скачать книгу бесплатно
Константин Иванович решительно зашагал в указанном направлении, не обращая внимания на трубные сигналы самосвалов, требовавших уступить им дорогу. В разъяренном состоянии дядя Костя чувствовал себя ничуть не мельче какого-то там МАЗа или КРАЗа. Не трамваи, объедут! Или подождут, когда он пройдет.
Водители, понимая, что конкурент с избранного пути не свернет, тормозили и показательно крутили около висков коричневыми пальцами, пронзительно свистя вслед. Дядя Костя на подобные гнусные инсинуации не реагировал.
Татьяна из врожденного любопытства осторожно потянулась следом, избегая, однако, столкновений с автомобилями, для чего шла не по центру бетонки, как кичащийся гордым званием человека дядя Костя, а скромно, по самому краешку.
За коричневыми складами виднелся смешанный лес, от которого пахло грибами и лежалой хвоей. Опушка заросла лиственными деревьями – березками, европейским кленом, липами и ольхой, а дальше плотной стеной стоял хвойняк, преимущественно тяжелые раскидистые ели, из которых свечками взмывали ввысь стремительные сосны. Разница между породами создала такой сказочный цветовой контраст от горячего золотисто-пурпурно-багряного к холодному омуто-зеленому, что Татьяна засмотрелась и забыла о цели похода, автоматически следуя за предводителем, как овца за вожаком.
Они споро дошагали по ровной дороге до видневшегося в глубине площадки рыжего кирпичного домика с одним небольшим оконцем. По сравнению с огромными ангарами он казался маленьким и незначительным. Никаких опознавательных знаков на нем не было, и Татьяна засомневалась, туда ли они пришли.
Но Константина Ивановича вело вперед отточенное годами чутье. Подойдя, он по-хозяйски открыл тяжелую дверь, ничуть не сомневаясь в своем праве врываться туда, как к себе домой. Из помещения смрадной тучей выполз столб дыма, и послышался тяжелый гул мужских голосов.
Дядя Костя решительно зашел внутрь, и Татьяна, немного помедлив, пока не рассосется сизая гарь, крадучись, ведомая всё тем же любопытством, прошла за ним, оставив входную дверь открытой, чтобы можно было дышать.
В домике не оказалось никакого коридорчика, и они сразу очутились в комнате, по всей видимости, единственной. После яркого солнца почти ничего не было видно. В помещении царил дымный полумрак, и лица людей различить было невозможно.
От порыва свежего воздуха сизое грозовое облако, висевшее над головами мужчин, окружавших большой прямоугольный стол, стало потихоньку таять. Находившиеся в комнате удивленно замолчали и вопросительно уставились на вошедших, не понимая, кто посмел их потревожить во время решения жизненно важных вопросов.
Константин Иванович крякнул, выступил вперед и агрессивно начал обличительную речь.
– Почему это обычному человеку, не ЧП и не ООО, нельзя купить в вашем хозяйстве двести килограммов картошки? Почему раньше, когда здесь был простой колхоз, было можно, а теперь нельзя? Что это за дискриминация?
Произнеся без запинки такое сложное слово, дядя Костя заметно возгордился собой и с важным видом обвел глазами сидящих перед ним руководителей.
Те переглянулись. Сидевший с краю важный толстый мужчина в дорогом черном шелковом костюме, но в заляпанных рыжеватой глиной кирзовых сапогах, поняв, что перед ним заурядный покупатель, высокомерно пояснил, недовольно барабаня во время своей маленькой речи пальцами по исцарапанной столешнице:
– У нас бумаги не хватит всем желающим накладные выписывать, гражданин. Мы производители, а не продавцы.
Татьяна подумала: если это управляющий, то дяде Косте ничего не светит. Чистой воды самовлюбленный бюрократ.
Дядя Костя, разозлившись еще больше, по-петушиному расправил грудь и безоглядно кинулся в борьбу за столь нужную ему картошку.
– Если производители, то и продавать можете как угодно, кто вам запрещает?!
Рассердившийся бюрократ заявил начальственным голосом:
– Хватит, гражданин, не мешайте работать! Мы тут важные дела решаем, а вы лезете с глупостями. Вам ведь русским языком сказали, что по мелочи мы не торгуем!
Бывалый Константин Иванович и не думал сдаваться. Обличающе уточнил:
– А может, вы с перекупщиками картельное соглашение заключили? Чтобы народу жить было тяжелее? Может, на вас в антимонопольный комитет жаловаться пора?
Собрание зашумело. Кто смеялся, кто ругался. Татьяна захотелось зажать уши, чтобы не слышать возмущенных восклицаний руководителей местного масштаба. Она потеребила дядю Костю за рукав, желая поскорее убраться восвояси, всё равно ничего толкового от этого непробиваемого толстяка им не добиться.
Тут из дальнего угла, не замеченный ею ранее, поднялся мужчина среднего роста с умным и решительным лицом. Все враз смолкли, выжидающе глядя на него. У Татьяны почему-то гулко екнуло сердце, когда она повнимательнее рассмотрела его строгие правильные черты. Казалось, она уже где-то его видела, хотя никогда прежде с ним не встречалась. Может, его черты знакомы по какой-нибудь картине? И в голове впрямь всплыл портрет генерала Тучкова-четвертого, висевший в Эрмитаже. Да, очень похож.
Не догадываясь о необычных мыслях посетительницы, мужчина вышел из-за стола и твердой походкой подошел к неучтивым визитерам. В отличие от пижонистых сослуживцев на нем были обычные синие джинсы и довольно потрепанная серая куртка. Он пристально окинул девушку цепким взглядом властных серых глаз. Ей сразу стало не по себе, по спине струйкой пробежал ознобистый холодок, о чем-то предупреждая, но характер не позволил отвернуть дерзкий взгляд в сторону, и она вызывающе посмотрела ему прямо в глаза. Но лучше бы она этого не делала.
Тело внезапно вытянулось, как перед прыжком в неизведанное, подобралось и застыло в тягостной неподвижности, не собираясь повиноваться хозяйке. У нее возникла абсурдная уверенность, что в эту минуту что-то произошло, причем настолько значительное, что в ее жизни ничто больше не будет так, как прежде.
Его глаза странно зажглись, остановившись на ее губах, и ей показалось, что сейчас он подойдет к ней вплотную и поцелует, не обращая внимания на окружающих. Она рывком выдернула себя из странного транса, испуганно отшатнулась и отругала за излишнюю впечатлительность. Наверняка у него и в мыслях не было ничего подобного. Вот фантазерка!
Он прекратил озабоченное созерцание девушки и перевел ставший странно напряженным взгляд на ее спутника. Весомо разрешил, не делая лишних движений, будто экономя силы:
– Если вам нужен картофель, можете сами затарить его в мешки и взвесить на грузовых весах. Кузьмич вам поможет. Но предупреждаю – здесь не магазин. Пара килограммов туда-сюда – это нормально.
Мужики закивали головами, соглашаясь с ним, и даже толстый начальник не собирался оспаривать его слова.
Дядя Костя, уже отчаявшийся разжиться дешевой картошечкой, подскочил на месте и сразу взял быстрый старт, лишь кивнув на прощанье головой. Он считал, что добился справедливости сам и благодарить за это некого. Татьяна замешкалась, не понимая, что ее здесь держит, и снова взглянула на мужчину. Он смотрел на нее тяжелым сумрачным взглядом, что-то прикидывая. С трудом вырвавшись из-под гипноза его настойчивых серых глаз, она, исправляя недостатки воспитания своего водителя, быстро пробормотала ничего не значащие слова пустой благодарности, резко развернулась и стремительно побежала следом за Константином Ивановичем.
Невольно дернувшись в порыве отправиться за ней, мужчина своевременно вспомнил о своем долге руководителя и повернулся к собеседникам.
Быстро указал:
– Ну, что же, всё решено, давайте работать!
Толстый хотел что-то возразить, но он властно прервал:
– Хватит, Иваныч! Все знают, что болтать ты любишь больше, чем работать. Что делать, ты слышал, давай действуй!
Мужчины шумной толпой вывалились из домика, на ходу обмениваясь мнениями. Большинство подходили к поджидающим их одинаково потрепанным УАЗикам, садились за руль и разъезжались в разные стороны.
Не обращая внимания на царившую кругом суматоху, дядя Костя вытащил из багажника шесть штук вместительных матерчатых мешков и стал по очереди набивать их под завязку. Картофель был отменный – сухой, чистый, в меру крупный, приятно округлый, с прозрачной, еще молоденькой кожицей. У хозяйственного Константина Ивановича даже глаза заблестели от удовольствия.
Татьяна стояла неподалеку, наблюдая за погрузкой. Внезапно вздрогнула, почувствовав, что рядом кто-то стоит. Не оглядываясь, поняла, кто это. Казалось, у нее внезапно прорезался третий глаз или взыграло внутреннее чутье. Душа томительно заныла, с каждым мигом всё сильнее и сильнее страшась чего-то огромного, непонятного и угрожающего, что несла с собой эта неслучайная повторная встреча. Сразу захотелось убежать без оглядки. Представив, как она будет выглядеть, скача по дороге, как испуганный кролик, мрачно усмехнулась. Никогда с ней ничего подобного не было. Почему одно только присутствие этого человека рождает в ней такое странное чувство? Обхватив себя руками, с трудом заставила тело не двигаться.
Помолчав, натужно дыша ей в затылок, мужчина, казалось, через силу спросил, как ее зовут. Решив, что в безобидном вопросе ничего страшного нет, и никакого криминала не будет, если она ответит, тихо произнесла:
– Татьяна.
Он подвинулся еще ближе, почти касаясь ее плеча широкой грудью. Негромко представился:
– Владимир! – и тут же требовательно спросил: – Вы замужем?
Вместо того, чтобы сказать ему, что это не его дело, как она и ответила бы любому другому, сунувшему свой длинный нос в ее личную жизнь, послушно выдохнула, не понимая, откуда в ней такая покорность:
– Нет, уже нет… – И почти робко спросила, решив, что теперь и она имеет право на такой же вопрос: – А вы?
Он огорченно замялся, не желая оттолкнуть ее честным ответом. Сразу всё поняв, она бесстрастно заметила, чувствуя, как разочарование захлестывает сердце:
– Что же, говорить больше не о чем.
Владимир порывисто взял ее за руку, собираясь что-то сказать, но замер от охватившего его страстного томления, глядя в ее бледное лицо и не в силах собраться с мыслями. Она тоже оцепенела. От его руки по ее напрягшемуся телу побежал электрический разряд, свел в томительный комок мышцы живота и остановил сердце. Отдернув руку и низко склонив голову, она постаралась вырваться из окутавшей ее пелены чувственного наваждения.
Прерывисто вздохнула, тщетно силясь восстановить самообладание. Что это с ней такое? Зачем ей это надо? Уйти немедленно! Но ноги, приросшие к земле, идти никуда не хотели.
Собравшись с духом, подняла взгляд и с подчеркнутым осуждением посмотрела ему в вопрошающие глаза. Он был растерян и обеспокоен. Татьяна заметила, как у него на щеке несколько раз подряд дернулся нерв. Он растер щеку, снимая нервный тик, и обескуражено развел руками, не пряча свою раздвоенность. Медленно признался, с трудом преодолевая внутренний разлад:
– Не знаю, что со мной такое, обычно я вовсе не такой. Никогда ни с кем знакомиться желания не возникало. Но вы – другое дело. Почему-то отчаянно не хочется вас отпускать. – И с напором попросил: – Скажите, кто вы, и где живете. Я вас обязательно найду!
Она отрицательно мотнула головой, с трудом отводя глаза от его пылающего взгляда.
– Ни к чему всё это. У вас наверняка и ребенок есть…
Он кивнул, с болью глядя на ее мгновенно замкнувшееся лицо.
– Дочка.
У Татьяны в голове мелькнула ледяная мысль – еще один ловелас на ее жизненном пути! Отвернулась и прошипела сквозь стиснутые зубы, чувствуя что-то вроде отчаяния:
– Вот видите!
Он болезненно втянул в себя воздух. Наклонившись, жестко спросил:
– Вы хотите, чтобы я вас умолял?
Она отшатнулась от него, встревоженная не столько ожесточением, прозвучавшим в его голосе, сколько гадкими мыслишками, мелькнувшими в собственной голове: а почему бы им и не познакомиться поближе, тем более, что их так тянет друг к другу? А что он женат, так ведь жена не стена, это всем известно. Так поступают все, когда-то это проделали и с ней. Почему она не может ответить судьбе тем же? Но тут же ответила этой незнакомой ей безнравственной Татьяне: я просто хочу себя уважать! С тихой безнадежностью, рвущей сердце, ответила:
– Ничего я от вас не хочу!
Спасаясь от недостойных порядочного человека сомнений, быстро подошла к машине и села на свое место, решительно захлопнув двери, отрезав его от себя. Отвернулась и нарочито пристально стала наблюдать за своим водителем.
Дядя Костя, взвесив мешки на грузовых весах, молодецки закидывал их в багажник. Кузьмич, несмотря на заморенный вид, оказавшийся неожиданно жилистым и сильным, добросовестно ему помогал. С довольным хохотком захлопнув набитый доверху багажник, Константин Иванович крепко пожал на прощанье помощнику руку, вручив нераспечатанную пачку «Примы» в виде честно заработанного приза. Франтовато развернув УАЗик, покатил в бухгалтерию платить за покупку.
Татьяна плотно вжалась в сиденье, стараясь не смотреть в сторону Владимира, но не удержалась. Пока УАЗик фривольно выезжал с разгрузочной площадки перед самым носом вынужденного резко затормозить самосвала, она искоса, пряча горестный взгляд под длинными ресницами, взглянула на Владимира.
Он стоял у бункера, широко расставив ноги, засунув руки глубоко в карманы, и смотрел на нее с мрачной обреченностью. Их взгляды встретились, и она дернулась, как от удара. Обессилено закрыла глаза и отвернулась. Таким он и останется в ее памяти – с взъерошенными легким ветерком темно-русыми волосами, плотно сжатым яростным ртом и сверкающими серыми глазами. Если бы он не был женат… Но что попусту гадать? Если бы да кабы…
По дороге домой, резво ведя машину по хорошему шоссе, Константин Иванович без перерыва бахвалился собственными достижениями, принимая безразличное молчание спутницы за одобрение его героическим действиям.
Татьяна устала от этой чванливой болтовни. Сделав вид, что спит, откинула голову на спинку и прикрыла веки. На сердце было так неспокойно, будто она совершила самую страшную ошибку в своей жизни. Всерьез задумалась, не попросить ли у водителя валидол или нитроглицерин из дорожной аптечки, но решила, что от подобных чувств лекарства еще не изобрели. Но это не страшно – пройдет время и все забудется. Главное – ни о чем не жалеть. Она всё сделала правильно.
Глава вторая
Ехать домой чертовски не хотелось. Владимир снизил скорость до сорока километров и медленно, как по забитому машинами городу, тащился по мокрому от росы асфальту, тускло отсвечивающему в свете полной луны. Долг велел отправляться домой, сердце неистово просилось на волю. Это давнее раздвоение, ранее лишь по касательной затрагивавшее душу, сегодня стало невыносимым.
Они со Светланой всегда были несовместимы. Никаких точек соприкосновения, даже общих тем для разговора не было. А может, и были, но он давно уже перестал говорить с женой, как с нормальным человеком, боясь вызвать неосторожным словом очередной взрыв истерического негодования. Так, общие, ни к чему не обязывающие междометия, заменявшие необходимое между близкими людьми общение.
Он давно уже проклял свою несдержанность, приведшую к рождению дочери. Но, считая, что из-за его пагубной ошибки не должен страдать невинный ребенок, каждый вечер упрямо возвращался в собственный дом, давно ставший для него холодным и чужим. Чувство долга – страшная сила! Ему всегда было лучше одному, чем в так называемой семье. Жене, похоже, тоже. Бесконечные упреки, лившиеся нескончаемым потоком на его бедную голову, говорили об одном – она его терпеть не может.
Их супружеская жизнь закончилась давным-давно, когда она презрительно заявила ему после стандартной серенькой близости:
– Ты меня удовлетворить не можешь! – не думая о том, что это откровенно говорит о том, что у нее есть с кем его сравнивать.
Любой другой мужчина воспринял бы эти слова как признание в многочисленных изменах, но Владимир понимал, что это не более чем еще одна истерическая попытка его унизить. Но охладел к ней полностью. До этих глупых фраз он еще воспринимал Светлану как женщину, пусть и не очень желанную, и пользовался преимуществами женатого мужчины, чтобы сбрасывать напряжение, периодически охватывающее его, как нормального здорового мужика.
Но после ее унизительного утверждения ушел жить в другую комнату, не пытаясь больше искать взаимопонимания. Был вежлив, доброжелателен, и не более того. По утрам здоровался, как с соседкой по коммунальной квартире. В общем, относился к ней так же, как к любой просто знакомой женщине. Ее это беспредельно бесило, и ссоры приняли хронический характер. Семейная жизнь превратилась в затяжной кошмар.
Уступив желанию, остановил машину, выключил фары и стал безразлично пялиться в черную пустоту. В воцарившемся вокруг полумраке снова, который раз за этот день, зримо проявилась стройная фигурка с пронзительными синими насмешливыми глазами и бронзовыми волосами. Казалось, протяни руку и почувствуешь гладкость кожи и тепло зовущего тела. Он даже почуял запах ее ненавязчивых духов. Горько выдохнул, пробуя на вкус имя: Татьяна… На губах остался вкус засахарившегося меда. Да что это с ним приключилось? Как чары колдовские кто на него навел!
Надо же было дожить до тридцати пяти лет, чтобы внезапно, после одной-единственной встречи, понять, что может чувствовать мужчина к женщине? Владимир иронично хмыкнул, не решаясь признаться себе, что эта встреча перевернула всю его жизнь. Не внешне, но внутренне. Он всегда с изрядной долей скептицизма слушал о безумствах, которые совершают нормальные с виду мужики из-за любимых женщин. И вот теперь сам вполне мог проделать что-либо подобное. Если бы Татьяна не была столь добродетельна, и позвала бы его за собой, взглянув своими удивительными глазами, смог ли бы он удержаться, вспомнив о семье? Однозначно нет.
С силой потер лоб, пытаясь простым физическим действием рассеять захватившие душу видения. Что это? Любовь с первого взгляда? Ну, допустим, только допустим! Что же тогда ему делать? Неизвестно…
Надолго ли это безумное, такое обременительное чувство? Может, это просто накопившееся напряжение выплеснулось таким эксцентричным способом? Ведь, какие бы отношения у него с женой не были, он ей не изменял.
Лес тревожно зашумел от резкого порыва ветра, накатившего на него, как огромная океанская волна. Мужчина вздрогнул и посмотрел вокруг, смутно ожидая обнадеживающего совета. Тишина. Ветер стих, или не желая отвечать, или не зная, что ответить. Даже луна со звездами скрылась за набежавшими темными облаками. Небо стало таким же черным и беспросветным, как окружающий лес. В голове смутно прозвучало: да и как вся его жизнь.
Еще утром, уходя на работу, он и предположить не мог, что сегодняшний, обыденно начавшийся день, перевернет всю его душу, что он так настойчиво потянется к незнакомой девушке, презрев любопытно-скабрезные разговорчики за плечами. Что так навязчиво будет пытаться выведать хотя бы кроху информации о ней.
Он же всегда вел себя как ответственный руководитель, достойный семьянин. Игнорировал все откровенные намеки женщин обогреть и утешить. Среди них были и весьма сексапильные особы. Представил заманивающую белозубую улыбку Екатерины, своего красивого агронома, намекающую на нечто гораздо интересное, чем совместное обсуждение плана посевов, и печально усмехнулся. Что нам дано, то не влечет.
Попытался припомнить, к кому еще его так тянуло, и не смог. Скорее всего, никто в нем таких сильных эмоций не пробуждал. Даже в далекой юности, когда любая женщина казалась недоступной красавицей.
Взглянул на часы. Второй час ночи. Можно надеяться, что Светлана спит, хоть ругаться не будет. В чем она права, так это обвиняя его в недостатке любви и внимания. Никогда не питал к ней ничего подобного. Хотя и не обещал ей ни того, ни другого. Единственное, что верен был, но исключительно для собственного спокойствия, нежели по зову души. Хотя, возможно, и напрасно. В браке всё должно быть взаимно, а Светлана столько раз весьма прозрачно намекала ему на свою популярность среди сильной половины человечества.
Рассеянно блуждающий взгляд упал на зеркало заднего вида, и в нем отразилась его сероватая уставшая физиономия, решительно ему не понравившаяся. Решив, что все равно ничего не высидит, кукуя здесь в одиночестве, завел мотор и мягко нажал на педаль газа. Колеса зашуршали по черному асфальту. Ехал медленно, не включая фар, прекрасно ориентируясь на дороге, ежедневно многократно проезжаемой.
Свернул с магистрали на грунтовку, ведущую к дому, заехал в свой двор и остановился. Вышел из машины, стараясь не хлопнуть дверцей, чтобы не разбудить жену, постоянно жаловавшуюся на бессонницу.
На крыльце снова помялся, не в состоянии преодолеть упорное нежелание идти дальше. Ну, что за черт! Это же его собственный дом, сложенный вот этими руками. Владимир с раздражением посмотрел на свои сильные мозолистые ладони и сжал их в кулаки.
Присел на скамеечке у входа, тяня время. Вокруг шумел запущенный плодовый сад, посаженный еще прежним владельцем. Владимир припомнил, как его, выпускника сельхозакадемии, поселили к одинокому старику, хозяину старого разваливающегося домика на окраине, как старик через год умер, и тогдашний председатель отдал бесхозный домик с участком ему.
Владимир дом ремонтировать не стал, смысла не было, просто раскатал его на дрова, а на его месте выстроил первый в этих местах коттедж с ванной, сауной, большими комнатами. Надеялся, что у него будет большая дружная семья. Да уж, как обманчива жизнь.
Прохладный воздух зябко забрался под легкую куртку, напомнив, что на улице далеко не лето. Скинув обувь и куртку, бесшумно пробрался на кухню. Страшно хотелось есть.
Для порядка кинул взгляд на пустую плиту и открыл холодильник. Вытащил из дальнего угла холодильника завалявшийся кусок заскорузлого, согнувшегося от старости сыра. Компанию ему составила колбаса симпатичного зеленоватого цвета, когда-то считавшаяся копченой.
Выбросил колбасу с сыром в помойное ведро, бесшумным охотничьим шагом выбрался через черный ход в теплицу, нашел пару крепких огурчиков и большой помидор. Быстро настрогал овощи, полил душистым постным маслом, посыпал сверху крупной солью и, отрезав от буханки черствого черного хлеба почти половину, стал усердно жевать, благодаря судьбу за одно то, что в доме оказался хлеб. Надо было заскочить днем в магазин, но, если честно, он совсем забыл о еде после встречи с Татьяной. Не до того стало.
Перекусив и ощутив в животе блаженную тяжесть, прошел в кабинет, в котором обитал последние два года, скинул одежду и упал на диван.
Утром по стародавней привычке проснулся ровно в шесть, заполошно вынырнув из чувственного сна и не сразу сообразив, где он и с кем. Зажег подсветку будильника, убедился, что не проспал, хотя накануне звонок не включил. Он обладал счастливой особенностью, которой завидовали все управленцы – во сколько бы ни лег и как бы сильно ни устал, вставал тогда, когда было надо.
Взгляд уперся в незанавешенное окно с черным низким небом. Еще стояла ночная мутная тьма, тяготя и без того неспокойную душу. Осень, одним словом. Рывком встал, выдираясь из ласковых объятий одинокой постели. Чтобы снять владеющее телом возбуждение, облился ледяной водой, отчего кожа загорелась огнем. В голове несколько прояснилось. Не вытираясь, пошел на кухню, натянув только трикотажные боксеры. Капли воды высыхали на разгоряченном теле сами.
Он увидел в зеркальных дверцах посудной горки свои растревоженные глаза и поморщился, досадуя на себя. Подумаешь, приснился горячечный сон с участием вчерашней незнакомки! Ему и раньше, бывало, снилось нечто подобное! Это же не редкость, особенно если живешь монахом.
Но тут же честно признал, что прежние сны никогда не бывали столь потрясающе осязаемы. А теперь… Вспомнив откровенное ночное видение, опустил глаза вниз и обречено чертыхнулся, увидев наглядное подтверждение тянущей боли в паху. Никогда с ним такого не бывало. Тело вышло из-под контроля. Неужели опять лезть под холодный душ?
Повторил вчерашний ужин, окрестив его завтраком. Пережевывая черствый, едва съедобный хлеб, напомнил себе, что надо обязательно заскочить в магазин и купить продуктов, иначе вечером останется без ужина.
Поев, провел рукой по подбородку. Щетина, вылезшая за два дня, уколола пальцы. Он посмотрел на себя в зеркало. Бриться не хотелось. Еще раз оценивающе взглянув на себя в фас и профиль, решил, что сойдет и так. В кино постоянно показывают небритых мужиков, и женщинам нравится. Как говорила Катерина, с намеком поглядывая на него, это сексуально. Вот он и будет выглядеть сегодня на радость ей очень сексуально, тем более, что на людях он показываться не будет, все вопросы решены на вчерашнем совещании. А по полям можно мотаться и при щетине.
Тихонько, чтобы не разбудить семью, прошел в прихожую, и только тут заметил, что нет ни осенней курточки дочери, ни кожаного плаща жены. Лицо перекосила понимающе-язвительная гримаса. Большими шагами прошел в комнату дочери, уже не блюдя тишину.
Комната была пуста, только разбросанные по столу вещи и оставленная на диване любимая кукла Барби говорили о том, что дочь собиралась второпях. Опять Светлане пришла блажь отправиться к мамочке. Но на всякий случай проверил спальню жены. Там тоже царил хаос. Ну что же, если Светлана и на этот раз рассчитывает, что он кинется за ней и будет просить ее вернуться, то она сильно просчиталась!
