скачать книгу бесплатно
ОНА. – Можно всех посмотреть? – говорю ему, мелочь выискивая.
Отвечает: – Да ты сперва с собственным искру высеки.
Что бродить городами да пасеками да выселками,
коли дома нет ни души?
– Я б дышала, – кричу, – да лучше бы было пусто там.
В пустоте так сподручней, ежели вслух да устными,
только засели звери озлобленные Заратустрами:
и ты, мол, умрёшь. Не взыщи.
Покажи, – умоляю, – дай ещё вариантов мне,
сколько можно самой страдать, а чужого радовать,
сколько мучиться телу хрупкому, телу рабьему
в прокрустовых клешнях сцилл?
Вон их сколько иных – здоровых, красивых, ладных!
Я не стану в долгу, я тебе доплачу, коли надобно;
аль на что-то найдёшь акциз?
Ухмыляется сутенёр, рыло страшное, взгляд с поволокою.
Тянет мне бересту да с лица убирает локоны:
– Что ж, гляди, напросилась сама: две колонки тут,
пыл да жар собрал, самый цимес,
только вот твоя – правая. Влево даже не взглядывай.
Разворачиваю, читаю – и сердце пронзает надолбом:
там, где лево, там, где нельзя – имён океаны налиты.
Там, где право – одно.
Моё?..
…И кричит, и вопит мировая душа в одиночестве,
неименуема, без памяти да без отчества,
по семи миллиардам кусочками раскурочена.
Зверь мешает-меняет кусочки, как ему хочется.
Пусть её, пусть орёт.
ОН. Так, выходит, у нас на всех – одна душа? И, сколько ни старайся, какие-то её части обязательно будут страдать? Никакого выхода?
ОНА. Было бы довольно трагично, если так.
Оба долго молчат. Слышен стук колёс. Неприятно поскрипывает бутылка, зажатая между стёкол окна – испытанный «кондиционер» для всякого вагона эконом-класса, символ изобретательности постсоветского населения. Постмодернизм, быть может. Наконец, молчание прерывается ЕЁ голосом сверху.
ОНА. Если осень – это брызги солнца в стёкла,
в приопущенные веки занавесок,
то зачем тогда под облачным навесом
всё равно она – хорошая – промокла?
Если осень – это шаткие ступени
из рассохшихся солёных струн причала,
то зачем она – хорошая – кричала,
когда прочие – заботливые – пели?
Если осень – просто груда жёлтой пыли,
то зачем-то станет что-нибудь не жёлтым.
Брызги будут – снега. Будет что-то,
чтоб она – хорошая – остыла.
И тогда коснутся пальцы – без прелюдий –
струн, каких уже давно не носят…
Просто было что-то – очень осень –
что она – плохая – не забудет.
ОН. Перестань. Ты совсем не плохая. Плохой человек не смог бы писать такие стихи, поверь мне. Я – не могу.
ОНА. Да ведь я просто берег. Стихи прибивает ко мне волной.
Те, что разбились о скалы – кто-нибудь да спасёт.
Я хотела бы вырасти, городом стать, страной, –
но у судьбы-злодейки слишком зубастый рот.
Я хотела бы метко, как маленький Телемах,
окропить человечество рифмами: путь открыт!
Но секундная стрелка свершает незримый взмах,
и я вновь – одичалый берег. Мне сцилл и чуть-чуть харибд
без колец на усталых пальцах,
без героя под парусами,
что захочет навек остаться
в тени моих личных скал.
Если путник не прочь сорваться –
он сделает это сам.
А когда-то меня любили… ах, как любили!
А когда-то меня носило в облаках и бросало в жар.
Но зубастые музы подпилили мои стропила,
а влюблённые воины не сумели сдержать удар –
и теперь целят в спину памятью в сотню ом
сквозь зубчатые жалюзи. Кем-то стали они в итоге?..
Я бы вышла в море спасительным маяком –
да Громовержец спьяну забыл мне оставить ноги.
И уходят в закат дороги,
по которым мне не идти.
Мир корёжится от изжоги,
не найдя моего пути.
В тамбуре курят боги,
дышат в стекло: «прости».
Ты ошибся, Отче? Бывает. Не обессудь.
Не ту душу ты запер в горнице без дверей.
Не я выбирала себе этот длинный зубастый путь –
он сам меня выиграл в небеснейшей из лотерей.
Я зубами вгрызаюсь в плоть бесполезных знаний.
Я крепко сжимаю зубы, когда мне бывает трудно.
А трудно бывает. Да что уж там – постоянно.
У меня, вероятно, очень плохие зубы.
ОН. Зубастых людей и без тебя хватает, не переживай. Но ведь ты всё правильно сказала. Не мы выбираем себе пути и обстоятельства – тем не менее, мы способны сделать выданный нам путь своим и выстелить его добрыми делами. Как там?..
Эта планета – переполненная палата.
Здесь дурно пахнет и кого-то всегда хоронят.
По планете дрейфуют боги в белых халатах –
боги с глазами рыб, обаятельные Хароны.
У них всегда, разумеется, правильные решения,
и воздух вибрирует в ритме больной кантаты,
когда в ловких руках появляется шприц с волшебным,
