скачать книгу бесплатно
– Бабка, открывай! Чего спишь?
– Да не сплю я, гости у меня! Не ломись, щас выйду!
Заскрипел засов, через незакрытую дверь до меня донеслись два голоса – молодой, мальчишеский, сердитый и бабкин. Что они говорили, я не разобрал, хоть и свесил голову, жадно пытаясь разобрать хоть слово. Но вот – что это? – в дверь прошмыгнула высокая непонятная фигура в белом до пят, мелькнули длинные темные волосы. Я таращился во все глаза, как "это" сжалось в комок наподобие кошки, и прямо с полу метнулось ко мне на печь! В следующий миг я разглядел над собой бледное девичье лицо, такой красоты, что и в самом сладком сне не привидится! Обалдев, я не в силах оторваться, смотрел, как она, изогнувшись, стащила рубаху через голову, закинула волосы за спину, истомленно улыбаясь. Слабое свечение окутывало ее полное, гладкое тело. Горячее дыхание обдало лицо, губы жадно впились в меня, язычок коснулся зубов… "Вот он, поцелуй вампира!» подумал я, не в состоянии ее оттолкнуть. А и зачем – умереть в объятиях прекрасного трупа, переродиться в ночное чудовище, пить кровь девственниц… Не быть больше Шутом. Мечта! Прощай, моя гнилая жижа – кровь! Я крепко прижал удивительно живую и горячо вздрагивающую упырицу, перевернул ее на спину – гори все адским пламенем, а мне хорошо-о-о…
– Ну че, хороша бабкина печка? – заглянула ко мне за занавеску старуха, как только я мучительно разлепил железные веки.
– Ага, ништяк! – проскрипел я наждачным горлом, очень медленно соображая, кто я такой. Как ни удивительно, кто эта бабка и откуда я здесь, я помнил, а вот ни ночи, ни самого себя – нет.
– Давай, Шуток, слазь! Пожрешь, а там тебе и в дорогу пора. Я тебе харчей на дорожку соберу.
– Тавтология, – пробормотал я, свешивая босые ноги с печи.
– Чаво? – резко отупев, заморгала баба Зина.
– Чего? – тут же забыл я, о чем говорил, чугунная голова тянула вниз. Старуха махнула рукой, я сел за стол, держа свой "шар для боулинга" на плечах обеими руками. Спасительная рюмка портвейна возникла передо мной будто сама.
– О, классно!
Мне полегчало, и я кое-что вспомнил, да так, что аж тело заломило.
– Бабуль Зин, а у тебя внучки нет случайно?
Эти сладкие вздохи, нежная кожа…
– Эй, да как бы была! – покачала она головой в платке:
– Одна я! А ты чего же, жену ищешь? Тогда не туда заехал, девки здесь всего три, да и те перепорченные…
– Да нет, не собираюсь я семью заводить, молодой еще! – заржал я как дурак.
– Ну, это ты зря! Кто ж на твоей могилке поплачет? – выдала бабуля. Вот это по-нашему! А как же мой жаркий ночной бред? Такая горячая, гибкая, послушная… не помню, чтобы мне наяву так когда-нибудь было, даже с Король…
– Так нету внучки-то?
– Нету, говорят тебе! Схоронила я сына-то, давно уж! А сношка, стервь, сразу в город сбежала. Внучки-то у меня и не было, внука растила, вот как ты был… – она тяжело вздохнула, вперив в меня тяжелый взгляд. Голову будто раскаленный обруч сдавил под этим взглядом. Ну уж нет, я узнаю, что хочу знать! Сны не бывают такими шепчущими и жгущими насквозь жадными губами! Я отдал ей все, что мог, но найду еще, пусть только вернется! А что там с внуком?
– Был? – нажал я.
– Утоп он. Купаться в дождь полез, один. Сволокли его на дно. А ты пить-то бросай, не доведет до добра. Молодой, ведь, а тощий как вороненыш, – покачала она головой.
– Ага, стопудово брошу! – пообещал я, радостно приходя в себя.
– Пойду, покурю!
Может, девку эту найду. Хоть имя узнаю. А может, повторим? Ведь один раз – это только один раз…
…А на крыльце-то благодать! После вчерашнего ливня подсохла трава, весело глядит ласковое, совсем не городское злое, солнышко. Старая черемушка мне веселыми вороньими глазками ягодок подмигивает. Или не черемуха? Рановато, кажись, для нее… За деревом – огород – картошка-лук-морковь, за огородом – дорога, за дорогой – поле, за полем – болото, за болотом – лес. Прямо – калитка и ворота, рассохшиеся, старые. За воротами – улица, посреди улицы – тоже болото, дома его как бы обходят. Оно почти сухое, заросшее, и два дерева – старое и молодое, как дед и внук. Один – согбенный, жженый изнутри молнией, будто прокуренный фронтовой махорочкой, другой – стройненький, светленький, радостно тянущийся вверх, к любви, солнышку, и все-то у него впереди, дурака малолетнего… Ага, "махорочка фронтовая", так может здесь и есть нужный мне дед-ветеран? Пойду, поищу. Заодно и про девочку разведаю.
Вышел со двора, обогнул болото, огляделся – нет, деревня не длинная, и всего в одну улицу – один конец к лесу, другой – к озеру. Оно от болота – десять шагов. Посреди деревни – дорога, травяная, неезженая. По ней-то меня сюда и притащило. Никаких собак. Блин, а че же тогда меня так приглючило ночью? Много домов заброшенных. Но они все такие мирные, просто трухлявые избенки, и все! А один… Как сказать, ну те же пустые глазницы, те же обваленные воротца и разнесенный временем заборчик, прогнившая крыша и оскал незапертой двери, но… Страшно мне стало. Просто страшно, и все. Захотелось прочь бежать, да поскорее! Постоял дурак – дураком, думая, как быть: что же, и в самом деле бежать? Или… Гнилое человеческое любопытство точит, поганеньким голоском сквозь страх пробивается: пойди, мол, туда, подумаешь дом, ведь солнце светит как оглашенное, че, мол, будет-то? Проверь, чего там страшного? Дрожа и дергаясь, чувствуя себя совершенным придурком (а кто же я еще?), ступил в пределы двора. На цыпочках протопал до двери, постоял, замирая в сквозняке, тянущем гниль и прелость из холодного нутра строеньица… Шагнул во тьму… Что-то хрустнуло под неуверенной ногой – ма-ма!! Отпрыгнул назад, проматерился, зажмурившись, рванул вперед неглядя, шаг, другой! Открыл глаза, и… Фу, а я-то думал! Только пыль, рассохшийся пол, паутина, кровать за печкой – железная, с шарами. "А где портреты вождей?" Очень к месту, правда? Я просто гений шутки, ё-к-л-м-н! Походил туда-сюда, слушая несчастный скрип скелетных половиц, поскрипел, подражая им. Нашел в печке два горшка – битый и небитый. Прикольно, даже бутылку из-под водки образца восьмидесятых! Кто-то здесь барагозил! И все бы весело, если бы не этот холод кирпичей, такой неестественный, такой могильный! Будто ее черное непроглядное нутро готово проглотить тебя, чтобы не отпускать никогда, сделав пленником "проклятого старого дома". И будешь ты вылазить лишь злыми ночами, да полнолуниями, и жрать одиноких путников, пить кровь девственниц! Если, конечно, найдешь таковых.
"Ну и понесло тебя, дурень!" – скажет любой из вас, и будет неправ. Потому что холодный и злой "красный угол" дома не давал мне расслабиться. Что там, я не мог увидеть – ни фонарика, ни спичек. Зажигалка… А вот фиг вам, не пойду, выясняйте сами, что там, или придумайте, а я боюсь! Боюсь… Хочется задом, задом, держа вытянутые руки перед собой, тихонько, но очень быстро, исчезнуть из этого противного места, обратно, на солнышко… На Луну, к черту на рога – лишь бы не здесь! Но – представьте себе! – я иду не назад, а вперед прямо в этот провал, в этот злой угол. Что я делаю, ма-моч-ка, мне же холодно и мерзко. Но я иду. Я не хочу знать что там. Но вы-то хотите? Ага, хотите. И вот я зажег зажигалку, и зажмурил глаза, а вы смотрите. Нет, я их (глаза) не зажмурил, а вылупил, и таращу все шире и шире: высветились почерневшие рамки, увитые бумажными, очень грязными венками, тусклые серебряные оклады, досочки икон… перевернутых… тихо, не спеша подношу язычок пламени – ликов не видно, очень старые. Ниже, еще ниже… Злая усмешка кривит тонкие губы "святого" с кровожадной издевкой, мертвым льдом обдают меня глаза, огромные и пустые, прямо с досочек, прямо внутрь…
– "Отче наш, иже еси на небесех…"– разом вспоминаю я давно забытые уроки бабушки, роняю зажигалку, крик застыл в глотке, ноги сами несут на свет, обратно в спасительную реальность! Как дикий, бегу я по радостной солнечной траве, не в силах дышать. Падаю в приозерные заросли, и…
– Парень, ты что, больной? Чего бежишь-то, одичал? Или это ты так разминаешься? Ба-а, а с рукой-то что?
Я вскинулся, резко дернулся, вытаращившись на пацана в черных штанах и зеленой футболке. Он потянулся к моей руке, я проследил за направлением взгляда его больших татарских глаз: – Вот, блин! – да у меня кожа разорвана в нескольких местах, от запястья до локтя, наискось по старым шрамам. Кровь беспрепятственно пачкает штаны, футболку, траву.
– Да не шугайся, дай погляжу! – голос самый обычный, располагающий. Немой ужас отпустил меня, я уже практически пришел в себя. Протянул руку, он осторожно повертел ее, осматривая. Я почему-то ощутил доверие к нему.
– М-да, просто так тут не обойдешься, надо зашивать! А тебе-то, я вижу, не привыкать! – усмехнулся он, глянув исподлобья.
– Э-эй, осторожно! – дернулся я от его неосторожного движения.
– Больно? – внимательно глянул на меня, не выпуская руки. Его пальцы склеились от крови. Цепкими глазами ощупал мое лицо, да так неприятно… Я попытался аккуратно выкрутить руку, но он держал крепко, и это принесло жгучую боль.
– Отдай руку-то! – вскрикнул я.
– Больно! – утвердительно кивнул он, отпуская горящую конечность. Я отошел на шаг, оттираясь футболкой, а пацан посмотрел на свои щедро окровавленные пальцы, и вдруг жадно лизнул ладонь… Я обалдело смотрел, как он слизал всю кровь с рук. Уже знакомый страх заползал за шиворот скользкой змеей… Он зло расхохотался:
– Ну, че смотришь, как дурак? Это же шутка!
– Ага, очень смешно! – проворчал я: – А нафига ты мою кровь лижешь?
– Не пропадать же добру! – просто пожал плечами он: – Пошли лучше ко мне, чего стоять-то? Раны забинтуем. Только сначала промоем!
И шагнул к безмятежной зеленой озерной воде:
– Иди сюда!
Я нерешительно подошел: какой же я все-таки дерганный! Мнительный псих. Везде-то хрень какая-то видится. И так всю жизнь. Где бы я не жил, и что бы ни делал – вижу то, чего нет. Воображение больное. Но, однако ж, он не спросил, где это я так!.. Тьфу, хватит!
Татарин вымыл свои и мои руки от остатков крови, заклеил лопухом и подорожником разрывы, и все это напевая что-то по-своему под нос. Я молчал, и думал: а где это я изорвался? И почему раньше не почувствовал?
– Ну, пошли? – поднялся «медбрат».
– Пошли! – просто согласился я. Что-то будет дальше, и куда я иду? Тащусь от приключений!
Мы протопали тайной тропинкой среди зарослей молоденьких ив, крапивы и тальника минут пять, и, совершенно неожиданно расступившись, они открыли маленькую серую избушку у самой воды. Низенькая и скособоченная, сильно на отшибе, больше подходящая для деревенской ведьмы, чем для молодого парня. Хотя, кто сказал, что парень – не ее внук? Он, насвистывая, пригнулся и вошел в незакрытую, будто поджидавшую хозяина дверь. Но стоило мне только сунуться в нее – оп! – со скрипом захлопнулась перед моим носом!
– Заходи, эй! – крикнул в низенькое окошко пацан, и дверь в следующий момент распахнулась так же, как закрылась, врезав мне по колену!
– БЛЯДЬ!! – заорал я, и впрыгнул в коридор, пока еще чего-нибудь не порвал и не зашиб. Прошел в темноте сенцы, потирая колено, притом мне показалось, что кто-то погладил по щеке, и я будто ощутил ласковый женский запах…
– Ух ты, классно у тебя! – сказал я, оглядываясь по углам.
– Ага, неплохо! – донеслось откуда-то из-за печки, большой, в полдома, такой же, как у "моей" бабки. Широкий круглый стол, как у медиумов из кино, синие линялые шторки, некрашеные полы, диванчик (на который я и сел), герань на окнах. Черный кот, не пойми откуда взявшийся, прыгнул на колени. Муркнул и начал приставать к больной руке – тыкаться мордой, тянуть зубами листочки, заклеивающие раны. Да они тут все упырюги: вот захотели моей крови!
– Невкусно, не лезь! – шлепнул я кота по морде.
– Оставь человека, рано еще! – явился хозяин из-за печи с водкой и тряпичными бинтами. Бросил на меня один из своих цепких взглядов, сел напротив. Кот, недовольно урча, улез под шкаф. Однако, что значит "рано"? Тикали часы, ненавязчиво, вкрадчиво…
– Ну что, гостенёк, давай за знакомство, что-ли? – парень достал из-за моей спины рюмки, не сводя колючих темных глаз.
– Ну, давай! – согласился я, чувствуя себя очень не в своей тарелке. Он ведь даже не представился. Но это фигня, тут как-то… Ну, будто во сне, или еще что-то… Нереально!
– Дамир я! – разлил хозяин по первой.
– Шут! – взял я рюмку.
– Угу! – кивнул он, опрокидывая стопку. В лице его ни одна жилка не дрогнула, у меня же… Ух, и ядрен «сэмчик»! Дыхание перехватило, глаза вылезли из орбит! Даже я такого не принимал до сих пор! И закусить нечем! "Крыша" поехала мгновенно!
– Ты что же, Шут, в наших благословенных местах забыл? – просто, как-то даже интимно спросил новый знакомый, закуривая.
– Да я здесь ненамеренно, прямо по ошибке! Я ведь совсем другое искал! – я тоже закурил, откровенно расслабляясь. Настоящий резаный табак, деревенская махорочка! Таким в Уфе не угостят!
– А с другой стороны, и хорошо! Давно мы свежего человека не едали… кхм, не видали!
Я расхохотался – да уж, пошутил!
– Наливай! – подвинул я к нему рюмку. Пить – так пить! Никогда не откажусь. Да и боль уняло хорошо. Но только я поднес рюмку ко рту…
– Так, без меня, значит, бухаем! – раздалось от двери. Я повернул голову – ни-че-го себе!! Девица. Лет 16-18, в длинной коричневой юбке обтекающей та-а-кие бедра! Широкие, покатые, крепкие, круто переходящие в плотную талию. Гладкий, округлый, загорелый животик, старая линялая футболка завязана узлом под пышной грудью, болтается на плечах, сквозь нее просвечивает… Облизнувшись, продолжил сладкое изучение: сильная и нежная шея, крупные черты лица, прищуренные карие глаза, темные кольца волос из-под косынки, сплетенные в небрежную косу. Руки в боки, осознание собственной цветущей силы, красоты – настоящая деревенская невеста. Ух, я б ее прижал! Она смотрит на меня, я – на нее. Каков контраст с городскими сушеными, рахитичными, заносчивыми на пустом месте "сосками"!
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: