
