скачать книгу бесплатно
– Где же тут нечестный путь?
– Действительно, что тут нечестного? – спросила Бабаягу Кнопочка.
Иностранка на минуту задумалась.
– Вы так думаете? – сказала она наконец. – Но если я с помойщю своей красоты попрошу у кого-нибудь из малянцев деньги, и он их мне даст. А потом не буду возвращать назад – ведь я крайсивая.
– Нет, вот это уже аморально! – воскликнула Барвинка. – И как только этим красавицам-раскрасавицам такие мысли в голову приходят?! Это просто отвратительно! Ты хоть знаешь, как это называется? – спросила она Бабаягу.
Иностранка помотала головой. Она не знала.
– Это называется наглое свинство!
– Да нет, я совсем не то имела… – пыталась оправдаться Бабаяга. – Я как раз имела в виду, что это делать очень плохо, и что я такое делать не соглашусь.
Барвинка прошлась по комнате, размышляя. Обернулась к малянкам, и черные глаза ее заблестели.
– Брать от малянцев деньги в долг за свою красоту и потом не отдавать – гадость. Но добиваться от малянца того, что требуется ради общего дела… Ради того, чтобы восторжествовала справедливость… Ради чьего-нибудь спасения! – Она взмахнула руками так, словно пыталась дирижировать оркестром. – Это уже совсем другое дело. Вот для чего красота нужна, – заключила Барвинка.
От этих энергичных разговоров в комнате стало жарко. Кнопочка открыла окна и дверь на веранду.
– Значит, я могу добиваться, чтобы малянцы делали спраедливость? – обрадовалась Бабаяга. – Или чтобы они кого-нибудь спасали? А кого надо спасать?
Барвинка уже всё придумала.
– С такой красоткой-вегетарианкой, как ты, мы всех животных спасем, – сказала она.
– Животных спасем? – переспросила Бабаяга. – Как же мы их будем спасать?
– Красота спасет мир. Так когда-то давно один дизайнер сказал.
– Мир? А разве кто-то хочет воинствовать?
– Воевать, – поправила Кнопочка.
– Уже воюют, – сказала Барвинка.
Бабаяга удивилась. Людишки – существа мирные, у них вообще никогда войны не было. Ни в Цветограде, ни в Солнцеграде, ни в Мерюкряке. Бывает, что дерутся, но так чтобы насмерть?
– Нет ли тут какой-то ошибки? – сказала наконец Бабаяга. – Я не слышала, чтобы кто-то воин… то есть, воевал.
– Воюют всё время. Только не людишки с людишками, а людишки с животными. Охотник Патрон каждый день идет со своим ружьем в лес и устраивает там войну.
– О, если так, то тогда да, конечно. Я очень согласна. Эту войну нужно переставать.
– Прекращать, – поправила Кнопочка.
Кнопочка дула на чай, Барвинка глядела в окно. А Бабаяга стала рассматривать жилище Барвинки. Малянка жила очень скромно, и это Бабаяге понравилось. Мебель – самая обыкновенная, ничего лишнего. Никаких сервантов с сервизами, вазами и кружевными салфеточками, никаких вышитых подушечек на креслах, пошлых тюлевых занавесок, абажуров с бахромой и прочих украшений, которые обычно встречаются в домах малянок. В комнате не было обоев, стены выкрашены простой оранжевой краской. Вместо картин – газетные вырезки в рамках.
«Малянец спас бабочку из-под колес грузовика», – прочла Бабаяга на одной из них. Там была и фотография: грузовик и возле него малянец, который держит обеими руками красивую бабочку-капустницу с лимонными крыльями.
– Какой героизм! – прошептала иностранка.
На оранжевых стенах красовались темно-синие лозунги.
– ВИДЕТЬ НЕСПРАЕДЛИВОСТЬ И МОЛЧАТЬ – ЗНАЧИТ САМОЙ УЧАСТОВАТЬ В НЕЙ, – прочла Бабаяга вслух.
– А правда, – сказала она. – Все видели, как неспраедливо людишки делают с животными.
– Поступают, – поправила Кнопочка.
– Да-да, поступают. Все видели и молчали. Значит, все участовали. Только одна Барвинка не замолчала.
Барвинка с ненавистью взглянула на иностранку. «Чего она меня тут расхваливает? – подумала она. – Пять минут как познакомились, уже льстить начала».
– Это тоже правильно, – сказала Бабаяга. – БОЛЬШУЮ НЕСПРАЕДЛИВОСТЬ ВСЕГДА ПОРОЖДАЕТ МАЛЕНЬКАЯ. Я очень согласная.
Иностранка любила читать надписи – так и язык учится скорее.
– ЧЕЛОВЕК – ПРОДУКТ СВОЕГО ЗНАНИЯ, – прочла она.
– Это откуда? – поинтересовалась Кнопочка.
– Не помню, – отмахнулась Барвинка. – Кажется, Герадокл придумал. Садитесь!
Малянки расселись в алюминиевые кресла вокруг небольшого овального столика. Его круглая крышка была сделана из стекла. Сквозь это стекло были видны маленькие Барвинкины ноги в грязных джинсах, скрещенные ножки Кнопочки в мокрых чулках и белые ноги Бабаяги, на которых ничего не было надето. В Мерюкряке тепло, и Бабаяга не привыкла ходить в чулках или колготках, а брюки там малянки вообще не носят. В комнате было тихо, если не считать довольного ворчания котов, доносившегося снаружи – они объедались сметаной. Кнопочка с наслаждением втягивала ртом горячий, почти обжигающий чай. Барвинка в задумчивости жевала печенье. Бабаяга смотрела на далекий оранжевый фонарь за окном.
– Надо распределить роли, – нарушила молчание Кнопочка. – Во-первых, нам нужна профессиональная реклама. А это могут сделать только Пёрышкин с Мальбертом.
– Почему? – не поняла Барвинка.
– Потому что они профессионалы. Пёрышкин напишет вегетарианские стихи, а Мальберт нарисует плакаты.
– Правильно!
– Только вот как их убедить? Они такие циничные. Им что убивать животных, что не убивать – абсолютно всё равно. Вегетарианство и мясоедство для них просто разные философии. А на животных им наплевать.
– Она, – сказала Барвинка, показав на Бабаягу куском печенья.
– Что она? – не поняла Кнопочка.
У Барвинки был полон рот печенья, и она помотала головой: дескать, дайте прожевать. Наконец сказала:
– Она это сделает.
– Я? – удивилась иностранка. – Честное слово… я рисовать не очень умею. А стихи… ваш язык мой не родной. Лучше кто-то местный пускай.
– Сама стихи писать не будешь и плакаты рисовать. Поможешь наладить с ними контакт.
– С плакатами?
– С художником и поэтом.
– Но я не умею ладить контакты. Я не обладаю такой спосонбостью.
– Обладаешь.
– Но как?
Глава восьмая. Мерюкряк
Отвлекусь ненадолго от вегетарианских планов малянок и, чтобы внести ясность, расскажу об этом загадочном Мерюкряке, из которого прибыла иммигрантка Бабаяга. Страна, где находится Цветоград, называется Лесания, потому что там полно лесов. Солнцеград тоже в Лесании. И Травоград, и Шоколадгород (в котором, к слову сказать, живут одни малянки, а малянцев там и в помине нет).
Лесания очень большая. Можно, конечно, себе представить, что кому-нибудь, кто сам довольно крупный, она покажется маленькой. Но для людишек это огромная страна. Все они так считают. И очень зеленая. Потому что в ней полно лесов. А городов в Лесании немного.
Если вылететь из Цветограда и лететь на дирижабле все время на юг, то через три дня попадешь в соседнюю страну, которая называется Мерюкряндия. Пешком-то в Мерюкряндию не дойти, уж больно леса непроходимы и горы непролазны. Доехать на автомобиле тоже никаких шансов. Потому что дорогу в Мерюкряк еще никто не проложил, а без дороги автомобиль не проедет. Поэтому добраться туда можно только по воздуху.
В тех местах ветер осенью дует с севера на юг, так что тот, кто хочет попасть в Мерюкряндию, должен вылетать осенью. И не забыть попрощаться как следует с друзьями и знакомыми, потому что провести за границей ему придется всю зиму и часть весны. Ведь обратный ветер – с юга на север начинает дуть только в мае. А если вспомнить, что месяц для людишки – как для нас почти год, станет ясно, что покидает он своих знакомых и друзей надолго.
Столица Мерюкряндии называется Мерюкряк. У Лесании-то нет столицы, там все города сами по себе: Травоград, Цветоград, Солнцеград… А у Мерюкряндии столица есть. Мерюкряк. Тем людишкам, которые слышат это название впервые, очень тяжело его выговорить. Но стоит немного поупражняться:
МЕ-РЮК-РЯК, МЕ-РЮК-РЯК,
а потом так:
МЕРЮ-КРЯК, МЕРЮ-КРЯК,
а потом еще вот так:
МЕРЮК-РЯК, МЕРЮК-РЯК
– и повторять эти упражнения перед едой три раза в день, то уже через две недели язык во рту так натренировывается, что сам собой начинает произносить: Мерюкряк, Мерюкряк. Важно только учиться этому именно перед едой, когда язык еще не такой уставший от перемешивания пищи.
В Лесании-то людишки говорят по-лесански, то есть, обычно. А вот мерюкрякский язык сложный, и выучить его не просто. В Цветограде по-мерюкрякски мало кто понимает. Кстати, Мерюкряк называют Мерюкряком только лесанцы. А по-мерюкрякски этот город назывался не Мерюкряк, а Мерюкрякудряк. Это не удивительно. Ведь и Париж по-французски будет Пари, а Рим по-итальянски – Рома. Так что уж если кто прилетает из Лесании в Мерюкряк, то ему приходится говорить не Мерюкряк, а Мерюкрякудряк. Слово это тоже не такое уж сложное. Освоив как следует МЕРЮКРЯК, можно приниматься за МЕРЮКРЯКУДРЯК:
МЕРЮКРЯ-КУДРЯК,
МЕРЮК-РЯКУД-РЯК,
МЕ-РЮКРЯ-КУДРЯК
Опять-таки, тренироваться перед едой, пока язык еще полон сил. Но не такой уж у них, в Мерюкряндии, сложный язык, как на первый взгляд кажется. Многие слова даже похожи на лесанские. Вот, например, вилка по-мерюкрякски будет викла, а огурец – орегуц, так что «наколите мне на вилку вон тот огурец» будет: «накоилте мне на виклу вин тот орегуц». А «сегодня хорошая погода» по-мерюкрякски будет так: «седонгя хошорая подога». Воощбе, для тех, кто уже пвирык, чтиать по-мерюкрякски сосвем не трундо. Вот горовить – с нерпывикчи солнжее.
А терепь я расксажу ненмого об исротии гоорда Мерюкряка. Он онечь двенрий. Кодга-то, в неазмапянтые вернема, лдюишками пварили цраи. Цверогтада и Сорнцеглада тодга в пониме не блыо, а на их мсете рсоли нерпохоидмые засорли. У ондого црая блыо оечнь солнжое имя, коротое не так прсото вывогорить…
Ой! Что-то я увлекся и стал писать по-мерюкрякски. Когда-то я сам изучал этот язык, а он такой въедливый! Стоит им немного попользоваться – как уж и отделаться потом не можешь. Особенно когда на компьютере печатаешь. Иногда думаешь, что это пальцы заплетаются, а это они, на самом деле, просто печатают по-мерюкрякски. Ну, всё. Чур меня! Чур!
Так вот, у одного такого царя было, опять-таки, очень сложное имя, которое совсем не просто выговорить. Звали его НЕ-ВУ-ХО-НЕ-ВРО-ТО-НЕ-ВНО-СОР. То есть, попросту Невухоневротоневносор. Откуда такое имя взялось – тут мнения мерюкрякских историков разделяются, а лесанские историки даже и не пытались эту загадку решить. Чересчур сложна.
Так вот. Чужеземцу произнести имя царя было не просто непросто, а просто невозможно. И поэтому чужеземцы в Мерюкряк тогда не ездили. Собственно, сначала ездили. Но каждому, кто не мог правильно сказать «Невухоневротоневносор»… то есть, не то чтобы голову отрубали – это нет, а надевали на нее горшок и заставляли убираться подобру-поздорову. На горшке, естественно, написано имя царя. Очень это чужеземцев обижало – а что делать? С царями шутки плохи. В общем, чужеземцы туда не ездили.
Сами-то жители учились произносить имя своего царя в специальной школе. Поэтому у них проблем не было. Им домашнее задание такое задавали: повторить вслух десять раз: НЕ-ВУ-ХО-НЕ-ВРО-ТО-НЕ-ВНО-СОР, НЕ-ВУ-ХО-НЕ-ВРО-ТО-НЕ-ВНО-СОР, – а потом на уроке спрашивали. Кто правильно повторит, тому награда – на следующий день задают повторить уже не десять, а одиннадцать раз. А кто ошибался – того, наоборот, наказывали. Меньше раз повторять задавали.
Некоторые могут не понять, что за радость, когда тебе задают повторить НЕ-ВУ-ХО-НЕ-ВРО-ТО-НЕ-ВНО-СОР вместо пятнадцати шестнадцать раз? А в том-то и радость, что когда доходили до двадцати одного – считалось, что людишка уже так хорошо знает имя царя, что в жизни не забудет. И больше повторять не надо. А двадцать один – это потому, что столько букв в имени: НЕ-ВУ-ХО-НЕ-ВРО-ТО-НЕ-ВНО-СОР. Ну и правда, потом уж никогда не забывали.
Ну, в общем Невухоневротоневносор был могущественным царем. И решил построить высокую башню. Чтобы показать всем, какой он могущественный. Но не просто высокую, а очень высокую. То есть, как в Цветограде некоторые любят выражаться, конкретно высокую. До самого неба.
И людишки начали строить. Долго строили, наконец построили почти до конца. Уже пролетающие облака за башню зацеплялись, и ни одна птица не могла до верха ее долететь – так высоко. То есть, если некоторые очень серьезные орлы еще вили гнезда на уступах башни где-то на двух третях ее высоты, то дальше этого уже никто не решался ни вить, ни лететь.
Царь очень радовался. Настолько он был доволен собой и своим народом, что на радостях позволил даже чужеземцам свободно приезжать в Мерюкряндию и уезжать обратно без горшка на голове. Некоторые, правда, говорили, что это царь сделал не от доброты, а для того, чтобы иностранцам свою башню показать. Тут мнения историков опять-таки расходятся. Мерюкрякские историки считают, что от доброты, а лесанские – что чтоб показать.
В общем, башня продвигалась к концу, царь радовался, но тут, откуда ни возьмись, появилась загадочная болезнь. Людишки вдруг начали как-то странно разговаривать. Сперва немного странно, а потом всё страннее и страннее. И наконец заговорили совсем уж очень странно. Теперь-то, спустя много-много лет, ученые поняли, что это за болезнь была. Она была от вируса. Вирус попадал людишке в голову через одно из отверстий, которые в ней имеются – нос, уши или рот. Вначале заболевшие людишки разговаривали между собой примерно так:
– Привет!
– Пиврет!
– Как длеа?
– Чего??
– Я горовю как длеа, как повижаешь, не потянно что ли?
А сам заболевший не понимал, что неправильно говорит какое-нибудь слово, потому что вирус менял это слово у него в голове на другое, и людишка думал, что оно всегда таким было. Сейчас-то людишки-ученые поняли, как в голове, то есть, в мозгу, который находится в голове, слова хранятся. Они по специальным клеточкам сидят. Каждое слово – в своей клеточке. А клеточка-слово прикреплено как бы проводками ко всем буквам, что в этом слове есть. Например, ПАРОВОЗ привязан к П и А, и Р, и В, и так далее. И вот вредный вирус эти прицепки местами менял. И вместо ПА-РО-ВОЗ получалось ПА-ВО-РОЗ. А вместо КОЛ-БА-СА – КОЛ-АБ-АС. Но людишка-то и сам не знает, что у него в голове делается. Клеточек-слов ведь очень и очень много. За всеми не уследишь! И если вирус перепутал буквы у нескольких, людишка даже об этом и не догадывается, а говорит так, как слова у него в голове теперь по-новому записаны. Ведь голова – она как компьютер, а всем известно, какой ужас может выйти, если поменять местами байты с битами в каком-нибудь файле.
Так теперь бедные мерюкрякцы и разговаривали:
– Не прадва ли хоршоая поогда?
– Пока нигечо, но полсе одеба мжоет джоть пойти.
Вначале они очень расстраивались, но постепенно привыкли. Одни, когда их плохо понимали, стали себе помогать знаками. Например, показывать на небо и хмуриться – значит, дождь, а улыбаться – значит, солнце. Другие рисовали картинки. Правда, некоторые так рисуют, что пойди их пойми. Поэтому многие умные людишки, чтобы не мучиться, стали просто меньше слушать других. Всё равно ничего не понятно – чего же слушать? А другие, еще более умные людишки, сами стали говорить меньше.
Понятно, что с таким бедственным положением в стране строить башню стало невозможно. Да все про нее и вовсе забыли. Да и вообще кому она была теперь нужна, кроме некоторых орлов, которые вили на ее высоких уступах свои огромные гнезда?
Ни царь Невухоневротоневносор, ни его советники и ученые людишки – никто не мог понять, откуда такая напасть пришла. Про вирусы в те времена не слыхали. Стали людишки про себя говорить, что это царю наказание за то, что чужеземцев заставлял свое длинное имя произносить. Но как такое скажешь, когда ты говоришь, а понять тебя никто не может?
– Царь-то свосем нгалый стал, вот так ему и надо!
– Гечо-гечо? Нигечо не поминаю!
– Гечо, гечо… сам рудак!
– Это ты ругак, а я тебя не ругакал!
– А я тебя сечйас в мордак!
– Это я тбея в модрак!
